Недавно я увидела в тайном чатике расшар поста Ксении Соловьевой: она анонсировала свежий «Соловей» с обложкой, которую нарисовал ее сын Никита, художник, который работает под псевдонимом Крокодилов. Меня зацепили его задумчивые Коломбины и потусторонние овечки, как будто плавающие в сонном безвременном бульоне. Я сразу пошла допрашивать Никиту: про путь в арт-мире, про работу с галереей Serene, про первые выставки и тревогу, которая у многих бывает, когда приходится заявлять о себе.
- Как вообще решиться назвать себя художником? Когда пришло это осознание?
- Думаю, что оно приходило и отступало волнами. В детстве рисовал фанатично, хотел зарабатывать этим. Потом фокус смещался, но что-то все время возвращало обратно. Например, в школе, где я учился, преподавал художник-портретист. Он меня заметил, и мы вместе ходили рисовать. Наверное, окончательно я поверил в живопись как в свою основную деятельность, когда поучаствовал в первой групповой выставке и случились первые продажи.
Представляться художником Никите было сложнее, долгое время само это слово казалось слишком претенциозным. «Теперь мне кажется, что это просто вопрос самоидентификации. Когда я представляюсь художником, я ни на что не претендую, а просто говорю, чем занимаюсь».
- У многих художников страх коммерции: либо боятся продавать и искусство, и душу дьяволу рынка, либо надеются, что галерея все решит за них. Как у вас сложилось с Serene Gallery?
- Познакомился с Сашей Бланарем, когда стажировался в аукционном доме Phillips. В какой-то момент просто показал ему свои работы, он пригласил участвовать в первой групповой выставке, там случились первые продажи. Мне тогда очень повезло, потому что с самопрезентацией у меня было плохо, но мы уже были знакомы, и это упрощало процесс.
Сейчас с этим проще: «Я впервые чувствую в себе достаточную уверенность кому-то себя “питчить”. Подаюсь на опен-коллы, сам пишу кураторам за советами, получаю опыт». Участие в Cosmoscow стало для Никиты большим шагом: он впервые рассказывал о своих работах коллекционерам. «Это был вызов, но дико полезный».
- Сколько художников прячут свои работы, потому что думают, что это «еще не идеально»! Как вы с этим справляетесь?
- Я очень верю в правило 10,000 часов. Стараюсь как можно больше рисовать, искать сюжеты, пробовать разные вещи. Вдохновение приходит и снаружи, и изнутри. Снаружи — это живопись, случайные красивые вещи, как, например, старая обшарпанная стена, где видно сразу много разных слоев краски, или что-то более очевидное, как грязно-розовое от городских огней небо. Изнутри — когда немного замедляюсь, дышу, стараюсь остановить бесконечный поток повторяющихся мыслей обо всякой ерунде.
Я сказала, что Никитины работы напоминают мне и Дойга, и Пикассо, и школу Slade в целом. Сам Никита назвал классиков вроде Дега, Вюйара, Клее, де Кунинга и Жилинского, а также множество современных художников, за которыми он следит в соцсетях: важно видеть, как работают те, кто живет и думает в том же времени.
Овечки в работах Крокодилова - отдельный мир. Кому-то они могут казаться милыми и пасторальными, а я в них вижу мрачную потустороннюю силу. Судя по всему, это классический случай додумывания за автора: «В 12 лет я учил стихотворение Блейка The Lamb; потом у него в другом стихотворении появляется тигр, как противоположность агнца. Тигр своей врожденной жестокостью еще сильнее подчеркивает невинность овечки». Для него это символ детскости, чего-то важного, что стоит сохранять в себе. Ну и просто «их приятно рисовать».
- А персональная выставка будет?
- В мае, надеюсь; мне важно, чтобы в ней приняли какое-то участие мои ближайшие друзья. Помимо этого классно, когда работы перекликаются и вместе создают некое эхо. Как музыкальный альбом, в котором песни располагаются в определенном порядке неслучайно.
- Ну и постскриптум: почему Крокодилов?
- За мной это прозвище закрепилось с подросткового возраста. Началось как забавная внутренняя шутка, но потом намертво зафиксировалось.
Ну что, берем овечек? Я точно хочу.
