#цитата
Серьезная методология заключается в том, что мы должны установить: есть субъект тирании и субъект подавления. Ничего не изменилось оттого, что в современном мире нет фараона, который выезжает на колеснице... и давит коленопреклоненных рабов. Вместо фараона Ветхого Завета есть коллективный фараон, властвующий над Системой. Нужно только определить, кто в этой Системе является субъектом тирании, а кто, наоборот, берет на себя волю и право защищать угнетенных и оскорбленных. Это та политическая субъектность, которая носит партийный характер. Я настаиваю на том, что после конца марксизма это измерение снова становится теологическим — каким оно и должно быть. Еще Маркс говорил, что все революционные перевороты в истории носили религиозную окраску. Было совершенно нормально, что социальная борьба имеет религиозный характер, и сущность социальных отношений всегда описывалась теологически. Она объяснялась так Моисеем и Христом, да и во время Уота Тайлера (лидер крестьянского восстания в Англии в 1381 году) люди пели: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был тогда дворянином?»
Тот, кто стоит наверху социальной пирамиды, выражает своей позицией некий фундаментальный знак — так же, как и тот, кто раздавлен. Поэтому Божественное провидение объективно использует в своей реализации истории и того, и другого. Каждому отводится некая роль, и за каждым закреплена своя историческая энергетика, которые некоторые называют «своей правдой». Если тот, кто раздавлен, встанет с колен и сможет удержаться, встав с колен, значит, капля Божественного света, которая в него вложена, добилась победы над энтропией, над колоссальной инерцией материи.
Мы боремся не для того, чтобы жить, а для того, чтобы кончить Историю, подготовить приход ожидаемого Махди и Иисуса Христа. Если бы мы действовали только из задачи перераспределить материальные блага в пользу тех, кто зависит от собеса, это была бы чудовищная пошлость. Миллионы людей, пассионариев тела, умерли напрасно, потому что в основе основ была неправильная и вульгарная материалистическая посылка. Когда в 1961 году Никита Сергеевич Хрущев объявил, что коммунизм — это бесплатная колбаса, и мы построим такой строй через 20 лет, он тем самым просто подписал смертный приговор исторической миссии советского народа.
...Существуют пассионарии тела и пассионарии ума. К сожалению, эти качества редко соединяются в одном человеке. Допустим, революционные кронштадские матросы — пассионарии тела, а Ленин и Троцкий — пассионарии ума. Но к этому надо добавить включенность в теологический проект истинного великого противостояния с князем мира сего. Когда пассионарии тела, пассионарии ума и великое теологическое послание об оппозиции естественному ходу вещей находятся на одной оси, вот тут-то и происходит критическая масса — «ядерный» взрыв. Останавливается промывка мозгов, заканчивается информационная война, приходит конец всему информационному обществу с его электронной диктатурой над внутренним и интимным сердцем человека. А там, где это останавливается, начинается крушение естественного хода вещей.
Из интервью «Литературной газете», 2003 г.
Серьезная методология заключается в том, что мы должны установить: есть субъект тирании и субъект подавления. Ничего не изменилось оттого, что в современном мире нет фараона, который выезжает на колеснице... и давит коленопреклоненных рабов. Вместо фараона Ветхого Завета есть коллективный фараон, властвующий над Системой. Нужно только определить, кто в этой Системе является субъектом тирании, а кто, наоборот, берет на себя волю и право защищать угнетенных и оскорбленных. Это та политическая субъектность, которая носит партийный характер. Я настаиваю на том, что после конца марксизма это измерение снова становится теологическим — каким оно и должно быть. Еще Маркс говорил, что все революционные перевороты в истории носили религиозную окраску. Было совершенно нормально, что социальная борьба имеет религиозный характер, и сущность социальных отношений всегда описывалась теологически. Она объяснялась так Моисеем и Христом, да и во время Уота Тайлера (лидер крестьянского восстания в Англии в 1381 году) люди пели: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был тогда дворянином?»
Тот, кто стоит наверху социальной пирамиды, выражает своей позицией некий фундаментальный знак — так же, как и тот, кто раздавлен. Поэтому Божественное провидение объективно использует в своей реализации истории и того, и другого. Каждому отводится некая роль, и за каждым закреплена своя историческая энергетика, которые некоторые называют «своей правдой». Если тот, кто раздавлен, встанет с колен и сможет удержаться, встав с колен, значит, капля Божественного света, которая в него вложена, добилась победы над энтропией, над колоссальной инерцией материи.
Мы боремся не для того, чтобы жить, а для того, чтобы кончить Историю, подготовить приход ожидаемого Махди и Иисуса Христа. Если бы мы действовали только из задачи перераспределить материальные блага в пользу тех, кто зависит от собеса, это была бы чудовищная пошлость. Миллионы людей, пассионариев тела, умерли напрасно, потому что в основе основ была неправильная и вульгарная материалистическая посылка. Когда в 1961 году Никита Сергеевич Хрущев объявил, что коммунизм — это бесплатная колбаса, и мы построим такой строй через 20 лет, он тем самым просто подписал смертный приговор исторической миссии советского народа.
...Существуют пассионарии тела и пассионарии ума. К сожалению, эти качества редко соединяются в одном человеке. Допустим, революционные кронштадские матросы — пассионарии тела, а Ленин и Троцкий — пассионарии ума. Но к этому надо добавить включенность в теологический проект истинного великого противостояния с князем мира сего. Когда пассионарии тела, пассионарии ума и великое теологическое послание об оппозиции естественному ходу вещей находятся на одной оси, вот тут-то и происходит критическая масса — «ядерный» взрыв. Останавливается промывка мозгов, заканчивается информационная война, приходит конец всему информационному обществу с его электронной диктатурой над внутренним и интимным сердцем человека. А там, где это останавливается, начинается крушение естественного хода вещей.
Из интервью «Литературной газете», 2003 г.
#цитата
Если мы посмотрим на историю Европы, то увидим, что евреи посредничают то между церковью и феодалами, то между монархией и буржуазией, а в эпоху Нового и Новейшего времени они вообще взяли на себя функцию посредничать в интересах «униженных и обездоленных».
В Америке — хотя Генри Форд написал свою знаменитую книжку «Международный еврей» еще в 20-е годы — место евреев было, как говорится «номер восемь». Конечно, и там были богатые и сверхбогатые евреи. Но у нас, к сожалению, присутствуют внушенные еще с советского времени преувеличенные представления о политическом весе финансового богатства. Не будем впадать в маргинализм бывших советских идеологов, для которых золото или доллар обладают непреодолимым авторитетом. Деньги ничего не значат против меча или, выражаясь современным языком, против реальной политической власти. (Ходорковский — не единственный богатый лох и не в одной лишь России, который свято поверил в силу своих бабок и которому показали, в какой части «всемирной камеры» его место.)
Спекулятивный финансовый капитал существовал на Западе и до начала промышленной революции. Но он не играл — что бы там не воображал себе Лион Фейхтвангер — никакой политической роли, хотя еврейские ростовщики снабжали деньгами королей и феодалов. Когда Иоанну Безземельному (Англия) потребовались деньги на войну, еврейские банкиры ему отказали. Тогда он посадил их в зиндан и каждый день вырывал по одному зубу. На третьей неделе все они согласились дать требуемые суммы (крепкие были люди! Не чета нынешним олигархам..).
Положение евреев в США отчасти меняется к 45-му году. В период Второй Мировой войны и Вашингтон, и Москва активно используют посредническую функцию еврейства в своих интересах, конкурируя друг с другом в борьбе за монополию на евреев. Сталин посылает Михоэлса в США, чтобы тот «развел» водочных и кинематографических «королей» Америки на деньги для Красной Армии. Чтобы выглядеть убедительнее, Сталин разрешает Михоэлсу пустить слух, будто СССР готов отдать Крым под будущее сионистское государство. Чуть позже тот же Сталин инициирует создание государства Израиль первоначально в качестве подножки британским колониалистам и их монархическим союзникам на Ближнем Востоке.
США по евреям сыграли интереснее. Они увидели, что эти «посредники» могут быть использованы как инструмент послевоенной травли и шантажа поверженной Европы. В 1942, на XXII-м Сионистском конгрессе еще не было вопроса о холокосте. Более того, сионистские лидеры осмеивали саму идею систематического уничтожения евреев немцами по некой программе. Сионистская пресса отрицала, что Бабий Яр под Киевом — это место расправы в первую очередь над евреями.
Но уже в 1943 те же самые деятели поднимают вопрос о программном геноциде против еврейства и вине европейского мира в преступлениях против человечности. С этого момента они превращаются в политический инструмент Алена Даллеса и его ОСС (военный предшественник ЦРУ).
Поверженная Европа, оккупированная американскими войсками, подверглась шельмованию и политическому террору со стороны сионистских организаций. В Германии, ставшей громадной площадкой битого щебня и фильтрационных лагерей, раввинские советы правили бал, осуществляя беспощадную цензуру любого писанного и сказанного слова. В немецких школах до начала 60-х годов были запрещены классики германской литературы, включая Гете. Чистке подверглись даже некоторые базовые слова из словаря немецкого языка: так, например, раввины запретили использовать слово «дух» как вызывающее фашистские идеологические ассоциации!
Однако при всем при этом евреи в Европе оставались лишь дубинкой в руках Америки. Протестантская англо-саксонская элита Нового Света из конъюнктурных соображений допустила евреев к политическому «пирогу»: определенному участию в принятии решений. Однако контрольный пакет остается за протестантским ядром со «старыми деньгами».
Ответы на вопросы читателей, 2008 г.
Если мы посмотрим на историю Европы, то увидим, что евреи посредничают то между церковью и феодалами, то между монархией и буржуазией, а в эпоху Нового и Новейшего времени они вообще взяли на себя функцию посредничать в интересах «униженных и обездоленных».
В Америке — хотя Генри Форд написал свою знаменитую книжку «Международный еврей» еще в 20-е годы — место евреев было, как говорится «номер восемь». Конечно, и там были богатые и сверхбогатые евреи. Но у нас, к сожалению, присутствуют внушенные еще с советского времени преувеличенные представления о политическом весе финансового богатства. Не будем впадать в маргинализм бывших советских идеологов, для которых золото или доллар обладают непреодолимым авторитетом. Деньги ничего не значат против меча или, выражаясь современным языком, против реальной политической власти. (Ходорковский — не единственный богатый лох и не в одной лишь России, который свято поверил в силу своих бабок и которому показали, в какой части «всемирной камеры» его место.)
Спекулятивный финансовый капитал существовал на Западе и до начала промышленной революции. Но он не играл — что бы там не воображал себе Лион Фейхтвангер — никакой политической роли, хотя еврейские ростовщики снабжали деньгами королей и феодалов. Когда Иоанну Безземельному (Англия) потребовались деньги на войну, еврейские банкиры ему отказали. Тогда он посадил их в зиндан и каждый день вырывал по одному зубу. На третьей неделе все они согласились дать требуемые суммы (крепкие были люди! Не чета нынешним олигархам..).
Положение евреев в США отчасти меняется к 45-му году. В период Второй Мировой войны и Вашингтон, и Москва активно используют посредническую функцию еврейства в своих интересах, конкурируя друг с другом в борьбе за монополию на евреев. Сталин посылает Михоэлса в США, чтобы тот «развел» водочных и кинематографических «королей» Америки на деньги для Красной Армии. Чтобы выглядеть убедительнее, Сталин разрешает Михоэлсу пустить слух, будто СССР готов отдать Крым под будущее сионистское государство. Чуть позже тот же Сталин инициирует создание государства Израиль первоначально в качестве подножки британским колониалистам и их монархическим союзникам на Ближнем Востоке.
США по евреям сыграли интереснее. Они увидели, что эти «посредники» могут быть использованы как инструмент послевоенной травли и шантажа поверженной Европы. В 1942, на XXII-м Сионистском конгрессе еще не было вопроса о холокосте. Более того, сионистские лидеры осмеивали саму идею систематического уничтожения евреев немцами по некой программе. Сионистская пресса отрицала, что Бабий Яр под Киевом — это место расправы в первую очередь над евреями.
