А я продолжаю читать книгу «Наследники» (про французских миллиардеров), изданную Le Monde. Дошла до главы, посвященной Hermès . Это уважаемое предприятие, как известно, пытался в десятых захватить абсолютно рейдерскими методами Бернар Арно, не преуспел, был оштрафован соответствующими органами. Ну как бы и ладно, но заслуженные журналисты Le Monde Рафаэль Баке и Ванесса Шнайдер в связи с данной историей решили в тексте провести «поэтические» параллели: «Hermès, как и Украина обладает богатой культурой, разрозненной системой управления, огромным обаянием, а во время нападения LVMH, как и возглавляемое Зеленским государство, сплотился и осознал себя единым БРЕНДОМ». Получается золотые перья ведущего издания V республики всерьез считают, что между скупкой акций и повсеместными бомбежками разница невелика. Вопросы есть? Вопросов нет. Анализируем и освещаем дальше.

Владимир Путин поздравил Александра Овечкина с тем, что он столько радости доставил болельщикам в России и за ее пределами. Юру Борисова чего-то не поздравлял с номинацией, хотя радости было не меньше - и дома и на Брайтон-Бич. Оно и понятно, кино же становится важнейшим из искусств только когда воспевает спортивные победы красной машины. Впрочем, нельзя не заметить, что президент РФ проявил некоторое вольнодумство, ибо, кто как не Овечкин идеально соответствует установленному Минюстом РФ определению иноагента. А учитывая размер гонораров, то Овечкин тянет на предводителя этой социальной страты. Буквально БАТЯ лиц, выполняющих функции… иноагенты разные нужны, иноагенты разные важны. В общем, не зря говорят, что хоккей - это фигурное катание в зоне военных действий.

Кстати, про батю, вернее про «Батю-2. Дед», который сейчас рвет отечественную кассу. Из рецензий узнала, что в сиквеле скрепного хита появились странные трещинки. Действие фильма разворачивается в трех временных измерениях - сегодня, вчера, в разгар сталинских репрессий, жертвой коих, собственно, и становится Дед в исполнении Евгения Цыганова. Поясняя внучку, что он делал в ГУЛАГе, патриарх рассказывает, будто занимался производством игрушек для УСАТОГО Деда Мороза. А потом Дед Мороз умер и Цыганова освободили (в том измерении, в нынешнем - не факт). За кадром эти лагерные байки озвучивает другой дед - Никита Михалков. Такие шутки над государственной некрофилией для самых маленьких. А может и не шутки.

Редкий случай в моей биографии: возникло желание чуть-чуть поспорить с Олегом Кашиным. Олег написал сегодня колонку про то, что «плохой русский» Овечкин победил «хороших» вроде Певчих по элементарной причине: радоваться за рекорды сограждан человеку свойственно, а посыпать свою и чужие головы пеплом - нет. Ну и дальше Олег развил мысль - безоговорочно бороться с Путиным или наоборот бежать впереди пропаганды - тоже стратегии провальные. Потому-то здоровый оппортунизм и простая человеческая радость от лишней шайбы любого диссидента и санкции перетрут (вот и Беркович уже ставит на зоне спектакли к 9 мая - пишет Олег). Я вообще стремлюсь радоваться. Радость - это всегда хорошо. Но и до войны и вовремя - радость, а также здоровый оппортунизм у меня никак в голове не вязались с родиной, чьими-то победами, желанием быть, как все, а только со своей маленькой жизнью, не такой, как у других. И Овечкин меня никак не греет, и Певчих давно заколебала, и Путин, как прогноз погоды, и коллективный запад - не пришей кобыле хвост. Зато я четко знаю, что Беркович просто не хочет переехать в ШИЗО. Что хоккей - игра, а Путин тим - реальность. Что в войне никто не победил. Что радует только Нина. И если по дороге - куст. Встает - особенно рябина, я вспоминаю, что есть где-то далеко Россия. К сожалению, мы ещё долго с ней не встретимся. Равно, как и Певчих, Овечкин, Беркович и даже Путин - они тоже от России в отрыве. Такая вот справедливость. Хорошие, плохие, все, все, все Россию прое… потеряли, в общем.