- Как вообще решиться назвать себя художником? Когда пришло это осознание?
- Думаю, что оно приходило и отступало волнами. В детстве рисовал фанатично, хотел зарабатывать этим. Потом фокус смещался, но что-то все время возвращало обратно. Например, в школе, где я учился, преподавал художник-портретист. Он меня заметил, и мы вместе ходили рисовать. Наверное, окончательно я поверил в живопись как в свою основную деятельность, когда поучаствовал в первой групповой выставке и случились первые продажи.
Представляться художником Никите было сложнее, долгое время само это слово казалось слишком претенциозным. «Теперь мне кажется, что это просто вопрос самоидентификации. Когда я представляюсь художником, я ни на что не претендую, а просто говорю, чем занимаюсь».
- У многих художников страх коммерции: либо боятся продавать и искусство, и душу дьяволу рынка, либо надеются, что галерея все решит за них. Как у вас сложилось с Serene Gallery?
- Познакомился с Сашей Бланарем, когда стажировался в аукционном доме Phillips. В какой-то момент просто показал ему свои работы, он пригласил участвовать в первой групповой выставке, там случились первые продажи. Мне тогда очень повезло, потому что с самопрезентацией у меня было плохо, но мы уже были знакомы, и это упрощало процесс.
Сейчас с этим проще: «Я впервые чувствую в себе достаточную уверенность кому-то себя “питчить”. Подаюсь на опен-коллы, сам пишу кураторам за советами, получаю опыт». Участие в Cosmoscow стало для Никиты большим шагом: он впервые рассказывал о своих работах коллекционерам. «Это был вызов, но дико полезный».
- Сколько художников прячут свои работы, потому что думают, что это «еще не идеально»! Как вы с этим справляетесь?
- Я очень верю в правило 10,000 часов. Стараюсь как можно больше рисовать, искать сюжеты, пробовать разные вещи. Вдохновение приходит и снаружи, и изнутри. Снаружи — это живопись, случайные красивые вещи, как, например, старая обшарпанная стена, где видно сразу много разных слоев краски, или что-то более очевидное, как грязно-розовое от городских огней небо. Изнутри — когда немного замедляюсь, дышу, стараюсь остановить бесконечный поток повторяющихся мыслей обо всякой ерунде.
Я сказала, что Никитины работы напоминают мне и Дойга, и Пикассо, и школу Slade в целом. Сам Никита назвал классиков вроде Дега, Вюйара, Клее, де Кунинга и Жилинского, а также множество современных художников, за которыми он следит в соцсетях: важно видеть, как работают те, кто живет и думает в том же времени.
Овечки в работах Крокодилова - отдельный мир. Кому-то они могут казаться милыми и пасторальными, а я в них вижу мрачную потустороннюю силу. Судя по всему, это классический случай додумывания за автора: «В 12 лет я учил стихотворение Блейка The Lamb; потом у него в другом стихотворении появляется тигр, как противоположность агнца. Тигр своей врожденной жестокостью еще сильнее подчеркивает невинность овечки». Для него это символ детскости, чего-то важного, что стоит сохранять в себе. Ну и просто «их приятно рисовать».
- А персональная выставка будет?
- В мае, надеюсь; мне важно, чтобы в ней приняли какое-то участие мои ближайшие друзья. Помимо этого классно, когда работы перекликаются и вместе создают некое эхо. Как музыкальный альбом, в котором песни располагаются в определенном порядке неслучайно.
- Ну и постскриптум: почему Крокодилов?
- За мной это прозвище закрепилось с подросткового возраста. Началось как забавная внутренняя шутка, но потом намертво зафиксировалось.
Ну что, берем овечек? Я точно хочу.
Вчера весь арт-телеграм цитировал новость про большую ретроспективу Трейси Эмин в Тейт Модерн. Это, конечно, важно, обязательно надо идти, и Dame Tracy музейную ретроспективу заслужила Очень. Но я бы хотела обратить внимание на кое-что еще.
Тейт следующим летом покажет первую в Великобритании большую ретроспективу Аны Мендиеты. И это, на мой взгляд, событие огого.
