🍉Израилефилия и современный черкесский национализм
Для любой формы этнопатриотизма / национализма идеальным форматом государства и общества является современный Израиль. Примитивная логика обывателей о том, что есть некий «хороший национализм» и «плохой нацизм» сразу же претерпевает крах, как только речь заходит об Израиле. Те самые «хорошие националисты», которые просто «любят свою нацию», смотрят горящими глазами на апартеидный Израиль.

В случае с адыгами, можно рассмотреть данную проблему в контексте многочисленных профанных разговоров об израильских черкесах, лучше всех сохранившихся в диаспоре. Отечественные этнопатриоты абсолютно не разбираются в сути вопроса и не имеют даже малейшего представления об истории отличающихся даже друг от друга черкесских диаспор. В свою очередь, это связано с тем, что центризм отечественной историографии вокруг именно отечественных адыгов нагло пропустил истории разных черкесских диаспор и ныне уже пытается подогнать их всех под свои стандарты и понятия. Разный уровень религиозности, разное понимание национальной идентичности и разные исторические контексты дают нам на выходе множество разных народов, а не единую нацию.

Одним из камней преткновения, вокруг которых местный национализм не может сойтись с интересами и настроениями потомков мухаджиров, чтобы солидаризироваться с ними - это арабо-израильский вопрос. Тотальное большинство потомков мухаджиров презирают абсолютно всё, что связано с этим государством. В то же время, в отечественной черкесской этнопатриотической среде, мы ни раз замечали проявления симпатий по отношению к нацистскому государству сионистов. Будь то Авраам Шмулевич, проявляющий настырный интерес ко всему черкесскому и чеченскому, либеральный блогер Беслан Кмузов, открыто симпатизирующий нацистскому режиму в Израиле или кучка безграмотных «иноагентов», бежавших в недавнем времени из России.

Указатели и таблички на родном, возможность изучать язык на уровне школьной программы и свобода танцевать, плясать, одним словом, тонуть в культе праздников и торжеств, всё это подкупает бывшую советскую номенклатуру, которая и стала у нас на Родине рупорами нациестроительства еще с 1990-ых. Они готовы продать реальные понятия / принципы / идеи, ради всего этого. Они готовы поддержать или солидаризироваться с таким государством, как Израиль.

При всем при этом, вся их «идеология» - это ложь и фикция. Черкесский национализм не репрезентует глубинный народ. Он не знает ни адыгов зарубежья, ни адыгов России. К примеру, говоря об израильских адыгах, они игнорируют факт того, что именно эти адыги являются наиболее религиозными из всех остальных диаспорских общин. Или разбирая культуру адыгов постсоветского пространства никак не затрагиваются реально актуальные контексты культуры. К примеру, реисламизация в 90-ых, когда множество потомков мухаджиров приехали и первыми начали поднимать призыв в КБР (Шоуки Балаг, Абдуль-Баки и пр.). Никак не изучен и период Гражданской войны, который для нас является более актуальным, нежели вечно педалирующиеся сюжеты Кавказских войн. Еще у нас любят говорить о литературных языках, что звучит смешно, учитывая то, что на Кавказе исторически от силы только два реальных литературных языка - тюрки и аварский, которые имеют колоссальный письменный бэкграунд. Остальные «национальные языки» искусственны, а литература на них ограничивается работами советских номенклатурщиков, наследие которых ну никак нельзя считать достоянием глубинного народа. Или же вопрос формирования в советский период городских культур, что является фундаментальным вопросом с т.з. современной ментальности.

Всё это важные аспекты, формирующие нас и определяющие реальный контекст актуального народа. Однако местный люмпенский национализм зиждется лишь на историософских спекулятивных темах, никак не затрагивающих, опять же, контекст глубинного / реального. Именно поэтому ничего не получается и люди из года в год всё более и более разочаровываются в подходах национализма.

🍉Черкесы в османском Иерусалиме
Воспоминания Али Бирмамитова - потомка кабардинских мухаджиров. Бирмамитовы являлись знатным кабардинским родом, владевшим землями на северо-западе Большой Кабарды, в районе современного Кисловодска. Его рассказ может послужить примером того, насколько же сильно адыги были интегрированы в контекст ислама.

Для националистов арабо-израильский конфликт служит лишь противостоянием “цивилизованного запада”, в который необходимо интегрироваться, и “варварского средневекового ислама”, который “нам” навязали.

О реализованности черкесов в рамках глобального арабо-мусульманского культурно-цивилизационного пространства, куда входят и “израильские” черкесы (исторически палестинские), мы ещё обязательно поговорим. Этот же видео-материал на заметку всем тем, кто заступается за “идеалы предков”, отрицая факт их принадлежности к глубокой религиозной традиции - Исламу.

📚Сегодня мы рады анонсировать начало работы нашего книжного издательства “República de Salé”!

Долгое время мы занимались формулированием теоретических аспектов дискурса: писали статьи, снимали видео, подкасты, проводили многочисленные эфиры. Теперь же мы по милости Аллаха занялись полноценным издательским делом.

Литература, которая нас интересует не ограничивается конкретными направлениями. Она может быть любого жанра и любой специализации: художественная литература, история, социология, культурология, политология, философия или даже поэтический сборник. Мы также будем переводить и издавать редкую литературу, с которой не знакома отечественная аудитория.

Наша основная задача — создать такой список литературы, который сможет сформировать человеку полноценный и здравый взгляд на современность.

Помимо всего вышеперечисленного, “República de Salé” будет еще и полноценной медиа-площадкой, в рамках которой вы сможете лично коммуницировать с авторами публикуемых нами книг, посещать лекции, вебинары и слушать эксклюзивные подкасты различных специалистов из мира гуманитарных наук.