Но уже в 1943 те же самые деятели поднимают вопрос о программном геноциде против еврейства и вине европейского мира в преступлениях против человечности. С этого момента они превращаются в политический инструмент Алена Даллеса и его ОСС (военный предшественник ЦРУ).
Поверженная Европа, оккупированная американскими войсками, подверглась шельмованию и политическому террору со стороны сионистских организаций. В Германии, ставшей громадной площадкой битого щебня и фильтрационных лагерей, раввинские советы правили бал, осуществляя беспощадную цензуру любого писанного и сказанного слова. В немецких школах до начала 60-х годов были запрещены классики германской литературы, включая Гете. Чистке подверглись даже некоторые базовые слова из словаря немецкого языка: так, например, раввины запретили использовать слово «дух» как вызывающее фашистские идеологические ассоциации!
Однако при всем при этом евреи в Европе оставались лишь дубинкой в руках Америки. Протестантская англо-саксонская элита Нового Света из конъюнктурных соображений допустила евреев к политическому «пирогу»: определенному участию в принятии решений. Однако контрольный пакет остается за протестантским ядром со «старыми деньгами».
Ответы на вопросы читателей, 2008 г.
#цитата
Одной из наиболее фундаментальных категорий, работающей на уровне подсознания, является категория «порядка вещей». Большинство обывателей знакомы с этим понятием из обиходной речи; они не придают ему ни философского, ни тем более сакрального, метафизического значения. Люди думают, что упоминание о порядке вещей есть просто необходимая коррекция собственных реакций на происходящее, собственного повседневного поведения. Например, нужно занести взятку в высокий кабинет — таков порядок вещей. Арестовали за антиправительственные высказывания — нормально, это же в порядке вещей! Примерно так, как ожидание того, что до тебя докатится звук грома после того, как в небе полыхнёт зарница.
Убеждённость в том, что есть некий порядок вещей, который растёт как бы сам из себя натуральным образом, проявляется в повседневном социальном пространстве как некий симптом инфантилизма. Благодаря такому инфантилизму публика долго полагала — а некоторые и сейчас полагают, — что слышимое, видимое и читаемое ими в СМИ — это безличный установочный голос самих фактов, объясняющих про себя через телевидение и газеты, что они такое и как их следует понимать. Лишь постепенно, с крушением то одного, то другого ближнего «порядка вещей», в сознание людей закрадывалось подозрение, что информация, потребляемая ими, есть продукт чьей-то намеренной воли, чаще всего, злой.
Манипуляция электоратом через пропаганду также основана на стихийной укоренённости в людской натуре веры в порядок вещей. Люди знают, что некий кандидат является запредельной сволочью. Он антипатичен подавляющему большинству. Но частотность появления его физиономии на экране, масса расклеенных с этой физиономией афиш, всевозможные растяжки, уличные митинги в его поддержку и прочие очевидные и прозрачные для экспертов технологии заставляют массу голосовать за неприемлемого для неё персонажа. Почему? Да потому, что на уровне «подкорки» масса считает, что это не конкретные политические заговорщики на украденные у народа же деньги осуществляют продвижение мерзавца; нет, они думают, что это как бы сама безличная среда, сам «порядок вещей» демонстрирует им данную личину с каждого фонарного столба и с каждого телевизора, и смиряются с этим как конфуцианский китаец с волей Неба. Такая психотехника называется «импринтингом», возможным лишь при принятии объектами импринтинга концепции порядка вещей. Собственно говоря, именно эта концепция и служит водоразделом между двумя главными, но совершенно не равными по численности и весу, группами людей: теми, кто принимают «порядок вещей», и теми, кто его отвергает. На фоне этих полярных установок возможны нюансы, степени, переходы… и те, и другие могут занимать свои позиции как сознательно, так и инстинктивно. Самое главное — это то, что между двумя этими великими, испокон веков существующими партиями, идёт непримиримое противоборство, в котором невозможны компромиссы и перемирия.
Но что же это такое — «порядок вещей»? Есть цинично шутливые интерпретации этого в сниженном анекдотическом жанре, например, «закон бутерброда». Есть и пафосное видение, где порядок вещей предстаёт трагическим роком. В любом случае, сознательный опыт столкновения с ним есть то, что делает человека «взрослым», а отсутствие знания, осознания представления о порядке вещей (неважно, с принятием его или с отрицанием) оставляет человека на стадии наивного подростка с неискоренимой тенденцией наступать вновь и вновь на любые грабли, предложенные обстоятельствами.
Проще говоря, осознание концепции порядка вещей отличает западного человека вообще от восточного человека вообще. Наблюдатели не раз обращали внимание — кто со злорадным недоброжелательством, а кто и с индифферентным любопытством — на то, что восточные люди отличаются неискоренимым оптимизмом, незамутнённым жизнелюбием, слабостью аналитического аппарата в силу пристрастности и мотивированности своих логических суждений оценочными этическими категориями.
Гейдар Джемаль: «„Порядок вещей“ и меч Мессии», 2013 г.
Одной из наиболее фундаментальных категорий, работающей на уровне подсознания, является категория «порядка вещей». Большинство обывателей знакомы с этим понятием из обиходной речи; они не придают ему ни философского, ни тем более сакрального, метафизического значения. Люди думают, что упоминание о порядке вещей есть просто необходимая коррекция собственных реакций на происходящее, собственного повседневного поведения. Например, нужно занести взятку в высокий кабинет — таков порядок вещей. Арестовали за антиправительственные высказывания — нормально, это же в порядке вещей! Примерно так, как ожидание того, что до тебя докатится звук грома после того, как в небе полыхнёт зарница.
Убеждённость в том, что есть некий порядок вещей, который растёт как бы сам из себя натуральным образом, проявляется в повседневном социальном пространстве как некий симптом инфантилизма. Благодаря такому инфантилизму публика долго полагала — а некоторые и сейчас полагают, — что слышимое, видимое и читаемое ими в СМИ — это безличный установочный голос самих фактов, объясняющих про себя через телевидение и газеты, что они такое и как их следует понимать. Лишь постепенно, с крушением то одного, то другого ближнего «порядка вещей», в сознание людей закрадывалось подозрение, что информация, потребляемая ими, есть продукт чьей-то намеренной воли, чаще всего, злой.
Манипуляция электоратом через пропаганду также основана на стихийной укоренённости в людской натуре веры в порядок вещей. Люди знают, что некий кандидат является запредельной сволочью. Он антипатичен подавляющему большинству. Но частотность появления его физиономии на экране, масса расклеенных с этой физиономией афиш, всевозможные растяжки, уличные митинги в его поддержку и прочие очевидные и прозрачные для экспертов технологии заставляют массу голосовать за неприемлемого для неё персонажа. Почему? Да потому, что на уровне «подкорки» масса считает, что это не конкретные политические заговорщики на украденные у народа же деньги осуществляют продвижение мерзавца; нет, они думают, что это как бы сама безличная среда, сам «порядок вещей» демонстрирует им данную личину с каждого фонарного столба и с каждого телевизора, и смиряются с этим как конфуцианский китаец с волей Неба. Такая психотехника называется «импринтингом», возможным лишь при принятии объектами импринтинга концепции порядка вещей. Собственно говоря, именно эта концепция и служит водоразделом между двумя главными, но совершенно не равными по численности и весу, группами людей: теми, кто принимают «порядок вещей», и теми, кто его отвергает. На фоне этих полярных установок возможны нюансы, степени, переходы… и те, и другие могут занимать свои позиции как сознательно, так и инстинктивно. Самое главное — это то, что между двумя этими великими, испокон веков существующими партиями, идёт непримиримое противоборство, в котором невозможны компромиссы и перемирия.
Но что же это такое — «порядок вещей»? Есть цинично шутливые интерпретации этого в сниженном анекдотическом жанре, например, «закон бутерброда». Есть и пафосное видение, где порядок вещей предстаёт трагическим роком. В любом случае, сознательный опыт столкновения с ним есть то, что делает человека «взрослым», а отсутствие знания, осознания представления о порядке вещей (неважно, с принятием его или с отрицанием) оставляет человека на стадии наивного подростка с неискоренимой тенденцией наступать вновь и вновь на любые грабли, предложенные обстоятельствами.
Проще говоря, осознание концепции порядка вещей отличает западного человека вообще от восточного человека вообще. Наблюдатели не раз обращали внимание — кто со злорадным недоброжелательством, а кто и с индифферентным любопытством — на то, что восточные люди отличаются неискоренимым оптимизмом, незамутнённым жизнелюбием, слабостью аналитического аппарата в силу пристрастности и мотивированности своих логических суждений оценочными этическими категориями.
Гейдар Джемаль: «„Порядок вещей“ и меч Мессии», 2013 г.
— В каждой религии существует система понятий и символов. С Исламом также ассоциируется ряд символов. Например, чалма, халат, арабская вязь, полумесяц и т. д. Что скажете по этому поводу?
— Есть два типа знаковости. Есть мудрость язычников. Она не словесная и связана, в основном, с символами. Но что такое символы? То, что внизу указывает на то, что вверху.
Например, статуи греков указывают символически на обитателей Олимпа, по-нашему, джиннов. Эта невербальная мудрость основана на неартикулированном выражении, подразумевании. Кстати, музыка, — это средство невербального донесения состояния, которое связано с этой мудростью. Это всё относится к сфере Иблиса, к сфере тонкого огня. А есть совершенно другой порядок. Есть знаки. Вот, например, говорится, что человеческая ладонь является знаком имени Аллаха (свят Он и велик). Потому что написание слова «Аллах» (свят Он и велик) похоже на раскрытую ладонь. Тут же понимаешь, что рука-то естественна, а вот эти буквы условны, они как бы придуманы. Как же так получается, что созданная рука даёт указание на придуманную, условную букву. Вот в этом парадокс. Наше исламское восприятие переворачивает обычное, «естественное»... У язычников, у греков буква может символизировать руку. Буква условная, она указывает, как символ, на руку, которая является органической, естественной и главной. Её надо обозначать. А у нас наоборот: «естественное» указывает на то, что интеллектуально! Слово «Аллах» (свят Он и велик) — явление интеллектуальное, а рука — «естественное». Внешние объекты обозначают то, что дано только уму. Это обратный порядок относительно менталитета язычников.
Понятия — это условные знаки смысла. Они обеспечивают нам контроль над пониманием вселенной. И если мы не хотим, чтобы Ислам был цивилизацией, как другие (китайская, индийская, древнеегнипетская) мы должны опираться на язык, на имена и на слова. Если же мы хотим, что бы Ислам был цивилизацией, узнаваемой через символы: пальма, чалма, верблюд, джелябия — тогда давайте опираться на вещи. Верблюд — узнаваемая вещь, джелябия — узнаваемая.
А вот поставим такой вопрос: политическая социалдемократия — это цивилизация? Или это глобальная интернациональная сила, которая «поставила на уши» весь мир на какой-то период. Можно ли представить себе какие-то специальные знаки или символы, которые выражают в культурном смысле социалдемократию? Кепка Ильича? Социалдемократия — это целиком дискурс, это понятийная система. Но она пародирует религиозную борьбу за справедливость, которая велась на протяжении тысячелетий. Это безрелигиозная версия религии.
Цивилизация принадлежит язычникам, контролируется жрецами и опирается на узнаваемые образы. А истинная религия — это понятийный дискурс, это вера, которая сопряжена с интеллектом, универсальна для всех и опирается на понятийную систему языкового раскрытия. Поэтому чалму и тюбетейку — в сторону, а исламские смыслы — вверх!
Гейдар Джемаль: «Коран — интеллектуальная атомная бомба человечества», 2011 г.
