Шутка для вузовских работников из 2019 года, но в скором времени обещают выпустить ФГОС 4 что повлечет огромный расход человеко-часов

В 1964 году советские издания писали о климатических изменениях, однако тогда считалось, что определяющую роль играют исключительно природные процессы. Влияние человека признавалось, но расценивалось как незначительное:

“Какое-то значение имеет и деятельность человека, в результате которой в атмосферу вносится много тепла от сжигания топлива. Подсчеты показывают, однако, что эта причина в настоящее время второстепенна.”

Интересно отметить, что СССР по многим параметрам можно считать экологически прогрессивным государством даже по современным меркам. В довоенный период в Советском Союзе активно развивалась альтернативная энергетика – создавались и внедрялись мощные ветрогенераторы, которые работали эффективнее многих западных аналогов того времени. В 1954 году была запущена первая в мире атомная электростанция в Обнинске, что стало революционным решением для замены угольных электростанций.

В СССР существовала развитая система переработки вторсырья – макулатуру, металлолом и другие материалы собирали не только в рамках хозяйственных мероприятий, но и в рамках всенародных акций. Это было не просто экономической мерой, но и важным экологическим решением, позволяющим экономить природные ресурсы.

Современные дискуссии о природе климатических изменений значительно сложнее и многограннее. Сегодня существует два основных подхода к этой проблеме. Часть экспертов придерживается мнения, что климатические изменения отмечались на протяжении тысяч и миллионов лет как часть естественного цикла развития планеты. Они указывают на то, что не все факторы повышения температуры земной поверхности однозначно связаны с деятельностью человека.

Другие исследователи акцентируют внимание на антропогенном влиянии, отмечая рост выбросов CO2 и другие последствия человеческой деятельности. При этом важно понимать, что современная экологическая повестка включает множество взаимосвязанных проблем: загрязнение океанов и рек, вырубка лесов, истребление редких видов животных.

Опыт СССР показывает, что даже в условиях плановой экономики и отсутствия современных экологических концепций, можно успешно внедрять экологически чистые технологии и практики рационального природопользования. Многие советские разработки в области альтернативной энергетики и переработки отходов до сих пор актуальны и могут быть использованы в современных экологических проектах.

Сообщают, что умер Владлен Логинов - патриарх лениноведения в стране. Он был ещё в составе рабочей группы, готовившей в 1954-1955 годах первую волну реабилитации репрессированных. А также он был одним из составителей 5-го издания ПСС Ленина. Уже в наши дни Владлен Терентьевич написал наиболее полную и компетентную биографию Владимира Ильича. И до последних дней он разоблачал неумную ложь некоторых людей.

Светлая память!

Недавно наткнулся в канале «Запах новой машины» на весьма любопытную историю, о которой раньше не знал. Канал, кстати, часто публикует необычные факты и материалы об автомобильной индустрии, и вот один из них меня особенно зацепил.

Речь идёт о репортаже Гарри Уолтона, сотрудника Popular Science. Осенью 1957 года ему поручили сделать материал о поездке по Советскому Союзу на автомобиле — чтобы показать американским читателям, как выглядит реальный «соцреализм» без прикрас. Ему оформили все необходимые бумаги, выдали фотоаппарат и совершенно новый универсал Rambler 1957 года. По словам самого Уолтона, он стал первым американцем, который въехал в СССР и путешествовал по стране на американском автомобиле.

Репортаж вышел крайне интересным. В комментариях к оригинальному посту можно найти сканы текста и фотографий — очень атмосферные, рекомендую взглянуть. А если говорить вкратце, то, ожидая встретить медведей на дорогах, тотальную подозрительность и повсеместных агентов КГБ, автор, напротив, был приятно удивлён: и дорогами, и людьми, и тем, что его всюду приветствовали с любопытством, а не с насторожённостью.

Особенный момент пришёлся на запуск первого искусственного спутника Земли: маленькие советские мальчишки с гордостью рассказывали путешественнику об этом историческом событии. О чем американскому водителю «Рамблера» с гордостью сообщали советские мальчишки. Правда, когда те видели в свежем номере Popular Science фотографии линейки американских машин 1958 года, настроение их немного портилось.

