Владимир Дубосарский рассказывает про картину «Праздник урожая» и реакцию на нее тещи

КАК СООБЩАЕТ АРМЯНСКОЕ РАДИО

Как сообщает армянское радио,
то, что упало, в пути не украдено,
только уже поднимать не тебе.

Так обними их, пока не уехали
в ненастоящее небытие,
в серый экран, зачерненный помехами.

Что не всегда сообщат в новостях,
передается по внутренней связи:
кто это так засиделся в гостях,
и не пора ли ему восвояси?

Речь о каких-то последних вещах,
что не выходят на первые полосы.
Кто утопающих схватит за волосы,
есть же у нас голова на плечах.

Михаил Айзенберг

Вообще любви нету. Есть форма высшей независимости от причин. Высшая реальность. Вы что, влюбляетесь от причины? Вот она вошла, или он вошел. Где тут причина? Это настолько широкий вопрос. Вообще, эта мания в широкий вопрос вогнать все — это самое жалкое свойство вопрошающего и вообще всей истории человечества. То, что необъятно и что дано не понимать свыше от богов, вы начинаете истолковывать. Это патология, все ваши вопросы. Постепенное изуродование всего. Вы спрашиваете, а потом вообще ничего не будет того, о чем вы спрашиваете.

— Олег Каравайчук

Владимир Сорокин вспоминает про знакомство с текстами Д.А. Пригова:

Началось с того, что году в 1977-м, наверное, в мастерской у Эрика Булатова я прочитал его стихи. Это было днем, мастерская была залита таким ровным солнечным светом, и вот стихи… они сильно задели. Они сразу заставили почувствовать, что это сильный поэт, которому есть что сказать — и сказать принципиально новое. Я их перечитывал, и, как всякие стихи на бумаге, они как бы нерукотворны — то есть ничего не могут сказать о человеке, который написал их; и в разговоре с Булатовым я не мог из его описаний понять, кто такой Пригов. Тем более он относился к нему несколько настороженно. Через пару лет я попал на чтения в подпольном салоне и увидел Пригова: он читал целый вечер свои тексты, и это было очень сильное, яркое впечатление. Я увидел удивительно современного поэта — поэта, язык и мышление которого опережают течение советского времени, который своим явлением как бы разрывает окружающую действительность. Он был в джинсах и белой рубашке. На эту рубашку падал весь вечер свет лампы — и была удивительная перекличка с теми белыми страницами, на которые тогда падал свет мастерской. Это были ожившие стихи в образе Пригова. Он был олицетворением этих текстов, он буквально за них отвечал — и ментально, и телесно. Часто бывает, что автор абсолютно не совпадает с собственными текстами — ты видишь его и не понимаешь, каким местом он все это написал. Тут было полнейшее совпадение творца и текстов. Этот вечер один из ярчайших в моей жизни. Такое редко случается.

Очень люблю такие истории. Владимир Дубоссарский: путь от самого большого унижения до международного успеха.