Во время съёмок фильма "Список Шиндлера" (1993 год) Стивен Спилберг носил в себе боль, которую мало кто мог понять. Каждый день на съёмочной площадке в Кракове, окружённом призраками Холокоста, он наблюдал, как его актёрский состав воссоздаёт самый тёмный час человечества: матерей, оторвавшихся от детей, дым, поднимающийся из труб.
Когда камеры перестали работать, тишина последовала за ним домой. "Мне казалось, что я живу внутри трагедии", - сказал однажды Спилберг. "Грань между прошлым и настоящим начала размываться."
И вот тогда звонит телефон.
"Привет! Это ваша суточная доза безумия!" - произнёс безошибочный голос Робина Уильямса, прорываясь сквозь тьму, как солнечный свет сквозь облака.
Робин никогда не спрашивал, как дела у Спилберга - он уже знал. Вместо этого он боролся с тьмой смехом. Иногда он немного импровизировал о пингвинах, управляющих гастрономом в Польше. Иногда дюжина нелепых голосов спорила о том, кто должен быть помощником Спилберга.
"У Робина был радар для грусти, - вспоминал позже Спилберг. Он чувствовал, когда я слишком глубоко тонул. А потом - он просто появлялся из ниоткуда, принося с собой радость".
Звонки никогда не планировались. Они приходили в странные часы - полночь, рассвет или между монтажом, - как будто сердце Робина как-то точно знало, когда его другу нужно снова посмеяться. Спилберг начинал звонок молча, плечи тяжёлые, а в конце концов смеялся так сильно, что едва мог дышать.
- Иногда, - сказал он, - я смеялся до слёз. И в этом был смысл - помнить, что я ещё чувствовал что-то кроме боли.
Однажды ночью, после особо жестокого дня расстрела по ликвидации Краковского гетто, Спилберг сидел один в своей комнате, разбитый. Потом снова зазвонил телефон. Робин даже не поздоровался - он сразу запустил скетч о двух цирковых слонах, пытающихся создать джаз-бэнд.
"Ларри, твой багажник не в настроении!” - кричал один слон.
"Ну, может, если бы вы перестали играть на тубе ноздрями!" - другой отвечал.
В течение десяти минут Спилберг смеялся, пока его слёзы не освобождались от горя. - Робин, - сказал он, - ты понятия не имеешь, что ты только что сделал для меня."
- О, кажется, да, - мягко ответил Робин. "Даже Богу нужно посмеяться после слишком долгого просмотра мира."
На следующее утро Спилберг вернулся, чтобы зажигать - не потому, что мир изменился, а потому, что друг напомнил ему, что в нём всё ещё есть тепло.
Спустя годы Спилберг говорил: "Звонки Робина не были развлечением - это спасательные миссии. Он тянулся в темноту и вытаскивал меня, каждый раз."

Их дружба стала тихим уроком сострадания - иногда любовь приходит не как грандиозные жесты или торжественные обещания. Иногда это звучит как голос на другом конце строки, говорящий:
"Эй, дружище... давайте сегодня вечером найдём немного света."
И для Стивена Спилберга эти моменты были доказательством чего-то глубокого: смех, подаренный любовью, может быть спасательным кругом - даже в тени истории.

Из сети