Просим нашу аудиторию поддержать наше начинание и подписаться на страницы нового проекта в социальных сетях (ссылки ниже 👇🏼). Братья и сестры, которые ведут свои каналы и проекты, будем благодарны если и вы поделитесь со своей аудиторией данным анонсом.

Первая книга выйдет уже в скором времени. Мы обещаем вас впечатлить!

• Телеграмм-канал:
https://www.tg-me.com/repdesale
• Страница в инстаграм:
https://instagram.com/republica_de_sale

🍉Черкесские жертвы израильского насилия
Лицемерие националистов в том, что за возможность читать на модных указателях родным языком названия улиц в какой-нибудь Кфар-каме или Рихании, они готовы закрыть глаза на актуальный здесь и сейчас геноцид народа, придерживающегося той же религии, что и 90% их собственного народа (интересы которого они, очевидно, не репрезентуют). Ладно палестинцы, они видите ли “другой нации”. Сирийские черкесы пострадавшие в ходе двух арабо-израильских столкновений в прошлом столетии их совсем не волнуют. Как же ничтожно эго националиста, готового продаться за такую мелочь.

Ниже история очевидца игнорируемых кровавых событий:

Мы оставались в деревне шесть дней после прихода израильтян. Некоторые из нас хотели остаться, но люди стали колебаться после того, как мы услышали, что произошло в некоторых деревнях, таких как черкесская деревня Аль-Мансура, где израильская армия собрала несколько молодых людей и расстреляла их. На следующий день все согласились уйти в другие районы.

Историю рассказывает бывший житель черкесского Айн Зиван. “Бывший” по той причине, что Айн Зиван является одним из двенадцати полностью стертых израильтянами с лица земли черкесских населенных пунктов на Голанских высотах.

📿”Поверхностная исламизация” адыгов
Говоря более подробно о формировании нарратива о “поверхностной исламизированности” адыгов, да и в целом народов Кавказа, обратимся непосредственно к контексту колониальной истории.

Российская империя, колонизируя новые регионы, неизбежно сталкивалась с проблемой включения местных обществ в общеимперское пространство. В попытках решить данную проблему, чиновники перепробовали огромное количество разных способов: делали ставку на крестьян, пытались обострить социальные противоречия, в дальнейшем, они сменили тактику и занялись привлечением представителей местных знатных фамилий, предлагали им воинскую службу в императорской армии или получение образования в столице. Однако самым действенным способом контроля и полноценного включения региона в состав империи стали реформы местных судебных органов.

Для понимания местного контекста и дальнейшего формирования эффективных судебных инстанций было необходимо изучить правовую культуру. Первым шагом на пути реализации данного проекта была кодификация “обычного права”. Кодифицированные российской администрацией нормы обычного права не представляли полную картину правовой культуры, актуальной для того или иного периода. Кодификации подвергалось лишь то, что представители российской администрации считали приемлемым. “Приемлемость” зависела от того, насколько те или иные положения местного права противоречили европейской морали и вписывались в рамки европейских правовых систем, ведь Россия с начала XVIII века избрала европейский вектор развития. Как отмечают современные исследователи, военно-народное управление, учрежденное империей на территории Кавказа, было схоже с системами французского колониализма в Алжире. П. Сартори и П. Шаблей в работе “Эксперименты империи: Адат, шариат и производство знаний в Казахской степи” отмечают, что в 1857 г. после завоевания г. Кабилии (Алжир) Французская империя столкнулась с берберами, которые стали рассматриваться колонизаторами как слабо исламизированные или поверхностно исламизированные. Именно по этой причине, французская администрация впервые решила противопоставить адат шариату, так как с их т.з. адат воспринимался как разновидность светского права, который не зависит от религиозного - шариата. Шаблей и Сартори проводят параллели между ситуацией в Алжире и той, что сложилась в Казахской степи. Мы тоже можем выявить схожие с французским колониализмом практики, имевшие место на территории Кавказа.

Представители российской администрации описывали регион как слабо исламизированный, а население прозвали “поверхностными” мусульманами. Чиновники часто путали адат и шариат, тем самым проводя искусственные границы между ними. Данный подход представителей администрации связанный с непониманием чиновниками принципов работы шариата, со временем, подкрепится и идеологическими основаниями: сначала в самой империи, затем в советский период, ну и куда же без идеологов современного национализма.

📿”Адыгэ Хабзэ”: альтернативная религиозность
Важным аспектом черкесского нациестроительства является вопрос религиозной принадлежности адыгов в прошлом. Именно этот аспект зачастую становится камнем преткновения в общественном пространстве между представителями мусульманских общин и националистов.

По сей день изучение истории религии в адыгской национальной литературе сводится к выявлению доисламских традиций и противопоставлению религиозной и национальной составляющих традиционной культуры адыгских обществ в прошлом и настоящем. Основной акцент делается на якобы позднюю и насильственную исламизацию, а также на противопоставление религиозных положений ислама и норм адата. На этом основании выстраивается нарратив о «чуждости» ислама адыгскому “менталитету”.

“Самость” адыгского сознания конструируется на основе понятия “Адыгэ Хабзэ”, в которую разные авторы вкладывают совершенно разные смыслы. Таким образом, “Адыгэ Хабзэ” предстает некоторым унифицированным продуктом эпохи позднего советского нациестроительства, когда производились попытки окончательно искоренить религиозную составляющую из прошлого. Таким образом, мы видим в воплощении национального дискурса разновидность “новой религиозности”.

