«Индусы знали переселение душ лишь до жизни и после нее. Но уже в жизни существует метемпсихоз. Это чтение. Какое громадное наслаждение – вселяться в душу Платона, Гёте! Правда (и это достаточно грустно), в нашем странствовании по душам мы часто вселяемся в душу верблюда, осла и других низменных тварей. Но и это бывает очень полезно – узнать, как выглядит душа осла. Поэтому справедливо сказано, что нет такой плохой книги, из которой нельзя было бы чему-либо научиться»
Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал.
«Книга вовсе не безжизненная вещь; существование хорошей книги должно поэтому столь же мало подвергаться опасностям, как и жизнь доброго гражданина. Одно существование столь почтенно, как и другое, и надо в такой же степени остерегаться нападок на одно, как и на другое. Убить человека – значит уничтожить разумное создание; но запретить хорошую книгу – значит уничтожить самый разум».
Джон Мильтон.
I.
Готовя свою личную библиотеку к переезду, перебирал книги, вспоминая в какое время и в каких обстоятельствах та или иная книга попала ко мне в руки, что почерпнул для себя нового, что особенно запомнилось и какое влияния оказало на меня прочитанное. Большая, вернее бОльшая часть из всех этих книг появилась у меня в то время, когда я учился в духовной семинарии. И вот в моей памяти всплыл один эпизод времен учебы, внешне незначительный, но если вдуматься, то можно считать это некоей точкой невозврата.
Как-то на третьем курсе, когда я пришел сдавать в семинарскую библиотеку прочитанную книжечку игумена Петра (Мещеринова), я услышал, что это, мол, нехороший дядя. Такой вот не очень тонкий намёк, что благочестивому семинаристу зачем же такое читать. А в этих статейках отец Петр очень здраво и смело проехался по «лубочному православию», что импонировало и было прямо как бальзам на душу.
Даже не пытаясь возражать и спорить, я тактично промолчал. Но не забыл, как говорится. Просто сделал для себя соответствующие выводы. Так что в библиотеку эту я впредь приходил только лишь получать положенные учебники. Твердо решив для себя, что это моё личное дело что я читаю (по-православному до этого дело также есть духовнику, но, к счастью, мне повезло и тот священник, у которого я исповедовался, не был обскурантистом и мракобесом) и уж сам разберусь, что полезно, а что нет – не тупой.
Те, кто тоже в этом всем варился (семинарии, монастыри, да в целом это свойственно как РПЦ, так и другим конфессиям и сектам), не нуждаются в описании атмосферы бдительности, то есть всеобщей подозрительности и слежки. Вообще, надо сказать, наше начальство не так уж пристально следило за тем, что мы читаем помимо учебных материалов.
В целом, у меня не было проблем из-за «неправильной» литературы, разве за исключением случая, когда один батёк из нашего начальства, увидев у меня на столе знаменитый дневник Шмемана, злорадно торжествующе высказал нечто неодобрительное. Он уже и без этого стал подмечать, что я слишком много думаю своей головой и стал на своих предметах намеренно занижать оценки и заваливать, но это было хоть и обидно, всё же не такое большое зло, учитывая, что тот мог при желании устроить проблемы посерьёзней.
Семинарскую библиотеку, как я уже говорил, посещать я перестал кроме крайней нужды. Не столько из-за боязни «спалиться», сколько из-за внутреннего дискомфорта, просто из принципа. Теперь я чаще стал появляться в епархиальном книжном складе-магазине. Там и так ко мне уже привыкли: подолгу перебирал, листал, следил за новинками, что-то покупал для себя. Все равно, если книга нравится и представляет для тебя ценность, то время от времени будешь к ней возвращаться дабы освежить в памяти то, что было наиболее интересно – конечно же лучше, когда нужное всегда под рукой (в то время ещё не в каждом доме был интернет, где скачивай что хочешь).
Ну а самым основным источником пополнения личного книжного фонда был магазин «Букинист», где можно приобрести б\у книги по доступным ценам. И, соответственно, тематика литературы не ограничивалась церковной, хотя основное внимание всегда было приковано к полкам «религия» и «философия». Вот туда, при возможности погулять по городу, мы с другом вдвоем, влекомые неутомимой жаждой всезнайства, много раз совершали набеги за разного рода богоугодной и небогоугодной литературой.
«Книга вовсе не безжизненная вещь; существование хорошей книги должно поэтому столь же мало подвергаться опасностям, как и жизнь доброго гражданина. Одно существование столь почтенно, как и другое, и надо в такой же степени остерегаться нападок на одно, как и на другое. Убить человека – значит уничтожить разумное создание; но запретить хорошую книгу – значит уничтожить самый разум».
Джон Мильтон.
I.
Готовя свою личную библиотеку к переезду, перебирал книги, вспоминая в какое время и в каких обстоятельствах та или иная книга попала ко мне в руки, что почерпнул для себя нового, что особенно запомнилось и какое влияния оказало на меня прочитанное. Большая, вернее бОльшая часть из всех этих книг появилась у меня в то время, когда я учился в духовной семинарии. И вот в моей памяти всплыл один эпизод времен учебы, внешне незначительный, но если вдуматься, то можно считать это некоей точкой невозврата.