— Есть два типа знаковости. Есть мудрость язычников. Она не словесная и связана, в основном, с символами. Но что такое символы? То, что внизу указывает на то, что вверху.
Например, статуи греков указывают символически на обитателей Олимпа, по-нашему, джиннов. Эта невербальная мудрость основана на неартикулированном выражении, подразумевании. Кстати, музыка, — это средство невербального донесения состояния, которое связано с этой мудростью. Это всё относится к сфере Иблиса, к сфере тонкого огня. А есть совершенно другой порядок. Есть знаки. Вот, например, говорится, что человеческая ладонь является знаком имени Аллаха (свят Он и велик). Потому что написание слова «Аллах» (свят Он и велик) похоже на раскрытую ладонь. Тут же понимаешь, что рука-то естественна, а вот эти буквы условны, они как бы придуманы. Как же так получается, что созданная рука даёт указание на придуманную, условную букву. Вот в этом парадокс. Наше исламское восприятие переворачивает обычное, «естественное»... У язычников, у греков буква может символизировать руку. Буква условная, она указывает, как символ, на руку, которая является органической, естественной и главной. Её надо обозначать. А у нас наоборот: «естественное» указывает на то, что интеллектуально! Слово «Аллах» (свят Он и велик) — явление интеллектуальное, а рука — «естественное». Внешние объекты обозначают то, что дано только уму. Это обратный порядок относительно менталитета язычников.
Понятия — это условные знаки смысла. Они обеспечивают нам контроль над пониманием вселенной. И если мы не хотим, чтобы Ислам был цивилизацией, как другие (китайская, индийская, древнеегнипетская) мы должны опираться на язык, на имена и на слова. Если же мы хотим, что бы Ислам был цивилизацией, узнаваемой через символы: пальма, чалма, верблюд, джелябия — тогда давайте опираться на вещи. Верблюд — узнаваемая вещь, джелябия — узнаваемая.
А вот поставим такой вопрос: политическая социалдемократия — это цивилизация? Или это глобальная интернациональная сила, которая «поставила на уши» весь мир на какой-то период. Можно ли представить себе какие-то специальные знаки или символы, которые выражают в культурном смысле социалдемократию? Кепка Ильича? Социалдемократия — это целиком дискурс, это понятийная система. Но она пародирует религиозную борьбу за справедливость, которая велась на протяжении тысячелетий. Это безрелигиозная версия религии.
Цивилизация принадлежит язычникам, контролируется жрецами и опирается на узнаваемые образы. А истинная религия — это понятийный дискурс, это вера, которая сопряжена с интеллектом, универсальна для всех и опирается на понятийную систему языкового раскрытия. Поэтому чалму и тюбетейку — в сторону, а исламские смыслы — вверх!
Гейдар Джемаль: «Коран — интеллектуальная атомная бомба человечества», 2011 г.
#цитата
Еще на раннем этапе я познакомился с работой Каутского по истории социализма от Платона до анабаптистов и от анабаптистов до наших дней — несколько томов, переведенных на русский язык до революции. Оказалось, что тема революционного вызова красной нитью проходит через всю историю на серьезном религиозном уровне. С другой стороны, в Совке заложен глубочайший конформизм и воля к тому чтобы кушать, к тому чтобы жить, — жить здесь, жить хорошо. Это же либеральная идея. И всё это прикрыто диктатурой пролетариата. Какой уж там пролетариат, какая диктатура? Я видел из своего окошка во дворе пролетариат. У нас во дворе был гараж, там копошились в комбинезонах работяги, шоферюги, и бабушка запугивала меня, что я буду одним из них, если я не совершу над собой «сверхусилие». Какая там диктатура
пролетариата? Где мой дед — и где эти шоферюги? Его шофер Пискулин носил к нам ящики с икрой и виноградом. Этого Пискулина я никогда не воспринимал как представителя пролетариата, осуществляющего диктатуру, — даже когда я узнал, что его дети или внуки на кого-то выучились, что кто-то из них, может быть, даже стал дипломатом. Для меня это
было неприятным парадоксом, что кухаркины дети кем-то стали.
Я не мог принять вызов в адрес существующего, в адрес Бытия, как связанный с социально левым, с низами, как связанный с социальной несправедливостью.
Несправедливость положения раба, которого лишают свободы, не дают есть, для меня не было негативным аспектом сущего, серьезным или центральным аспектом сущего.
Протест против сущего связан не с тем, что человеческая жизнь плохо устроена, а с чем-то гораздо более глубоким… с фундаментальной болью. С чем он связан, предстояло еще найти.
…Уже в начале 90-х, когда я стал различать два тренда, два потока в советском феномене и пришел к выводу, что можно еще как-то рассматривать как попутчиков Савинкова, Каляева, Сазонова, Нечаева, Троцкого, IV интернационал.
Они всё же оставили определенное политическое и идеологическое наследство. Но дальше, когда Россия стала играть с советской темой, отказавшись от советского социального пакта с населением в пользу олигархической шкурности, когда она стала лицемерно муссировать своё советское прошлое до поражения в холодной войне, пришлось пересмотреть очень много и в этом направлении. Пришлось пересмотреть что-то и
в отношении революционной традиции, в красной нити вызова, которая проходила через древность, Средние века, Возрождение, пришла к Робеспьеру, к якобинцам, потом перешла к Марксу.
Из книги «Сады и пустоши», 2021 г.
Еще на раннем этапе я познакомился с работой Каутского по истории социализма от Платона до анабаптистов и от анабаптистов до наших дней — несколько томов, переведенных на русский язык до революции. Оказалось, что тема революционного вызова красной нитью проходит через всю историю на серьезном религиозном уровне. С другой стороны, в Совке заложен глубочайший конформизм и воля к тому чтобы кушать, к тому чтобы жить, — жить здесь, жить хорошо. Это же либеральная идея. И всё это прикрыто диктатурой пролетариата. Какой уж там пролетариат, какая диктатура? Я видел из своего окошка во дворе пролетариат. У нас во дворе был гараж, там копошились в комбинезонах работяги, шоферюги, и бабушка запугивала меня, что я буду одним из них, если я не совершу над собой «сверхусилие». Какая там диктатура
пролетариата? Где мой дед — и где эти шоферюги? Его шофер Пискулин носил к нам ящики с икрой и виноградом. Этого Пискулина я никогда не воспринимал как представителя пролетариата, осуществляющего диктатуру, — даже когда я узнал, что его дети или внуки на кого-то выучились, что кто-то из них, может быть, даже стал дипломатом. Для меня это
было неприятным парадоксом, что кухаркины дети кем-то стали.
Я не мог принять вызов в адрес существующего, в адрес Бытия, как связанный с социально левым, с низами, как связанный с социальной несправедливостью.
Несправедливость положения раба, которого лишают свободы, не дают есть, для меня не было негативным аспектом сущего, серьезным или центральным аспектом сущего.
Протест против сущего связан не с тем, что человеческая жизнь плохо устроена, а с чем-то гораздо более глубоким… с фундаментальной болью. С чем он связан, предстояло еще найти.
…Уже в начале 90-х, когда я стал различать два тренда, два потока в советском феномене и пришел к выводу, что можно еще как-то рассматривать как попутчиков Савинкова, Каляева, Сазонова, Нечаева, Троцкого, IV интернационал.
Они всё же оставили определенное политическое и идеологическое наследство. Но дальше, когда Россия стала играть с советской темой, отказавшись от советского социального пакта с населением в пользу олигархической шкурности, когда она стала лицемерно муссировать своё советское прошлое до поражения в холодной войне, пришлось пересмотреть очень много и в этом направлении. Пришлось пересмотреть что-то и
в отношении революционной традиции, в красной нити вызова, которая проходила через древность, Средние века, Возрождение, пришла к Робеспьеру, к якобинцам, потом перешла к Марксу.
Из книги «Сады и пустоши», 2021 г.
#цитата
Кстати, о греках... Что отделяет язычников от тех, кто следует за пророками монотеизма? Язычники в своем классическом выражении — это носители «высокой метафизики», те, кто еще каких-нибудь пару тысяч лет назад образовывал абсолютное и подавляющее большинство населения во всем «многообразии религиозного опыта».
Они принимают мир. Реальность для язычника не просто позитивна, она безальтернативна. В ней может быть изначальная гармония и полнота, которая неизбежно в конце исторического цикла исчерпывается и искажается. Однако это подобно свету: он может быть ярким или едва видимым, но его природа при этом одна и та же.
Благодаря тому, что данному нет альтернативы, мир для язычника не содержит этической драмы, которая всегда связана с долженствованием, с движением от того, что есть, к тому, что должно быть.
Языческая мораль вне этики. Она носит ритуальный характер. Сакральные практики, как и соблюдение определенных норм и табу, нужны для поддержания стабильности и консервации мирового порядка, для того, чтобы «свет не затухал». Иначе не может быть в мировоззренческой системе, где верховным благом является сам факт бытия. С наибольшей силой этот принцип выражен у Платона, в учении которого Благо и Бытие есть одно и то же.
Основываясь на фундаментальном «пантеизме», Платон сформулировал политическую апологию «гармоничной» и «прекрасной» тирании в своем труде «Республика». Великий эллинский мудрец изо всех сил старался пристроиться в советники хоть к какому-нибудь тирану и в конце концов нашел такового в лице Дионисия из Сиракуз.
Именно поэтому Платон с его «Республикой» служит интеллектуальной точкой отсчета для американских неоконсерваторов, чьи духовные учителя Кристолл и Перл, не скрываясь, требуют восстановить иерархическое общество, в котором не исключается и рабство. А другие современные «неоплатоники» идут дальше и рассказывают студентам в престижных американских университетах, что 90% сегодняшнего человечества — это биологический мусор, от которого следует избавиться. Если нужно, то и насильственным путем.
Язычество со всем своим культом красоты и гармонии, седобородой мудростью и приятием сущего во всех аспектах оборачивается в конце концов бичом рабовладельца, мечом легионера, канонеркой колонизатора... Короче, величественной социальной пирамидой, исходом из которой для тех, кто не на самой вершине, может быть лишь желанная смерть.
Монотеист мир не приемлет. В лучшем случае он может считать, что реальность, в которую он вброшен, дана ему как юдоль испытаний, как экзамен, который он должен выдержать... Для многих же этот вопрос стоит острее: бытие есть вызов, требующий ответа, который по своему смыслу, по своей силе должен бесконечно перекрывать энергию этого вызова.
Гейдар Джемаль:ТЕОЛОГИЯ ОТРИЦАНИЯ КАК НЕЛИБЕРАЛЬНЫЙ УРОК ОКТЯБРЯ, 2007 г.
Кстати, о греках... Что отделяет язычников от тех, кто следует за пророками монотеизма? Язычники в своем классическом выражении — это носители «высокой метафизики», те, кто еще каких-нибудь пару тысяч лет назад образовывал абсолютное и подавляющее большинство населения во всем «многообразии религиозного опыта».
Они принимают мир. Реальность для язычника не просто позитивна, она безальтернативна. В ней может быть изначальная гармония и полнота, которая неизбежно в конце исторического цикла исчерпывается и искажается. Однако это подобно свету: он может быть ярким или едва видимым, но его природа при этом одна и та же.
Благодаря тому, что данному нет альтернативы, мир для язычника не содержит этической драмы, которая всегда связана с долженствованием, с движением от того, что есть, к тому, что должно быть.
Языческая мораль вне этики. Она носит ритуальный характер. Сакральные практики, как и соблюдение определенных норм и табу, нужны для поддержания стабильности и консервации мирового порядка, для того, чтобы «свет не затухал». Иначе не может быть в мировоззренческой системе, где верховным благом является сам факт бытия. С наибольшей силой этот принцип выражен у Платона, в учении которого Благо и Бытие есть одно и то же.