Бенедикт Андерсон – классик в области истории национализма и автор фундаментальной работы “Воображаемые сообщества”, показывает как сильно на протяжении истории трансформировались идентичности. Андерсон связывает возникновение воображаемых сообществ нового типа, то есть наций, с глубоким религиозным кризисом, поразившим Америку и Европу на рубеже XVIII–XIX вв . С его точки зрения, национальная идея стала альтернативной версией уже неактуальной религиозной идеи. Говоря о религии, Андерсон приводит примеры сакральных мест и создания вокруг них центров паломничества, объединяющих всех представителей культа:

«Как уже ранее отмечалось, странное физическое соседство малайцев, персов, индийцев, берберов и турок в Мекке есть нечто непостижимое без отлившегося в какую-то форму представления об их общности. Бербер, сталкиваясь с малайцем у ворот Каабы, образно говоря, должен спросить самого себя: «Почему этот человек делает то же, что и я делаю, произносит те же слова, что и я произношу, хотя мы не можем даже поговорить друг с другом?» И как только возникает такой вопрос, на него существует один-единственный ответ: «Потому что мы... мусульмане».
Разумеется, в хореографии великих религиозных паломничеств всегда была некая двойственность: огромные толпы неграмотных людей, говоривших на своих родных языках, обеспечивали плотную, физическую реальность церемониального перехода; и в то же время небольшой сегмент грамотных двуязычных адептов из разных языковых сообществ выполнял объединяющие обряды, истолковывая соответствующим группам приверженцев смысл их коллективного движения».

Таким образом, возникновение нации сопровождалось практически тем же самым - сакрализацией нации и её новоявленных / изобретенных атрибутов: флаги, гимны, гербы и и т.п. Происходила подмена старых [религиозных] символов на новые [национальные]. Как пишет Андерсон,: “Возникновение нации – это результат поиска, так сказать, нового способа, с помощью которого можно было бы осмысленно связать воедино братство, власть и время”. Насколько кризис в Европе соответствовал настроениям религиозных людей в мусульманском мире - отдельный вопрос. Факт в том, что сам дискурс нациестроительства и необходимости наличия национального государства у той или иной новоявленной нации - чисто европейский феномен.👇🏼

Еще одним исследователем национализма, писавшем о нации, как о форме “новой религиозности” является британский историк-марксист Эрик Хобсбаум. В своей работе “Изобретение традиции“ он отмечает, что в XIX в. европейцы начали чаще иметь дело непосредственно с государственными институтами, нежели с церковью: практики с переписью населения, повсеместное введение системы начального образования и призыв в армию. Основной проблемой для государства было формирование идеи, которая обеспечила бы ему преданность своих граждан, то есть их идентификацию в первую очередь с конкретной страной и правящей системой, а не глобальной церковью и ее авторитетами. Если до XIX в. государство коммуницировало со своими поданными через религиозные институты или управленцев из числа своих ставленников, то в новом столетии традиционные “гарантии преданности” были серьезно ослаблены социальными трансформациями, которым подверглось европейское общество: индустриализацией и идеологической ориентацией новых элит, дистанцировавшихся от всего религиозного. Таким образом, государство нового типа вынуждено было придумывать новую «гражданскую религию» для сохранения преданности своих подданных.

Став “нацией”, новоиспеченные граждане национального государства обретали одну историю, одни символы и единые устремления. Государства стремились усилить патриотизм символами «воображаемой общности» независимо от того, где и когда они возникли, изобретая общую историю, культуру и новые традиции. Так называемый процесс “изобретения традиции” идеально вписывается в обозначенный ранее феномен “нациестроительства”.

Таким образом, антиисламский дискурс адыгских националистов связан прежде всего с попытками откреститься от исламского прошлого, что побуждает националистов конструировать альтернативные концепты, которые якобы были актуальны у адыгов в прошлом. Отсюда и миф о “поверхностной исламизированности” адыгов, и концепт “Адыгэ Хабзэ”, который в определенных интерпретациях предстает как полноценная религиозная доктрина, якобы бытовавшая в адыгских обществах. Все это не более чем поздние конструкции, противоречащие и никак не репрезентующие реальную картину о положении адыгских жителей КБР, КЧР, республики Адыгея и некоторых аулов Краснодарского края, не говоря уже о многочисленных адыгских общинах на Ближнем Востоке и Турции. И индустриализация, и ориентированные “на новое” элиты, и обретение государственности в виде национальных республик — это последствия политики Советского союза. Национальная история, национальная культура, национальный язык, национальный флаг, национальная символика, национальные праздники и всё прочее “национальное“, с чем мы сталкиваемся сегодня на Кавказе, было придумано не более ста лет назад теми самыми “новыми элитами”. А были ли эти новые элиты “рукопожатыми” в среде обычного / глубинного народа и насколько они представляли их реальные интересы, а не были просто идеалистами, зараженными немецким романтическим национализмом - очередной вопрос, на который мы тоже попытаемся ответить в последующем.

📿Спекуляции “хабзизма”
Нарративы адыгской национальной историографии не ограничиваются выстраиванием строгих этнонациональных коридоров, отстаиванием своей исключительности, “особости”, попытками связать идею современной адыгской субъектности (в том числе и государственной) с различными образованиями прошлого. Огромную роль в исторической литературе, призванной сконструировать единство адыгов на национальной платформе, играет вопрос наличия у этой нации единой культуры. Фундаментом всех рассуждений публицистов и историков о единой адыгской культуре является понятие “Адыгэ Хабзэ”.

Слово “Хабзэ” с адыгского языка может переводиться как “обычай”, “закон”, “этикет”. Впервые “Адыгэ Хабзэ”, то есть именно с обозначением этнонима, начинает упоминаться в поздней советской исторической литературе. Ни адыгские просветители начала XIX в., ни многочисленные путешественники, писавшие о регионе в прошлом, ни представители царской администрации, ни духовенство или деятели просвещения начала XX века не употребляли данное словосочетание в таком виде. Изобретенность концепции “Адыгэ Хабзэ” также подтверждается огромным количеством трактовок сути данного понятия, которые формулировались различными историками и публицистами в новейшее время.