Как-то на третьем курсе, когда я пришел сдавать в семинарскую библиотеку прочитанную книжечку игумена Петра (Мещеринова), я услышал, что это, мол, нехороший дядя. Такой вот не очень тонкий намёк, что благочестивому семинаристу зачем же такое читать. А в этих статейках отец Петр очень здраво и смело проехался по «лубочному православию», что импонировало и было прямо как бальзам на душу.
Даже не пытаясь возражать и спорить, я тактично промолчал. Но не забыл, как говорится. Просто сделал для себя соответствующие выводы. Так что в библиотеку эту я впредь приходил только лишь получать положенные учебники. Твердо решив для себя, что это моё личное дело что я читаю (по-православному до этого дело также есть духовнику, но, к счастью, мне повезло и тот священник, у которого я исповедовался, не был обскурантистом и мракобесом) и уж сам разберусь, что полезно, а что нет – не тупой.
Те, кто тоже в этом всем варился (семинарии, монастыри, да в целом это свойственно как РПЦ, так и другим конфессиям и сектам), не нуждаются в описании атмосферы бдительности, то есть всеобщей подозрительности и слежки. Вообще, надо сказать, наше начальство не так уж пристально следило за тем, что мы читаем помимо учебных материалов.
В целом, у меня не было проблем из-за «неправильной» литературы, разве за исключением случая, когда один батёк из нашего начальства, увидев у меня на столе знаменитый дневник Шмемана, злорадно торжествующе высказал нечто неодобрительное. Он уже и без этого стал подмечать, что я слишком много думаю своей головой и стал на своих предметах намеренно занижать оценки и заваливать, но это было хоть и обидно, всё же не такое большое зло, учитывая, что тот мог при желании устроить проблемы посерьёзней.
Семинарскую библиотеку, как я уже говорил, посещать я перестал кроме крайней нужды. Не столько из-за боязни «спалиться», сколько из-за внутреннего дискомфорта, просто из принципа. Теперь я чаще стал появляться в епархиальном книжном складе-магазине. Там и так ко мне уже привыкли: подолгу перебирал, листал, следил за новинками, что-то покупал для себя. Все равно, если книга нравится и представляет для тебя ценность, то время от времени будешь к ней возвращаться дабы освежить в памяти то, что было наиболее интересно – конечно же лучше, когда нужное всегда под рукой (в то время ещё не в каждом доме был интернет, где скачивай что хочешь).
Ну а самым основным источником пополнения личного книжного фонда был магазин «Букинист», где можно приобрести б\у книги по доступным ценам. И, соответственно, тематика литературы не ограничивалась церковной, хотя основное внимание всегда было приковано к полкам «религия» и «философия». Вот туда, при возможности погулять по городу, мы с другом вдвоем, влекомые неутомимой жаждой всезнайства, много раз совершали набеги за разного рода богоугодной и небогоугодной литературой.
II.
Помню, увидев у друга* новую книгу и прочтя на обложке «Апулей», поинтересовался, что это и о чем. «Ты что! У Пушкина даже строки такие есть: «читал охотно Апулея, а Цицерона не читал». Да, согласен, весьма любопытно узнать на что же Солнце Александр Сергеевич променял вдруг Цицерона-батюшку.
Заострю внимание на том, что у нас с другом особенным спросом пользовалась советская атеистическая литература, издаваемая, в основном, Политиздатом. Продавались такие книги за копейки, почти задаром, так как в своё время издавались большими тиражами безотносительно спроса, то есть не как у нечестивых капиталистов, а планово – под мудрым руководством Партии.
Что же такого находили интересного семинаристы в антирелигиозных книгах? – попробую сам себе на этот вопрос ответить.
Во-первых, зачем убегать и прятаться от оппонента и его аргументов – трусость никого не красит, тем более христианина. Скажу словами Ганса Кюнга: «если мы хотим, оперируя разумными аргументами, выступить за веру в Бога, то мы в первую очередь должны знать и все аргументы против. Знать и принимать их всерьёз».
Надо сказать, что я изначально относился с недоверием к советской атеистической литературе из-за её казенного характера, априори предвзятости. Положено было цитировать дедушку Ленина, превозносить диалектический материализм и ругать религию – всё это выполнялось и перевыполнялось. Зачастую пускались в ход совершенно нелепые штампы, несостоятельные и устаревшие теории. Например, нередко можно было видеть, как тиражируются многие клише 18 и 19 века, которые уже никто и не воспринимает всерьёз, типа мифологической школы (Древс и иже с ним). Вот и чего же так бояться противоборствующей стороны, зная изъяны и слабые места оной.
Во-вторых, при всей предвзятости и скованности направлением, навязанным государственным руководством, атеистические книги имели тот плюс, что были свободны от цензуры хотя бы церковной, а это уже немало. «Есть обычай на Руси – слушать ночью Би-Би-Си» - как многие советские граждане могли с помощью «вражеских голосов» узнать, что в мире и собственной стране творится, о чем «Правда» не скажет или переврет, так и мы могли узнать много интересного из церковной истории, чего нам не расскажут (был у нас и светский преподаватель истории, который описывал всё не так как было изображено на благочестивых средневековых гравюрах – за это его и «ушли» впоследствии).