Основываясь на фундаментальном «пантеизме», Платон сформулировал политическую апологию «гармоничной» и «прекрасной» тирании в своем труде «Республика». Великий эллинский мудрец изо всех сил старался пристроиться в советники хоть к какому-нибудь тирану и в конце концов нашел такового в лице Дионисия из Сиракуз.
Именно поэтому Платон с его «Республикой» служит интеллектуальной точкой отсчета для американских неоконсерваторов, чьи духовные учителя Кристолл и Перл, не скрываясь, требуют восстановить иерархическое общество, в котором не исключается и рабство. А другие современные «неоплатоники» идут дальше и рассказывают студентам в престижных американских университетах, что 90% сегодняшнего человечества — это биологический мусор, от которого следует избавиться. Если нужно, то и насильственным путем.
Язычество со всем своим культом красоты и гармонии, седобородой мудростью и приятием сущего во всех аспектах оборачивается в конце концов бичом рабовладельца, мечом легионера, канонеркой колонизатора... Короче, величественной социальной пирамидой, исходом из которой для тех, кто не на самой вершине, может быть лишь желанная смерть.
Монотеист мир не приемлет. В лучшем случае он может считать, что реальность, в которую он вброшен, дана ему как юдоль испытаний, как экзамен, который он должен выдержать... Для многих же этот вопрос стоит острее: бытие есть вызов, требующий ответа, который по своему смыслу, по своей силе должен бесконечно перекрывать энергию этого вызова.
Гейдар Джемаль:ТЕОЛОГИЯ ОТРИЦАНИЯ КАК НЕЛИБЕРАЛЬНЫЙ УРОК ОКТЯБРЯ, 2007 г.
Forwarded from Темиров. Аналитика
Постсовременный человек разочарован в смысле. Он погружен в хаотическое море информации, мозаика которой не собирается в картину. В итоге он намного более послушен, чем вчера и позавчера были его отцы и деды: они ведь преследовали какие-то цели, пусть ложные, и соизмеряли с этими целями свою жизнь.
Еще более послушен постсовременный человек в сравнении с людьми традиции. Тех обычно представляют существами, полностью определявшимися рутиной. Жесткие догмы, скудные и смешные представления о вселенной, закопченное низкое небо «Темных веков» — таково представление о них из современного учебника... Еще один лживый штамп!
Именно люди традиции создали ту большую вселенную, в которой постсовременный человек ощущает себя потерявшейся букашкой. Люди традиции не только принимали смыслы, спускаемые им «сверху». Они и восставали против этих смыслов. Постсовременый человек боязливо моргает, когда его спрашивают о смысле.
Традиция сегодня живет в клубах элит. Там хозяева жизни имеют достаточно дерзости, чтобы ставить перед собой задачи, выходящие далеко за рамки массового кругозора. Они не верят в то, во что сами же заставляют верить людей с помощью СМИ.
Постсовременный человек, отлученный от традиции, стал как воск в руках власти, которая сохранила с традицией тайную связь. Он больше не способен бросить вызов каким бы то ни было догмам - потому что догм для него нет. Нельзя бросить вызов зыбкой неопределенности. Можно лишь положиться на решение чужой воли
Гейдар Джемаль р.у.
"Давид против Голиафа"
2007 г.
#джемаль
Еще более послушен постсовременный человек в сравнении с людьми традиции. Тех обычно представляют существами, полностью определявшимися рутиной. Жесткие догмы, скудные и смешные представления о вселенной, закопченное низкое небо «Темных веков» — таково представление о них из современного учебника... Еще один лживый штамп!
Именно люди традиции создали ту большую вселенную, в которой постсовременный человек ощущает себя потерявшейся букашкой. Люди традиции не только принимали смыслы, спускаемые им «сверху». Они и восставали против этих смыслов. Постсовременый человек боязливо моргает, когда его спрашивают о смысле.
Традиция сегодня живет в клубах элит. Там хозяева жизни имеют достаточно дерзости, чтобы ставить перед собой задачи, выходящие далеко за рамки массового кругозора. Они не верят в то, во что сами же заставляют верить людей с помощью СМИ.
Постсовременный человек, отлученный от традиции, стал как воск в руках власти, которая сохранила с традицией тайную связь. Он больше не способен бросить вызов каким бы то ни было догмам - потому что догм для него нет. Нельзя бросить вызов зыбкой неопределенности. Можно лишь положиться на решение чужой воли
Гейдар Джемаль р.у.
"Давид против Голиафа"
2007 г.
#джемаль
#цитата
Осознание концепции порядка вещей отличает западного человека вообще от восточного человека вообще. Наблюдатели не раз обращали внимание — кто со злорадным недоброжелательством, а кто и с индифферентным любопытством — на то, что восточные люди отличаются неискоренимым оптимизмом, незамутнённым жизнелюбием, слабостью аналитического аппарата в силу пристрастности и мотивированности своих логических суждений оценочными этическими категориями. Для восточных людей существует на уровне инстинкта дихотомия «хороший—плохой», для них существует «Благо» как самоочевидная, из себя растущая данность, которая аксиоматична, не требует доказательств, оправдания и защиты. «Теодицея» (апология божества) для восточного человека вещь абсурдная и провокационно бессмысленная. Как можно оправдывать то, что не нуждается в оправданиях? Это всё равно, что доказывать, что «Благо» — благое!
А мысль о том, что благо может быть подвергнуто критике и отвергнуто именно на том основании, что оно благое — и вовсе не укладывается в сознание восточного человека. Для него это даже не сатанизм, а что-то вроде «квадратного круга».
Таким на Западе, наверное, был архаичный эллин из той эпохи, которую Маркс называл «детством человечества». Смеющееся детство на берегу ласковых волн Средиземного моря, в котором не водится ни жестоких скатов, ни смертельных медуз, ни акул (в отличие, например, от Красного моря). Правда уже и в архаичные времена погромыхивал дальний гром, дошедший до нас в виде стенаний тени Ахилла в подземном Аиде или неоднозначных приключений Одиссея в ходе его странствий… Но героический вызов силам Рока был возможен в эллинистическом эпосе именно потому, что там не было римской идеи «порядка вещей»!
Гейдар Джемаль: «„Порядок вещей“ и меч Мессии», 2013 г.
Осознание концепции порядка вещей отличает западного человека вообще от восточного человека вообще. Наблюдатели не раз обращали внимание — кто со злорадным недоброжелательством, а кто и с индифферентным любопытством — на то, что восточные люди отличаются неискоренимым оптимизмом, незамутнённым жизнелюбием, слабостью аналитического аппарата в силу пристрастности и мотивированности своих логических суждений оценочными этическими категориями. Для восточных людей существует на уровне инстинкта дихотомия «хороший—плохой», для них существует «Благо» как самоочевидная, из себя растущая данность, которая аксиоматична, не требует доказательств, оправдания и защиты. «Теодицея» (апология божества) для восточного человека вещь абсурдная и провокационно бессмысленная. Как можно оправдывать то, что не нуждается в оправданиях? Это всё равно, что доказывать, что «Благо» — благое!
А мысль о том, что благо может быть подвергнуто критике и отвергнуто именно на том основании, что оно благое — и вовсе не укладывается в сознание восточного человека. Для него это даже не сатанизм, а что-то вроде «квадратного круга».
Таким на Западе, наверное, был архаичный эллин из той эпохи, которую Маркс называл «детством человечества». Смеющееся детство на берегу ласковых волн Средиземного моря, в котором не водится ни жестоких скатов, ни смертельных медуз, ни акул (в отличие, например, от Красного моря). Правда уже и в архаичные времена погромыхивал дальний гром, дошедший до нас в виде стенаний тени Ахилла в подземном Аиде или неоднозначных приключений Одиссея в ходе его странствий… Но героический вызов силам Рока был возможен в эллинистическом эпосе именно потому, что там не было римской идеи «порядка вещей»!
Гейдар Джемаль: «„Порядок вещей“ и меч Мессии», 2013 г.
#цитата
Специфика Октября как раз в том, что в 1917-м произошла первая и, по-видимому, последняя революция, осуществленная под антирелигиозными лозунгами. Декларативный атеизм большевистского проекта не был исключительно западным продуктом. Русская почва к этому была готова самостоятельно. Еще декабристы не порывали вполне с религией, и некоторые из них без сомнения являлись глубокими мистиками. Но сразу после них в антиправительственную политику пришли подобные Добролюбову недоучившиеся семинаристы, бунтующие против отцов поповичи, для которых атеизм был практическим инструментом эмансипации в рамках собственного происхождения и собственных биографий. В то время было невозможно отрицать клерикальную корпорацию, не отрицая того, что считалось ее учением. Только в XX веке, через два-три поколения после Бакунина и Герцена, пришло понимание того, что «Бог—церковь—государство» не является неразделимым синонимическим рядом.
...Октябрь слишком хорошо изучен со стороны своей антирелигиозной «составляющей». Однако парадоксальный урок, который из него можно извлечь, заключается именно в том, что как антирелигиозное свершение он провалился; более того, атеизм большевиков являлся «надстройкой», не только не направлявшей ход революции, но во многом мешавшей ей.
Что бы ни думали про себя Ленин и Троцкий, массы, которые решили на полях Гражданской войны исход исторической битвы между старой Россией и новым «красным проектом» в пользу последнего, вдохновлялись чисто религиозными чаяниями. Основная масса бойцов Красной армии, которой командовал Троцкий, состояла из старообрядцев и религиозных сектантов, традиционно враждебных к правительствующей церкви и царскому режиму. Кроме того, именно в этой среде религиозное чувство было особенно живо, превратившись в выхолощенную привычку или откровенную профанацию там, где господствовала казенная «духовность».
Эту религиозность красных революционных масс отразили в своих текстах такие острые и наблюдательные мастера, как Платонов и А. Н. Толстой. Поражает сходство духовного пространства революционных низов у обоих авторов, несмотря на огромную разницу между ними (местами в «Голубых городах» А. Толстой почти буквально воспроизводит атмосферу «Чевенгура»).
Не только массы, но и творческая интеллигенция принимали революцию как религиозное чаемое событие. Общим местом было бы упоминание Блока с его «Двенадцатью». Гораздо показательнее позиция Клюева, Есенина, Клычкова, типичная для религиозных интеллектуалов со старообрядческими корнями. Конечно, в глазах большинства исследователей ни Блок, ни Клюев не смогли бы перевесить томика «Материализма и эмпириокритицизма» (работы, впрочем, случайной и конъюнктурной, тем более написанной за 10 лет до революции). Правда, однако, в том, что в полную силу советский атеизм развернулся в 1924–1941 годах и оказался тесно связанным с трагедиями раскулачивания, коллективизации, индустриализации, пресловутой борьбы с басмачеством и т. д.
К сожалению, сегодняшние левые, безнадежно буксующие в осколках скомпрометированного и несостоятельного марксизма, не способны вывести из Октября тот главный урок, который необходим революционерам нынешнего и завтрашнего дня. Проиграл не «красный проект», проиграло либеральное сознание, которое завладело этим проектом и завело его в тупик. Революции, конечно, будут потрясать мир и дальше. Каждая будет ставить вопрос о судьбе человечества шире и глубже, чем предыдущая. Одного больше не будет никогда — революции под антирелигиозным флагом, поскольку либеральное сознание в XX веке потерпело окончательное поражение как на крайне левом, так и на крайне правом фланге.
Гейдар Джемаль:ТЕОЛОГИЯ ОТРИЦАНИЯ КАК НЕЛИБЕРАЛЬНЫЙ УРОК ОКТЯБРЯ, 2007 г.
Специфика Октября как раз в том, что в 1917-м произошла первая и, по-видимому, последняя революция, осуществленная под антирелигиозными лозунгами. Декларативный атеизм большевистского проекта не был исключительно западным продуктом. Русская почва к этому была готова самостоятельно. Еще декабристы не порывали вполне с религией, и некоторые из них без сомнения являлись глубокими мистиками. Но сразу после них в антиправительственную политику пришли подобные Добролюбову недоучившиеся семинаристы, бунтующие против отцов поповичи, для которых атеизм был практическим инструментом эмансипации в рамках собственного происхождения и собственных биографий. В то время было невозможно отрицать клерикальную корпорацию, не отрицая того, что считалось ее учением. Только в XX веке, через два-три поколения после Бакунина и Герцена, пришло понимание того, что «Бог—церковь—государство» не является неразделимым синонимическим рядом.