Термин “Адыгэ Хабзэ” на сегодняшний день эксплуатируется сильнее всего среди небольшой интеллектуальной прослойки местных националистов. В народе же, в частности среди тех, кто застал ранний период становления Советского государства, понятию “хабзэ” не придают чрезмерного интеллектуального / концептуального значения, оно имеет чисто бытовой характер (как и любое понятие, обозначающее определенный само собой разумеющийся уклад). “Хабзэ” может употребляться в категориях фамильных / семейных устоев “лъэпкъ хабзэ” или “унагъуэ хабзэ”. Старые обычаи обозначаются как “хабзэжь”, новые - “хабзэщь”. Есть даже обозначение религиозных исламских традиций и ритуалов - “дин хабзэ”. Можно увидеть, что на уровне самого языка понятие “хабзэ” не подразумевает какую-то статичность, унифицированность или догматичность. Националисты же пытаются разработать унифицированное понятие “Адыгэ Хабзэ” со строгими доктринальными положениями.

Британский историк-марксист Э. Хобсбаум отмечает, что появление движений выступающих в защиту или сохранение традиций, уже говорит о нарушении преемственности между той традицией, которая была / есть и той которую уже “нужно сохранять”:

“Эти движения никогда не развивают и даже не сохраняют живое прошлое — они должны стать «изобретенной традицией». С другой стороны, сила и приспособляемость подлинных традиций не зависят от процесса “изобретения традиции”. Где живы старые формы жизни, нет нужды ни в возрождении, ни в изобретении традиций”.

Другими словами, когда традиции сильны, они не нуждаются в особом осмыслении. Изобретение традиции становится актуальным тогда, когда жизненное пространство людей начинает быстро меняться, и традиции постепенно начинают меняться. Распад Советского Союза и разрушение его институтов освободило смысловое пространство, которое начало заполняться новыми категориями. “Адыгэ Хабзэ” таким образом стало инструментом процесса уже нового постсоветского нациестроительства, которое с одной стороны способствовало фактору обособления адыгов от других также изобретаемых национальных групп региона, а с другой - противопоставлялось актуализировавшимся процессам реисламизации.

В публицистической и исторической литературе понятие “Адыгэ Хабзэ” предстаёт с совершенно разными смысловыми значениями. Можно разделить многочисленные интерпретации данного понятия на 2 основные группы:
- “Адыгэ Хабзэ” как нормы обычного права адыгских обществ, куда можно отнести также и морально-этические установки;
- “Адыгэ Хабзэ” как национальная философия, характеризующая “самость” народа. Такая риторика часто приводит к интерпретации “Адыгэ Хабзэ”, как этнорелигии, которая якобы всегда доминировала в сознании народа.

Вывод: За все время существования нынешней национальной идеи, националисты не смогли придумать четкое и однозначное определение феномену “Адыгэ Хабзэ”.

Продолжение 👇

Довольно таки сложно провести четкую грань между категориями обычного права и этическими установками.

Иными словами, что такое “Адыгэ Хабзэ” - этика или право?

В этом отношении было бы удобнее использовать унифицирующий все эти понятия и очень удобный арабский термин “адат”, которого сторонятся адыгские националисты. В некоторых статьях посвящённых “Адыгэ Хабзэ” отмечается, что для всех народов Кавказа актуален как раз термин адат, исключение составляют адыги, которые никогда не называли свои традиции этим арабизмом, так как у них было свое слово — “хабзэ” (это показательный пример нарратива об исключительности национальной культуры, что характерно для любой формы национализма).

Например на сайте “Международной Черкесской Ассоциации” в статье “Адыгэ Хабзэ: ее структура и содержание” отмечается:

“Кабардинцы для обозначения обычая не употребляют термин адат, как это принято у народов Дагестана, Чечни, Ингушетии и тюркских народов. В значении адат кабардинцы употребляют только термин хабзэ”.

Таким образом, пытаясь подчеркнуть уникальность адыгской нации, автор данной публикации проигнорировал (а может и вовсе не знал) наличие в чеченском, ингушском, осетинском, дагестанских и азербайджанских языках собственных терминов, обозначающих понятие адат. В чеченском - “къонахала”, в ингушском - “эздел”, в осетинском - “Æгъдау”, в даргинском созвучное адыгскому “хабзэ” - “гъабза” и т.д. и т.п.

В погоне за уникальностью собственной культуры, практически все националисты региона пытаются педалировать “особость” (уникальность) своих адатов (читай: культуры, которую они строят на адате), игнорируя факт того, что абсолютное большинство адатных установок народов Северного Кавказа идентичны друг другу, если рассматривать их на макроуровне. В то же время, на микроуровне адаты могут отличаться друг от друга не то чтобы по изобретенному национальному признаку, а от рода к роду, фамилии к фамилии, тухума к тухуму. То бишь попытки отождествить то или иное положение адата с конкретной нацией - не более чем попытка унификации. Однако с точки зрения этой же унификации, логичнее и выгоднее в нашем положении было бы рассматривать все эти адаты, как один цельный культурно-исторический артефакт, принадлежащий жителям всего региона.

📿Судопроизводство адыгов. Адат и Шариат.
Касаясь конкретно вопроса судопроизводства у адыгов можно отметить, что практически не изученной остаётся история применения шариатского права и включенности местных адатов в исламскую правовую систему. Говоря об “Адыгэ Хабзэ” в качестве обычного права адыгов, стоит опасаться некорректных обобщений, так как нормы адата в разных адыгских обществах могли отличаться друг от друга.

Для начала стоило бы отметить, что рассматривать правовую культуру адыгов, как одной нации практически невозможно и является грубейшей ошибкой (с точки зрения исторической науки и объективной реальности в целом). К примеру, если в адыгских “демократических” или "вольных” обществах Северо-Западного Кавказа источниками обычного права (адата) становились санкционированные общиной установки и нормы, возникшие непосредственно в ходе судебной практики, то есть на основе общественного договора, то в “аристократических” обществах судопроизводство непосредственно было связано с договором между представителями высших сословий. Таким образом, в первую очередь, стоит обратить внимание на различия в социальном устройстве рассматриваемых обществ, правовую культуру которых мы обсуждаем.