– Да, таких классных машины у нас не будет еще года два…
– Каких два, скорее уж лет десять…

Оба оказались неправы.

Часто ловлю себя на мысли: вот смотришь на масштабные советские официальные мероприятия — съезды, конгрессы, партийные собрания — и понимаешь, что за всем этим монументальным антуражем стояли вполне реальные люди. Дизайнеры, художники, оформители, типографы. Их задача была не только в том, чтобы «собрать» сцену или нарисовать огромный транспарант. Нужно было создать полноценную визуальную историю, соответствующую духу эпохи, выработать единый язык с символикой, шрифтами и цветами, которые транслировали ощущение монументальности, величия страны и безоговорочной уверенности в завтрашнем дне.

Особенно интересно искать следы этих «тихих» авторов: кто придумывал оформление зала, кто прорабатывал каждый миллиметр декораций, кто осмысленно играл со шрифтами (и не проигрывал!). Ведь посмотрите: насколько чёткими были контуры букв, как тщательно выстроена вся композиция! Вроде бы вся работа делалась под жёстким идеологическим надзором, но внутри этого государственного заказа существовало пространство для эксперимента. Из всего советского оформления всегда сквозит какое-то неповторимое сочетание торжественности, красного цвета, золотых акцентов и грандиозных размеров — не просто для красоты, а как способ «говорить» со зрителем на визуальном языке идеологии.

При этом обратите внимание: один шрифт, один элемент декора мог циркулировать годами — появляться на разных мероприятиях, в разных регионах. Дизайнеры и художники формировали не просто образы, а единую «картинку» огромной страны. И эта «картинка» была настолько сильна, что мы до сих пор, спустя десятилетия, безошибочно узнаём стиль, когда видим те самые жёлтые полосы на красном фоне, бюст Ленина, серп и молот или звезду.

Когда пытаешься найти имена конкретных авторов, часто натыкаешься на лакуны и белые пятна. Как правило, в официальных отчётах и фотоальбомах тех лет ставили акценты на названиях учреждений, а не на людях, которые стояли за оформлением. Многие дизайнеры трудились внутри больших коллективов (например, в каком-нибудь художественном комбинате или издательстве), и имена их исчезали за общим списком «специалистов-оформителей», а порой даже за упоминанием «технического персонала».

Но в этом, пожалуй, и весь интерес: разыскивать сохранившиеся обрывки информационных нитей — страницы журналов, рабочие эскизы, какие-то упоминания в воспоминаниях современников. И если повезёт, можно наткнуться на маленькую заметку в районной газете 70-х, где между строк вдруг становится ясно: вот он, человек, который утвердил оформление конкретной партийной конференции или разработал шрифт для лозунга, который висел над сценой ЦК.

Все эти находки помогают сложить из кусочков большую мозаику под названием «Советский визуальный код». И это не только про политику — это про искусство эпохи, про ремесло, про людей, которые умели задать нужное настроение миллионам. Мы, живущие в другом времени, можем смотреть на эти гигантские декорации как на историческую и культурную загадку и восхищаться тем, насколько тонко (и одновременно громко) через визуальные образы транслировалось нечто большее, чем просто государственная идеология.


Ведь, как ни крути, в каждой эпохе есть место для творчества. Даже если это творчество — внутри жёсткой системы и под пристальным взглядом идеологии. Иногда оно пробивается сквозь плакаты, слоганы, условности и становится частью живого наследия культуры, которое мы продолжаем изучать и, чего уж скрывать, восхищаться до сих пор.

Интересно, что Михаила Аркадьевича Фишмана в 1935 году решили похоронить на территории Александр-Невской Лавры. Не просто похоронить, а поставить памятник в виде красноармейца в полный рост. При этом не особых заслуг товарища Фишмана, ни имени скульптора, ни причин почему именно в этом месте его захоронили найти не удалось.

Поздравляем женщин с 8 марта. Любим и гордимся!