(Осторожно, спойлеры). Финал «Белого лотоса» заставил, как говорится, призадуматься. В стартовой точке мы имели аж пять положительных героев: блаженную в своем идиотизме Челси, буддиста на шлагбауме, Белинду, приехавшую обменяться опытом, двух невразумительных подростков, готовых за смыслом жизни и в монастырь и родному брату, извините, подрочить. На выходе у нас три трупа: Челси хотела вечную любовь и соитие с фатумом - получите, распишитесь и вообще спасение утопающих всегда верный путь в братскую могилу. На дно, соответственно, ушел и Рик вместе с обретенным под занавес папашей. Буддист оказался оппортунистом. Белинда так активно повышала квалификацию, что и правда из прислуги выбилась в белые люди. Подросткам теперь до скончания веков расплачиваться за грехи отцов - причем буквально. Вроде бы они выжили, потому что семья - главное, но на самом деле ад впереди и лучше бы Локи испустил дух у бассейна. Все остальные, как были в статусе ротанговой мебели, так и остались. Подруги за сорок, которым предстоит лишь стареть, дауншифтеры, свалившие от липкого прошлого, очутились в душном безвременье, а российский след и вовсе размыло приливом (моральным релятивизмом). Восторжествовала ли справедливость? Очень сомнительно. Отталкивая друг друга, участники тараканьих бегов мчатся к обрыву. Отстающим вроде повезло, но ненадолго. Утонуть в расцвете лет за вечную любовь, упокоившись среди кувшинок - наверное прозорливее, чем терпеть без причины и до упора. Но тут уж кому что, у кого какая книжка на прикроватном столике - Камю, Тора или приложение FT: How to spend it. В любом случае никого не жалко, никого.

А также внезапно поговорила с Михаилом Световым о кинематографе (Тарковский, Павликовский, Годар, Серебренников, Вильнев, Балабанов), хотя и перспективам России (Путин, Лимонов, Жириновский, Трамп) в этой беседе место тоже нашлось.

Давно мечтала разобраться во вселенной Романа Михайлова, которого Андрей Карташов называет главным режиссером эпохи СВО:
«В фильме «Поедем с тобой в Макао» первокурсник Олег говорит отчиму, что якобы хочет уехать учиться в Китай, аргументируя это фразой «Запад же — всё». «А, да, точно», — вспоминает собеседник. Этот диалог — самый подробный во всей фильмографии автора геополитический комментарий. Как в эпоху застоя, которой бредят герои «Отпуска в октябре», персонажи укрываются от назойливой политической реальности в частные пространства для «своих». Алексей Юрчак в уже хрестоматийной книге «Это было навсегда, пока не кончилось» называл эту стратегию термином «вненаходимость».

Меня тут занесло в Лондоне на «Три сестры», что показывают на «малой» сцене театра Глобус. Действие разворачивается при свечах, которые плавно гаснут, как и надежда на что-то хорошее в нашем мире бушующем. Первым себя залу явил person of color, в папахе и при балалайке, он притулился у рампы и стал угрюмо наигрывать старый вальсок. Довольно скоро выяснилось, что ему поручили Тузенбаха. Я - русский и православный, не обращайте внимания на мою немецкую фамилию - повторял он, терзая инструмент. Чем-то он напоминал бразильских игроков на стадионе ф/к Зенит. Не заставили себя ждать и сестры Прозоровы - их костюмер отоварил от щедрот душевных (кому нужны при заявленной степени условности все эти рюши и турнюры). Они метались между печкой и графином с водочкой, выкрикивая «ту москау, ту москау». Чехов был бы доволен - публика хохотала в голос над страданиями мультикультурной интеллигенции Пермского края, полагая что заявленное ими желание работать не многим отличается от высмеянных в «Белом лотосе» попыток дочери инвестбанкира уйти в буддистский монастырь. Однако глаз мозолили другие смыслы - стремление лондонцев оказаться в Москве, на Старой Басманной, нынче выглядит особенно актуально. Ведь повышение тарифов и прочие executive decisions Трампа никак не влияют именно на российский рынок. Да, эта автаркия среди берез кажется теперь особенно привлекательной. Умом Россию режиссеру Глобуса понять не удалось, но в то, что на общем фоне наш отечественный абсурд явно побледнел и уже не так страшен, как его малевали, он аудиторию заставил уверовать. Три года войны, столетия тоски, десятилетия школьной программы. И вот, в 2025, Чехов по-настоящему меня напугал - родимый морок truly is coming to a theatre near you.