Также можно привести аргумент, что называется, «от противного». «Индусы знали переселение душ лишь до жизни и после нее. Но уже в жизни существует метемпсихоз. Это чтение. Какое громадное наслаждение – вселяться в душу Платона, Гёте! Правда (и это достаточно грустно), в нашем странствовании по душам мы часто вселяемся в душу верблюда, осла и других низменных тварей. Но и это бывает очень полезно – узнать, как выглядит душа осла. Поэтому справедливо сказано, что нет такой плохой книги, из которой нельзя было бы чему-либо научиться» (Людвиг Фейербах, «Писатель и человек. Собрание юмористических философских афоризмов»).
Один мой знакомый, которого в юности зазывали поступать в семинарию (но в итоге всё же сформировался человеком далёким от церковности) рассказывал, что и в чтении кощунственной по отношении христианству литературы находит для себя пользу. Он говорил мне, что когда совсем охладевает к вере, то берёт в руки «Забавное Евангелие» Лео Таксиля (это как раз одно из того, что активно тиражировалось в советский период) и при виде такого беспардонного глумления над Евангелием он совершенно не может оставаться равнодушным. Мне рекомендовал тоже попробовать это на себе. Однажды, увидев на прилавке упоминаемую книгу, вспомнил этот разговор и последовал совету. Дрянь конечно редкостная! И возникает при чтении не только праведный гнев, но и испанский стыд за тех, кому такая пошлятина может нравиться. Дело не столько в оскорблении религиозных чувств, даже не могу положительно сказать о наличии у себя таковых, скорее оскорбляются чувства эстетические.
Помню, увидев у друга* новую книгу и прочтя на обложке «Апулей», поинтересовался, что это и о чем. «Ты что! У Пушкина даже строки такие есть: «читал охотно Апулея, а Цицерона не читал». Да, согласен, весьма любопытно узнать на что же Солнце Александр Сергеевич променял вдруг Цицерона-батюшку.
Заострю внимание на том, что у нас с другом особенным спросом пользовалась советская атеистическая литература, издаваемая, в основном, Политиздатом. Продавались такие книги за копейки, почти задаром, так как в своё время издавались большими тиражами безотносительно спроса, то есть не как у нечестивых капиталистов, а планово – под мудрым руководством Партии.
Что же такого находили интересного семинаристы в антирелигиозных книгах? – попробую сам себе на этот вопрос ответить.
Во-первых, зачем убегать и прятаться от оппонента и его аргументов – трусость никого не красит, тем более христианина. Скажу словами Ганса Кюнга: «если мы хотим, оперируя разумными аргументами, выступить за веру в Бога, то мы в первую очередь должны знать и все аргументы против. Знать и принимать их всерьёз».
Надо сказать, что я изначально относился с недоверием к советской атеистической литературе из-за её казенного характера, априори предвзятости. Положено было цитировать дедушку Ленина, превозносить диалектический материализм и ругать религию – всё это выполнялось и перевыполнялось. Зачастую пускались в ход совершенно нелепые штампы, несостоятельные и устаревшие теории. Например, нередко можно было видеть, как тиражируются многие клише 18 и 19 века, которые уже никто и не воспринимает всерьёз, типа мифологической школы (Древс и иже с ним). Вот и чего же так бояться противоборствующей стороны, зная изъяны и слабые места оной.
Во-вторых, при всей предвзятости и скованности направлением, навязанным государственным руководством, атеистические книги имели тот плюс, что были свободны от цензуры хотя бы церковной, а это уже немало. «Есть обычай на Руси – слушать ночью Би-Би-Си» - как многие советские граждане могли с помощью «вражеских голосов» узнать, что в мире и собственной стране творится, о чем «Правда» не скажет или переврет, так и мы могли узнать много интересного из церковной истории, чего нам не расскажут (был у нас и светский преподаватель истории, который описывал всё не так как было изображено на благочестивых средневековых гравюрах – за это его и «ушли» впоследствии).
Также можно привести аргумент, что называется, «от противного». «Индусы знали переселение душ лишь до жизни и после нее. Но уже в жизни существует метемпсихоз. Это чтение. Какое громадное наслаждение – вселяться в душу Платона, Гёте! Правда (и это достаточно грустно), в нашем странствовании по душам мы часто вселяемся в душу верблюда, осла и других низменных тварей. Но и это бывает очень полезно – узнать, как выглядит душа осла. Поэтому справедливо сказано, что нет такой плохой книги, из которой нельзя было бы чему-либо научиться» (Людвиг Фейербах, «Писатель и человек. Собрание юмористических философских афоризмов»).