Сегодня исполняется 40 лет с момента назначения Михаила Сергеевича Горбачева на пост генерального секретаря ЦК КПСС. Эта дата заставляет задуматься не только о его роли в истории, но и о том, какие альтернативные пути развития могла бы выбрать страна, если бы у руля встал кто-то другой. Уже с утра мне довелось дать несколько комментариев на эту тему различным СМИ, и вопрос о возможных сценариях развития СССР звучал не раз.

Приход Горбачева ознаменовал собой существенное обновление руководства партии. Если сравнить составы Политбюро при Брежневе и Горбачеве, разница становится очевидной.

3 марта 1981 года Пленум ЦК КПСС избрал Политбюро:
Л. И. Брежнев, Ю. В. Андропов, М. С. Горбачёв, В. В. Гришин, А. А. Громыко, А. П. Кириленко, Д. А. Кунаев, А. Я. Пельше, Г. В. Романов, М. А. Суслов, Н. А. Тихонов, Д. Ф. Устинов, К. У. Черненко, В. В. Щербицкий.

6 марта 1986 года Пленум ЦК КПСС избрал Политбюро:
М. С. Горбачёв, Г. А. Алиев, В. И. Воротников, А. А. Громыко, Л. Н. Зайков, Д. А. Кунаев, Е. К. Лигачев, Н. И. Рыжков, М. С. Соломенцев, В. М. Чебриков, Э. А. Шеварднадзе, В. В. Щербицкий.

Однако за этим обновлением скрывается интересная динамика. После назначения Горбачева началась череда уходов на пенсию видных членов Политбюро. Например:
- 1 июля 1985 года на пенсию ушел Г. В. Романов;
- 15 октября 1985 года — Н. А. Тихонов;
- 18 февраля 1986 года — В. В. Гришин;
- 26 июня 1987 года — С. Л. Соколов;
- 21 октября 1987 года — Г. А. Алиев.

Примечательно, что не все из этих политиков были недееспособны. Яркий пример — Гейдар Алиев, который после ухода с поста члена Политбюро стал президентом независимого Азербайджана и оставался активным политиком вплоть до своей смерти в 2003 году. Это заставляет задуматься: действительно ли все эти уходы были связаны исключительно с состоянием здоровья?

На мой взгляд, здесь можно говорить о вполне аргументированной теории: относительно молодой Горбачев, пришедший к власти в 54 года, целенаправленно устранял потенциальных конкурентов. Например, Виктор Гришин считался реальным претендентом на пост генсека после смерти Брежнева, а Григорий Романов, возглавлявший Ленинград, также был заметной фигурой. Гейдар Алиев, успешно реализовавший мега-проект БАМа и сделавший карьеру в Москве, тоже мог составить конкуренцию Горбачеву. Да, его национальность могла играть против него, но в СССР это не было непреодолимым барьером — достаточно вспомнить, что страной уже руководил выходец с Кавказа.

Таким образом, приход Горбачева и последующие кадровые изменения в Политбюро можно рассматривать не только как естественное обновление элит, но и как стратегический шаг по укреплению своей власти. Это, в свою очередь, ставит перед нами вопрос: мог ли СССР пойти по другому пути, если бы у руля встал кто-то из этих политиков?

Сорок лет спустя

Вспоминая о 40-летии со дня избрания Михаила Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС, ув. @USSResearch отмечает, что

эта дата заставляет задуматься не только о его Горбачева роли в истории, но и о том, какие альтернативные пути развития могла бы выбрать страна, если бы у руля встал кто-то другой.

Но как относились к Горбачеву в высшем руководстве СССР в тот исторический момент и видели ли ему альтернативу?

Свидетельствует Анатолий Черняев – в 1985 году заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС, кандидат в члены ЦК КПСС:

В 17 часов состоялся Пленум. Встали, почтили, Горбачев сказал (без перебора) приличествующие слова. Но в атмосфере не было ни грамма огорчения и печали; мол, отмучился, бедолага, случайно попавший на неположенное место… и сделавший паузу в том разгоне, который придал было стране Андропов. Затаенная, если не радость, то «удовлетворение» царило в воздухе – кончилась, мол, неопределенность и пора России иметь настоящего лидера.

