Прочитал научную статью "Politicians' Theories of Voting Behaviour" — хороший пример рисчера, когда ловишь себя на мысли, почему такого исследования до сих пор не было. Политологи десятилетиями изучают, что избиратели думают о политиках, как они голосуют, кого считают компетентным, кому доверяют, а вот обратной оптики в исследованиях я еще не видел — что сами политики думают об избирателях. А ведь это не менее логичный и, как выясняется, объясняющий многое вопрос.

Коллектив авторов опросил почти тысячу избранных политиков из одиннадцати демократий: Австралии, Бельгии, Канады, Чехии, Дании, Германии, Израиля, Нидерландов, Португалии, Швеции и Швейцарии. Их ответы сопоставили с результатами 12 000 граждан из тех же стран. Получилась первая крупная сравнительная карта эпистемологии политического класса — то есть того, как политики мыслят о когнитивных способностях, мотивации и рациональности своих избирателей.

И выводы получились не слишком, кхм, розовые. Политики систематически расходятся с самими гражданами в представлениях о том, как и за кого эти самые граждане голосуют. Большинство политиков (около 73 %) придерживаются того, что авторы называют минималистской теорией голосования — близкой к концепции democratic realism (Ахен и Бартелс, 2016). В её логике избиратели:

• оценивают политиков ретроспективно, а не перспективно — то есть смотрят не вперёд, а назад: «стало ли мне лучше за последние годы?» вместо «кто предложит лучший план». Голосуют, скорее, наказывая или вознаграждая власть или оппозицию, а не анализирую программы и валоматы.

• руководствуются групповыми идентичностями, а не содержанием политики — голосуют «как свои»: по профессии, региону, религии, этничности или партийной привычке

• плохо информированы — знают общий контур («цены растут», «там война», «климат не меняется»), но редко следят за деталями решений и политическими процессами.

• ориентируются на личную выгоду — исходят из того, «что это конкретно и завтра даст мне», а не из того, как решение скажется на обществе в целом и какие системные и отложенные по времени эффекты возникнут

• сосредоточены на одной-двух темах — фокусируются на одном-двух вопроса: миграция, отношения с Россией, климатическая катастрофа и тд — и игнорируют остальное, даже если оно не менее важно.

• голосуют за лица, а не за идеи — реагируют на харизму, узнаваемость и симпатию, ну и естественно актёрский состав выигрывает у сценария.

Лишь около шестнадцати процентов политиков оказались «демократическими оптимистами», верящими, что избиратели способны к осознанному и взвешенному суждению.

А среди граждан эти доли примерно равны — реалисты и оптимисты встречаются поровну! Понятно, что тут не измеряли уровень честной рефлексии, и, возможно, люди описывают себя лучше, чем ведут себя в реальности, уже в избирательной кабинке. Мы же помним, что доля тех, кто принимает решение в последний момент, всё время растёт — как, например, сейчас в Нидерландах.

При этом картина удивительно стабильна между странами и институтами. Ни пропорциональные, ни мажоритарные системы, ни партийные традиции не меняют общий паттерн — политический класс во всех обследованных демократиях склонен к когнитивному пессимизму относительно электората. Авторы специально отмечают: скепсис политиков не сводится к банальному снобизму — они не считают избирателей невежественными в целом. Скорее речь о реалистическом прагматизме: в условиях соцсетей, властных и доминантных медиа и коротких кампаний ожидать долгих рациональных размышлений избирателей кажется им наивным.

Именно эти установки, по мнению авторов, формируют стиль современной репрезентативной политики. Если политик исходит из предположения, что электорат поверхностен и краткосрочен, он строит кампанию вокруг лидера, эмоций и одной-двух тем — и постепенно сам становится заложником созданной им модели. Self-fulfilling prophecy в чистом виде: чем меньше ты веришь в способность граждан рассуждать, тем меньше они действительно рассуждают, сталкиваясь с таким типом политики.

Бундесзёдер понял это ужа давно и без рисерча. Эра популизма началась.