Один мой знакомый, которого в юности зазывали поступать в семинарию (но в итоге всё же сформировался человеком далёким от церковности) рассказывал, что и в чтении кощунственной по отношении христианству литературы находит для себя пользу. Он говорил мне, что когда совсем охладевает к вере, то берёт в руки «Забавное Евангелие» Лео Таксиля (это как раз одно из того, что активно тиражировалось в советский период) и при виде такого беспардонного глумления над Евангелием он совершенно не может оставаться равнодушным. Мне рекомендовал тоже попробовать это на себе. Однажды, увидев на прилавке упоминаемую книгу, вспомнил этот разговор и последовал совету. Дрянь конечно редкостная! И возникает при чтении не только праведный гнев, но и испанский стыд за тех, кому такая пошлятина может нравиться. Дело не столько в оскорблении религиозных чувств, даже не могу положительно сказать о наличии у себя таковых, скорее оскорбляются чувства эстетические.
Меня меньше задевает кощунственная составляющая покушения на нечто сакральное, ограждённое от посягательств табу-запретами – я и сам не прочь «пнуть священную корову» - в большей степени мне противно дурновкусие и низкопробность.
(окончание)
Как многие верующие выказывают невежество и отсталость, так и многие их поверхностные критики способны лишь высмеять средневековые представления, но неспособны на большее, а посмеяться над мракобесием я могу и без них. Здравая, интеллектуально добросовестная критика религии помогает расширить кругозор и очищать представления о Боге от и антропоморфизмов, рудиментов архаичного сознания, но это имеет мало общего с той примитивщиной вроде воинствующего безбожия Емельянов Ярославских и мемов в пабликах «мамкин атеист». Многие из богословов, апологетов христианства были выдающимися личностями, образованнейшими людьми своего времени, хотя и не знали ничего о структуре ДНК и имели смутное представление о расположении и вращении небесных тел. Знакомство с богословием, духовными поисками поздней античности и средневековья не прошло даром, а по-своему обогатило и хотя призывы и сейчас придерживаться тех же взглядов, что и у различных святителей, преподобных, равноапостольных и благоверных минувших эпох я воспринимаю с улыбкой, всё же приобщение к их интеллектуальной культуре считаю безусловно полезным для общего развития. Так что и сейчас, когда на годы учебы в семинарии смотришь как на дела давно минувших дней, не иссяк интерес как к христианству, вечным вопросам поднимаемым верующими, так и к критике метафизики и традиционализма. И, будучи часто не согласен в чём-либо как с теми, так и с другими, нахожу в их рассуждениях источник пищи для своих размышлений.
Как многие верующие выказывают невежество и отсталость, так и многие их поверхностные критики способны лишь высмеять средневековые представления, но неспособны на большее, а посмеяться над мракобесием я могу и без них. Здравая, интеллектуально добросовестная критика религии помогает расширить кругозор и очищать представления о Боге от и антропоморфизмов, рудиментов архаичного сознания, но это имеет мало общего с той примитивщиной вроде воинствующего безбожия Емельянов Ярославских и мемов в пабликах «мамкин атеист». Многие из богословов, апологетов христианства были выдающимися личностями, образованнейшими людьми своего времени, хотя и не знали ничего о структуре ДНК и имели смутное представление о расположении и вращении небесных тел. Знакомство с богословием, духовными поисками поздней античности и средневековья не прошло даром, а по-своему обогатило и хотя призывы и сейчас придерживаться тех же взглядов, что и у различных святителей, преподобных, равноапостольных и благоверных минувших эпох я воспринимаю с улыбкой, всё же приобщение к их интеллектуальной культуре считаю безусловно полезным для общего развития. Так что и сейчас, когда на годы учебы в семинарии смотришь как на дела давно минувших дней, не иссяк интерес как к христианству, вечным вопросам поднимаемым верующими, так и к критике метафизики и традиционализма. И, будучи часто не согласен в чём-либо как с теми, так и с другими, нахожу в их рассуждениях источник пищи для своих размышлений.
Всякий раз, когда к "канонам" присоединяется в священнике личная горячность, получается нечто ужасное (ханжа, Торквемада); только когда "спустя рукава" - хорошо. Отчего это?
В. Розанов. "Опавшие листья" (1-й короб)
По-моему, эта фраза есть прекрасный комментарий к наблюдению Василия Васильевича.
Мы и сами насмотремшись на ревнителей благочестия, борцунов с сектами и миссирнеров на всю голову, узрели, что от теплохладных карьеристов и унылых безинициативных "винтиков" вреда всё-таки поменьше будет)
В. Розанов. "Опавшие листья" (1-й короб)
По-моему, эта фраза есть прекрасный комментарий к наблюдению Василия Васильевича.
Мы и сами насмотремшись на ревнителей благочестия, борцунов с сектами и миссирнеров на всю голову, узрели, что от теплохладных карьеристов и унылых безинициативных "винтиков" вреда всё-таки поменьше будет)
Продолжаем рубрику ляпы.
Уже стало обычным делом, что на различных скрепоподъемных дедовоевальных картинках то и дело появляются фото немецких пулеметчиков и "Тигров".
Вот и здесь обратил внимание, что изображённый танк кагбэ не совсем советский. Это М4 "Шерман". Деды и вправду на них воевали, так как они массово поставлялись по ленд-лизу во время 2WW. Но ведь, согласно методичке, Омерека наш враг, с которым мы чуть ли не воюем, то странно их танки выдавать за своё достижение, которым положено гордиться.