...Октябрь слишком хорошо изучен со стороны своей антирелигиозной «составляющей». Однако парадоксальный урок, который из него можно извлечь, заключается именно в том, что как антирелигиозное свершение он провалился; более того, атеизм большевиков являлся «надстройкой», не только не направлявшей ход революции, но во многом мешавшей ей.
Что бы ни думали про себя Ленин и Троцкий, массы, которые решили на полях Гражданской войны исход исторической битвы между старой Россией и новым «красным проектом» в пользу последнего, вдохновлялись чисто религиозными чаяниями. Основная масса бойцов Красной армии, которой командовал Троцкий, состояла из старообрядцев и религиозных сектантов, традиционно враждебных к правительствующей церкви и царскому режиму. Кроме того, именно в этой среде религиозное чувство было особенно живо, превратившись в выхолощенную привычку или откровенную профанацию там, где господствовала казенная «духовность».
Эту религиозность красных революционных масс отразили в своих текстах такие острые и наблюдательные мастера, как Платонов и А. Н. Толстой. Поражает сходство духовного пространства революционных низов у обоих авторов, несмотря на огромную разницу между ними (местами в «Голубых городах» А. Толстой почти буквально воспроизводит атмосферу «Чевенгура»).
Не только массы, но и творческая интеллигенция принимали революцию как религиозное чаемое событие. Общим местом было бы упоминание Блока с его «Двенадцатью». Гораздо показательнее позиция Клюева, Есенина, Клычкова, типичная для религиозных интеллектуалов со старообрядческими корнями. Конечно, в глазах большинства исследователей ни Блок, ни Клюев не смогли бы перевесить томика «Материализма и эмпириокритицизма» (работы, впрочем, случайной и конъюнктурной, тем более написанной за 10 лет до революции). Правда, однако, в том, что в полную силу советский атеизм развернулся в 1924–1941 годах и оказался тесно связанным с трагедиями раскулачивания, коллективизации, индустриализации, пресловутой борьбы с басмачеством и т. д.
К сожалению, сегодняшние левые, безнадежно буксующие в осколках скомпрометированного и несостоятельного марксизма, не способны вывести из Октября тот главный урок, который необходим революционерам нынешнего и завтрашнего дня. Проиграл не «красный проект», проиграло либеральное сознание, которое завладело этим проектом и завело его в тупик. Революции, конечно, будут потрясать мир и дальше. Каждая будет ставить вопрос о судьбе человечества шире и глубже, чем предыдущая. Одного больше не будет никогда — революции под антирелигиозным флагом, поскольку либеральное сознание в XX веке потерпело окончательное поражение как на крайне левом, так и на крайне правом фланге.
Гейдар Джемаль:ТЕОЛОГИЯ ОТРИЦАНИЯ КАК НЕЛИБЕРАЛЬНЫЙ УРОК ОКТЯБРЯ, 2007 г.
#цитата
Преодоление «страха иудейска», возобновление дискурса антиизраильской и антисионистской направленности, который люди успели забыть после конца СССР, загнанные по своим щелям американской политкорректной дубинкой, подействовало как свежий морской бриз не только на «третий мир», томящийся под прессом сионистского расистского беспредела и аппартеидной наглости. Европейцы были в восторге, хотя и строили изо всех сил оскорблено-печальные физиономии, сдерживаясь, чтобы не завизжать и запрыгать, что наконец-то кто-то упомянул непристойную наготу «короля». Европейцам ведь тоже осточертело бесконечно платить неизвестно за что по первому требованию изгаляющихся террористов и бандитов из Телль-Авива, быть вечно виноватыми в непонятно каких преступлениях при том, что на наших собственных глазах в разных регионах мира происходили и продолжают происходить реальные холокосты против чеченцев, иракцев, афганцев, африканцев, и в каждом из этих невымышленных преступлений — рука и профит сионизма, подстрекательство международной банды ростовщиков, мошенников и провокаторов, внезапно почему-то объявивших себя «совестью человечества».
Сионистам легко запугать на этом свете кого угодно, потому что никто — ни одна сволочь в мировом политическом классе! — ни во что не верит. Левые плюнули на своего Маркса и ушли в постмодернизм, национал-социалисты перековались в обтянутых черной лайкой геев с нагайками, жирные попы всех конфессий, подмигивая друг другу, наперебой занимаются плагиатом у Конфуция, что-то похрюкивая о «семейных ценностях». Поэтому на весь этот виртуальный постмодернистский сброд очень просто выйти какому-нибудь Аврому Шмулевичу с ППШ в зубах и легонько пристукнуть кулачищем: «На колени, раскольниковы, мать вашу! Антисемиты вы или твари дрожащие?» Мир падает на колени, кланяется на четыре стороны честному сионизму и просится на каторгу избывать грех «газовых печей Треблинки».
Гейдар Джемаль: ТРАУРНЫЙ СБОР В ТЕГЕРАНЕ, 2006 г.
Преодоление «страха иудейска», возобновление дискурса антиизраильской и антисионистской направленности, который люди успели забыть после конца СССР, загнанные по своим щелям американской политкорректной дубинкой, подействовало как свежий морской бриз не только на «третий мир», томящийся под прессом сионистского расистского беспредела и аппартеидной наглости. Европейцы были в восторге, хотя и строили изо всех сил оскорблено-печальные физиономии, сдерживаясь, чтобы не завизжать и запрыгать, что наконец-то кто-то упомянул непристойную наготу «короля». Европейцам ведь тоже осточертело бесконечно платить неизвестно за что по первому требованию изгаляющихся террористов и бандитов из Телль-Авива, быть вечно виноватыми в непонятно каких преступлениях при том, что на наших собственных глазах в разных регионах мира происходили и продолжают происходить реальные холокосты против чеченцев, иракцев, афганцев, африканцев, и в каждом из этих невымышленных преступлений — рука и профит сионизма, подстрекательство международной банды ростовщиков, мошенников и провокаторов, внезапно почему-то объявивших себя «совестью человечества».
Сионистам легко запугать на этом свете кого угодно, потому что никто — ни одна сволочь в мировом политическом классе! — ни во что не верит. Левые плюнули на своего Маркса и ушли в постмодернизм, национал-социалисты перековались в обтянутых черной лайкой геев с нагайками, жирные попы всех конфессий, подмигивая друг другу, наперебой занимаются плагиатом у Конфуция, что-то похрюкивая о «семейных ценностях». Поэтому на весь этот виртуальный постмодернистский сброд очень просто выйти какому-нибудь Аврому Шмулевичу с ППШ в зубах и легонько пристукнуть кулачищем: «На колени, раскольниковы, мать вашу! Антисемиты вы или твари дрожащие?» Мир падает на колени, кланяется на четыре стороны честному сионизму и просится на каторгу избывать грех «газовых печей Треблинки».
Гейдар Джемаль: ТРАУРНЫЙ СБОР В ТЕГЕРАНЕ, 2006 г.
#цитата
С чем тогда бороться? Бороться нужно только с элитой. Элитой, которая является сердцем, является на самом деле бенефициаром, то есть потребителем и получателем с этого общества, которое устроено как некий механизм перегона соков вашей свободы в черную дыру. А элита – это тот канал, тот воздуховод, по которому жизненная сущность улетает на оплату существования всего этого антропогенного космоса.
Бить по элите. Но какова цель элиты? Ведь бить – означает понимать элиту как некую волящую сущность, как некую волящую природу. Как некую улитку, которая сидит внутри этой скорлупы. Элита хочет просто быть. Она хочет быть сегодня, завтра, всегда. Ее цель – безопасность, неизменность, гомеостазис. Сущность элиты – это полная независимость от каких бы то ни было пертурбаций хоть в антропогенном, хоть в большом Космосе. Цунами? Цунами для населения – не для элиты. Революции? Революции – для населения. Правда, тут бывают исключения: Людовик XVI, Николай II. Бывают. Но страшно редки эти исключения. И страшно далеки они от народа. Хотя бывают.
Что хочет элита? Элита хочет конкретно следующего. Вот, общество есть корабль, который должен плыть все быстрее и быстрее. Чем быстрее он плывет, тем больше нужно кидать в топку. Чем больше кидаешь в топку, тем проблемнее и кризиснее становится само плавание. Потому что количество угля или нефти ограничено. Корабль, естественно, встречает сопротивление среды, и чем выше скорость, тем сопротивление больше. Корабль может погибнуть, но капитан должен каким-то образом перейти на следующий корабль. Этот наш корабль неминуемо погибнет, но капитан, старший помощник капитана, штурман – они должны оказаться на следующем корабле обязательно. Что это означает? На практике это означает концепцию циклов.
Цикличность как исчерпание ресурса этого человечества, которое не безгранично: ведь ресурсы исчерпаемы. Можно человечество «доить». Можно рабов в набедренных повязках довести до статуса нью-йоркского «яппи», с которого можно получить в тысячу, а то и в десять тысяч раз больше, чем с раба. Но ведь выше, чем яппи, основного человека не возгонишь. В конце концов экстенсивный или, скорее, интенсивный рост прекращается. Возгонка за счет интенсивного повышения – образовательного статуса, связей, роста инфраструктуры и т. д., когда общество становится очень крутым, очень сложным и с него взимается громадное количество энергии, – этот интенсивный рост ограничивается природой человека, которая очень проста. Можно превратить человека в терминал для внешних информационных потоков. Можно его превратить в придаток к телевизионному ящику, компьютеру, к различным системам внушения. Но когда человек будет весь вывернут, когда он будет просто жить внешними штампами, всунутыми в него политтехнологами, наступит предел насыщения. С человека получили все.
Перевести в статус нью-йоркских яппи миллиард китайцев или двести пятьдесят миллионов индонезийцев трудно, очень трудно. Это – тупик. Хорошо, есть «золотой миллиард», допустим, есть перспектива сделать два-три «золотых миллиарда». Но не шесть же, в конце концов! Ведь это приведет к обратному эффекту. Потому что должны быть перепады, должны быть «холодные ямы». Конвенция энергии должна идти внутри планетарного социума. Увеличим до трех «золотых миллиардов» – все равно это тупик: в конце концов оказывается, что Космос требует за следующую секунду больше, чем это человечество может дать. Что тогда получается? Получается коллапс.
И тут элита прибегает к нормальному ходу, который описан Жюлем Верном при полете на воздушном шаре. Надо сбросить балласт и улететь к чертовой матери. Балластом является все человечество, которое сбрасывается с борта воздушного шара. Элита же переходит в следующий цикл.
Гейдар Джемаль, Из книги "Новая теология".
С чем тогда бороться? Бороться нужно только с элитой. Элитой, которая является сердцем, является на самом деле бенефициаром, то есть потребителем и получателем с этого общества, которое устроено как некий механизм перегона соков вашей свободы в черную дыру. А элита – это тот канал, тот воздуховод, по которому жизненная сущность улетает на оплату существования всего этого антропогенного космоса.
Бить по элите. Но какова цель элиты? Ведь бить – означает понимать элиту как некую волящую сущность, как некую волящую природу. Как некую улитку, которая сидит внутри этой скорлупы. Элита хочет просто быть. Она хочет быть сегодня, завтра, всегда. Ее цель – безопасность, неизменность, гомеостазис. Сущность элиты – это полная независимость от каких бы то ни было пертурбаций хоть в антропогенном, хоть в большом Космосе. Цунами? Цунами для населения – не для элиты. Революции? Революции – для населения. Правда, тут бывают исключения: Людовик XVI, Николай II. Бывают. Но страшно редки эти исключения. И страшно далеки они от народа. Хотя бывают.