Горбачев объявил повестку дня: выборы Генерального секретаря и сообщил, что Политбюро поручило выступить с предложением по этому вопросу товарищу Громыко. Ни Тихонову, который весь съежился и покраснел, когда это было объявлено, ни Романову, ни Гришину, которого, кстати, западная печать прочила в претенденты наряду с Горбачевым и Громыко.

Этот последний вышел на трибуну и без бумажки стал говорить в вольном стиле. Когда он назвал Горбачева – зал взорвался овацией, сравнимой с той, которая была при избрании Андропова (и ничего похожего на кислые аплодисменты, когда избирали Черненко). Овация шла волнами и долго не успокаивалась.

Громыко говорил так, как не принято говорить на таких собраниях: он давал характеристику (раскованно и не шаблонно) качествам «товарища по Политбюро», которые были сочтены необходимыми и достаточными, чтобы единодушно («я подчеркиваю», повторил он) избрать именно его.

Хочу, говорил, передать вам, Центральному Комитету, атмосферу, в которой мы обсуждаем кандидатуру Михаила Сергеевича. Никаких сомнений, полное единогласие. Почему? У него огромный опыт партийной работы – на обкомовском уровне и здесь, в центре. И он проявил себя блестяще. У него глубокий и острый ум, умение отделить главное от второстепенного. Ум аналитический. Каждый вопрос он раскладывает по полочкам, чтоб видеть все его составные части. Но не для того, чтобы они там лежали. Он умеет обобщать и делать выводы. Его отличает принципиальность. Он человек принципов и убеждений. Он умеет отстаивать свое мнение, даже если это кому-то может быть и неприятно. И выражает это мнение прямо, без обиняков. Но всегда во имя линии партии и для проведения этой линии. Это и есть партийный подход – все оценки с точки зрения партии.

Он прям с людьми и, если ты настоящий коммунист, ты уходишь удовлетворенный от него, хотя, может быть, он и наговорил тебе чего-то не по душе. Он умеет находить и общий язык с разными людьми – во имя дела. Скажу, продолжал Громыко, о своей области. Михаил Сергеевич, как только появился в Политбюро, сразу обратил на себя внимание умением видеть суть вопроса в том, что, казалось, совсем не его сфера, он с ней был незнаком (т.е. международной политикой). И его оценки показали, что он не из тех, для которых существует только два цвета: белый и черный. Он показал, что умеет выбирать и промежуточные цвета ради достижения цели.

И еще одно. На Западе спят и видят отыскать в нашем руководстве трещины, столкнуть лбами членов руководства… Нашептывают, сплетничают, клевещут. Мы не дадим им удовольствия видеть что-либо подобное. Выбор Горбачева – свидетельство нерушимого единодушия в нашем руководстве.

Для него святое дело – оборона и бдительность. В нынешней обстановке это – святая святых.

И еще одно. Его эрудиция, почерпнутая из его образованности и из опыта работы, что тоже очень важно. Она очень пригодится ему на посту Генерального секретаря. Словом, мы имеем перед собой государственного человека, достойного занять этот пост в столь ответственный для страны момент.

Потом были вновь овации…

Прочитал пост в канале Антрполе, где обсуждается статья Э. А. Паина о советской языковой политике и «позитивной дискриминации». Он подчёркивает, что большевики, стремясь компенсировать историческое угнетение этнических меньшинств, вводили дополнительные льготы для нерусских народов (коренизация), включая открытие национальных школ, ведение официального делопроизводства на местных языках и обязательное их изучение даже для русских. И это натолкнуло меня на раздумья о том, как до сих пор живы споры вокруг советской национальной политики.

С одной стороны, существует точка зрения, будто СССР был логическим продолжением «тюрьмы народов» Российской империи, и поэтому сегодня необходимо «деколонизировать» советское наследие. С другой стороны, есть мощная научная традиция, подчеркивающая новаторский характер раннесоветского курса на «позитивное выравнивание» — именно в 1920-е годы большевики широко внедряли национальные школы, местное делопроизводство и кадровые квоты для представителей «коренных» национальностей.