Мендиета работала в семидесятые, вместо холстов и мастерских выбирала грязь, кровь, пепел, землю. Буквально клала свое тело на землю, оставляла в траве или песке отпечатки, вырезала силуэты, поджигала, растворялась в кадре. Искусство у нее — это не объект, а жест, след, иногда ритуал. Это летопись сложного женского опыта, разговор про изгнание, про чужое тело, про насилие, про забвение и про желание быть частью природы, а не частью музея.
Мендиету порой называют прародительницей феминистского перформанса, но в то же время — антиподом гениального male artist, уверенного в себе и в своем праве занимать пространство. Мендиета его не занимала — она из него исчезала. И именно поэтому ее возвращение в музеи оказывается таким сильным жестом: теперь пространство отдано ей.
После трагической смерти («выпала» с 34 этажа, когда была дома со своим мужем, художником Карлом Андре) в художественном мире Мендиета долго была забыта. Но в нулевые все изменилось — и вот уже идут протесты с транспарантами надписи “Carl Andre is at MoMA / Ana Mendieta is in the ground”, а риторический вопрос Where is Ana Mendieta? до сих пор задают защитники памяти художницы. Ну и вот ретроспектива в Тейт — очень важная, особенно на фоне того, что в 2016 при открытии нового здания Тейта работы Карла Андре были в экспозиции, а Мендиету не вывесили. Better late than never.
В той же Тейт Модерн будет и выставка Фриды Кало — про визуальные коды, архивы и мифологию образа; интересно, смогут ли сделать классно, потому что выставка в V&A мне в свое время не очень зашла, слишком диснейленд получился.
А в Тейт Британ осенью покажут Ли Миллер: знаменитую военкорку, которая прошла через изнасилование в детстве, Вог, фронт Второй мировой и съемки Освенцима. Ну и фото в ванне Гитлера помним, красавица Миллер в белом кафеле, а на коврике — ее военные ботинки с грязью концлагеря на подошвах. При этом респект Тейту: они делают выставку про Миллер-сюрреалистку. Едут, конечно, на тренде на сюрреализм, который особо не сбавляет обороты, но держат музейную марку, фото из ванны Гитлера, думаю, не будет.
Так что Тейт заводит большой разговор о женщинах в истории современного искусства, и вот на это комплексно посмотреть интересно.
Тейт следующим летом покажет первую в Великобритании большую ретроспективу Аны Мендиеты. И это, на мой взгляд, событие огого.
Мендиета работала в семидесятые, вместо холстов и мастерских выбирала грязь, кровь, пепел, землю. Буквально клала свое тело на землю, оставляла в траве или песке отпечатки, вырезала силуэты, поджигала, растворялась в кадре. Искусство у нее — это не объект, а жест, след, иногда ритуал. Это летопись сложного женского опыта, разговор про изгнание, про чужое тело, про насилие, про забвение и про желание быть частью природы, а не частью музея.
Мендиету порой называют прародительницей феминистского перформанса, но в то же время — антиподом гениального male artist, уверенного в себе и в своем праве занимать пространство. Мендиета его не занимала — она из него исчезала. И именно поэтому ее возвращение в музеи оказывается таким сильным жестом: теперь пространство отдано ей.
После трагической смерти («выпала» с 34 этажа, когда была дома со своим мужем, художником Карлом Андре) в художественном мире Мендиета долго была забыта. Но в нулевые все изменилось — и вот уже идут протесты с транспарантами надписи “Carl Andre is at MoMA / Ana Mendieta is in the ground”, а риторический вопрос Where is Ana Mendieta? до сих пор задают защитники памяти художницы. Ну и вот ретроспектива в Тейт — очень важная, особенно на фоне того, что в 2016 при открытии нового здания Тейта работы Карла Андре были в экспозиции, а Мендиету не вывесили. Better late than never.
В той же Тейт Модерн будет и выставка Фриды Кало — про визуальные коды, архивы и мифологию образа; интересно, смогут ли сделать классно, потому что выставка в V&A мне в свое время не очень зашла, слишком диснейленд получился.