З.ы.: а насчёт "Эмчи" рекомендую почитать воспоминания Дмитрия Лозы "Танкист на иномарке"
Уже стало обычным делом, что на различных скрепоподъемных дедовоевальных картинках то и дело появляются фото немецких пулеметчиков и "Тигров".
Вот и здесь обратил внимание, что изображённый танк кагбэ не совсем советский. Это М4 "Шерман". Деды и вправду на них воевали, так как они массово поставлялись по ленд-лизу во время 2WW. Но ведь, согласно методичке, Омерека наш враг, с которым мы чуть ли не воюем, то странно их танки выдавать за своё достижение, которым положено гордиться.
З.ы.: а насчёт "Эмчи" рекомендую почитать воспоминания Дмитрия Лозы "Танкист на иномарке"
До смешного часто мы слышим от официальных лиц о сохранении исторической памяти и возрождении традиций.
Я тут начал писать немного о другом, но как раз в объектив попало также и то, как сохранители духовноскрепных преемств и исторической памяти на словах, в реале сами её бесстыдно уничтожают.
Видели, знаем: с амвона вещают, что некогда на Святой Руси было величие и мощь, Третий Рим, а вот при предыдущем настоятеле/архиерее, по их словам, все бегали в набедренных повязках с каменными топорами.
Публично заявляем о возрождении традиций, например, о возрождении строгановской иконописной традиции (это же легко, так как никто не будет проверять как с этим обстоит дело в реале), и при этом у себя под носом втихаря уничтожаем всякую память о недавних предшественниках. У самих-то культура отмены давно в традиции, просто словей таких раньше не знали.
Я тут начал писать немного о другом, но как раз в объектив попало также и то, как сохранители духовноскрепных преемств и исторической памяти на словах, в реале сами её бесстыдно уничтожают.
Видели, знаем: с амвона вещают, что некогда на Святой Руси было величие и мощь, Третий Рим, а вот при предыдущем настоятеле/архиерее, по их словам, все бегали в набедренных повязках с каменными топорами.
Публично заявляем о возрождении традиций, например, о возрождении строгановской иконописной традиции (это же легко, так как никто не будет проверять как с этим обстоит дело в реале), и при этом у себя под носом втихаря уничтожаем всякую память о недавних предшественниках. У самих-то культура отмены давно в традиции, просто словей таких раньше не знали.
Paper, flame and endless obedience.
I.
За время учёбы в семинарии много раз приходилось видеть, как предаются огню книги и рукописи. И это были не костры "инквизиции", отнюдь не в нетерпимости было дело, всё гораздо прозаичней.
У православных принято, что при всяком храме есть специальная яма-колодец, куда выливается, например, вода после мытья полов в храме, а также помимо неё некое костровище или бочка для сжигания твёрдых "священных" отходов. Утилизация священного объясняется тем, что он ни в коем случае не должнен быть "попираем". Вообще, надо сказать, что вечная боязнь выбросить нечто сакральное в обычный мусор, то есть на попрание, сильно невротизирует благочестивых верующих, и без того зачастую перманентно накручивающих себе чувство вины по любому поводу и без повода. Сколько таких картин возникает сразу перед глазами: вот один семинарист с пустых бутылок из под кагора, перед тем как выбросить, соскабливает с этикетки изображённые кресты на куполах; вот другой "через немогу" съедает заплесневевшую просфору, так как стыдно выбрасывать, ведь сам виноват что не досмотрел, лучше вот так давиться, искупая свою вину пред очами Мелочного Злопамятного Карающего Небесного Надзирателя (кому-то удаётся вырасти из этих жутких хтонических представлений о Творце, но далеко не всем). Не буду далеко углубляться в эту тему, более уместен был бы комментарий профессионального психотерапевта.
I.
За время учёбы в семинарии много раз приходилось видеть, как предаются огню книги и рукописи. И это были не костры "инквизиции", отнюдь не в нетерпимости было дело, всё гораздо прозаичней.
У православных принято, что при всяком храме есть специальная яма-колодец, куда выливается, например, вода после мытья полов в храме, а также помимо неё некое костровище или бочка для сжигания твёрдых "священных" отходов. Утилизация священного объясняется тем, что он ни в коем случае не должнен быть "попираем". Вообще, надо сказать, что вечная боязнь выбросить нечто сакральное в обычный мусор, то есть на попрание, сильно невротизирует благочестивых верующих, и без того зачастую перманентно накручивающих себе чувство вины по любому поводу и без повода. Сколько таких картин возникает сразу перед глазами: вот один семинарист с пустых бутылок из под кагора, перед тем как выбросить, соскабливает с этикетки изображённые кресты на куполах; вот другой "через немогу" съедает заплесневевшую просфору, так как стыдно выбрасывать, ведь сам виноват что не досмотрел, лучше вот так давиться, искупая свою вину пред очами Мелочного Злопамятного Карающего Небесного Надзирателя (кому-то удаётся вырасти из этих жутких хтонических представлений о Творце, но далеко не всем). Не буду далеко углубляться в эту тему, более уместен был бы комментарий профессионального психотерапевта.