Исследователи вроде Терри Мартина (его книга «The Affirmative Action Empire»), Рональда Григор Сунии и Франсин Хирш неоднократно отмечали, что практика «коренизации» действительно меняла реальный расклад сил в республиках. Однако уже к 1930-м годам начался поворот к централизму, что привело к сворачиванию ранних форм позитивной дискриминации. После этого «коренизация» сохранялась скорее как символический элемент в советском «официальном многонационализме», но масштабных льгот или преимуществ, как в 1920-е, уже не было.

Вместе с тем, даже при усечённом виде такая система вызывала и продолжает вызывать споры. До недавнего времени во многих национальных республиках оставалось обязательным изучение титульного языка для всего населения, включая русских. Кого-то это возмущало — и в итоге практику стали отменять, опасаясь «избыточных издержек». Но без таких мер языки и культуры меньшинств исчезают куда быстрее. Похожая проблема возникла и с «позитивной» поддержкой коренных малочисленных народов Севера и Дальнего Востока, которым предоставляются квоты на добычу рыбы и другие природные ресурсы. Русских жителей эти ограничения часто ставят в уязвимое положение, порождая конфликты и обходные практики. Именно поэтому и сегодня сохраняется острый раскол в оценке советского опыта.

Одни учёные и общественные деятели утверждают, что коренизация была всего лишь «ширмой» имперской политики и что необходима тотальная деколонизация. Другие, напротив, настаивают, что Советский Союз — чуть ли не единственная держава, которая предприняла столь масштабные шаги по поддержке языкового и культурного разнообразия. По сути, в раннесоветские годы начали выстраивать то, что в других странах называют «affirmative action» или «позитивной дискриминацией».

Таким образом, советская национальная политика остаётся одним из самых противоречивых сюжетов истории XX века. В ней есть примеры как реального расширения прав и возможностей «коренных» народов, так и жёстких репрессивных мер, сводивших на нет первоначальные достижения. Спор о том, считать ли этот опыт продолжением колониального господства или же уникальной попыткой выстроить «дружбу народов», по-прежнему далёк от завершения — и, судя по полемике вокруг языков и квот на промысел, ещё долго будет актуален.

ПРАВО НА КОСМОС: К НОВЫМ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИМ МИРАМ
эпистемологический воркшоп

(12 апреля 2025 года)

Подобно тому, как Анри Лефевр провозгласил право горожанина на город, мы провозглашаем право исследователя, начинающего и не очень, на космос свободного научного поиска. Если вы в какой-то момент ощутили узость границ дисциплины (+шифра специализации, периода, архивного или библиотечного каталога, таблицы, строки, алфавита, списка привычных понятий и имен, способов высказывания и презентации), если у вас есть на примете неожиданный сюжет, дерзкий ракурс или странные данные, мы приглашаем вас в День космонавтики преодолеть силу притяжения академических рутин и уйти в эпистемологический отрыв вместе с нами.
Собирая космический воркшоп, мы приглашаем докладчиков к освоению планеты Дискурс, размышлению о (не)весомости Архива и движению за горизонт квалификационных событий:

А. Планета Дискурс. За последние полвека анализ дискурса стал титульным методом социальных конструкционистов всех мастей и порядком забронзовел. Инструменты и имена стерлись. Конвейеры общих слов и мест заработали. Движение к свободе обернулось регистрацией и ратификацией порядков. Планета Дискурс начала остывать. Когда-то Андрей Белый призывал вдохнуть жизнь в стершееся слово. Мы приглашаем к разговору тех, кто не просто практикует, но развивает дискурсивную аналитику: проблематизирует границы дискурсивных порядков, дополняет борьбу за власть экологиями сосуществования, смотрит на диспозитивы, ищет перекрестки дискурса, визуальности и аффекта, колдует над инсталляцией аналитики, рвущей ткань, в гуманитарный текст или задается вопросом об этических горизонтах дискурс-анализа

Б. (Не)весомость архива. На архивном повороте, четверть века назад объявленном Энн Столер, архив порядком изменился и демократизировался. В момент, когда писатели пишут архивные романы, кураторы открывают архивные выставки, а байеры продают архивные пиджаки, самое время задуматься о бремени архива, опыте (само)архивации, архивной эпистемологии и чувствительности. Мы приглашаем к разговору тех, кто ищет, спасает, создает, изучает, проблематизирует, курирует и экспонирует самые неожиданные архивы, раздвигая, тем самым, границы архивной жизни и добавляя тому, что остается, весомости.