А в Тейт Британ осенью покажут Ли Миллер: знаменитую военкорку, которая прошла через изнасилование в детстве, Вог, фронт Второй мировой и съемки Освенцима. Ну и фото в ванне Гитлера помним, красавица Миллер в белом кафеле, а на коврике — ее военные ботинки с грязью концлагеря на подошвах. При этом респект Тейту: они делают выставку про Миллер-сюрреалистку. Едут, конечно, на тренде на сюрреализм, который особо не сбавляет обороты, но держат музейную марку, фото из ванны Гитлера, думаю, не будет.
Так что Тейт заводит большой разговор о женщинах в истории современного искусства, и вот на это комплексно посмотреть интересно.
Не хотела я связываться с главным скандалом российского арт-пространства последних суток. Но когда в дело вступает моя подруга Настя Полетаева, молчать не могу.
У меня непопулярное мнение. Из серии «оба хуже». И с Настей я в этом смысле полностью солидарна.
Настя пишет, что коммуникация и со стороны блогерши, и со стороны музея — ниже плинтуса. Я согласна. Это поразительный пример того, как можно взять в общем-то здравую идею — музею зарабатывать на коммерческих съемках, а блогеру пытаться (пусть и бездарно, давайте честно) продвинуть товар в каком-то там лайфстайле — и как по заказу дружно сделать из этого полное говно с враньем, взаимными обвинениями и ответами в духе советского жэка.
Но вот что мне еще приходит в голову, особенно на фоне того, как все бросились дружно топить за Эрмитаж. Возможно, это реакция на безвкусные блогерские интеграции — мы от них просто устали. Но, может быть, Эрмитаж и правда все сделал правильно?
Если музей видит свою аудиторию исключительно среди тех, кто должен цепенеть от благоговения под мраморными сводами, падать в обморок от того, что павлин в часах хвост распускает, и с придыханием шептать: «Это же музэй… не смейте со своими айфонами сюда заходить» — ну, может, пусть тогда так?
Может, и правда — гнать взашей молодежь, которой хочется чего-то нового. Пусть они идут в ГЭС-2 смотреть на Урса Фишера, а мы их будем тихо презирать. А к нам будут ходить только интеллигенты в пенсне.
Но шутки в сторону: какой могла бы быть действительно крутая коммуникация музея — такая, чтобы и блогера приструнить, и себя выставить в хорошем свете?
Понятно, что несчастная билетерша не имеет никакой власти, кроме циркуляра, который запрещает ей пускать девиц, которые явно идут на съемку. Она пытается их определить как может. Потому что с нее в первую очередь взыщут — не принесла в кассу 10 тысяч рублей за коммерческий фотошут.
Но если бы музей действительно хотел как-то классно выступить? Вот что бы сделала я, будь я пиар-службой музея.
Я бы связалась с этой самой девочкой, которая вся уже завралась в попытке отбить сомнительную сумочку. Предложила бы ей партнерскую интеграцию с Эрмитажем. Бесплатно. Сделала бы маленький рилс, где она кривляется в своих интерьерах, а музей на это смотрит благосклонно. Подмигивает, так сказать. И туда же — даму-билетершу (если она, конечно, согласится сниматься): вручаем ей эту сумку, и все это превращаем в шутку. Ироничную, живую, открытую.
Запускаем в соцсети Эрмитажа. Подписываем: мол, сняли на коленке, но если хотите снимать серьезно — вот вам мэйл отдела коммерческих интеграций, рады обсудить ваши идеи.
И все. Из слабого кейса — сильный. Из антирекламы — повод для симпатии. Вот что бы сделала я.
Настя, что думаешь?
У меня непопулярное мнение. Из серии «оба хуже». И с Настей я в этом смысле полностью солидарна.
Настя пишет, что коммуникация и со стороны блогерши, и со стороны музея — ниже плинтуса. Я согласна. Это поразительный пример того, как можно взять в общем-то здравую идею — музею зарабатывать на коммерческих съемках, а блогеру пытаться (пусть и бездарно, давайте честно) продвинуть товар в каком-то там лайфстайле — и как по заказу дружно сделать из этого полное говно с враньем, взаимными обвинениями и ответами в духе советского жэка.
Но вот что мне еще приходит в голову, особенно на фоне того, как все бросились дружно топить за Эрмитаж. Возможно, это реакция на безвкусные блогерские интеграции — мы от них просто устали. Но, может быть, Эрмитаж и правда все сделал правильно?