«Не все так однозначно» — это мем начала войны в Украине, который высмеивал человеческую трусость и излишние компромиссы. Но является ли «однозначность» маркером смелости и мужества? Кто сегодня является амбассадором каждой из этих двух позиций? При чем тут Радио Свобода, Данила Козловский и Олег Кашин? Специально для Republic-Weekly изложила свой взгляд на эволюцию «неоднозначности», ее мнимое дно.

В четверг, 17 апреля подключусь к обсуждению и отвечу на любые вопросы о картине «Капитан Волконогов бежал», которую покажут в Берлине в 19.00 в Art-Café «Aviator» (Lindowerstr. 18). Я этот фильм не люблю, но вдруг вам понравится)
Билеты на https://www.kontramarka.de/.

FT опубликовал гигантский материал о деле Наоми Кэмпбелл с вкраплениями ее подробных, но неубедительных оправданий. Бывшая супермодель утверждает, что, конечно же, под ширмой благотворительности мошенничеством без ее ведома занималась уроженка Польши и экс-супруга топ-менеджера Ренессанс Капитал Бьянка Хеллмик, которая, видимо, прошла курс молодого коррупционера в Москве в конце нулевых. Хеллмик втерлась в доверие к Кэмпбелл в Лондоне, где после развода работала юристкой в Gherson Solicitors, фирме, активно обслуживающей граждан РФ. В частности Евгения Пригожина. Наоми в то время как раз разошлась с Владиславом Дорониным и искала кого-то, кто бы организовал доставку личных вещей с Садового кольца. Вскоре Хеллмик уже подыскивала Наоми нянь, а затем убедила, что нужно открыть представительство фонда Fashion for Relief в Великобритании. Дальше, якобы втайне от Кэмпбелл, нарисовались счета на Кайманах и на острове Мэн, а потом уже вырученные от продажи культовых нарядов деньги стали тратиться совсем не на больных Эболой или пострадавших от землетрясений. Интересно, что Хеллмик, когда деятельностью фонда Наоми заинтересовались соответствующие органы, создала фейковый аккаунт Кэмпбелл в Gmail (из имени модели в почтовом адресе просто пропала одна буква, а никто не обратил внимания) и от лица основательницы переписывалась всю дорогу с адвокатами. Довольно трудно поверить, что Кэмпбелл ничего не знала о проверках и расследовании вплоть до публикации в сентябре, случившейся в тот же день, что ей вручали в Париже почетную награду за заслуги перед модным человечеством. Сегодня Бьянка Хеллмик рассказывает всем желающим, что из нее делают козу отпущения, а кроме того она страдала от ужасного отношения к ней Кэмпбелл все эти десять лет. В общем, будьте бдительны и вы, когда вам предлагают перевезти вещи из Москвы или найти покладистую няню.