Как отмечает ранний советский этнолог А. Ладыженский:

«Классификация адатов исключительно по национальному признаку — совершенно недостаточна. У разных классов и сословий одного и того же народа имеются различные обычаи, а у одинаковых сословий разных народов адаты часто очень сходны друг с другом. Так, например, в Дагестане имеются так называемые "бийские" адаты. У кабардинцев уорк-хабзэ, т.е. дворянские обычаи, очень отличные от обычаев крепостных крестьян. Арьдау осетинских феодалов в значительной степени находятся под влиянием кабардинских уоркских адатов. Между тем до сих пор на это обстоятельство почти не указывалось».

Сословная природа судопроизводства особенно ярко отражена в кабардинском обществе, где “элиты”, а не “община” становятся акторами судопроизводства. Дуализм кабардинского сословного общества подразумевал большой качественный разрыв между элитой (пшы, уорками) и низшими слоями общества (лагунапытами, унаутами). Положения кабардинского “Уэркъ хабзэ” (аристократического права) были напрямую связаны с конкретными княжескими фамилиями, регулируя отношения внутри рода, с зависимыми крестьянами и представителями других родов и княжеских фамилий. В работе “Адыгэ хабзэ и суд в Кабарде” Х.М. Думанов перечисляет правовые особенности некоторых фамилий, которые были актуальны в регионе в конце XVIII - нач. XIX вв.: “ХъэтIохъущыкъуей хабзэ” - Атажукинское право, “Мысостей хабзэ” - Мисостовское право, “Джылахъстэнэй хабзэ” - Гиляхстановское право и др. Можно рассмотреть данное утверждение на основе содержания документа начала XIX в. “Народное условие, сделанное 1807 года июля 10, после прекращения в Кабарде заразы, в отмену прежних обычаев”:

“Если князь выдаст свою дочь в замужество, и у него есть уздень из Куденетовых, тогда дает ему лучшую ло­шадь”.

Мы видим, что по отношению к представителям конкретных фамилий применялись уникальные правовые положения, которые могли не относиться к другим фамилиям. Еще одной особенностью данных положений является то, что они были вписаны в рамки исламской судебной системы - шариата, то есть то или иное положение “хабзэ” становилось одним из источников местного исламского права ханафитской школы, то бишь урфом.

Продолжение👇

Важным, однако игнорируемым аспектом правовой культуры адыгов оказывается как раз фактор наличия исламского права и исламских судов в регионе еще с давних времён.

Говоря о самых ранних упоминаниях исламизации данного региона, можно вспомнить период вхождения Западного и Центрального Кавказа в Улус-Джучи эпохи Хана Узбека. По достоверным источникам известно, что Хан Узбек совершал ‘ид-намаз на территории Центрального Кавказа (в районе современного Ставропольского края, а именно Пятигорья). Именно в тот период в регионе впервые появились и шариатские суды, и в принципе серьезная городская культура, следы которой мы можем наблюдать по сей день (Татартуп, Нижний / Верхний Джулат, множество мусульманских захоронений, обителей (ханака) и т.п.).

В дальнейшем, с конца XV - нач. XVI в., на территориях Приазовья и Причерноморья образуется множество османских крепостей. Власть халифа утверждается учреждением Кафинского санджака - административной единицы, находящейся в составе Османского султаната. Большую долю населения региона составляли адыги, которые владели этими землями. Именно вокруг Кафинского санджака начинают стягиваться адыгские княжества, признающие легитимность власти османского халифа.

Весной 1501 г. сын османского султана Байазида II, Мехмед, занимавший пост бея Кафы, организовал очередной поход в Черкесию. Московский посол И. Мамонов докладывал:

“А сын турского Махмет салтан кафинской сее весны посылал ратью людей своих на черкасы триста человек, да двесте человек черкас с ними ж ходили, которые у кафинского служат; а царев Муртозин сын с Азовскими казаки с ними ж ходил вместе на черкасы; и черкасы турков всех да и черкас тех кафинского салтана людей побили; а Муртозин сын утек, а людей у него многих побили”.

Мы видим, что во время похода Мехмеда поддерживают сами адыгские общества Кафы. Все эти “походы” ставили своей задачей подчинение духовной власти халифа непокорных жителей региона. Важно отметить и то, что земли Центрального и Западного Кавказа к XVI в. уже давно считались “дар-уль-исламом” (землей ислама), что вызывало ещё больше поводов для османского султана закрепиться в данном регионе, в качестве полноправного халифа.

К началу XVII в. в “аристократических” обществах исламизированность элит напрямую начинает влиять на религиозную ориентацию жителей региона в целом. Как пишут осетинские историки:

“Политическое значение ислама на Центральном Кавказе с того времени определялось влиянием кабардинских князей, которые после падения Алании взяли под контроль предкавказскую равнину. Мусульманство воспринималось как престижный культурный выбор, характерный в особенности для аристократии северных осетинских обществ”.

Помимо осетинских обществ, в период продвижения Кабарды с равнин Центрального Кавказа к побережью Каспийского моря (XVII в.) были отчасти исламизированы некоторые чеченские и ингушские общества, что объясняет их изначальную приверженность к ханафитской правовой школе. К примеру, еще в XVIII в. ингушские общества при переселении с гор на равнины заключали договора с кабардинскими владетелями, одним из условий которых было принятие ислама, строительство мечетей и выплата закята.

Высшие сословия кабардинского общества стимулировали и интеграцию правовых инстанций соседних народов в свои суды. Так, на землях кабардинских князей располагались “мехкеме” (духовные суды), к которым обращались часто и представители других народов. В 1812 году подполковник А.М. Буцковский, описывая правовые особенности народов Центрального Кавказа, отмечает: “Они все магометане, имеют своих духовных и шариат. В видных только случаях относятся в вышеупомянутое мехкеме, главное судилище на Кабарде пребывающее”. Данное мехкеме обслуживало не только кабардинцев и бесленеевцев, но и абазинское и карачаевское население Верхней Кубани.

