Если бы мне пришлось объяснять, кто такие братья Пик, какому-нибудь простаку с улицы, который не знает о существовании Лордов, я бы сказал, что мы наемные убийцы общества. Но вместо того чтобы убивать, мы захватываем и пытаем. Если нас пошлют за вами, вам от нас не уйти.
Мы — охотники в мире, полном добычи. Мы не причиняем вреда хорошим парням. Если хотите знать мое мнение, в нашем обществе все плохие. Но мы все готовы делать то, что необходимо, чтобы выжить. Это мир, в котором люди пожирают друг друга.
— Сент Бекхэм Картер, — слышу я свое имя сквозь пульсирующую головную боль. — Ты призван служить, сынок. Желаешь ли ты продолжить?
— Да, сэр, — без колебаний отвечаю я, но даже не узнаю свой голос, потому что у меня распух язык. Я прикусил его, когда получил кулаком по губам.
Поединок. Победа. Поединок. Победа.
Вот для чего мы тренируемся. Снова и снова, пока один из нас не убьет другого. Честно говоря, я думаю, что большинство из них слишком рано сдаются. Они понимают, что эта жизнь не стоит твоей души. Но мне она никогда не была нужна. Что она тебе даст?
Пропуск в рай?
Я не верю в это дерьмо. Когда ты вырос в аду, рай — это сказка, которой не существует.

Он — чудовище.
Мужчина наклоняется, и я понимаю, что он собирается ударить меня. Я переворачиваюсь, встаю на четвереньки и бегу через ринг, хватая ртом воздух, который отказывается наполнять мои легкие. Однако парень быстр, а я дезориентирована. Он хватает меня за лодыжку и тащит по земле. Перевернув на спину, он наваливается на меня сверху, прижимая бедрами.
Его тело пульсирует всего в нескольких дюймах от моих глаз. Даже в состоянии страха, у меня так и чешутся пальцы потрогать его кожу. Она влажная от пота, напряженная, и я задаюсь вопросом, убьет ли он меня, если я проведу пальцами по его животу.
«Блядь, я, наверное, дезориентирована».
Наконец, я делаю глубокий вдох, мои легкие жадно хватают каждую унцию воздуха, которую я только могу получить. Я проглатываю его, глядя на мужчину. От него исходит ненависть, и я едва могу ясно мыслить от его опьяняющего аромата.
Он солоноватый от его пота, запах мужчины, но это гораздо больше, чем просто запах. Он резкий, сильный, подавляющий и такой чертовски вкусный.
— Тебе уже страшно? — бормочет мужчина.
Я улыбаюсь ему, ставя на то, что его кровь все еще у меня на зубах. Я чувствую влагу на своих губах, струйку крови, стекающую с подбородка вниз по шее.
— Нет.

— Помогите, — снова выдавливаю я из себя, молясь, чтобы этого было достаточно, и плачу, когда слышу крик.
— Сюда. Держись, милая, мы идем.
Голос мужской, но ровный. Успокаивающий. Безопасный.
Сейчас я почти ни в чем не уверена, но знаю, что этот голос означает безопасность.
— Помогите. — На этот раз это больше похоже на сдавленный шепот, мои силы убывают по мере приближения огней.
Внезапно я чувствую на себе руки, которые осторожно дотрагиваются до меня. Огромное тело склоняется надо мной, закрывая мое лицо от проливного дождя, и я смотрю в поразительные голубые глаза.
— Теперь я здесь, милая. Все будет хорошо. — Голос безопасности успокаивает меня, когда рука осторожно отводит мои мокрые волосы с лица. — Мне нужен медик. И кто-нибудь поставьте эту чертову палатку, пока мы не потеряли все улики, — кричит он.
Хотя он рядом со мной и крепко держит меня, я чувствую, как начинаю ускользать.
— Черт, у нее в руках музыкальная шкатулка, Эрик, иди, забери ее, — кричит голос, прежде чем снова стать мягким. — Не спи, милая. Сейчас мы тебя осмотрим. Обещаю, что очень скоро ты окажешься в теплом и приятном месте. Ты только держись, хорошо?
Я очень стараюсь. Ничего так не хочу, кроме как потерять себя в тепле его кожи — все, что угодно, лишь бы снять онемение, — но чувствую, что исчезаю, и не могу больше держать глаза открытыми.

— Хейс, — мягко говорит Хадсон. — Может, тебе лучше уйти?
Да, убирайся на хрен. Подальше от меня и моей дочери.
— Нам нужно поговорить, Нес...
— Не называй меня так! — Я закрываю глаза и отгоняю поток воспоминаний. — Мы уезжаем. — Объявление произносится шепотом.
«Я сильная. Я способная. Мне никто не нужен», — повторяю как мантру в своей голове. Делаю глубокий вдох, расправляю плечи и нахожу самое безопасное лицо в комнате.
Мой взгляд останавливается на женщине со светлыми волосами и глазами, в которых отражается боль. Я знаю, что мои глаза не отражают такую боль. Знаю это, потому что скрываю самые сломленные части себя под маской безразличия.
— Мы уходим. — Я нахожу свою сумку у двери. — Хейван, бери свои вещи. Я уверена, что мы сможем улететь отсюда...
— Я никуда не поеду.
Моя рука замирает на дверной ручке.
— И ты не можешь меня заставить.
Спокойно поворачиваюсь, хотя внутри меня все бушует. Сердце и разум кричат, чтобы я увезла ребенка из этого богом забытого города, подальше от этих незнакомцев, и вернулась домой, где нас любят. Где мы в безопасности. Где сможем забыть обо всем этом. Оставить все позади. И начать с того места, где остановились. Но медленно кипящее упрямство на прекрасном лице Хейван говорит мне об обратном.

Поднимаюсь, хотя мои ноги слишком слабы, чтобы удержать меня, и я падаю обратно, кряхтя, когда боль пронзает мои конечности, но пытаюсь снова и снова, одна мысль толкает меня. Одна мысль, которая стирает все остальное.
Добраться до Рен.
Рен.
Рен.
— Здесь! — Я узнаю голос, хотя он приглушен, словно доносится из-под подушки. В глазах плывет из-за попыток встать, голова кружится, но затем меня хватают под руки, и меня поднимают на ноги.
— Лекс! — Голос Райкера разбивает туман в моей голове, словно звук горна, он прорезает туман, пока я, наконец, не могу ясно мыслить. Его лицо плывет перед моим глазами, нахмуренный лоб, глубокая складка между бровями, когда он изучает меня, выявляя каждую травму.
— Рен.
Ее имя всего лишь хрип из моего горла, голос, искаженный дымом и болью, мольба, обращенная ни к кому, и ко всем. Моя маленькая птичка. Моя милая маленькая птичка.