Александр Дюттманн. "Быть миметичным" Философско-литературный журнал «Логос», vol. 34, no. 5 (162), 2024, pp. 5-11. doi:10.17323/0869-5377-2024-5-5-11
Автор статьи анализирует миме- сис с точки зрения поведения, которое не направлено на выражение и утверждение самости, а только притворяется таковым. «Быть миметичным» означает: «Перестаньте быть собой и будьте похожи на себя!» Статья выявляет импликации и следствия такого поведения или такого мимесиса.
«Быть миметичным» означает «перестать быть собой и стать похожим на себя» или, иначе говоря, «перестать быть тем, кто или что ты есть, и лишь притворяться тем или другим». Благодаря разрыву между «быть-таковым» и «притворяться-таковым» в мимесисе содержится нечто освобождающее и умиротворяющее — свобода здесь состоит в дистанцировании от необходимости и случайности. В той мере, в какой собака может вести себя миметически или участвовать в обмене угрозами и миметическом поведении, она больше не представляет угрозы для прохожих и перестает быть назойливой: «Веди себя так, как если бы ты вел себя миметически...» В той мере, в какой философ ведет себя миметически, он может превратить случайную встречу в урок, преподанный ученику, а заодно и собаке. Тот, кто ведет себя миметически и только выдает себя за себя самого, превращает некоторый модус существования или определенный вид поведения в событие.
Там, где миметическое поведение превращает ходьбу или любую другую деятельность, манеру поведения или способ существования в нечто большее их самих, в событие— столь же явное, сколь и непостижимое, — оно побуждает к переживанию. Теперь зрители могут (по крайней мере, в теории) испытать все, ничто не остается вне их досягаемости. В данном случае они становятся свидетелями появления юного бродячего ремесленника, которому, вероятно, даже не нужны настоящие котомка на спине и посох в руке. Наблюдают они и весь сельский пейзаж, одновременно тихий и шумный, пыльный, огненный и водный, и группу бестелесных уличных оборванцев, которых тащит за собой невозмутимый и неустрашимый странник, входящий в деревню и блуждающий по ней. Все выглядит так, словно миметическое поведение — превращение деятельности, манеры или модуса существования в событие — привело к всеобъемлющей и всеохватной эротизации, которая пронизывает освобождение и умиротворение, вызванные мимесисом и его способностью нейтрализовать агрессию.
Мимесис, в котором ходьба становится событием, одновремен- но комичен и эротичен. Всепроникающая эротизация возникает из агрессии и умиротворения, соприкасающихся друг с другом. Она возникает в результате снятия агрессии, оставляющей в умиротворении след и при этом не противоречащей «прозрачному покою», о котором говорит Адорно. Такое снятие, одновременное сохранение и деактивация, характеризует и комический элемент, несмотря на то что комическое и эротическое продолжают ускользать друг от друга ввиду серьезности, которая рано или поздно требуется последнему и должна оставаться скрытой в первом. Однако если одновременность присутствия и отсутствия характеризует весь миме- сис, все выдумки и притворство, придавая им динамическое состояние события, то миметический акт оказывается не только по сути комическим и эротическим, но и самим по себе приходящим и уходящим, подступающим, приближающимся, то есть отдаляющимся, уходящим. Можно пойти еще дальше, заметив, что нет такого приближения, которое не было бы также отдалением. Прохаживание приходит и уходит одновременно и потому неразрешимо.
Автор статьи анализирует миме- сис с точки зрения поведения, которое не направлено на выражение и утверждение самости, а только притворяется таковым. «Быть миметичным» означает: «Перестаньте быть собой и будьте похожи на себя!» Статья выявляет импликации и следствия такого поведения или такого мимесиса.
