Али-Махди Аш-Шанвах
(1936—1985, Йемен)
علي مهدي الشنواح

Новый год

Привет тебе, моя голубка!
С новым годом тебя,
с тем, что год прошел и тысяча тысячелетий!
Таков расчет у голодных:
в их ранах умирают тысячелетия:
перевяжем им раны,
заново сотворим жизнь.
Сколько ночей в этом году уносили жизни?
Сколько бомб попадало на людей?
Сколько пролилось крови!
Сколько голов полетело с плеч!
И как же решились конфликты?
И что осталось в истории?
Кто, по-твоему, был силен?
Кто, по-твоему, слаб?
А эти вот — наши сытые?
Или это полчища голодных?
Голубка моя, ответ в надежде!

Спасибо простым ребяческим играм,
моя бескрылая голубка,
моя безглазая голубка,
наша страсть резко взлетает в небо,
пересекает моря по утрам и вечерам —
она не вернется,
а если вернется,
то отправится в тюрьмы
расспрашивать наручники
о дьяволе и дожде,
об играющих детях и джиннах,
о смерти, о чуме, о безумии,
о моем храбром отце,
о моей доброй матери —
спасибо тебе за все эти глупые расспросы!

Сколько же сытых породила история?
Сколько веков над этой страною прошло?
Как стонали голодные?
И как уходили годы и дни?
Слепая голубка отвечает мне робко,
что днем она носит маску,
что путешествует верхом
поближе к животам.
Глупость, по словам голодного преступника, —
это тупость.
Тут не поспоришь:
не дайте голодным скучать —
пусть они соберутся
и будут мечтать.
Скажи мне, когда я увижу деревья и во́ды?
Неужели всегда я буду без глаз
и без крыльев?
Сколько еще покрывать меня будет долгая ночь
пока я без крыльев?

Пока я без глаз
нет места болезни, нет места печали
в огромной моей голове.
Но если доктор в больнице еще не кончает с собой,
к чему все эти вопросы, все эти печали?
Не лезь в это дело, давай на ветвях
пой свои трели, пусть люди танцуют.

Ты ранила меня тем, что моя история —
это не история о сытых и голодных,
но звезды — это звезды,
и моя история — история борьбы:
так разорви на части мою больную голову,
и хлеб, и оливки, и животы,
и вечерний смех,
и дневные стоны, и плач —
все это вместе рыдает во мне,
но не решить ведь этим нашего спора?
И когти фантазий не вцепились в надежду.

С новым годом тебя,
спасибо простым ребяческим играм,
спасибо нелепостям судьбы
преступников, когда они проливают кровь
и бомбами взрывают людей —
спасибо им всем!
Они пишут историю —
им всем конец, так поспешим —
пусть обман напишет наш новый год
и запишет стоны из глоток рабов,
запишет стойкость Вьетнама,
запишет грешки Родезии,
и черных, когда их убивают,
и белых хозяев человечества,
торгующих войнами и рабами,
запишет слезами голодных
преступления истории и железа,
запишет без своих и чужих
размашистым почерком.
Так напиши же зарю борьбы
против мучений голодных,
и если вороны все еще каркают,
запиши еще много-много-много всего.

1966

Пару лет назад мне дали на время стопку йеменских поэтических сборников, до которых по разным причинам все не получалось добраться. Этот текст из самых глубин йеменской революции и в целом из времен вооруженной утопии — идеальный образец ангажированной литературы, где поэт на равных общается со всем человечеством. Али-Махди Аш-Шанвах почитается в Йемене как один из самых ярких голосов революции 26 сентября 1962 года: революционной энергией и пропитаны эти стихи, которые в оригинале написаны коротким рифмованным стихом, больше напоминающим рэп по ритмике или стихи Маяковского революционных времен. Я перевел свободным стихом, чтобы, может быть, среди всего этого лязганья оружия лучше слышна была меланхолическая нота. Шанвах был из бедной семьи, жившей где-то в ста километрах от столицы Саны. Его называли «поэтом голодных». Как многие арабские поэты значительную часть жизни он прожил в эмиграции. Но перед эмиграцией у него было все, что у уважающего себя революционера — попытки убийства и бегство через границу.

Неожиданный гость в этом чате: йеменский масуб московского разлива

Масуб (معصوب) — это традиционный десерт жителей Южной Аравии (в частности Хадрамаута, что в Йемене), приготовленный из спелых бананов и/или фиников, мёда и сливок, а также вчерашнего хлеба. Набор продуктов если не универсальный, то весьма распространенный и доступный в тех местах (особенно, если сливки заменить верблюжьим молоком).

Как пишут в известной энциклопедии, "блюдо идеально сочетает в себе насыщенный вкус сливок, сладость бананов и мёда и землистый ореховый вкус хлеба [...] и прекрасно подходит как в качестве роскошного десерта, так и в качестве полезного завтрака".

На практике - очень сытно, нажористо и сладко, поэтому вкушать такое блюдо нашему брату лучше с утра, ибо на ночь тяжело.

В уже упомянутом недавно "Йеменском доме" (на Волгина, 4) встречались на днях с дорогим нашим меддахом-рассказчиком дабы обсудить дела книжные и житейские за чаем. Пользуясь случаем, заказали обозначенное блюдо. В итоге сливки/верблюжье молоко заменил творожный крем-сыр, что придало определенного звучания вкусу, но от этого менее аутентичным и любопытным он не стал.

Абсолютно самодостаточное блюдо, которое сложно вкушать в одиночестве, но идеально подходит для компании, передает идеально пожелание сладкой и сытной жизни!