После десятилетий работы над достижением арабского единства Каддафи отказался от этого дела в 1998 году. Причиной стало предполагаемое отсутствие прогресса на пути к единству и отсутствие политической поддержки со стороны арабских стран Ливии, которая в то время находилась под международными санкциями.

В 80-х и 90-х годах Ливия оказалась в изоляции на международной арене в результате разработки химического и ядерного оружия, поддержки группировок, которые многие западные страны считали террористическими, таких как Организация освобождения Палестины и Ирландская республиканская армия, а также участия Ливии в бомбардировках европейских самолетов и зданий

Участие Ливии в бомбардировке самолета, потерпевшего крушение над шотландским городом Локерби в 1988 году, привело к тому, что в 1992 году Организация Объединенных Наций ввела санкции против Ливии. Эти карательные меры включали введение воздушного эмбарго и ограничение торговли.

Немногие страны поддержали Ливию и бросили вызов санкциям. Особенно бросалось в глаза отсутствие поддержки со стороны арабских стран. Каддафи, посвятивший много времени и ресурсов арабскому делу, почувствовал себя преданным.

Разочарованный арабскими странами, Каддафи остро нуждался в новом источнике поддержки внешней политики. Он нашел союзников в африканских странах, которые оказались готовы бросить вызов санкциям и проявить солидарность с изолированной Ливией.

Поддержка Африкой Каддафи 

8 июня 1998 года на 34-м ежегодном саммите Организации африканского единства в Буркина-Фасо лидеры африканских стран коллективно согласились бросить вызов санкциям ООН, введенным против Ливии.

В последующие месяцы главы государств Мали, Нигера, Буркина-Фасо, Чада и Гамбии проигнорировали воздушное эмбарго и совершили визиты в Ливию.

Когда в сентябре 1998 года на встрече Лиги арабских государств в Каире лидеры арабских стран решили не следовать примеру ОАЕ и не игнорировать санкции, Каддафи отреагировал заявлением о том, что «арабскому миру пришел конец», и заявил, что «настоящими сторонниками Ливии являются африканцы, а не арабы».

1998 год стал переломным для Каддафи. Он отказался от арабского дела и начал энергично организовывать усилия по достижению африканского единства.

В предыдущие годы Каддафи работал над улучшением отношений с африканскими странами. Он отправлял ливийские миротворческие миссии в Демократическую Республику Конго и дипломатические миссии для разрешения конфликта между Эфиопией и Эритреей, а также между правительством Судана и вооруженными оппозиционными группами. Эти инициативы принесли ощутимые результаты и улучшили репутацию Ливии в Африке.

Кроме того, большие запасы нефти в Ливии обеспечили Каддафи ресурсами, необходимыми для покупки влияния в Африке. Эти потеплевшие отношения в сочетании с общим отвращением многих африканских стран к правящему мировому порядку способствовали решению африканских стран не вводить санкции против Ливии.

Несмотря на поддержку Африки, санкции ООН парализовали ливийскую экономику. Это заставило Каддафи передать двух подозреваемых в организации взрыва над Локерби для суда в апреле 1999 года, в результате чего ООН сняла санкции и положила конец периоду изоляции Ливии.

Курение, однозначно, вредит моему здоровью, поскольку через двести метров бега с полусотней килограммов на спине я начинаю задыхаться и понимать, что мои 18 были уже очень давно. А сейчас я просто «старая больная обезьяна», как часто повторяю в ответ на предложения о каком-нибудь физкультурном экстриме. А еще бронежилет лучше все-таки носить на себе, а не тащить его в рюкзаке.

Я бегу, потому что мой автобус ушел на другую сторону границы, которую я первый раз пересекаю официально. В чем собственно говоря и заключался мой косяк – сотрудники ФСБ со всей возможной скурпулёзностью меня «обнюхали», долго куда-то звонили и согласовывали, но в итоге пропустили. Из всех мужчин, кто в эту ночь ехал в этом автобусе – прошел границу только я. Благодаря наличию журналистской аккредитации, которой у меня нет.

Остальных развернули, не взирая на награды и почести, душераздирающую пассионарность и блеск в глазах, искреннее желание врезать по щам вражине за Русь –матушку и т.д.  

Автобус едет в ДНР. 

Ночь. Пункт пропуска Успенка. 

Полтора десятка бабок с какими-то узлами, водитель со сменщиком и я. Под ободряющие возгласы пары сутулых фигур с автоматами (пограничники ДНР) я все же влетел в автобус, прыгнул на первое попавшееся место и выдохнул.

Я – журналист. Вернее, все так думают, потому что даже я в этом не уверен. Профильного образования у меня нет, особого таланта тоже. Написал одну злобную статью. И вот - новостной портал «ЮРТ», в котором я числюсь в штате редакции, волей главного редактора и моим желанием обеспечил мне этот геморрой.

Я еду на войну. Получив массу рекомендаций «никуда не соваться», еду как раз за противоположным. Странное ощущение того, что оружие уже при мне – пара камер, телефон и блокнот, угнетает пониманием, что успокаивающе-бодрящего холодка автоматной стали и привычной тяжести от набитых подсумков в этот раз не будет.

Чувствую себя голым. Войну все ждали, но случилась она как всегда внезапно. Еще не успел рассеяться дым от попаданий первых ракет, как я решил ехать. Быстрые сборы, подготовительные мероприятия «на авось», сцена дома с женой, понимание ответственности, безответственность, быстрые проводы.

Пытаюсь заснуть. Тщеславием не страдаю, медных труб в жизни хватало, просто стараюсь не афишировать, но в душе теплится желание сделать что-нибудь эдакое… впрочем нормальное желание для среднестатистического журналиста. Наверное. Я не уточнял.

Сон упорно не приходит, пробежка взбодрила меня окончательно и я начинаю вспоминать истории из 2014-2015 годов, происходившие со мной в этих же самых местах. Картины прошлого мелькают в памяти. А сколько новых историй сулит эта поездка? Успею ли донести их до людей? Солдатское счастье изменчиво. Журналистское тоже. Надо просто отработать и вернуться.

На втором ряду кресел всхрапывает сменный водитель. Обхожу его и подсаживаюсь на откидное кресло к водиле:

- Не против?

Водиле лет 60, может больше, но держится бодрячком. Бросает короткий взгляд в мою сторону:

- Садись, вдвоем всяко веселее в этом сонном царстве.

А дальше я снимаю убегающую под фары ленту дороги с покореженным траками и осколками асфальтом. Свет фар чуть выхватывает посадку по обочинам и не понять что за ними – лесок, балочка или «Великое ничто» - бескрайняя степь, перепаханная тракторами, танками, изгрызенная шахтами с уродливыми отвалами терриконов, в которой и по сей день «Спят курганы темные, солнцем опаленные», до тайн которых так и не дотянулись жители нашего просвященного и цивилизованного времени. 

Жителям нашего просвященного и цивилизованного времени некогда -  они заняты войной. 

21 век на дворе. Война. Дичь средневековая.