«Быть миметичным» означает «перестать быть собой и стать похожим на себя» или, иначе говоря, «перестать быть тем, кто или что ты есть, и лишь притворяться тем или другим». Благодаря разрыву между «быть-таковым» и «притворяться-таковым» в мимесисе содержится нечто освобождающее и умиротворяющее — свобода здесь состоит в дистанцировании от необходимости и случайности. В той мере, в какой собака может вести себя миметически или участвовать в обмене угрозами и миметическом поведении, она больше не представляет угрозы для прохожих и перестает быть назойливой: «Веди себя так, как если бы ты вел себя миметически...» В той мере, в какой философ ведет себя миметически, он может превратить случайную встречу в урок, преподанный ученику, а заодно и собаке. Тот, кто ведет себя миметически и только выдает себя за себя самого, превращает некоторый модус существования или определенный вид поведения в событие.
Там, где миметическое поведение превращает ходьбу или любую другую деятельность, манеру поведения или способ существования в нечто большее их самих, в событие— столь же явное, сколь и непостижимое, — оно побуждает к переживанию. Теперь зрители могут (по крайней мере, в теории) испытать все, ничто не остается вне их досягаемости. В данном случае они становятся свидетелями появления юного бродячего ремесленника, которому, вероятно, даже не нужны настоящие котомка на спине и посох в руке. Наблюдают они и весь сельский пейзаж, одновременно тихий и шумный, пыльный, огненный и водный, и группу бестелесных уличных оборванцев, которых тащит за собой невозмутимый и неустрашимый странник, входящий в деревню и блуждающий по ней. Все выглядит так, словно миметическое поведение — превращение деятельности, манеры или модуса существования в событие — привело к всеобъемлющей и всеохватной эротизации, которая пронизывает освобождение и умиротворение, вызванные мимесисом и его способностью нейтрализовать агрессию.
Мимесис, в котором ходьба становится событием, одновремен- но комичен и эротичен. Всепроникающая эротизация возникает из агрессии и умиротворения, соприкасающихся друг с другом. Она возникает в результате снятия агрессии, оставляющей в умиротворении след и при этом не противоречащей «прозрачному покою», о котором говорит Адорно. Такое снятие, одновременное сохранение и деактивация, характеризует и комический элемент, несмотря на то что комическое и эротическое продолжают ускользать друг от друга ввиду серьезности, которая рано или поздно требуется последнему и должна оставаться скрытой в первом. Однако если одновременность присутствия и отсутствия характеризует весь миме- сис, все выдумки и притворство, придавая им динамическое состояние события, то миметический акт оказывается не только по сути комическим и эротическим, но и самим по себе приходящим и уходящим, подступающим, приближающимся, то есть отдаляющимся, уходящим. Можно пойти еще дальше, заметив, что нет такого приближения, которое не было бы также отдалением. Прохаживание приходит и уходит одновременно и потому неразрешимо.
КОРОБКОВ., А. Диаспоры и политика: сравнительный аспект. // Diaspora în lumea modernă: contextul regional și potenţialul pentru o dezvoltare durabilă a ţărilor de origine Conferința științifică internațională. Chișinău, 21 decembrie 2017. – Chisinau, 2018, с. 466-473.
Предлагаемый автором сравнительный доклад рассматривает ряд аспектов формирования и функционирования миграционных диаспор, a также политические последствия этих процессов как в принимающих, так и в отдающих мигрантов странах.
Мировые миграционные потоки, так и этнические диаспоры2 иммигрантов в принимающих странах все более распадаются на два неравных и неравноправных сегмента. Согласно откровенному и весьма циничному заявлению бывшего президента Франции Николя Саркози, развитые страны стоят сегодня перед необходимостью перехода от «выстраданной» к «избранной» иммиграции. В соответствии с этой логикой многие западные эксперты нередко различают также «желательную» (высококвалифицированную трудовую) и «нежелательную» миграцию. В рамках «нежелательной» группы выделяются «неизбежные» (по сути дела, нелегальные, преимущественно низкоквалифицированные) и «принимаемые вынужденно» мигранты – как те, кто пользуется правом на воссоединение семей, так и те, кто просит убежища.