Что хочет элита? Элита хочет конкретно следующего. Вот, общество есть корабль, который должен плыть все быстрее и быстрее. Чем быстрее он плывет, тем больше нужно кидать в топку. Чем больше кидаешь в топку, тем проблемнее и кризиснее становится само плавание. Потому что количество угля или нефти ограничено. Корабль, естественно, встречает сопротивление среды, и чем выше скорость, тем сопротивление больше. Корабль может погибнуть, но капитан должен каким-то образом перейти на следующий корабль. Этот наш корабль неминуемо погибнет, но капитан, старший помощник капитана, штурман – они должны оказаться на следующем корабле обязательно. Что это означает? На практике это означает концепцию циклов.
Цикличность как исчерпание ресурса этого человечества, которое не безгранично: ведь ресурсы исчерпаемы. Можно человечество «доить». Можно рабов в набедренных повязках довести до статуса нью-йоркского «яппи», с которого можно получить в тысячу, а то и в десять тысяч раз больше, чем с раба. Но ведь выше, чем яппи, основного человека не возгонишь. В конце концов экстенсивный или, скорее, интенсивный рост прекращается. Возгонка за счет интенсивного повышения – образовательного статуса, связей, роста инфраструктуры и т. д., когда общество становится очень крутым, очень сложным и с него взимается громадное количество энергии, – этот интенсивный рост ограничивается природой человека, которая очень проста. Можно превратить человека в терминал для внешних информационных потоков. Можно его превратить в придаток к телевизионному ящику, компьютеру, к различным системам внушения. Но когда человек будет весь вывернут, когда он будет просто жить внешними штампами, всунутыми в него политтехнологами, наступит предел насыщения. С человека получили все.
Перевести в статус нью-йоркских яппи миллиард китайцев или двести пятьдесят миллионов индонезийцев трудно, очень трудно. Это – тупик. Хорошо, есть «золотой миллиард», допустим, есть перспектива сделать два-три «золотых миллиарда». Но не шесть же, в конце концов! Ведь это приведет к обратному эффекту. Потому что должны быть перепады, должны быть «холодные ямы». Конвенция энергии должна идти внутри планетарного социума. Увеличим до трех «золотых миллиардов» – все равно это тупик: в конце концов оказывается, что Космос требует за следующую секунду больше, чем это человечество может дать. Что тогда получается? Получается коллапс.
И тут элита прибегает к нормальному ходу, который описан Жюлем Верном при полете на воздушном шаре. Надо сбросить балласт и улететь к чертовой матери. Балластом является все человечество, которое сбрасывается с борта воздушного шара. Элита же переходит в следующий цикл.
Гейдар Джемаль, Из книги "Новая теология".
#цитата
А радикал отличается совершенно другой концепцией мироздания, совершенно другим мироощущением, то есть его мироощущение связано не с тем, что он хочет поправить свои обстоятельства жизни, не с тем, что он хочет улучшить обстоятельства жизни кого-то другого, а он хочет изменить некие фундаментальные законы, правящие мирозданием. Потому что эти фундаментальные законы в его внутреннем переживании, в его инстинкте не соответствуют переживаемому им инстинкту истины, не соответствуют тому идеальному утверждению, которое он носит в своём сердце. Выразить это очень сложно, – выразить это сложно потому, что человек рождается в определённых условиях, он является пассивным субъектом, воспринимающим цивилизационную матрицу своей эпохи, своего места и времени: хронотоп, который отпечатывается в нём. И если он родился в XIX веке, и если вокруг, допустим, господствует дарвиновская теория эволюции, и если говорить о вещах не тактильных, не материальных, – это помещать себя в маргиналы, тогда радикал вынужден тактически сориентироваться и начать говорить на языке образованческой массовки. При этом он остаётся радикалом – и тогда получаются очень странные комбинации.
Вот В. И. Ленин был радикал, но он вынужден был говорить на языке марксизма, а Маркс был либерал. Поэтому появился марксизм-ленинизм. Такая очень странная российская трансформация марксизма, в которой можно то, чего нельзя по Марксу, то есть по Марксу чего-то нельзя, а по Ленину – можно. Но это, конечно, паллиатив, и рано или поздно такие сбои в дискурсе, когда человек имеет в виду одно, а вынужден говорить об этом другими словами, дают о себе знать, и инициатива, которая построена на такой подмене, кончится провалом, – как мы и свидетельствуем сегодня.
Из книги «Логика монотеизма», 2021 г.
А радикал отличается совершенно другой концепцией мироздания, совершенно другим мироощущением, то есть его мироощущение связано не с тем, что он хочет поправить свои обстоятельства жизни, не с тем, что он хочет улучшить обстоятельства жизни кого-то другого, а он хочет изменить некие фундаментальные законы, правящие мирозданием. Потому что эти фундаментальные законы в его внутреннем переживании, в его инстинкте не соответствуют переживаемому им инстинкту истины, не соответствуют тому идеальному утверждению, которое он носит в своём сердце. Выразить это очень сложно, – выразить это сложно потому, что человек рождается в определённых условиях, он является пассивным субъектом, воспринимающим цивилизационную матрицу своей эпохи, своего места и времени: хронотоп, который отпечатывается в нём. И если он родился в XIX веке, и если вокруг, допустим, господствует дарвиновская теория эволюции, и если говорить о вещах не тактильных, не материальных, – это помещать себя в маргиналы, тогда радикал вынужден тактически сориентироваться и начать говорить на языке образованческой массовки. При этом он остаётся радикалом – и тогда получаются очень странные комбинации.
Вот В. И. Ленин был радикал, но он вынужден был говорить на языке марксизма, а Маркс был либерал. Поэтому появился марксизм-ленинизм. Такая очень странная российская трансформация марксизма, в которой можно то, чего нельзя по Марксу, то есть по Марксу чего-то нельзя, а по Ленину – можно. Но это, конечно, паллиатив, и рано или поздно такие сбои в дискурсе, когда человек имеет в виду одно, а вынужден говорить об этом другими словами, дают о себе знать, и инициатива, которая построена на такой подмене, кончится провалом, – как мы и свидетельствуем сегодня.
Из книги «Логика монотеизма», 2021 г.
#цитата
Потому что Ислам — это единственная сегодняшняя доктрина, которая абсолютно внятно и серьезно говорит, что, во-первых, человек — это не самоцель, а инструмент. Во-вторых, инструмент конечный. В-третьих, инструмент в конечном процессе, имеющем сверхцель. Но в определенной части проекта человек может отразить провиденциальную идею, в которой он задействован как инструмент. И это соединение его сознания с частью идеи является оптимальным достижением того максимума, который будет соединен с победой над обществом. Созданием человеческого общества оптимально торжествующе противостоящего этому социуму, замкнутому на себе и осуществляющемуся во имя себя. Социум виртуалов — это некая теофания, т. е. манифестация божественного начала, под которым имеется в виду классическое великое существо.
Теперь, если посмотреть, чем является та цивилизация, которая сейчас грядет?. Это, конечно, глобальное информационное общество, в котором символ выведен за скобки, также как и аналогия. Это как переход от аналогической системы передачи данных к цифровой. Это некоторым образом с внешней точки зрения торжество исламской методологии. Но это внешне. Потому что на самом деле внутреннее содержание и внутреннее подразумевание у бенефициаров этого общества совершенно другое. Дело в том, что исламская информатика исходит с самого начала из абсолютизации принципа конечного. То есть человеческая жизнь конечна. История конечна. Более того, само действие рока, которое воспринимается язычниками как бесконечное небо, тоже конечно. Невежество, которое Сократ считал настолько безграничным, что знание может быть незнанием о том, что ты не знаешь, тоже конечно. Оно конечно, потому что ограничивается Всевышним, Который Сам не ведом. То есть, отношение к Нему тоже конечно. В то время как у язычников все является спиралью, кусающей себя за хвост змеей. Циклический мир, который после своего исчезновения возникает снова. Смерть человека, которая является переходом на другой план существования. Смена одной манифестации на другую. Калейдоскоп гуляющих, переходящих друг в друга нюансов и возможностей, которые образуют великий коловорот или великую спираль смыслов, времен, личностей. То, что называется «универсальный водоворот», Vortex universal, когда каждая точка идет по некой спирали, не попадая никогда на позицию другой.
Исламское воззрение на длительность предполагает финализм как ограничение любой проекции. С точки зрения языческого сознания, протяженность есть следствие двух точек, которые не совпадают между собой. Они образуют квант пространства. Бесконечно исчезающий, но все еще разделяющий две точки, не становящиеся пока одной целой. Неограниченное число таких квантов образует протяженность. С точки зрения исламского сознания, протяженность существует авансом, а точка, поставленная в нее, ее ограничивает и центрирует. Точка не принадлежит протяженности и не делит ее, а трансцендирует. Поэтому этот момент исламского сознания в нынешней системе информационного общества изъят. Они разрушили для массового сознания традиционный платоновско-гегелевский дискурс, они убили символ и заменили его постмодернистским знаком, который внешне напоминает то, что принесено Исламом — господство знака над смыслом, но, по сути, обслуживает противоположную задачу.
Гейдар Джемаль:ГЛОБАЛЬНАЯ БОРЬБА С СИСТЕМОЙ, 2007 г.
Потому что Ислам — это единственная сегодняшняя доктрина, которая абсолютно внятно и серьезно говорит, что, во-первых, человек — это не самоцель, а инструмент. Во-вторых, инструмент конечный. В-третьих, инструмент в конечном процессе, имеющем сверхцель. Но в определенной части проекта человек может отразить провиденциальную идею, в которой он задействован как инструмент. И это соединение его сознания с частью идеи является оптимальным достижением того максимума, который будет соединен с победой над обществом. Созданием человеческого общества оптимально торжествующе противостоящего этому социуму, замкнутому на себе и осуществляющемуся во имя себя. Социум виртуалов — это некая теофания, т. е. манифестация божественного начала, под которым имеется в виду классическое великое существо.
Теперь, если посмотреть, чем является та цивилизация, которая сейчас грядет?. Это, конечно, глобальное информационное общество, в котором символ выведен за скобки, также как и аналогия. Это как переход от аналогической системы передачи данных к цифровой. Это некоторым образом с внешней точки зрения торжество исламской методологии. Но это внешне. Потому что на самом деле внутреннее содержание и внутреннее подразумевание у бенефициаров этого общества совершенно другое. Дело в том, что исламская информатика исходит с самого начала из абсолютизации принципа конечного. То есть человеческая жизнь конечна. История конечна. Более того, само действие рока, которое воспринимается язычниками как бесконечное небо, тоже конечно. Невежество, которое Сократ считал настолько безграничным, что знание может быть незнанием о том, что ты не знаешь, тоже конечно. Оно конечно, потому что ограничивается Всевышним, Который Сам не ведом. То есть, отношение к Нему тоже конечно. В то время как у язычников все является спиралью, кусающей себя за хвост змеей. Циклический мир, который после своего исчезновения возникает снова. Смерть человека, которая является переходом на другой план существования. Смена одной манифестации на другую. Калейдоскоп гуляющих, переходящих друг в друга нюансов и возможностей, которые образуют великий коловорот или великую спираль смыслов, времен, личностей. То, что называется «универсальный водоворот», Vortex universal, когда каждая точка идет по некой спирали, не попадая никогда на позицию другой.
Исламское воззрение на длительность предполагает финализм как ограничение любой проекции. С точки зрения языческого сознания, протяженность есть следствие двух точек, которые не совпадают между собой. Они образуют квант пространства. Бесконечно исчезающий, но все еще разделяющий две точки, не становящиеся пока одной целой. Неограниченное число таких квантов образует протяженность. С точки зрения исламского сознания, протяженность существует авансом, а точка, поставленная в нее, ее ограничивает и центрирует. Точка не принадлежит протяженности и не делит ее, а трансцендирует. Поэтому этот момент исламского сознания в нынешней системе информационного общества изъят. Они разрушили для массового сознания традиционный платоновско-гегелевский дискурс, они убили символ и заменили его постмодернистским знаком, который внешне напоминает то, что принесено Исламом — господство знака над смыслом, но, по сути, обслуживает противоположную задачу.