II.
Многажды доводилось наблюдать, словно яркую иллюстрацию к евангельским словам об оцеживающих комаров и поглощающих верблюдов, как те, кто боясь на йоту отступить от Закона и выбросить какую-нибудь никчемную церковную газетку (зато с упоминанием Священного Божьего Имени), при этом совершенно бездумно бездушно уничтожали, предавая огню, книги и документы, имеющие большую ценность. Не столько материальную, сколько духовную, историческую, говоря иносказательно, уничтожали память. Сколько было сожжено при последующем архиерее книг и бумаг покойного архиепископа Афанасия как ненужный хлам, зря занимающий место. Грустно было на это смотреть, хотелось спасти хоть немногое, хоть что-то. В православных талмудах вроде бы не упоминается среди грехов уничтожение памяти, предание забвению, но легче от этого не становилось. Главное ж послушание, сказали сжечь - иди и исполняй, не впадая в греховное мудрование. Конечно, если меня спросить - зачем мне хранить у себя, например, открытки с поздравлениями Афанасия от духовенства и прочих архиереев, то я затруднюсь внятно ответить. Действительно, практической пользы никакой, но всё же мне так спокойней, раз уж была сохранена частичка от общей картины памяти об интересном человеке.
Многажды доводилось наблюдать, словно яркую иллюстрацию к евангельским словам об оцеживающих комаров и поглощающих верблюдов, как те, кто боясь на йоту отступить от Закона и выбросить какую-нибудь никчемную церковную газетку (зато с упоминанием Священного Божьего Имени), при этом совершенно бездумно бездушно уничтожали, предавая огню, книги и документы, имеющие большую ценность. Не столько материальную, сколько духовную, историческую, говоря иносказательно, уничтожали память. Сколько было сожжено при последующем архиерее книг и бумаг покойного архиепископа Афанасия как ненужный хлам, зря занимающий место. Грустно было на это смотреть, хотелось спасти хоть немногое, хоть что-то. В православных талмудах вроде бы не упоминается среди грехов уничтожение памяти, предание забвению, но легче от этого не становилось. Главное ж послушание, сказали сжечь - иди и исполняй, не впадая в греховное мудрование. Конечно, если меня спросить - зачем мне хранить у себя, например, открытки с поздравлениями Афанасия от духовенства и прочих архиереев, то я затруднюсь внятно ответить. Действительно, практической пользы никакой, но всё же мне так спокойней, раз уж была сохранена частичка от общей картины памяти об интересном человеке.
III.
Упомяну также, что довелось мне видеть и сожжение бумаг, которое происходило не из благочестиво-ритуальных побуждений, также это было не просто прагматическим избавлением от лишнего балласта. Когда в 2010 из Москвы пришло решение отозвать архиерея и назначить нового, то снова на полную мощь заполыхала бочка, поглащая в огне владычние бумаги и документы за неполное десятилетие управления епархией. Выглядело сие действо не очень благочестиво, напоминало скорее уничтожение улик, сокрытие следов преступлений или эпизод из военной жизни, когда при оставлении позиций уничтожается то, что ни в коем случае не должно достаться врагу.
...
Получил от одного из своих собеседников такой комментарий:
А документы всякие у нас вообще не любят хранить. Уничтожают всё! Уничтожаются всякие метрические книги, записи кто и когда служил. Фотографии старых служб, служащих священников. Всё уничтожается либо старым настоятелем либо новым пришедшим.
Просьба к читателям поделиться и своими наблюдениями, очень интересно. Наверняка подобные явления в РПЦ можно видеть повсеместно, а не просто мы видим нехорошие исключения.
Упомяну также, что довелось мне видеть и сожжение бумаг, которое происходило не из благочестиво-ритуальных побуждений, также это было не просто прагматическим избавлением от лишнего балласта. Когда в 2010 из Москвы пришло решение отозвать архиерея и назначить нового, то снова на полную мощь заполыхала бочка, поглащая в огне владычние бумаги и документы за неполное десятилетие управления епархией. Выглядело сие действо не очень благочестиво, напоминало скорее уничтожение улик, сокрытие следов преступлений или эпизод из военной жизни, когда при оставлении позиций уничтожается то, что ни в коем случае не должно достаться врагу.
...
Получил от одного из своих собеседников такой комментарий:
А документы всякие у нас вообще не любят хранить. Уничтожают всё! Уничтожаются всякие метрические книги, записи кто и когда служил. Фотографии старых служб, служащих священников. Всё уничтожается либо старым настоятелем либо новым пришедшим.
Просьба к читателям поделиться и своими наблюдениями, очень интересно. Наверняка подобные явления в РПЦ можно видеть повсеместно, а не просто мы видим нехорошие исключения.
IV.
Из всех подобных случаев больше всего в память врезался эпизод из самого начала семинарского жития.
Я ещё только поступил на первый курс и проучился всего несколько недель.
В один прекрасный день несколько семинаристов получили задание от ключаря собора вынести и утилизировать хлам из собора, залежавшийся в служебных помещениях по дороге на колокольню.