В целом элитные члены диаспор представляют их наиболее видимую, организованную и влиятельную часть. Эта группа отличается как более высокими средними доходами и уровнем образования, так и большей стабильностью своего положения в целом. Соответственно, членство в ней может определяться на основе как социально-экономических критериев, так и профессионально-образовательного статуса. Данные параметры весьма важны, поскольку современный мир характеризуется не только формированием двух упомянутых выше качественно различающихся миграционных потоков, но и шокирующей асимметрией потоков элитной, интеллектуальной и образовательной миграции между странами Глобального Юга и Глобального Севера.4 Достаточно сказать, что в 2011 г. в США обучалось 102 тыс. индийских и 179 тыс. китайских студентов, тогда как в Индии и Китае училось соответственно лишь 1243 и менее 1 тыс. американцев.
1) страны традиционной иммиграции, включающие, помимо США, Канаду, Австралию, Новую Зеландию, Израиль и ЮАР (причем последняя сегодня сама интенсивно теряет профессиональную и интеллектуальную элиту, уезжающую в другие страны). Эти страны целенаправленно в течение поколений привлекали как мигрантов в целом, так и элитные группы из-за рубежа, создав – вольно или невольно – ряд крупныхэтнических диаспор. На первом месте по числу иммигрантов стоят Соединенные Штаты Америки, в которых проживает более 45 млн. человек, родившихся в других странах. Особняком в этой группе стоит Израиль – он имеет уникальный опыт как привлечения в страну и адаптации элитных мигрантов, так и работы с еврейскими диаспорами в качестве механизма «мягкой власти» 6 за рубежом (достаточно вспомнить знаменитый AIPAC – American Israeli Political Action Committee – скорее всего, наиболее эффективный пример диаспорного политического лоббирования в мире).
2) Страны, бывшие ранее центрами многонациональных имперских образований, принявшие после их распада значительные потоки мигрантов двух основных типов: первоначально это была возвратная миграция представителей метрополии, возвращающихся на свою этническую родину (британцев, французов, турок и т.п.), а затем – миграция представителей стран третьего мира, причем, прежде всего – владеющих языками метрополий граждан их бывших колоний, нередко, особенно в начальный период иммиграции, в значительной степени представлявших элиты постколониальных обществ. Последние во многих случаях сформировали значительные по величине диаспорные группы.
Предлагаемый автором сравнительный доклад рассматривает ряд аспектов формирования и функционирования миграционных диаспор, a также политические последствия этих процессов как в принимающих, так и в отдающих мигрантов странах.
Мировые миграционные потоки, так и этнические диаспоры2 иммигрантов в принимающих странах все более распадаются на два неравных и неравноправных сегмента. Согласно откровенному и весьма циничному заявлению бывшего президента Франции Николя Саркози, развитые страны стоят сегодня перед необходимостью перехода от «выстраданной» к «избранной» иммиграции. В соответствии с этой логикой многие западные эксперты нередко различают также «желательную» (высококвалифицированную трудовую) и «нежелательную» миграцию. В рамках «нежелательной» группы выделяются «неизбежные» (по сути дела, нелегальные, преимущественно низкоквалифицированные) и «принимаемые вынужденно» мигранты – как те, кто пользуется правом на воссоединение семей, так и те, кто просит убежища.
В целом элитные члены диаспор представляют их наиболее видимую, организованную и влиятельную часть. Эта группа отличается как более высокими средними доходами и уровнем образования, так и большей стабильностью своего положения в целом. Соответственно, членство в ней может определяться на основе как социально-экономических критериев, так и профессионально-образовательного статуса. Данные параметры весьма важны, поскольку современный мир характеризуется не только формированием двух упомянутых выше качественно различающихся миграционных потоков, но и шокирующей асимметрией потоков элитной, интеллектуальной и образовательной миграции между странами Глобального Юга и Глобального Севера.4 Достаточно сказать, что в 2011 г. в США обучалось 102 тыс. индийских и 179 тыс. китайских студентов, тогда как в Индии и Китае училось соответственно лишь 1243 и менее 1 тыс. американцев.