Если музей видит свою аудиторию исключительно среди тех, кто должен цепенеть от благоговения под мраморными сводами, падать в обморок от того, что павлин в часах хвост распускает, и с придыханием шептать: «Это же музэй… не смейте со своими айфонами сюда заходить» — ну, может, пусть тогда так?
Может, и правда — гнать взашей молодежь, которой хочется чего-то нового. Пусть они идут в ГЭС-2 смотреть на Урса Фишера, а мы их будем тихо презирать. А к нам будут ходить только интеллигенты в пенсне.
Но шутки в сторону: какой могла бы быть действительно крутая коммуникация музея — такая, чтобы и блогера приструнить, и себя выставить в хорошем свете?
Понятно, что несчастная билетерша не имеет никакой власти, кроме циркуляра, который запрещает ей пускать девиц, которые явно идут на съемку. Она пытается их определить как может. Потому что с нее в первую очередь взыщут — не принесла в кассу 10 тысяч рублей за коммерческий фотошут.
Но если бы музей действительно хотел как-то классно выступить? Вот что бы сделала я, будь я пиар-службой музея.
Я бы связалась с этой самой девочкой, которая вся уже завралась в попытке отбить сомнительную сумочку. Предложила бы ей партнерскую интеграцию с Эрмитажем. Бесплатно. Сделала бы маленький рилс, где она кривляется в своих интерьерах, а музей на это смотрит благосклонно. Подмигивает, так сказать. И туда же — даму-билетершу (если она, конечно, согласится сниматься): вручаем ей эту сумку, и все это превращаем в шутку. Ироничную, живую, открытую.
Запускаем в соцсети Эрмитажа. Подписываем: мол, сняли на коленке, но если хотите снимать серьезно — вот вам мэйл отдела коммерческих интеграций, рады обсудить ваши идеи.
И все. Из слабого кейса — сильный. Из антирекламы — повод для симпатии. Вот что бы сделала я.
Настя, что думаешь?
Telegram
Безфильтров
На выходных русскоязычный интернет снова поделился на два враждующих лагеря. На этот раз рассматривается дело Инстаграмщицы* против Эрмитажа)
Дано: девушка выложила рилз с записью разговора с сотрудницей Эрмитажа. Ей отказали во входе из-за слишком нарядного…
Дано: девушка выложила рилз с записью разговора с сотрудницей Эрмитажа. Ей отказали во входе из-за слишком нарядного…
Forwarded from Безфильтров
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Я читаю комменты ко всем постам и могу сказать только то, что обессиленно говорю всегда: все проблемы у абсолютно всех, хоть блогеров, хоть музейщиков, хоть каналоводов, хоть читателей - от плохой коммуникации. От нежелания, неумения изъясняться четко, слышать и слушать себя и друг друга. Всем со школьной скамьи в терапию, всем курс коммуникации и дебатирования со средней школы, всем качать эмпатию и гибкость сознания, всем софт скиллы.
Завершу сегодняшний прекрасный денек в канале постом моей подруги Даши Коноваленко. С праздником, товарищи-граждане!
Telegram
В белом кубе
Чуть не пропустила наш главный праздник — 25 марта или День работника культура!
День работника культуры — профессиональный праздник работников культуры РФ. Отмечается ежегодно. В более широком смысле под работниками культуры подразумеваются люди творческих…
День работника культуры — профессиональный праздник работников культуры РФ. Отмечается ежегодно. В более широком смысле под работниками культуры подразумеваются люди творческих…
Немного классных новостей под занавес этой безумной недельки:
- Вигмор-холл на два года раньше срока нафандрейзил 10 миллионов, которые нужны были ему, чтобы спокойно программировать себе и жить припеваючи - и благородно отказался от финансирования Art Fund
- Феноменально мощный Oedipus Роберта Айка (не путать с совершенно слабым Oedipus Мэтью Вархуса) собрал три награды Critics' Circle
- В октябре 2026 года в Тейт Британ откроется выставка про 90-е. Бритпоп! Кейт Мосс! Херст! Мои слезы, моя печаль!