Когда коробки с кипами бумаг были вынесены на хоздвор и стали предаваться огню, я обратил внимание на содержание бумаг. В бочку летели документы 40-х и начала 50-х годов, когда город ещё носил имя Молотова. На многих документах стояла подпись архиепископа Александра (Толстопятова), которого хотели признать исповедником и канонизировать (а воз и ныне там). И это всё уничтожалось. Документы, письма, фотографии духовенства. У меня случился, мягко говоря, когнитивный диссонанс.
- Вы вообще понимаете, что мы сейчас делаем? - пытался достучаться новичок до разума старших товарищей. В ответ лишь услышал шаблонные благоглупости про послушание превыше поста и молитвы, что начальству виднее и прочее, сводящееся к тому, что надо надо исполнять что сказали и не выё#ываться.
Стало понятно, что разговор ушёл в тупик, старшекурсники не хотят усложнять себе жизнь и выходить из зоны комфорта. Не столько потому что дуболомы, а проще прикинуться исполнительным дураком и свалить с себя ответственность. Тем более именно это и насаждалось сверху.
Но я проявил непослушание, греховное своеволие, "дух противления" - как любило выражаться наше начальство и послушался голоса разума. А может и наоборот - поддался лукавому и проявил дьявольское своеволие. Это уж как посмотреть. У разных людей, одинаково причисляющих себя к христианам, понятия о добре и зле не просто отличаются, но и доходят до диаметрально противоположных...
Из всех подобных случаев больше всего в память врезался эпизод из самого начала семинарского жития.
Я ещё только поступил на первый курс и проучился всего несколько недель.
В один прекрасный день несколько семинаристов получили задание от ключаря собора вынести и утилизировать хлам из собора, залежавшийся в служебных помещениях по дороге на колокольню.
Когда коробки с кипами бумаг были вынесены на хоздвор и стали предаваться огню, я обратил внимание на содержание бумаг. В бочку летели документы 40-х и начала 50-х годов, когда город ещё носил имя Молотова. На многих документах стояла подпись архиепископа Александра (Толстопятова), которого хотели признать исповедником и канонизировать (а воз и ныне там). И это всё уничтожалось. Документы, письма, фотографии духовенства. У меня случился, мягко говоря, когнитивный диссонанс.
- Вы вообще понимаете, что мы сейчас делаем? - пытался достучаться новичок до разума старших товарищей. В ответ лишь услышал шаблонные благоглупости про послушание превыше поста и молитвы, что начальству виднее и прочее, сводящееся к тому, что надо надо исполнять что сказали и не выё#ываться.
Стало понятно, что разговор ушёл в тупик, старшекурсники не хотят усложнять себе жизнь и выходить из зоны комфорта. Не столько потому что дуболомы, а проще прикинуться исполнительным дураком и свалить с себя ответственность. Тем более именно это и насаждалось сверху.
Но я проявил непослушание, греховное своеволие, "дух противления" - как любило выражаться наше начальство и послушался голоса разума. А может и наоборот - поддался лукавому и проявил дьявольское своеволие. Это уж как посмотреть. У разных людей, одинаково причисляющих себя к христианам, понятия о добре и зле не просто отличаются, но и доходят до диаметрально противоположных...
V.
Когда исполнительные товарищи задолбались жечь архивные бумаги, то им пришло в голову решение побыстрее закруглиться, схалтурив. Оставшиеся ящики тупо закинули в мусорные баки. К моей радости. Я ещё до наступления темноты продолжал перебирать документы, откладывая хотя бы самое ценное.
Потом оказался во всем грешен, то есть кругом виноват. Во-первых, вместо вечерней самоподготовки где-то зачем-то без благословения колупался в мусоре на хоздворе, но это ещё пустяки, самое ужасное, что я посмел выносить сор из избы. Поясню. Озаботившись дальнейшей судьбой своей выборки из документов (несколько пакетов бумаг и фотографий), я решил проконсультироваться с нашим тогдашним преподавателем по краеведению Михаилом Геннадьевичем Н. (на тот момент он был директором Государственного общественно-политического архива Пермского края), куда бы пристроить документы - будет ли им место в архиве или же ещё куда-либо в хорошие руки передать.
В общем, я вольно-невольно выставил перед светским человеком наше начальство не в лучшем свете. Как и следует ожидать, по голове мне не погладили. В лучших традициях пахрестьянске публично разоблачили вредителя. Правда, в итоге бумаги я лично передал церковному историку-краеведу прот. Алексею М., у которого хватало мозгов понимать, что это не макулатура, которую сжигают вместе с другим мусором.
И тут понеслось. Начальство, переобуваясь с прыжке, повернулось на 180 градусов и как ни в чём не бывало начало теперь наоборот меня нахваливать за спасение ценных исторических документов. Но это ж насколько надо быть тупым, чтобы на такое купиться. Позорный дешевый цирк, лицемерие, от которого воротит наизнанку. Сменили они гнев на милость, понимаете ли.