1) страны традиционной иммиграции, включающие, помимо США, Канаду, Австралию, Новую Зеландию, Израиль и ЮАР (причем последняя сегодня сама интенсивно теряет профессиональную и интеллектуальную элиту, уезжающую в другие страны). Эти страны целенаправленно в течение поколений привлекали как мигрантов в целом, так и элитные группы из-за рубежа, создав – вольно или невольно – ряд крупныхэтнических диаспор. На первом месте по числу иммигрантов стоят Соединенные Штаты Америки, в которых проживает более 45 млн. человек, родившихся в других странах. Особняком в этой группе стоит Израиль – он имеет уникальный опыт как привлечения в страну и адаптации элитных мигрантов, так и работы с еврейскими диаспорами в качестве механизма «мягкой власти» 6 за рубежом (достаточно вспомнить знаменитый AIPAC – American Israeli Political Action Committee – скорее всего, наиболее эффективный пример диаспорного политического лоббирования в мире).
2) Страны, бывшие ранее центрами многонациональных имперских образований, принявшие после их распада значительные потоки мигрантов двух основных типов: первоначально это была возвратная миграция представителей метрополии, возвращающихся на свою этническую родину (британцев, французов, турок и т.п.), а затем – миграция представителей стран третьего мира, причем, прежде всего – владеющих языками метрополий граждан их бывших колоний, нередко, особенно в начальный период иммиграции, в значительной степени представлявших элиты постколониальных обществ. Последние во многих случаях сформировали значительные по величине диаспорные группы.
3) Это государства, столкнувшиеся в последние десятилетия с взрывоподобным экономичеким ростом и вынужденные стимулировать крупномасштабную трудовую иммиграцию – как элитную, так и низкоквалифицированную. Типичными представителями этой группы являются страны Персидского залива (однако можно упомянуть и Бруней, и Сингапур, и ряд других стран Юго-восточной Азии) для многих из которых последствием подобной политики стало формирование глубоких расколов в обществе между местными гражданами и бесправными (и зачастую нелегальными) иммигрантами, нередко также отличающимися от принимающего населения по языку и религии (особое значение в этом плане имеет раскол между шиитами и суннитами). В большинстве этих стран ситуация еще более осложняется авторитарным характером их политических систем и крайней слабостью гражданского общества. Между тем, во многих из них мигранты уже давно составляют большинство населения (в частности, в ОАЭ их доля в населении составляет 84%, в Катаре – 74%, в Кувейте – 60%, а в Бахрейне – 55%) [4]. Этнические диаспоры в этих странах качественно отличаются от выше упомянутых трех типов – в них крайне мала доля элитных мигрантов. Мигранты вынуждены существовать в условиях открытой дискриминации, крайней слабости гражданского общества и жесткого ограничения их прав. Все это превращает такие диаспоры в «бомбы замедленного действия», как это уже показали события пятилетней давности в Бахрейне.
4) Государства, испытавшие (а нередко и активно поощрявшие) в последние десятилетия широкомасштабную элитную эмиграцию и ведущие теперь активную работу, направленную как на привлечение представителей своей зарубежной диаспоры к возвращению в страну или иным формам сотрудничества с ней. Нередко они целенаправленно работают над использованием своих этнических диаспор в качестве механизмов «мягкой власти», в том числе и для лоббирования своих государственных интересов. Среди них – Китай, Южная Корея, Индия, Тайвань.
5) Страны интенсивной эмиграции. Эта группа в значительной степени сформирована из бывших колоний, посылающих теперь эмигрантов прежде всего в бывшие имперские метрополии. Однако к ней относятся и многие другие страны, включая, например, большинство государств Восточной Европы.