Гейдар Джемаль:ГЛОБАЛЬНАЯ БОРЬБА С СИСТЕМОЙ, 2007 г.
#цитата
Демонтаж (или агония) советского социализма растянулся на 15 лет с 1990 по 2005. Первым шагом к этому демонтажу сало ведение поста президента, которым стал Горбачев. Но если говорить конспирологически, то этому предшествовало введение в 1977 шестой статьи Конституции СССР о руководящей роли КПСС в обществе. До этого ничего подобного официально не существовало. Эта статья была введена специально для того, чтобы в час икс ее упразднить, дав тем самым сигнал к идеологической капитуляции во имя сохранения политико-экономического класса номенклатуры.
Распад Союза стал платой за право номенклатуры обогатиться нелегальным путем. Кстати это проливает свет на некоторые принципы мирового истеблишмента. Хотя капитуляция соцсистемы соответствовала его глубочайшим пожеланиям, номенклатуре пришлось за это еще и заплатить политически!
Реальное «освобождение» от советского наследия произошло 3-его октября 1993 года в форме расстрела ВС России. Введение затем диктаторско-олигархической конституции закончило 12-ти летний период, начавшийся со смертью Брежнева (конец застоя), и открыло последний 12-тилетний период агонии того субъекта истории, который появился в Северной Евразии в 1917. (1994-2005)
Первые три «квартала» последнего 12-тилетнего цикла были посвящены с точки зрения внутренней политики лабораторному изучению технологий олигархизма, которым предстоит применение в будущем на глобальном уровне. 94-96гг. — формирование нового постсоветского общественного менталитета, оторванного от марксистского дискурса и масштабных исторических концептов. Это одновременно демонстрация режима личной власти в форме самодержавного произвола. Следующий период — 97-99гг. — перевод общероссийского менталитета из негативной фазы в фазу «национального самосознания», когда российское общество в целом было сужено до масштабов латышского или эстонского по параметрам мировосприятия. Это был также период роста влияния т. н. демократических институтов всего аппарата партийно-клановой игры (Дума, Сенат и пр.) в противовес произволу личной власти. В конце 99г. Ельцин произвел скрытый госпереворот, направленный против законодательных учреждений и в принципе подобный по смыслу расстрелу Белого Дома: назначение преемника. Следующее трехлетие стало обратным ходом маятника: сужение значения или демонтаж институтов, представляющих общество и символически сближающих Россию с формами самоуправления на Западе (которые там сейчас тоже становятся пройденным этапом). Режим личной власти отмежевывается от явного произвола предыдущего периода и приобретает характер системной демагогии и полицейской тирании. Его питает второй акт Кавказской войны, которую режим пытается превратить (на самом деле, подрубая собственный корни) в один из фронтов новой Мировой против т. н. международного терроризма. В этом трехлетии националгосударственническая идея олигархической России вызревает и достигает своего апогея. Она представляет собой некую виртуальную версию национал-фашизма, полностью лишенного социалистического и даже вообще социального содержания, которое было обязательным для традиционных фашизмов с их социальной солидарностью. Национал-фашизм сегодняшнего российского образца раскручивает виртуальную солидарность, ограниченную контролируемым информационным пространством и сводящуюся к антикавказской и антиисламской идеям. Базовая поддержка этой виртуальной солидарности может быть обеспечена только деятельностью спецслужб по созданию управляемых экстремистских объединений, неспособных перешагнуть через рамки маргинальности. (РНЕ, «скины» и т. п.) В конце этого третьего «квартала» такая национальная идея созревает для кризиса и краха, который должен состояться в завершающем трехлетии цикла.
Гейдар Джемаль: БУДУЩЕЕ РОССИИ И МИРА В КРАТКИХ ТЕЗИСАХ, 2003 г.
Демонтаж (или агония) советского социализма растянулся на 15 лет с 1990 по 2005. Первым шагом к этому демонтажу сало ведение поста президента, которым стал Горбачев. Но если говорить конспирологически, то этому предшествовало введение в 1977 шестой статьи Конституции СССР о руководящей роли КПСС в обществе. До этого ничего подобного официально не существовало. Эта статья была введена специально для того, чтобы в час икс ее упразднить, дав тем самым сигнал к идеологической капитуляции во имя сохранения политико-экономического класса номенклатуры.
Распад Союза стал платой за право номенклатуры обогатиться нелегальным путем. Кстати это проливает свет на некоторые принципы мирового истеблишмента. Хотя капитуляция соцсистемы соответствовала его глубочайшим пожеланиям, номенклатуре пришлось за это еще и заплатить политически!
Реальное «освобождение» от советского наследия произошло 3-его октября 1993 года в форме расстрела ВС России. Введение затем диктаторско-олигархической конституции закончило 12-ти летний период, начавшийся со смертью Брежнева (конец застоя), и открыло последний 12-тилетний период агонии того субъекта истории, который появился в Северной Евразии в 1917. (1994-2005)
Первые три «квартала» последнего 12-тилетнего цикла были посвящены с точки зрения внутренней политики лабораторному изучению технологий олигархизма, которым предстоит применение в будущем на глобальном уровне. 94-96гг. — формирование нового постсоветского общественного менталитета, оторванного от марксистского дискурса и масштабных исторических концептов. Это одновременно демонстрация режима личной власти в форме самодержавного произвола. Следующий период — 97-99гг. — перевод общероссийского менталитета из негативной фазы в фазу «национального самосознания», когда российское общество в целом было сужено до масштабов латышского или эстонского по параметрам мировосприятия. Это был также период роста влияния т. н. демократических институтов всего аппарата партийно-клановой игры (Дума, Сенат и пр.) в противовес произволу личной власти. В конце 99г. Ельцин произвел скрытый госпереворот, направленный против законодательных учреждений и в принципе подобный по смыслу расстрелу Белого Дома: назначение преемника. Следующее трехлетие стало обратным ходом маятника: сужение значения или демонтаж институтов, представляющих общество и символически сближающих Россию с формами самоуправления на Западе (которые там сейчас тоже становятся пройденным этапом). Режим личной власти отмежевывается от явного произвола предыдущего периода и приобретает характер системной демагогии и полицейской тирании. Его питает второй акт Кавказской войны, которую режим пытается превратить (на самом деле, подрубая собственный корни) в один из фронтов новой Мировой против т. н. международного терроризма. В этом трехлетии националгосударственническая идея олигархической России вызревает и достигает своего апогея. Она представляет собой некую виртуальную версию национал-фашизма, полностью лишенного социалистического и даже вообще социального содержания, которое было обязательным для традиционных фашизмов с их социальной солидарностью. Национал-фашизм сегодняшнего российского образца раскручивает виртуальную солидарность, ограниченную контролируемым информационным пространством и сводящуюся к антикавказской и антиисламской идеям. Базовая поддержка этой виртуальной солидарности может быть обеспечена только деятельностью спецслужб по созданию управляемых экстремистских объединений, неспособных перешагнуть через рамки маргинальности. (РНЕ, «скины» и т. п.) В конце этого третьего «квартала» такая национальная идея созревает для кризиса и краха, который должен состояться в завершающем трехлетии цикла.
Гейдар Джемаль: БУДУЩЕЕ РОССИИ И МИРА В КРАТКИХ ТЕЗИСАХ, 2003 г.
#цитата
Из особо ярких учеников начальных классов меня поразил Толя Розентуллер, самый маленький ученик, ростом чуть выше парты. Но говорил он чудовищным басом, как будто простуженный мужик, который рубил дрова на морозе, промерз хорошо, потом пришел домой и выпил водки. Маленький Розентуллер... У него уже чуть ли не в первом классе была щетина. И он носил красные ботинки. Это было потусторонне и странно. Во-первых, я не привык к красным ботинкам, — к цветным вообще. Во-вторых, мы в те годы считали, что обувь может быть либо коричневой — что очень здорово, либо черной с какой-то вариацией оттенков. Черный — серый, черный — тусклый, черный —блестящий, начищенный. Но красные ботинки — что-то из иной реальности. Маленький говорящий басом Розентуллер в красных ботинках. Сидел он всегда на правой первой парте в правом ряду.
Особый тип составляли интересные хулиганы.
Например, прекрасный хулиган, образчик того, что сейчас называется «ватничество», национал-патриотизм из подвала. Сын алкаша-слесаря Зайцев, с заячьей губой, весь веснушчатый, с распластанным по всему лицу носом. Вид у него был самый подвально-гопнический.
И он был патриот.
Как-то мы стояли перед стенгазетой — многотиражной, выпускалась типографским образом. И там, как ни странно, фотография американского Боинга и подпись, что это Боинг,
допустим, 707, и что американцы создали новый пассажирский самолет. Мы стояли после переменки и ждали, когда нас запустят в класс.
Зайцев смотрит на фотографию и говорит:
— Во наши запузыривают!
Я ему говорю:
— Окстись, какие наши? Это же американский самолет. Написано: Боинг 707.
— Ты че, какой американский?! Это наши запузыривают!
Он даже не хотел прочесть, что там написано, потому что, во-первых, мелко, во-вторых, он не стал бы разрушать свое теплое ощущение от того, что «наши запузыривают».
Я понял, что это классическая парадигма, и что именно этого надо ожидать от таких людей. Они будут смотреть на фотографию с подписью «американские инженеры изобрели паровоз» и с гордостью думать: «Это я изобрел паровоз». Потом Зайцев куда-то исчез. Второгодники попадались любопытные.
Из книги «Сады и пустоши», 2021 г.
Из особо ярких учеников начальных классов меня поразил Толя Розентуллер, самый маленький ученик, ростом чуть выше парты. Но говорил он чудовищным басом, как будто простуженный мужик, который рубил дрова на морозе, промерз хорошо, потом пришел домой и выпил водки. Маленький Розентуллер... У него уже чуть ли не в первом классе была щетина. И он носил красные ботинки. Это было потусторонне и странно. Во-первых, я не привык к красным ботинкам, — к цветным вообще. Во-вторых, мы в те годы считали, что обувь может быть либо коричневой — что очень здорово, либо черной с какой-то вариацией оттенков. Черный — серый, черный — тусклый, черный —блестящий, начищенный. Но красные ботинки — что-то из иной реальности. Маленький говорящий басом Розентуллер в красных ботинках. Сидел он всегда на правой первой парте в правом ряду.
Особый тип составляли интересные хулиганы.
Например, прекрасный хулиган, образчик того, что сейчас называется «ватничество», национал-патриотизм из подвала. Сын алкаша-слесаря Зайцев, с заячьей губой, весь веснушчатый, с распластанным по всему лицу носом. Вид у него был самый подвально-гопнический.
И он был патриот.
Как-то мы стояли перед стенгазетой — многотиражной, выпускалась типографским образом. И там, как ни странно, фотография американского Боинга и подпись, что это Боинг,
допустим, 707, и что американцы создали новый пассажирский самолет. Мы стояли после переменки и ждали, когда нас запустят в класс.
Зайцев смотрит на фотографию и говорит:
— Во наши запузыривают!
Я ему говорю:
— Окстись, какие наши? Это же американский самолет. Написано: Боинг 707.
— Ты че, какой американский?! Это наши запузыривают!
Он даже не хотел прочесть, что там написано, потому что, во-первых, мелко, во-вторых, он не стал бы разрушать свое теплое ощущение от того, что «наши запузыривают».
Я понял, что это классическая парадигма, и что именно этого надо ожидать от таких людей. Они будут смотреть на фотографию с подписью «американские инженеры изобрели паровоз» и с гордостью думать: «Это я изобрел паровоз». Потом Зайцев куда-то исчез. Второгодники попадались любопытные.