Продолжение👇

Мы видим, что шариатские суды Кабарды никак не были ориентированы на конкретные этнические группы и формировали единую платформу судопроизводства для жителей всего региона. Можно сказать, что это была в том числе особая разновидность экспансии кабардинских князей, которые с помощью своих шариатских инстанций закрепляли свой авторитет среди мусульман региона, в том числе экстраполируя вместе с шариатом и положения своих аристократических адатов - “Уоркъ хабзэ”.

Касаясь темы шариатского влияния на местную правовую культуру, стоило бы отметить наличие в регионе Центрального Кавказа широкого пласта религиозной литературы правового толка. В 2002 году группе исследователей из РАН удалось собрать в КБР ценные собрания старопечатных и рукописных книг и документов на арабском, тюркских и персидском языках. Из мусульманских книг и рукописей наибольшим спросом пользовались Коран и комментарии к нему, учебники и комментарии по мусульманскому праву, основам веры, арабской грамматике, поэзии, суфийской этике. Найденные рукописные работы и документы датируются в период с XVIII века по начало XX-го в. (статья с обзором рукописей Кабарды и Балкарии будет приведена ниже).

Как мы можем видеть, исламское право определенно имело распространение на территории Кабарды, а обычное право (адат) проходило жесткую фильтрацию через призму канонов и установок ханафитской школы исламского права. При этом, мы не можем говорить о наличии в конце XVIII в. мусульманского права, например, у абадзехов, которые хоть и были интегрированы в мусульманское пространство, но своих шариатских инстанций не учреждали вплоть до начала XIX в. Мусульмане из числа абадзехов могли судиться в шариатских инстанциях соседних адыгских (уже достаточно исламизированных) , ногайских обществ и, конечно же, в многочисленных османских крупностях. Адыгских жителей Кафы и вовсе окружала полноценная исламская инфраструктура: множество мечетей, шариатских судов (учитывая, что Кафа входила в состав Кафинского бейлербейства Османского султаната).

Таким образом, говорить о наличии единого понятия «Адыгэ Хабзэ», как и об одинаковом уровне исламизированности всех адыгов, абсолютно некорректно. Из этого мы можем сделать вывод, что рассматривая субъектом истории «нацию», мы каждый раз будем приходить к некорректным и запутанным выводам. Мы не рассматриваем адыгов как монолитную национальную общность в перспективе прошлого, ведь исторический и культурный контекст каждого адыгского общества был уникальным. Эта уникальность была потеряна не в ходе принятия ислама (что произошло очень рано), а в ходе модернизации, когда идея нации занялась беспощадной унификацией всего и вся. На сегодняшний день, как бы громко этно-активисты не афишировали то, что «мы один народ» // «одна нация с 12 субэтносами», адыги разных республик, будучи родственными со всеми своими соседями и имеющими в том числе с ними общие корни (смотри результаты ген. исследований), остаются ментально разными (на микроуровне). Мы настолько же похожи друг на друга, насколько похожи на карачаевцев, балкарцев или абазин (на макроуровне). Так что риторика национализма у нас в регионе не просто фикция, а дешевая фикция. Только сейчас некоторые из наиболее активных этнопатриотов додумываются до интерпретации термина «черкес» в категориях гражданского национализма, а не этнического. Нам же, все эти политические спекуляции в корне не интересны, ведь мы знакомы с термином «лингвистический поворот» (если кто не в курсе, исправляйтесь).
Мы миллет Ибрахима (عليه السلام).

Статья В. О. Бобровникова “Каталог рукописей и старопечатных книг на арабском, персидском и тюркских языках из Кабардино-Балкарии”.

📿Корни кавказских адатов
Основанное на обычае традиционное право адыгов (хабзэ) можно рассматривать как составляющее более глобальной правовой системы - шариата, особенно учитывая гибкую сущность ханафитской школы, которой преимущественно и принадлежали все мусульманские общества Центрального и Западного Кавказа.

В этом контексте проблему представляет восприятие шариатского и обычного права (адата/хабзэ), как двух самодостаточных и независимых друг от друга инстанций. При этом многими авторами не учитывается то, что обычному праву адыгов (да и в целом, народов Кавказа и даже шире - любых некогда колонизированных мусульманских обществ) было свойственно не только соположенность некоторым нормам исламского права, но и тесное переплетение с ними.

Ислам непосредственно проникал в правосознание обращенных мусульман, а не был какой-то отдельной категорией (деление на «светское» и «религиозное», как и на «национальное» и «религиозное» - поздние феномены модерна, навязанные мусульманам в ходе утверждения колониальной европейской власти на местах). Именно поэтому провести четкую грань между исламскими и доисламскими правовыми нормами (адатами) оказывается затруднительным. Дело в том, что шариатские нормы (не только правового, но и этического характера) и нормы адата находились для мусульман в одном пространстве смыслов, то есть они не рассматривались в отрыве друг от друга.

Примером влияния шариата на адат является реформирование института кровной мести в кабардинском обществе. Ещё до учреждения Моздокского пограничного суда в 1793 г. практика кровомщения была заменена выплатой виры. Кровная месть, снова активизировавшаяся после отмены колониальной администрацией шариатских инстанций, была вновь полностью обуздана именно в период восстановления шариатских инстанции, в результате успехов шариатского движения Кабарды (1807 г.).

