Роберт Редфорд всегда был моим тайным крашем. В 16 лет, только приехав в Америку, я узнала о его существовании, распечатала в библиотеке его портрет (черно-белый, большой) и повесила над кроватью. Пока он был жив, я никогда не признавалась, что я — его сыриха. А теперь признаюсь.

И я никогда не понимала, ну как можно любить Ален Делона и даже книгу о нем писать, когда на свете живет (жил) Роберт Редфорд? Честно спросила поклонниц Делона, как это возможно. Честно услышала ответ, что в Редфорде нет ни загадки, ни драмы.

Да уж, «загадинки» в Роберте Редфорде не было. Просто жил такой парень: очень красивый, очень умный, очень талантливый и очень порядочный. До того положительный, что возникали подозрения, а не развращает ли он хомяков по ночам, и нет ли у него в поместье тайной комнаты синей бороды. Искали, вынюхивали загадочность, ничего не нашли. Оказалось, самом деле, хороший человек.

Но и все разговоры о загадочности Алена Делона всегда казались мне комичными. Мужская «загадинка» на поверку почти всегда оказывается гнусностью, эмоциональной недоступностью, эгоцентризмом или прямой жестокостью. Или, как сейчас говорят, токсичностью.

Делон смотрел на мир таким кислым взглядом, будто человечество ему опять что-то недодало. Женщины веками принимали этот кислый взгляд за драму, и выросла целая культура восхищения Печориными.

Роберт Редфорд — совсем другой коленкор. Он не был мучителем женщин. Он не притворялся сложным — был нормальным человеком, который слушает, а не изображает роковуху. Редфорд не пытался быть интересным, он интересовался. Хотя драма в нем была: очень рано умерла его мать. Затем умер его маленький сынишка. И, наконец, от рака ушел его единственный взрослый сын.

Но Роберт, из природной деликатности, не грузил этим ни мир вокруг, ни экран. Он вообще не навязывал миру себя, наоборот, стеснялся своей популярности. Он отдавал миру. И своей жизнью он показал, что доверие и внимание работают лучше, чем поза и пауза.

У Роберта Редфорда была редкая для голливудских мужчин того поколения энергия спокойной, надёжной интимности. Он не охмурял, а создавал пространство, где женщина чувствовала себя в безопасности. Такому мужчине хотелось положить голову на плечо. Уснуть в его крепких руках.

Он не был хищником. В отличие от Аль Пачино или Николсона, Редфорд не завоёвывал — он впускал. Он давал то, что психотерапевты сегодня называют secure presence — ощущение, что рядом с ним безопасно быть собой. И поэтому его обожали все его партнерши, — не из-за романтического напряжения, а из-за ощущения, что он понимает без слов. Он умел в душевную близость.

Роберт был склонен к настоящим глубоким отношениям. На первой жене был женат 25 лет. Расстались лучшими друзьями. Второй срок — те же двадцать пять. Обе женщины совсем не красавицы. В промежутке между женами монахом не был, но все пассии берегли его прайвеси, и ни одна не похвасталась. Ни одна из его женщин не делилась ни воспоминаниями, ни интимными подробностями. Его берегли и уважали. Представляете, как надо уважать суперзвезду, чтобы не похвастаться на весь мир: я с ним спала?

Он выстроил прекрасные отношения не только с женами, но и с детьми, и с внуками. Они обожали и уважали его. Он оставил миру прекрасный кинофестиваль независимого кино.

Редфорд вызывал не ураган страсти, не одержимость — он вызывал доверие. И если выбирать между этими валютами, я точно знаю, какая обесценивается быстрее.

А по-моему, на Джей Ло спариваются жуки-олени. Отличный повод привлечь внимание к сокращению их популяции.

Гамлет / Фантомы в театре «Шатле».

Я посмотрела в Риге фильм Серебренникова «Исчезновение Менгеле» и впечатлилась и фильмом, и игрой Августа Диля. Поэтому и рискнула отправиться в Париж на «Гамлета / Фантомов» тех же авторов, ну вдруг, думаю, я наконец полюблю театр Кирилла Серебренникова. Это же эмигрантский театр. Наш сукин сын. И повод прогуляться в Париж, в конце-концов, посидеть на веранде Flandrin.

Чуда не случилось. Я по-прежнему приверженец Додина и Фоменко. До сумбура вместо музыки не доросла. Как говорила семья Ардовых и Михаил Друян «надо рость». А пока что вчера в театре Шатле я ощутила себя не зрителем, а участницей марафона по выносливости.

Первое действие тянется как утреннее совещание в аду. Час сорок без антракта. Во времена короткого attention span это пытка.

Повествование рваное, сквозного действия нет, (ну или я его не вижу). Это не спектакль, а набор этюдов, связанных общей тоской. У Серебренникова вообще хроническая проблема — неумение и нежелание рассказать историю. будто боится, что сюжет — это для слабаков. Впрочем, повествование и в «Менгеле» рвалось.

С первых минут спектакля появляются голые пиписьки — художественно не оправданные, эстетически оскорбительные. Посторонние мужские гениталии вообще большинство землян не возбуждают, не трогают, не вдохновляют. Архитектура, понимаете ли, страдает, — они не очень красиво придуманы, в отличие от женских. Но Кирилл, понятное дело, уверен в обратном. Так может, все-таки оставить дикпики для внутреннего пользования?

Монолог Никиты Кукушкина во втором действии сильный, но путь к нему настолько затянут, что мысленно успеваешь дважды пересмотреть «Короля Лира». Август Диль крутой, но кривляется. И кстати, а чем его Гамлет отличается от Менгеле? Трудно мне воспринимать кричащий театр. Филипп Авдеев классный. Его Шостакович меня включил. Попадает точно. Когда Авдеев играет про человеческое театр, наконец, обретает смысл и дыхание.