- Вигмор-холл на два года раньше срока нафандрейзил 10 миллионов, которые нужны были ему, чтобы спокойно программировать себе и жить припеваючи - и благородно отказался от финансирования Art Fund
- Феноменально мощный Oedipus Роберта Айка (не путать с совершенно слабым Oedipus Мэтью Вархуса) собрал три награды Critics' Circle
- В октябре 2026 года в Тейт Британ откроется выставка про 90-е. Бритпоп! Кейт Мосс! Херст! Мои слезы, моя печаль!
Tate
The 90s | Tate Britain
Гомерически смешная подпись под постом Артревью в запретной сетке («Их целью было прекращение всех нефтегазовых инициатив, но у власти лейбористы, и теперь это забота правительства. Видать, климатический кризис предотвращен.»), но блестящий материал Эдди Франкеля о том, что Just Stop Oil завершают свою, так сказать, концертную деятельность, диаметрально противоположен клибкейтному кепшну.
Напомню, что Just Stop Oil — это по большей части очень юные акционисты, которые шваркали супом в «Подсолнухи» Ван Гога, драконили Магна Карту и посыпали мукой Стоунхендж, чтобы нефтегазовики прекратили разработку природных ресурсов и остановили токсичное производство.
Франкель считает, что им бы продолжать.
The whole Just Stop Oil project might feel futile right now, but maybe history will be kind to their naughty art shenanigans. When we look back at the history of women’s emancipation and the suffragettes, we think of Emily Davison throwing herself in front of the king’s horse and Mary Richardson slashing the Rokeby Venus. Think of the downfall of Saddam Hussein and you think of his statue being toppled by Iraqi civilians and US marines. Think of Black Lives Matter in the UK and you think of the statue of slaver Edward Colston being lobbed into Bristol Harbour. Think of the end of communism and you think of the Berlin Wall being knocked down.
Symbolic acts matter, they endure. And if we somehow manage to outlive our own idiocy and make it out of the climate crisis with a functioning, non-toxic society, maybe we’ll see Just Stop Oil’s acts of brothy barbarity in the same light.
Больше по ссылке.
Напомню, что Just Stop Oil — это по большей части очень юные акционисты, которые шваркали супом в «Подсолнухи» Ван Гога, драконили Магна Карту и посыпали мукой Стоунхендж, чтобы нефтегазовики прекратили разработку природных ресурсов и остановили токсичное производство.
Франкель считает, что им бы продолжать.
The whole Just Stop Oil project might feel futile right now, but maybe history will be kind to their naughty art shenanigans. When we look back at the history of women’s emancipation and the suffragettes, we think of Emily Davison throwing herself in front of the king’s horse and Mary Richardson slashing the Rokeby Venus. Think of the downfall of Saddam Hussein and you think of his statue being toppled by Iraqi civilians and US marines. Think of Black Lives Matter in the UK and you think of the statue of slaver Edward Colston being lobbed into Bristol Harbour. Think of the end of communism and you think of the Berlin Wall being knocked down.
Symbolic acts matter, they endure. And if we somehow manage to outlive our own idiocy and make it out of the climate crisis with a functioning, non-toxic society, maybe we’ll see Just Stop Oil’s acts of brothy barbarity in the same light.
Больше по ссылке.
Forwarded from Ксения Соловьёва
Очень благодарна Анастасии Ландер за это неожиданное интервью с сыном: Настя затронула темы, которые в суете жизни, за ужином, и не обсудишь.
Telegram
artysmarty
Недавно я увидела в тайном чатике расшар поста Ксении Соловьевой: она анонсировала свежий «Соловей» с обложкой, которую нарисовал ее сын Никита, художник, который работает под псевдонимом Крокодилов. Меня зацепили его задумчивые Коломбины и потусторонние…
Новость из рубрики «Где вы были, когда вышел Velvet Buzzsaw?». Apple TV запускает новый сериал про арт-мир, The Dealer. Джессика Честейн — амбициозная галеристка, Адам Драйвер — ее самый одаренный и самый тревожный художник, только что отдохнул в психбольнице — и сразу типа в White Cube. Каст, будто кто-то задал чатугпт вопрос «а кто бы идеально вписался в фанфик про Gagosian?».