Более ярким примером влияния шариата на устройство не только адыгского, а всего кавказского общества, является возникновение традиции гостеприимства. С т.з. исламской этики хозяин обязан принимать гостя у себя дома и гарантировать безопасность на протяжении трёх дней. Данная практика сегодня ошибочно ассоциируется с особенностями местных адатов, иногда даже можно лицезреть споры о том, какой народ первым это придумал. Педалирование темы кавказского гостеприимства не является ничем иным, кроме как колониальным и ориенталистским штампом, причем довольно таки поздним (советский период, а именно советский кинематограф идеально справился с этой задачей), а сам феномен гостеприимства кавказцев - это результат влияния исламского права. Этот общий адат, воспринимающийся сегодня визитной карточкой региона и его “особенностью”, имеет широкое распространение в любых регионах, где исторически в тот или иной промежуток времени доминировали исламские институции. Пуштуны или бошняки также могут рассказывать о своем “уникальном” гостеприимстве, основанном на адатах. На деле же, там просто актуален тот же шариат или если говорить на уровне экзистенциалов - действуют те же глобальные категории исламской морали.

Продолжение👇

Речь не идет о том, что все адаты региона вышли из шариата и нет ничего “уникального” / “своего”. Уникальным адатом, к примеру, является обычай набивать татуировки женщинам в некоторых аварских обществах Дагестана. “Бача бази” - уникальный пуштунский адат, с которым активно борется нынешняя администрация Имарата Афганистан. Также уникальным адатом можно было бы назвать давний обычай воздушного погребения, встречавшийся в некоторых адыгских обществах раннего и даже позднего средневековья. То есть во всех мусульманских обществах имели место местечковые адаты, входившие в противоречие с нормами шариата. Множество кадиев и мусульманских правителей периодически боролись с проявлениями таких общественных / правовых установок. Деятельность кабардинского проповедника Жабаги-хаджи Казаноко, феномен шариатского движения в Кабарде или деятельность дагестанских имамов конца XVIII - нач. XIX вв. — лишь некоторое примеры подавления противоречащих исламу местных адатов.

Таким образом, учитывая то, что не всегда можно однозначно определить что является местным адатом, а что шариатом, нельзя говорить о существовании дуального правового сознания у жителей региона. Даже тот же вышеупомянутый обычай воздушного погребения мог быть легализован местными кадиями и муллами до момента их полной отмены, что происходило в результате каких-то серьезных внутренних (или внешних) социальных / экономических / культурных перемен.

Описанный выше ошибочный способ интерпретации местного права - то бишь строгий правовой плюрализм (деление на адат и шариат), формируется в эпоху колониальной экспансии Российской империи. До этого право в регионе представляло из себя гибридную систему.

Данный вопрос можно рассмотреть, к примеру, обратившись к деятельности имамов Дагестана (кон. XVIII - XIX вв.). В современной историографии можно встретить обобщающую формулировку причин начала движения имамов - борьба за утверждение шариата. Однако насколько корректна такая формулировка, учитывая наличие этого самого шариата еще до начала движения имамов?

Для понимания контекста рекомендую книгу П. И. Тахнаевой о первом имаме Газимухаммаде (قدس الله سره). В работе подробно описаны взаимоотношения имама (представителя новой для региона мысли) с местными кадиями.

Говоря на языке теории нации и национализма (то бишь в категориях модерна), невозможно ответить на поставленный выше вопрос. Никакие национально-освободительные / народно-освободительные движения, списки национальных героев и прочая конструируемая бессмыслица, не раскроют фундаментального вопроса, являющегося архиважным для понимания абсолютно мусульманской идентичности людей прошлого и абсолютной “исламскости” всего того, что происходило тогда. Для ответа на этот вопрос нужно знать контекст формирования движения, знать смысловое содержание той интеллектуальной школы, которой принадлежали акторы движения. Что такое муджадидия? Что такое Накшбандия и Кадирия, в рамках ветви муджадидия? Чем этот манхадж отличался от прежнего / от других существующих в регионе и вне его? Как он возник? По каким причинам? Каким образом этот феномен, будучи детищем индопакситанского региона, оказался на Кавказе и так успешно в нем закрепился?

Я думаю, не стоит лишний раз упоминать о том, что это движение было самым эффективным, организованным и легитимным с точки зрения шариата во всем регионе. Речь о регионе «От Анапы до Дербента» на всем протяжении которого встречались мюриды Ташу-хаджи, Мансура, последователи Исхака Абукова и прочих (не национальных, а религиозных) деятелей. Имамат (как кульминация обновленческой идеи) включал в свой состав как Нагорный Дагестан, немалую часть Центрального Кавказа, так и Черкесию с его неоднородным полиэтничным населением. Не изучена тема влияния данного движения и на крымских татар, в дела которых некоторые из имамов также эпизодически вмешивались. Какова была роль османского халифа во всем этом? В чем действительно была фундаментальная задача этой борьбы? Вот перечень исторических вопросов, которые требуют наличие религиозных познаний для выявления корректного ответа.

Рассмотрим один сюжет из упомянутой монографии П. И. Тахнаевой про Газимухаммада:

“Однажды она [Патимат] готовила хинкал, поставив кастрюлю на огонь. Кастрюля не закипала, а был такой обычай бросать щепотку муки, чтобы скорее закипало, она тоже подсыпала в кастрюлю муки. Газимухаммад смотрел на это. Спросил её Газимухаммад: “Для чего ты это сыплешь?” Она ответила, не зная для чего это делают: “Адат такой, сыпать”. Опять спросил он: “Для чего её все-таки ссыпать, в чем смысл?” Она опять ответила: “Адат такой, ссыпать”. Газимухаммад сказал ей: “С сегодняшнего дня, если еще раз так посыплешь, я отрежу тебе голову! Чем она тут занимается, называя его адатом! В то время, когда я занят уничтожением всех известных в этом мире адатов и утверждаю шарит, неужели потерплю адат у себя дома, в кастрюле, в хинкале”.