Когда исполнительные товарищи задолбались жечь архивные бумаги, то им пришло в голову решение побыстрее закруглиться, схалтурив. Оставшиеся ящики тупо закинули в мусорные баки. К моей радости. Я ещё до наступления темноты продолжал перебирать документы, откладывая хотя бы самое ценное.
Потом оказался во всем грешен, то есть кругом виноват. Во-первых, вместо вечерней самоподготовки где-то зачем-то без благословения колупался в мусоре на хоздворе, но это ещё пустяки, самое ужасное, что я посмел выносить сор из избы. Поясню. Озаботившись дальнейшей судьбой своей выборки из документов (несколько пакетов бумаг и фотографий), я решил проконсультироваться с нашим тогдашним преподавателем по краеведению Михаилом Геннадьевичем Н. (на тот момент он был директором Государственного общественно-политического архива Пермского края), куда бы пристроить документы - будет ли им место в архиве или же ещё куда-либо в хорошие руки передать.
В общем, я вольно-невольно выставил перед светским человеком наше начальство не в лучшем свете. Как и следует ожидать, по голове мне не погладили. В лучших традициях пахрестьянске публично разоблачили вредителя. Правда, в итоге бумаги я лично передал церковному историку-краеведу прот. Алексею М., у которого хватало мозгов понимать, что это не макулатура, которую сжигают вместе с другим мусором.
И тут понеслось. Начальство, переобуваясь с прыжке, повернулось на 180 градусов и как ни в чём не бывало начало теперь наоборот меня нахваливать за спасение ценных исторических документов. Но это ж насколько надо быть тупым, чтобы на такое купиться. Позорный дешевый цирк, лицемерие, от которого воротит наизнанку. Сменили они гнев на милость, понимаете ли.
VI.
Короче, сначала облаяли, потом типа признали заслуги и восстановили справедливость. Да ладно, не прикидывайтесь: вы уже уловили для себя, что за этим человеком нужно внимательней следить, он опасен. Человек, склонный к самостоятельным решениям потенциально опасен для системы где "я начальник - ты дурак", где приказы не обсуждаются.
Это сейчас те чувства отгорели, давно всё это отпустил и живу абсолютно светской, внешне безрелигиозной жизнью, но тогда было тяжело и больно допускать мысль что в этой Системе (которая самоидентифицирует себя Церковью Христовой) ты какой-то лишний. Ну да и ладно, сам я - не ахти какой образец совершенства. Но чем дальше, тем виднее становилось, что именно самых лучших и живых выдавливает (кто несмотря на всё остаётся, не продавая душу - с ужасом смотрю и сочувствую) из себя блестящая позолотой, но леденящая холодом беспощадная Система, которая пожирает своих детей. Да и не то, чтобы нам только, но и (как это прекрасно показано в "Великом Инквизиторе") самому Иисусу Христу говорится устами Первосвященника: зачем Ты пришёл мешать нам?
Короче, сначала облаяли, потом типа признали заслуги и восстановили справедливость. Да ладно, не прикидывайтесь: вы уже уловили для себя, что за этим человеком нужно внимательней следить, он опасен. Человек, склонный к самостоятельным решениям потенциально опасен для системы где "я начальник - ты дурак", где приказы не обсуждаются.
Это сейчас те чувства отгорели, давно всё это отпустил и живу абсолютно светской, внешне безрелигиозной жизнью, но тогда было тяжело и больно допускать мысль что в этой Системе (которая самоидентифицирует себя Церковью Христовой) ты какой-то лишний. Ну да и ладно, сам я - не ахти какой образец совершенства. Но чем дальше, тем виднее становилось, что именно самых лучших и живых выдавливает (кто несмотря на всё остаётся, не продавая душу - с ужасом смотрю и сочувствую) из себя блестящая позолотой, но леденящая холодом беспощадная Система, которая пожирает своих детей. Да и не то, чтобы нам только, но и (как это прекрасно показано в "Великом Инквизиторе") самому Иисусу Христу говорится устами Первосвященника: зачем Ты пришёл мешать нам?
"Нередко мои противники, завистники, "доброжелатели" воспринимали мою уверенность в себе при изложении аргументов как высокомерие, мои обоснованные вопросы - как дерзость, мою критическую позицию - как гипертрофированный эгоцентризм, а мою здравую убеждённость - как недостаток смирения. Как часто мне приходилось слышать высокомерные призывы к смирению.
Но смирение не имеет ничего общего с угодничеством, раболепием, трусостью. Смирение не означает, что человек тут же должен пасть на колени, если ему возражает начальство. Смирение - это самоограничение, но не самобичевание и самозабвение. Смирение подразумевает мужество, а мужество предполагает отсутствие робости перед открытыми конфликтами и страха перед неизбежными травмами у себя и у других."
Ганс Кюнг. "Во что я верю".
Но смирение не имеет ничего общего с угодничеством, раболепием, трусостью. Смирение не означает, что человек тут же должен пасть на колени, если ему возражает начальство. Смирение - это самоограничение, но не самобичевание и самозабвение. Смирение подразумевает мужество, а мужество предполагает отсутствие робости перед открытыми конфликтами и страха перед неизбежными травмами у себя и у других."
Ганс Кюнг. "Во что я верю".