Проект делает Media Res — те же, что дали нам The Morning Show и Pachinko. Обещают “язвительное исследование власти, классов, соблазна и культуры в блестящем мире дорогого искусства”. Типа, Succession, но про арт-мир, так и запишем.
Artnet напоминает, что на экране сейчас арт-мир вообще нарасхват: Натали Портман, Дженна Ортега и Charli XCX снимаются в The Gallerist, где по сюжету героиня Портман пытается продать мертвого художника на Art Basel (прямо так и написано — “звучит правдоподобно”, сказал один американский дилер). Джулианна Мур сыграет реставраторку «Спасителя мира» да Винчи Диану Модестини в сериальной версии документалки The Lost Leonardo.
Судя по всему, Голливуд разрабатывает очередную золотую жилу: раз арт-мир состоит из странных характеров, красивых людей и катастрофически дорогих объектов — пора туда камеру. Не ждем, короче, а готовимся.
Проект делает Media Res — те же, что дали нам The Morning Show и Pachinko. Обещают “язвительное исследование власти, классов, соблазна и культуры в блестящем мире дорогого искусства”. Типа, Succession, но про арт-мир, так и запишем.
Artnet напоминает, что на экране сейчас арт-мир вообще нарасхват: Натали Портман, Дженна Ортега и Charli XCX снимаются в The Gallerist, где по сюжету героиня Портман пытается продать мертвого художника на Art Basel (прямо так и написано — “звучит правдоподобно”, сказал один американский дилер). Джулианна Мур сыграет реставраторку «Спасителя мира» да Винчи Диану Модестини в сериальной версии документалки The Lost Leonardo.
Судя по всему, Голливуд разрабатывает очередную золотую жилу: раз арт-мир состоит из странных характеров, красивых людей и катастрофически дорогих объектов — пора туда камеру. Не ждем, короче, а готовимся.
В этом посте и этом стартапе идеально все, я подписалась на ребят всюду и планирую следить. Пару работ себе уже присмотрела, так сказать.
Обсуждали вчера вечером в театре The Yard с моими родными друзьями Раевскими барбиканскую «Чайку» с Бланшетт и компанией; им категорически не понравилось, а мне понравилось очень.
Я уже третью неделю все обдумываю какой-то связный текст на ее тему, но, видимо, лучше уж бессвязно. Вот мои мысли.
1. Антон Павлович — великий драматург. Текст его настолько самодостаточен, настолько все в нем на своем месте, настолько это вне времени иронично, пронзительно, трагично, трогательно и жизненно, что диву даешься. Мне очень понравилось, как чеховский текст минимально осовременили – исключительно обновив релевантные эпохе отсылки к событиям, персонам, селебам. То же, кстати, сделали для Эндрю Скотта в «Vanya». Честь и везение, конечно, актерам играть Чехова (и Теннесси Уильямса, с которого я вчера ушла, а ребята остались; но гениальный текст пьесы – это невероятный подарок, вот мой пойнт).
2. Страшно понравились мне минималистичные декорации: заросли камыша, несколько складных стульев дачных, VR-очки, которые несчастному Косте и его неблагодарным зрителям дают людей, львов, гусей и куропаток.
3. Кейт Бланшетт – идеальная Аркадина. Ломака, дива, невыносимая мучительница, совершенно не умеющая справиться с возрастом, уходом молодости, изменой Тригорина, конкуренцией юности, не желающая быть ни матерью, ни сестрой, хотящая только сияния славы и оваций. Бланшетт гениально переключает регистры от почти клоунады до абсолютного распада личности, то стараясь затмить Заречную в каждой совместной секунде, проведенной в обществе Тригорина, то на коленях умоляя Тригорина ехать с ней в город и любить одну ее. Смотреть на это страшно и жалко, трагедия эта — от первой до последней секунды.
4. Обалденный Тригорин-Том Берк: самовлюбленный болван, мэнсплейнер, недотыкомка, пирожок ни с чем, хоть и автор бестселлеров. Тоже дико узнаваемый типаж, прямо скажем.
5. В очередной раз меня вообще не впечатлила Эмма Корин, которая все время играет одну и ту же андрогинную загадку: что в «Орландо», что в «Чайке» она больше всего упивается собственными хрупкими ключицами, и это делает из ее героинь второй план, не первый.
