Эрик Булатов. Без названия, 1990 год.

Как хорошо в покинутых местах!
Покинутых людьми, но не богами.
И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами.

И дождь идет, и мокнет красота
старинной рощи, поднятой холмами, -
Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!

Мы тут одни, нам люди не чета.
О, что за благо выпивать в тумане!
Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.

Запомни путь слетевшего листа
и мысль о том, что мы идем за нами.
Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?

Кто наградил нас, друг, такими снами?
Или себя мы наградили сами?
Чтоб застрелиться тут, не надо ни черта:
ни тяготы в душе, ни пороха в нагане.

Ни самого нагана. Видит Бог,
чтоб застрелиться тут не надо ничего.

Леонид Аронзон, 1970 год

Елена Шварц вспоминает об Аронзоне:

Несколько слов для читателей, которым необходимо знать хоть немного (и чем меньше, тем лучше — проще) о судьбе поэта. Это нужно, как нужно, чтобы окно (любое) выходило не в небо, а на улицу, как картине нужно висеть на стене. Итак, время действия: на улице была оттепель. Таким поэтам, как Леонид Аронзон, нельзя было печататься, но можно было свободно дышать и читать. Место действия: Петербург и его окрестности. В его стихах этот город похож на парадиз, каким он был, возможно, только для своего создателя, больше ни для кого — для остальных он был местом метафизических пыток и испытаний. Активно вычислялось число демонов на квадратный метр московской и ленинградской площади, в пользу (или во вред) последней. А вот Аронзон встречал в нем только ангелов, пусть и печальных.

Главное событие его жизни — любовь к Рите. Главное событие его жизни для нас — его смерть. Между двумя этими событиями тесная связь — двойничество любви и смерти. Рита, его жена (я ее знала и свидетельствую, что она была сияющей и прекрасной) говорила: «он был родом из рая». Я бы добавила, что он рая и не покидал в этой жизни, райским могучим блаженством, как облаком, окружены его стихи. Может быть, с чувством такого блаженства жить невозможно, он был одержим смертью, хотя счастлив во всем. Когда по ночам замолкала вдруг его машинка на кухне, Рита в ужасе думала, что это уже случилось. Так неотвязно было в нем желание гибели, как стремление магнитной стрелки к полюсу. Лицо смерти и лицо любимой совмещались и манили. Судьба подкинула ему случай — ружье, висящее на стене в домике в горах, под Ташкентом, — и он не стал с ней спорить.

Внимание

Коллеги и друзья! Я понял, что канал «между приговым и курехиным» физически не вмещает всего, что мне бы хотелось узнать и чем поделиться. Поэтому вместе с Даней Данильченко мы запустили новую инициативу (так принято сейчас говорить) — канал со стихами наших современников, поэтов, которые живут и пишут прямо сейчас рядом с нами. Мне хочется познакомиться с этими авторами как буквально, так и в переносном смысле. Каждый день в канале будет выходить пара стихотворений (для начала). Время от времени я буду что-то репостить сюда, но настоятельно предлагаю подписаться, так как все желаемое перепостить не представляется реалистичным.

Вот ссылка на канал «поэзия здесь и сейчас» — подписывайтесь!

Можете предлагать свои тексты и советовать мне авторов, я буду только благодарен.

Спасибо за внимание

Д.А. Пригов. Шесть работ, 1989 год.

БОЛЬНОЙ ДЕВОЧКЕ

От ... плахиплашмя уплывающий в угол
Шар страшный и пахнущий гретою солью и синькой
пока-жжется спинкою боком и кругом
а тень его бегает — три волосинки

На цыпочки на стол до антресолей
на цепочке крестик по лесенке лента
над крашеной кры-шей за-са-мым шпицем
летит тихо задев лишь за лето

Курить так охота усопшей гвоздикой
над полем и в доме не надо так тикать —
уба вилось как возле спящих ступать?
и все незаметней Он едет на ослике пять

В трико коротких с цветком в тряпице
видна лопатка а рядом видна заплатка
он отвернулся ... мама ... играли в прятки
от виноватой жизни не надо... кашля казни

На форточках солнце дрожит и д-раз-нит
на корточки крошечный шар к ним
на коньках а кино по экрану шаркнет
меркнет огонек папиросы

Виктор Iванiв, 1997 год.

На картине Пивоварова «Тело московского неофициального искусства 60–70-х годов» Евгений Кропивницкий с супругой Ольгой Потаповой (родоночальники Лианозовской группы) находятся в самом сердце этого «тела»

Лев Рубинштейн: «Мы работали с пустотой».

Не бомжи вы —
Небом живы.

Дмитрий Авалиани

Дмитрий Пригов. «Это усё», 1996 год.

Леонид Аронзон вполне четко объяснял разницу между собой и Иосифом Бродским:

«Он пишет членом. Если ему отрезать член, он перестанет писать. А если мне — я не перестану».