Из книги «Сады и пустоши», 2021 г.
#цитата
В данном конкретном случае речь идёт о передаче территории Таджикистана китайцам за погашение долга. Эта земля Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО). Китайцы уже начали сгонять оттуда местное население...
Речь не идёт о космополитическо-либеральном ельциноидном режиме. Рахмон позирует как «суверенитетчик». И этот «национал-суверенный» диктатор торгует таджикской землёй, которая в скрытой форме продолжает оставаться пространством СССР. Прав был Мухиддин Кабири, председатель Партии исламского возрождения Таджикистана, который недавно заявил, что рахмоновцы — это те 6%, что были против независимости. Конечно, когда к власти приходят трактористы и комбайнёры, им пофигу, Китаю ли продавать или США — они выращены как безродные люмпены.
Вообще-то, 1500 км² — КНР — это измена родине. Иммунитета для такого преступления нет ни у какого поста, будь хоть распрезидент! Тут бы ПИВТ и поднять тревогу, обратиться к народу, к ШОС, к ООН наконец... Не может быть такого, чтобы территория суверенной страны отчуждалась за долги! Да, олигархи покупают греческие острова. Но они не создают там своих республик. Суверенитет Афин сохраняется. В случае той же Греции, Камбоджи и пр. — это всё равно как купить 6 соток вдоль Ж/Д под картошку. Но ведь китайцы в Таджикистане гонят людей в шею, граждан Таджикистана! Это означает, что суверенитет над этими 1500 км² продан.
Конечно, у РФ морального права вмешаться нет — сама отдала Китаю немеренно тайги по Амуру. И всё это, кстати, на фоне крайне пафосной позы по Курилам. То есть там, где на виду, там поза, а где никто не знает — гори синим пламенем!
...В России сегодня много людей, которые, встав на колени, простирают в сторону Тяньаньмэнь трепещущие пальчики, умоляя спасти от НАТО. Особенно характерны снявшие погоны «мудрецы», которые призывают создать треугольник «Москва — Пекин — Тель-Авив». Эти бывшие служаки (из 13-го колена?) прямо говорят, что будущее за фининтерном. Не думаю, что слухи об этой «мудрости» достигли ушей Рахмона, и он решил ценой 1500 км² купить себе билет в светлое царство Ротшильдов. Но если собрать по периметру измену там, глупость здесь... Картина получается удручающая. Одна надежда: большая война всё равно будет.
Гейдар Джемаль: ИЗМЕНА ИЛИ… ПРЕДАТЕЛЬСТВО? (2012 г.)
В данном конкретном случае речь идёт о передаче территории Таджикистана китайцам за погашение долга. Эта земля Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО). Китайцы уже начали сгонять оттуда местное население...
Речь не идёт о космополитическо-либеральном ельциноидном режиме. Рахмон позирует как «суверенитетчик». И этот «национал-суверенный» диктатор торгует таджикской землёй, которая в скрытой форме продолжает оставаться пространством СССР. Прав был Мухиддин Кабири, председатель Партии исламского возрождения Таджикистана, который недавно заявил, что рахмоновцы — это те 6%, что были против независимости. Конечно, когда к власти приходят трактористы и комбайнёры, им пофигу, Китаю ли продавать или США — они выращены как безродные люмпены.
Вообще-то, 1500 км² — КНР — это измена родине. Иммунитета для такого преступления нет ни у какого поста, будь хоть распрезидент! Тут бы ПИВТ и поднять тревогу, обратиться к народу, к ШОС, к ООН наконец... Не может быть такого, чтобы территория суверенной страны отчуждалась за долги! Да, олигархи покупают греческие острова. Но они не создают там своих республик. Суверенитет Афин сохраняется. В случае той же Греции, Камбоджи и пр. — это всё равно как купить 6 соток вдоль Ж/Д под картошку. Но ведь китайцы в Таджикистане гонят людей в шею, граждан Таджикистана! Это означает, что суверенитет над этими 1500 км² продан.
Конечно, у РФ морального права вмешаться нет — сама отдала Китаю немеренно тайги по Амуру. И всё это, кстати, на фоне крайне пафосной позы по Курилам. То есть там, где на виду, там поза, а где никто не знает — гори синим пламенем!
...В России сегодня много людей, которые, встав на колени, простирают в сторону Тяньаньмэнь трепещущие пальчики, умоляя спасти от НАТО. Особенно характерны снявшие погоны «мудрецы», которые призывают создать треугольник «Москва — Пекин — Тель-Авив». Эти бывшие служаки (из 13-го колена?) прямо говорят, что будущее за фининтерном. Не думаю, что слухи об этой «мудрости» достигли ушей Рахмона, и он решил ценой 1500 км² купить себе билет в светлое царство Ротшильдов. Но если собрать по периметру измену там, глупость здесь... Картина получается удручающая. Одна надежда: большая война всё равно будет.
Гейдар Джемаль: ИЗМЕНА ИЛИ… ПРЕДАТЕЛЬСТВО? (2012 г.)
#цитата
Это то, что происходит сейчас. Сейчас идет переход к этому. Приметы этого уже есть. Проблема только в том, что на пути к этому придется слить большую часть человечества. Как балласт. Почему? Потому что общество так устроено, что человек должен либо платить за проезд, либо его выкидывают с подножки. Общество защищает человека от космоса. Если человека бросить без общества в открытую среду, то он будет подобен тем племенам Каменного века, которые зависят от случайных обстоятельств экосистемы. Так делают вырубщики леса в Амазонке. Они приходят к индейскому племени и перекрывают какой-нибудь приток. Раз, — карпов нет, рыбы нет, племя вымирает или уходит. Или, например, белые завоеватели прерий Америки выбили бизонов, устранили тем самым единственный гарант физического существования индейцев. А их было, ни много, ни мало, двадцать миллионов на конец XVIII века, которые зависели от, допустим, стомиллионных стад бизонов. В прежней экосистеме они могли существовать бесконечно, но их за двадцать лет выбили, и индейцы превратились в кучку совершенно оголодавших бродяг, которых заперли в резервации. Это то, что происходит с людьми, которые существуют в племени, куда не пришел Прометей. В племени, куда он пришел, наступает независимость от внешних законов. И такая внешняя независимость наступила на самом архаическом уровне. Уже фараон ни от чего не зависел. Древняя Индия, Вавилон ни от чего не зависели. Ацтеки и майя уже не зависели. Легенды о том, что развитие производительных сил подняло человечество, — это полная ерунда. Принципиально человек был защищен уже три тысячи лет назад так же, как и сейчас. Но тогда он за это платил совсем немного. И достаточно было иметь под командой три миллиона рабов, таскающих носилки, чтобы их время, отнимаемое, отчуждаемое у них, компенсировало расход на поддержание баланса между социумом и давлением рока. Дело в том, что характер рока, то есть математическая модель сужающейся спирали такова, что каждый следующий день стоит гораздо дороже, чем предыдущий. Если пустить шарик кататься по спирали, он будет катиться быстрее, потому что каждый следующий кружок меньше диаметром. То есть он будет проходить меньшее расстояние. Кажется, что катится с одной скоростью, а получается все быстрее. Он быстрее проходит очередной виток. Поэтому платить надо больше. Откуда брать? От людей. Значит, надо превращать рабов с носилками в современных менеджеров, средний класс, яппи. Тех, кто ездит на машине, связан массой обязательств, отчисляют в фонды.
А еще детей в колледжи. Белка в колесе. А есть ли предел? Оказывается, есть. Человека можно довести до состояния психостении, сверхнапряжения. Он будет абсолютный психопат, у которого внутри не будет времени на размышления. Он будет полностью вовлечен в систему отношений. А дальше? Ресурсов нет. Интенсифицировать? Он сдохнет. Или начнет восставать. Хиппи — это переходный момент бунта поколения, перед которым поставили вызов быть более социализированными, чем их отцы. Если все люди превращены в придатки к терминалу компьютера и вовлечены в интерактив, то проблем нет. Они 24 часа в сутки будут сидеть и умирать перед компьютером, создавая виртуальную ценность, виртуальное отчуждение своего времени, которое можно обозначить любой цифрой. Но ведь не все сядут за компьютеры. Миллиарды просто не умеют, другие не пожелают. А научить всех, дать всем возможность — таких денег никто не пожелает выделить на это.
Гейдар Джемаль:ГЛОБАЛЬНАЯ БОРЬБА С СИСТЕМОЙ, 2007 г.
Это то, что происходит сейчас. Сейчас идет переход к этому. Приметы этого уже есть. Проблема только в том, что на пути к этому придется слить большую часть человечества. Как балласт. Почему? Потому что общество так устроено, что человек должен либо платить за проезд, либо его выкидывают с подножки. Общество защищает человека от космоса. Если человека бросить без общества в открытую среду, то он будет подобен тем племенам Каменного века, которые зависят от случайных обстоятельств экосистемы. Так делают вырубщики леса в Амазонке. Они приходят к индейскому племени и перекрывают какой-нибудь приток. Раз, — карпов нет, рыбы нет, племя вымирает или уходит. Или, например, белые завоеватели прерий Америки выбили бизонов, устранили тем самым единственный гарант физического существования индейцев. А их было, ни много, ни мало, двадцать миллионов на конец XVIII века, которые зависели от, допустим, стомиллионных стад бизонов. В прежней экосистеме они могли существовать бесконечно, но их за двадцать лет выбили, и индейцы превратились в кучку совершенно оголодавших бродяг, которых заперли в резервации. Это то, что происходит с людьми, которые существуют в племени, куда не пришел Прометей. В племени, куда он пришел, наступает независимость от внешних законов. И такая внешняя независимость наступила на самом архаическом уровне. Уже фараон ни от чего не зависел. Древняя Индия, Вавилон ни от чего не зависели. Ацтеки и майя уже не зависели. Легенды о том, что развитие производительных сил подняло человечество, — это полная ерунда. Принципиально человек был защищен уже три тысячи лет назад так же, как и сейчас. Но тогда он за это платил совсем немного. И достаточно было иметь под командой три миллиона рабов, таскающих носилки, чтобы их время, отнимаемое, отчуждаемое у них, компенсировало расход на поддержание баланса между социумом и давлением рока. Дело в том, что характер рока, то есть математическая модель сужающейся спирали такова, что каждый следующий день стоит гораздо дороже, чем предыдущий. Если пустить шарик кататься по спирали, он будет катиться быстрее, потому что каждый следующий кружок меньше диаметром. То есть он будет проходить меньшее расстояние. Кажется, что катится с одной скоростью, а получается все быстрее. Он быстрее проходит очередной виток. Поэтому платить надо больше. Откуда брать? От людей. Значит, надо превращать рабов с носилками в современных менеджеров, средний класс, яппи. Тех, кто ездит на машине, связан массой обязательств, отчисляют в фонды.
А еще детей в колледжи. Белка в колесе. А есть ли предел? Оказывается, есть. Человека можно довести до состояния психостении, сверхнапряжения. Он будет абсолютный психопат, у которого внутри не будет времени на размышления. Он будет полностью вовлечен в систему отношений. А дальше? Ресурсов нет. Интенсифицировать? Он сдохнет. Или начнет восставать. Хиппи — это переходный момент бунта поколения, перед которым поставили вызов быть более социализированными, чем их отцы. Если все люди превращены в придатки к терминалу компьютера и вовлечены в интерактив, то проблем нет. Они 24 часа в сутки будут сидеть и умирать перед компьютером, создавая виртуальную ценность, виртуальное отчуждение своего времени, которое можно обозначить любой цифрой. Но ведь не все сядут за компьютеры. Миллиарды просто не умеют, другие не пожелают. А научить всех, дать всем возможность — таких денег никто не пожелает выделить на это.
Гейдар Джемаль:ГЛОБАЛЬНАЯ БОРЬБА С СИСТЕМОЙ, 2007 г.