6. Маша очень, очень, очень хорошая.
7. Вообще все второго плана персонажи очень хорошие.
8. Музыкальные номера мне ничего не добавили, а раздражали изрядно. И затянут конец третьего акта, несколько раз было ощущение, что вот тут уже можно занавес, и тут можно, и ну уже вот тут заканчивайте.
9. Абсолютно невыносимая сцена номер два – это Костя объясняется с Аркадиной, между ними микрофоны, и они друг другу говорят инвективы в микрофон через все пространство сцены. Идеальная инсценировка того, как люди от страха друг друга не слушают, не хотят слышать, упиваются лишь звуком собственного голоса.
Что в итоге? Обязательно идите. Я всегда за то, чтобы с классикой вести себя вольно, чтобы ее осовременивать, а тут ничего и осовременивать особенно не пришлось — просто классно сыграть. У меня, как говорится, «было», я бы повторно сходила, и не раз, да билетов дешевых больше нет.
Я уже третью неделю все обдумываю какой-то связный текст на ее тему, но, видимо, лучше уж бессвязно. Вот мои мысли.
1. Антон Павлович — великий драматург. Текст его настолько самодостаточен, настолько все в нем на своем месте, настолько это вне времени иронично, пронзительно, трагично, трогательно и жизненно, что диву даешься. Мне очень понравилось, как чеховский текст минимально осовременили – исключительно обновив релевантные эпохе отсылки к событиям, персонам, селебам. То же, кстати, сделали для Эндрю Скотта в «Vanya». Честь и везение, конечно, актерам играть Чехова (и Теннесси Уильямса, с которого я вчера ушла, а ребята остались; но гениальный текст пьесы – это невероятный подарок, вот мой пойнт).
2. Страшно понравились мне минималистичные декорации: заросли камыша, несколько складных стульев дачных, VR-очки, которые несчастному Косте и его неблагодарным зрителям дают людей, львов, гусей и куропаток.
3. Кейт Бланшетт – идеальная Аркадина. Ломака, дива, невыносимая мучительница, совершенно не умеющая справиться с возрастом, уходом молодости, изменой Тригорина, конкуренцией юности, не желающая быть ни матерью, ни сестрой, хотящая только сияния славы и оваций. Бланшетт гениально переключает регистры от почти клоунады до абсолютного распада личности, то стараясь затмить Заречную в каждой совместной секунде, проведенной в обществе Тригорина, то на коленях умоляя Тригорина ехать с ней в город и любить одну ее. Смотреть на это страшно и жалко, трагедия эта — от первой до последней секунды.
4. Обалденный Тригорин-Том Берк: самовлюбленный болван, мэнсплейнер, недотыкомка, пирожок ни с чем, хоть и автор бестселлеров. Тоже дико узнаваемый типаж, прямо скажем.
5. В очередной раз меня вообще не впечатлила Эмма Корин, которая все время играет одну и ту же андрогинную загадку: что в «Орландо», что в «Чайке» она больше всего упивается собственными хрупкими ключицами, и это делает из ее героинь второй план, не первый.
6. Маша очень, очень, очень хорошая.
7. Вообще все второго плана персонажи очень хорошие.
8. Музыкальные номера мне ничего не добавили, а раздражали изрядно. И затянут конец третьего акта, несколько раз было ощущение, что вот тут уже можно занавес, и тут можно, и ну уже вот тут заканчивайте.
9. Абсолютно невыносимая сцена номер два – это Костя объясняется с Аркадиной, между ними микрофоны, и они друг другу говорят инвективы в микрофон через все пространство сцены. Идеальная инсценировка того, как люди от страха друг друга не слушают, не хотят слышать, упиваются лишь звуком собственного голоса.
Что в итоге? Обязательно идите. Я всегда за то, чтобы с классикой вести себя вольно, чтобы ее осовременивать, а тут ничего и осовременивать особенно не пришлось — просто классно сыграть. У меня, как говорится, «было», я бы повторно сходила, и не раз, да билетов дешевых больше нет.
www.barbican.org.uk
THE SEAGULL | Barbican
Cate Blanchett and Tom Burke make their return to the stage in Thomas Ostermeier's new production of Chekhov’s THE SEAGULL.