В Fondation Louis Vuitton открылась пару дней назад самая большая за всю историю ретроспектива Дэвида Хокни. От «Большого всплеска» до «Весны священной», созданной во время пандемии, на ферме в Нормандии при помощи iPad. Хокни - 87, он современник и Матисса и Бэнкси, дружил с Люсьеном Фрейдом, враждовал с Фрэнсисом Бэконом, до сих пор курит по пачке в день, в связи с чем LVMH отснял шикарную рекламную кампанию (Хокни с сигаретой на фоне своих шедевров), но органы надзора за здоровьем граждан 5 республики на пропаганду табакокурения наложили вето. В пятидесятые провинциальный подросток из малоимущей, многодетной семьи попал на выставку Ван Гога в Манчестере и решил раз и навсегда, что настоящее искусство это, простите, эякуляция красок (цитата). Собственно, брызги на «Большом всплеске» - недвусмысленная отсылка к только что случившемуся у автора бурному оргазму. Из свингующего Лондона Хокни уехал в Голливуд, а вернулся в Англию, когда в Калифорнии окончательно запретили курить. Помимо шествия вечной весны и круглосуточного гимна ЛГБТ в своем творчестве он отдал дань социализму (многочисленные портреты представителей рабочего класса, категорический отказ запечатлеть Королеву), а также личной оперомании. Финал выставки - абсолютно магический и вагнеровский: художник предлагает проводить на край ночи Тристана и Изольду. Неслучайно в эти выходные там же, в концертном зале Елена Стихина исполняла Liebestod, а за окном, по задумке Фрэнка Гери набегали на ступени в рай (ад?) равнодушные и к весне и к любви свинцовые волны.

Посетила с утра пораньше французскую налоговую. Пришла за час до открытия и сразу влилась в коллектив страждущих справедливости, так как некоторые его участники куковали с 6, приперлись, перефразируя Сильви Вартан, первыми на танцы. В прошлый раз очередь состояла из месье в кашемире, обсуждавших свой уикенд на Венецианской биеннале и недостатки колониальной политики 5 республики (по их мнению результаты данной политики крайне нелюбезно руководили раздачей талончиков). Сегодня напротив возмущались эмигранты вроде вашей покорной. Узнав, откуда я, одна дама посоветовала: не говорите про Россию! Я вот сказала, что из Португалии, такое началось! Что именно? - поинтересовалась я (Салазар-то вроде давно помер или офицер налоговой просто не полюбил на отдыхе резиновых лиссабонских осьминогов?). Выяснилось, что начальник смены ей надменно заявил будто Португалия не тянет на Европу! Другая дама, чуть ли не рыдая, поведала, что ее заставляют подавать декларацию онлайн, а она инвалид: «мне официально запрещено пользоваться интернетом, у меня больная психика!» Кто-то, заметив сквозь мутное стекло знакомого служащего, вскричал: обратите внимание на эту сволочь в буклях, неделю назад она назвала меня вульгарной скрягой, уж я ей покажу, я ей устрою! Какой-то студент меланхолично сообщал потерянным азиатам, что мы все умрем по вине Трампа, Европа обречена и стоять здесь невероятная глупость. Из конца очереди ему парировали, что умирать гораздо приятнее, если вычел из налогов траты на дом престарелых для бабушки. В этот момент лязгнули засовы и мои собеседники, моментально надев подобострастные улыбки, ринулись к дверям, а инвалид с больной психикой даже всех обогнал, отдавив не по-братски ноги здоровым. Ну удачи вам - прокричала на бегу уроженка Порту - и ни слова про Москву, помните, вы просто не местная, лучше быть никем, чем красной угрозой.

Во сне он горько плакал: война и мир Ивана Урганта.
«Рисковое предприятие — адаптация ⁠заморского формата Late Night Show, причем в версии Джимми ⁠Фэллона — неслучайно стартовало 16 апреля, в день рождения Урганта, ибо совершенно очевидно, ⁠что тогда-то он заново и родился. Из уже грязноватой пены ⁠полупропагандистского эфира России явился ⁠спаситель телевидения, а значит, и всего ⁠сущего — Иван из Петербурга. И стал проповедовать и довольно быстро был объявлен мессией. Это пришествие случилось под занавес эпохи Дмитрия Медведева, тоже, казалось, пытавшегося обратить страну в новую, кленовую веру. Доказать себе и пастве, что свобода лучше несвободы, получалось вплоть до рокировки — слагаемых отечественной диктатуры. В связи с чем «Вечерний Ургант» выглядел сладкой пилюлей для тех, кто строил планы «Барбароссы» на Болотной. Такой, пользующийся официальным благословением аналог телеканала «Дождь»*. Оптимизм бывает государственным и проливается, соответственно, золотым дождем».