В. За горизонтом квалификационных событий. Дисциплины, парадигмы, академические стандарты, дедлайны придают нам форму и делают нас академическими людьми, тут же закрывая какие-то двери. Знающие люди могут подумать, что горизонт событий – это про черную дыру. Но в равной степени он – про абсолютную дистанцию, на которой нас не догонят ограничения всех мастей. Предлагаем рассматривать эту секцию как дверь в лето, открывая которую вы можете представить тему, задействовать метод или продемонстрировать данные мечты, которые ни в какие стандартные рамки не укладываются. А рискнуть и обсудить – хочется. Рискуйте и экспериментируйте! Поддержим!

А если вы готовы не только заглядывать за горизонт, но и двигаться к его подвижным границам, мы предлагаем присылать к нам ваши заявки на запредельные доклады, ограничившись лишь их размером — в 200 слов. Мы не ставим четких критериев, кроме секционных ожиданий, но хотели бы увидеть не только желаемое направление темы, но и понимание, что у вашего движения есть (вне)академические ориентиры и точки сборки.

ждем их до 31 марта до конца дня по электронной почте [email protected] и пусть это будет еще одной и последней границей для нашего воркшопа!

А вот так Юрий Лотман объясняет разницу между культурным и некультурным человеком

Иногда неожиданно сталкиваешься с историями, которые больше напоминают не сухие документы, а захватывающие криминальные сериалы или сюжеты компьютерных игр. Одной из таких историй является происшествие в Махачкале 1963 года, известное как перестрелка в Верховном суде Дагестана.

Начало этой необычной истории восходит к 1930-м годам, когда богатый землевладелец Арсанукай Хидирлезов, прозванный шейхом Амаем, создал религиозную группу последователей-«мюридов». После его смерти в 1936 году движение распалось, однако спустя два десятилетия его возродили новые лидеры — Алауддин Темирбулатов и Бейбулат Каскураев. Несмотря на то, что традиции суфизма не позволяли им стать официальными преемниками шейха, они провозгласили себя его духовными наследниками.

Под руководством этих лидеров группа приобрела криминальный характер: её члены занимались вымогательством денег и имущества у верующих, используя религиозные мотивы и обещания духовного покровительства. Вскоре деятельность последователей Амая привела к ещё более тяжёлым преступлениям, включая убийства и насилие.

В апреле 1962 года один из последователей движения совершил убийство, за что и был арестован. Чтобы освободить его, лидеры общины разработали план вооружённого нападения прямо во время судебного заседания. В мае 1963 года группа напала на Верховный суд Дагестана в Махачкале. В результате нападения завязалась перестрелка, в которой погибли сотрудники правоохранительных органов, несколько человек получили серьёзные ранения. Преступники попытались скрыться, что привело к ожесточённой перестрелке с милицией на улицах города. В итоге все нападавшие были задержаны.

После этих драматических событий участники религиозного сообщества ушли в подполье и прекратили открытую антигосударственную деятельность. Сегодня бывшие последователи Амая ведут замкнутый образ жизни, занимаясь ручным трудом и воспринимаясь соседями как мирные и уважаемые люди.

Подробнее в статье MYSTICS AND GANGSTERS: THE 1963 MAKHACHKALA COURT SHOOTING

Недавно я начал читать книгу Алексея Сафронова «Большая советская экономика». Полноценная академическая рецензия впереди, а пока хочу поделиться одним любопытным наблюдением, которое зацепило моё внимание.

Последнее время всё чаще задумываюсь, что Перестройка была вызвана не столько политическими мотивами, как принято думать, сколько необходимостью решить проблему тотального дефицита товаров. Гласность и демократизация, возможно, оказались лишь дополнительным, а не основным элементом реформ.

Ещё с конца 1950-х годов в СССР формировалось советское «общество потребления». Советские граждане привыкали к росту потребления, постоянно ожидая новых товаров. Вполне вероятно, что Горбачёву стоило запустить некую новую версию НЭПа, сделав ставку на частную инициативу, но без попыток кардинально пересмотреть политическую структуру страны.