Давайте теперь еще раз поразмыслим над темой соотношения адата и шариата и теми националистическими нарративами, которыми описывается эта эпоха в историографии. Напоминаю, что кабардинцы совершили хиджру за Кубань и выступали именно за этот проект (Имамат), как и абадзехи, шапсуги и прочие адыгские общества Северо-Западного Кавказа. Ранее, еще в конце XVIII в. Исхак Абуков вместе с князьями Атажукиными провели реформу, полностью обнуляющую прежние адаты (хабзэ) и утверждающую новый общественный уклад, в рамках которого класс князей полностью низводился до класса дворян (уорков/узденей). Мухаммад Мирза-Анзоров - наиб имама Шамиля в Малой Чечне, присоединился к движению, даже учитывая то, что имам уничтожил население его родного аула. У этих людей не было категорий Blut und Boden (кровь и почва). Решал глубинный экзистенциал му’мина, готового и на хиджру (переселение), и на смерть на пути Аллаха.

Думайте.

Разговорный #эфир (03.01.24)
@apolo_gist

Многие национальные историки ошибочно полагают, что основным ветком исламизации адыгов стала эпоха Кавказских войн. По их мнению, произошло это за счет установления духовных учреждений Российской администрацией в регионе. К примеру, в интервью порталу “Нарт Хэку” председатель координационного совета адыгских общественных организаций Аслан Бешто озвучил мысль, что в сопротивлении адыгов не было никакого религиозного контекста, а сама исламизация произошла благодаря учреждению в регионе муфтиятов. Возможно А. Бешто лишь последовал за уже оформленным националистическим нарративом о поздней исламизации адыгов и сделал собственное “логическое” заключение, однако на территории всего Северного Кавказа никаких муфтиятов не было вплоть до разрушения Российской империи, а на Южном Кавказе было создано “Закавказское мусульманское духовное правление” лишь в 1872 г., то бишь уже после окончания Кавказских войн.

Во всех российских правовых инстанциях на территории Северного Кавказа шариат рассматривался в качестве некоего чужеродного элемента. Именно этот дискурс о чуждости ислама и был перенят в дальнейшем местными националистами, которые изучали правовую историю региона по материалам царской администрации. В отечественной историографии традиционное право адыгов рассматривается в отрыве от исламского, несмотря на то, что такой правовой плюрализм не был свойственен сознанию представителей местных обществ в доколониальный период. Данную проблему можно связать с непониманием сущности шариатского судопроизводства и идеологической ангажированностью большинства работ, направленных на конструирование чисто этнонациональной идентичности без какой-либо привязки к религиозному фактору.

Частенько оспаривая позицию о том, что ислам на территории региона имел важнейшую и зачастую решающую роль, наши оппоненты приводят цитаты различных путешественников, фиксировавших исполнение языческих практик некоторыми адыгскими сообществами. Это никак не противоречит нашей позиции: пока одни общества оставались мушриками, другие принимали ислам и даже распространяли его. Отличие между ними в том, что именно мусульмане из числа адыгов были представителями аристократии и вершили реальную политику, которой почему-то умудряются кичиться исламофобные националисты / криптоязчники. Тугужуко Кызбеч, Исхак Абуков, храбрые представители рода Атажукиных, организовавшие и шариатское движение, и первую хиджру кабардинцев на запад, неоднозначный Сефер-бей Заноко, Хаджи Догомуко Керендуко Берзек и еще сотни имён и фамилий героев прошлого никогда не представляли национальных движений и никогда не проливали кровь за нацию. Вся их деятельность была абсолютно исламской и выдерживалась в строгих рамках исламской политической мысли с соответсвующей терминологией и категориальным аппаратом, а их наследие по праву принадлежит всем мусульманам Уммы. Мы уже не говорим о более ранних сюжетах истории региона, когда некоторые князья принимали сторону мусульман, а не своих соплеменников-немусульман. Вообще, кабардинские князья были частью более широкой идентичности в рамках региона — сословной. Кабардинскому аристократу по духу был ближе балкарский таубий, ногайский бий, крымский хан, или дагестанский шамхал, нежели кабардинец крестьянин.
Аристократия Центрального Кавказа представляла классовое единство, которое воплощалось вне этнических категорий, так как все крупные владетели региона были друг другу кровными родственниками.
Абсолютно трезвый и исламский формат идентичности.

Таким образом, кто является полноправным наследником всех вышеперечисленных в своей риторике и образе жизни, думаю, не должно более вызывать вопросов. Навряд ли это тот, кто сегодня руководствуется национальными категориями и, даже будучи мусульманином, готов как-либо оправдывать и поддерживать немусульманский (по сути - антимусульманский) дискурс нации и национализма.

Друзья, рады вам сообщить, что наш проект с сегодняшнего дня запускает собственную образовательную программу! А начинаем мы с анонса курсов по изучению арабского языка.

Мы предлагаем абсолютно бесплатный интенсивный курс для всех желающих. Всего за 30 дней вы ознакомитесь с арабской грамматикой, научитесь читать и писать на арабском языке, а также получите возможность общаться на элементарном уровне. Этот курс станет для вас великолепным стимулом начать изучать новый язык, получить дополнительный опыт и новые ценные навыки.

❗️Чтобы записаться на наш курс, заполните следующую анкету: https://forms.gle/JwCos8HLJAdCNafw7

Структура курса:
- Вводный урок: знакомство с арабским языком и его алфавитом.
- Основы грамматики: изучение основных грамматических правил арабского языка.
- Чтение и письмо: научиться читать и писать на арабском языке.
- Разговорная практика: обучение элементарным навыкам общения на арабском языке.
- Повторение и закрепление: повторение изученного материала.
- Упражнения: оценка прогресса и достижений учеников.
- Дополнительные материалы и ресурсы: предоставление дополнительных ресурсов для самостоятельного изучения арабского языка.
- Окончательный тестирование: проверка уровня владения арабским языком после завершения курса.