На Apple стартовал прям очень недурной сериал «Ваши друзья и соседи» с Джоном Хэммом в главной роли, чья внешность - второго поколения, чуть тронутого благородной сединой на рекламе, допустим, Patek Philippe - как нельзя лучше подходит для язвительного обличения общества потребления. Если оперировать абсолютными величинами, то перед нами марьяж «Mad Men» и «Breaking Bad», хотя рвется в бой повествование, конечно же, с эксплицитной цитаты из «Сансет бульвара». Барахтаясь в чужом, ледяном бассейне на титрах, Куп (Хэмм) поясняет откуда на его худи пятна крови и как он вообще дошел до жизни такой. А просто его, воспользовавшись metoo, подсидел коллега по хедж-фонду, бросила ради звезды NBA жена (Аманда Питт) и, разумеется, отобрала дом с автопарком, а еще нужно спонсировать депрессивную сестру, избалованных детей и вообще держать марку. В итоге Куп начинает с малого - крадет невзначай, во время барбекю, коллекционные часы у такого же, как он сам, богатого мудака с соседней виллы. Хэмм великолепен в амплуа хэзбина Wall Street, догадавшегося к пятидесятилетию, что весь этот мир успешных и напыщенных завсегдатаев частных гольф-клубов - полное говно. К счастью, в его спичах о бренности Луи Вюиттон имеется нужная доля самоиронии, которой ретроспективно не хватает похожим филиппикам Бретона Истона Эллиса. Фрейдистский туман «Безумцев» рассеялся, началась жизнь - пошловатая, блеклая, состоящая из сплошных отгадок. Впереди лишь выплаты по кредитам и проблемы с простатой. Идеальным резюме первых двух серий является полуночная сцена, в ходе которой только что переспавший с бывшей женой бывшего друга Хэмм, встает отлить, в темноте натыкается на какую-то безумный предмет дизайна и вопрошает вечность: ЗАЧЕМ? Короче, радостно за одного из любимых актеров, сумевшего вернуться со дна бутылки. Ну и деструктивный дух «Ваших друзей и соседей» прекрасно отражает нынешнюю эпоху - недореволюций и полуанекдотов.

Сходила сегодня на выставку “Матисс и Маргарита» в Musee d’Art Moderne, посвященную дочери великого фовиста. Маргарита была ребенком болезненным, перенесла несколько тяжелых операций, поэтому не посещала школу, а болталась в мастерской. В итоге известно более сотни ее портретов кисти Матисса. От трогательных, младенческих до почти парадных, с особым вниманием к деталям модного гардероба - пальто от Пуаре или шляпке со страусиными перьями. Матисс писал Маргариту и в парижской квартире на набережной Сен-Мишель и в рыбацкой деревне близ Марселя и в Бретани и, конечно, в Ницце, где она позировала на фоне до боли знакомого променада, утопающего в пальмах и солнце. Маргарита вышла замуж за арт-критика, поздно родила сына, которого в первые же дни немецкой оккупации отправила одного в Нью-Йорк. До войны она пробовала свои силы в живописи, создала коллекцию платьев, но больше всего времени посвящала отцу, представляя его интересы, как агент. Только в 1945 Матисс узнал, что Маргарита участвовала в Сопротивлении, была по доносу арестована, в Гестапо ее пытали, затем хотели депортировать в Германию, но союзники уже вовсю наступали и на границе, около Бельфора, за несколько дней до освобождения Парижа Маргарите чудом удалось спастись. Из писем к потрясенному отцу: «мы не можем игнорировать эпоху, что заставляет столь многих страдать и умирать». Последний портрет Маргариты Матисс написал через два дня после ее возвращения из тюрьмы. Черты любимой дочери будто растворяются в холодной белизне альбомного листа, пережитое затмевает родное.