6) страны, преимущественно Глобального Юга, не обладающие адекватными экономической инфраструктурой и ресурсами, либо расположенные в политически нестабильных регионах (включая зоны вооруженных конфликтов или экологических катастроф), ставшие источниками широкомасштабных миграционных потоков в другие регионы. Структура эмиграционных потоков, состоящих в основном из низкоквалифицированных мигрантов и беженцев, значительно ослабляет их возможности в плане как взаимодействия со своими зарубежными диаспорами, так и использования их потенциала в качестве механизма «мягкой власти.» Необходимо отметить, что ряд государств может быть отнесен к смешанному типу, одновременно играя или две, или три роли в мировой миграционной цепи (в качестве стран эмиграции, иммиграции и/или транзита). Например, наряду с Россией множественность ролей, играемых в мировой миграционной сети, характерна и для всех государств-членов БРИКС, а также ряда стран Восточной Европы и постсоветских государств.
4) Государства, испытавшие (а нередко и активно поощрявшие) в последние десятилетия широкомасштабную элитную эмиграцию и ведущие теперь активную работу, направленную как на привлечение представителей своей зарубежной диаспоры к возвращению в страну или иным формам сотрудничества с ней. Нередко они целенаправленно работают над использованием своих этнических диаспор в качестве механизмов «мягкой власти», в том числе и для лоббирования своих государственных интересов. Среди них – Китай, Южная Корея, Индия, Тайвань.
5) Страны интенсивной эмиграции. Эта группа в значительной степени сформирована из бывших колоний, посылающих теперь эмигрантов прежде всего в бывшие имперские метрополии. Однако к ней относятся и многие другие страны, включая, например, большинство государств Восточной Европы.
6) страны, преимущественно Глобального Юга, не обладающие адекватными экономической инфраструктурой и ресурсами, либо расположенные в политически нестабильных регионах (включая зоны вооруженных конфликтов или экологических катастроф), ставшие источниками широкомасштабных миграционных потоков в другие регионы. Структура эмиграционных потоков, состоящих в основном из низкоквалифицированных мигрантов и беженцев, значительно ослабляет их возможности в плане как взаимодействия со своими зарубежными диаспорами, так и использования их потенциала в качестве механизма «мягкой власти.» Необходимо отметить, что ряд государств может быть отнесен к смешанному типу, одновременно играя или две, или три роли в мировой миграционной цепи (в качестве стран эмиграции, иммиграции и/или транзита). Например, наряду с Россией множественность ролей, играемых в мировой миграционной сети, характерна и для всех государств-членов БРИКС, а также ряда стран Восточной Европы и постсоветских государств.
Эффективное использование русскоязычной диаспоры в качестве механизма «мягкой власти» должно подразумевать и поддержку диаспорных организаций за рубежом. Однако в целом работа с русскоязычной диаспорой в России нередко сводится к проведению парадных мероприятий, тогда как вышеперечисленные структуры и меры по-прежнему (и во многом вопреки истерическим заявлениям, делаемым сейчас на Западе) носят рудиментарный характер. Среди сформированных в последние годы зарубежом профессиональных ассоциаций можно, например, упомянуть Российско-Американскую Медицинскую Ассоциацию (RАМА), Russian Speaking High Tech Professionals Abroad (RuSciTech), Международную Ассоциацию Русскоговорящих Ученых (RASA), American Business Association of Russian Speaking Professionals (AmBar). Тем не менее, подобные организации нередко преимущественно ориентированы не на лоббирование российских национальных интересов, а на продвижение деловых и профессиональных интересов их индивидуальных членов, прежде всего в Российской Федерации, включая получение российских государственных грантов. Таким образом, российскому руководству, если оно серьезно воспринимает задачу работы со своей зарубежной диаспорой, необходимо серьезно отнестись к зарубежному опыту в этой области и отказаться от рутинного формализма и шаблонных бюрократических подходов в этой сфере. Отсутствие эффективной политики сотрудничества с русскоязычными диаспорами зарубежом и этническими диаспорами в Россиибудет серьезным фактором, ослабляющим ее позиции в мире. В отношении последних особое значение будет играть и общественный климат в РФ, включая гарантии безопасности и способность государствак эффективному пресечению экстремистских, ксенофобских настроений в российском обществе – без этого рассчитывать на эффективное привлечение к сотрудничеству инокультурных диаспор и, особенно, представителей их элит в условиях глобальной конкуренции просто нереально.