Интересный пример приводит Сафронов в книге, описывая закон о государственном предприятии 1987 года. Получается своеобразная ирония истории: Ленин когда-то обещал «фабрики рабочим», но реально это обещание выполнил именно Горбачёв.

На июньском пленуме ЦК КПСС (25–26 июня 1987 года) Горбачёв предложил радикально реформировать управление экономикой, сократить централизацию планирования и пересмотреть цены. Уже 30 июня закон о госпредприятии был принят. Одним из важнейших его положений стала выборность директоров предприятий. Теперь директора избирали сами трудовые коллективы на пятилетний срок, что резко сокращало зависимость руководителей от партийной номенклатуры.

Однако новая система привела к неожиданному эффекту: многие директора начали активно заниматься популизмом, обещая рабочим повышение зарплат в обмен на голоса. Как итог, за 1986–1988 годы фонд оплаты труда вырос почти на 50 млрд рублей, а темпы роста зарплат значительно опередили производительность труда. В промышленности в 1988 году зарплаты росли в 1,7 раза быстрее, чем производительность, а дефицит потребительских товаров стремительно увеличивался. Уже к 1989 году неудовлетворенный спрос населения составил 100 млрд рублей.

Получившие права самоуправления трудовые коллективы сделали решительный выбор не в пользу будущего развития, а в пользу текущего потребления. В 1975 году на накопление шло 21,4% национального дохода, в 1980 году — 20%, в 1985 году — 19,1%, в 1988 году — 18,4%, в 1989 году — 16,3%, а планом на 1990 год намечалось только 14%

Таким образом, передача предприятий под самоуправление рабочих привела не к долгосрочному развитию, а к удовлетворению текущих потребительских запросов населения. Доля национального дохода, направляемая на накопление и развитие, неуклонно снижалась, что в итоге ускорило экономический кризис позднего СССР.

Если вы находитесь в Петербурге, не упустите возможность посетить лекцию одного из ведущих специалистов по истории Российской революции — Бориса Ивановича Колоницкого, профессора факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге. Его работы давно стали классикой в изучении революционной эпохи, а подходы к исследованию языка, символов и культурных кодов революции вызывают широкий интерес как в академической среде, так и среди любителей истории.

Колоницкий известен своими глубокими исследованиями в области социальной и культурной истории революции. Среди его наиболее значимых работ — «Трагическая эротика: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны» и «Товарищ Керенский: революция и власть в России в 1917 году». В этих трудах автор раскрывает сложные механизмы формирования общественного мнения, роль символов и риторики в политической борьбе, а также исследует, как эмоции и культурные коды влияли на восприятие власти и революционных событий.

«Трагическая эротика» посвящена анализу образов императорской семьи в период Первой мировой войны, где Колоницкий показывает, как пропаганда, слухи и визуальные образы формировали отношение общества к монархии. В «Товарище Керенском» автор фокусируется на фигуре Александра Керенского, исследуя, как его публичный образ и риторика стали отражением надежд и разочарований революционной эпохи.

Продолжается совместный цикл лекций Европейского университета и Новой Голландии «Наследие и цифровая ре/эволюция», и пятую лекцию этого цикла прочитает именно Борис Колоницкий. Тема лекции — «Язык Российской революции: проблемы перевода».

Революционное насилие, как отмечает Колоницкий, первоначально выражается в словах и образах. Именно через язык происходит легитимация и оправдание насилия, а также формирование новых политических и социальных реальностей. Однако понимание языка революции — задача не из простых. Современные историки зачастую используют термины революционной эпохи без должной рефлексии, что приводит к искажению смыслов.

На лекции будут рассмотрены ключевые вопросы:

Как читать тексты революционной эпохи?
Какие смыслы вкладывали современники в такие понятия, как «террор», «буржуазия», «демократия», «гражданская война»?
Какие эмоции вызывали эти слова у участников революции?
Какие слова и понятия были табуированы, и как это влияло на политическую борьбу?
Как борьба за власть переплеталась с битвой за значения слов?