​​Размышляла над тем, какой фотографией проиллюстрировать первый день превью биеннале — листопадом ли перед павильонами США и закрытым израильским из красных листовок No death in Venice, бесконечной ли очередью в немецкий и египетский (!) павильоны, конфетками-ли-рыбками из нордического павильона, модернистской ли живописью «глобального Юга» из основного проекта, вновь ли ожившими стенами зелененького щусевского павильона, на котором Russia больше не Russia, a Bolivia, — и решила показать отражение заглавной работы — неонов Клэр Фонтен, тех самых Strangers everywhere — в водах лагуны, которая когда-нибудь смоет все наши изображения и тексты; так не все ли равно?

​​Набросала некоторые эскизы об основном проекте биеннале.

​​Призывы убираться из Венеции редки, но иногда раздаются (и не только на итальянском). С 25 апреля к ним присоединяется городская власть; прибывающие в город теперь должны вносить плату за въезд или получать специальное разрешение на освобождение от нее. Платят в первую очередь туристы-однодневки, но начиная разбираться в новой системе, понимаешь, что тысячи частных не поддающихся категоризации случаев остаются в серой зоне между «платить-не платить». Главное же безумие в том, что осуществлять проверку документов и наличия-отсутствия оплаты будут прямо на улицах. Правые политики (и сочувствующие им сторонники выгонять людей откуда бы то ни было из-за их принадлежности к той или иной категории) должно быть торжествуют. Большинство жителей резко против, ниже, например, активистский вариант паспорта «открытой Венеции», внутри которого напоминают о конституционном праве (как итальянском, так и общеевропейском) на свободное перемещение. Бывший мэр, философ Массимо Каччари предлагает не платить и не показывать документы. (Ждём ещё комментарий Агамбена.) 25 апреля собирается большая манифестация. Если читающие это в Венеции и готовы присоединиться, то приходите в 10.30 на Пьяццале Рома.

Помню, в марте 2022-го гуглила бункеры поблизости от Венеции, оказалось, что один времен Второй мировой есть в Кастелло, но в непригодном для использования состоянии. Как впрочем и остальные — на островах и материке. Теперь они нанесены на карту, это часть украинского павильона Net Making. Сохраняем.

Ещё один текст о биеннале, о сопутствующих основному действу выставках.

Денис Крюков. Из «Носорога» № 14.

Это могло быть моим сном, но это Россия.

(Оренбург, спасение белого коня)

Я использую черное зеркало как средство, которое помогает мне воспринимать новое. Преобразуя, как и для людей прошлого, жизненный опыт в эстетический. Но это не является моей целью. Скорее условием, обеспечивающим диффузию опыта и биографии.

Зеркало фрагментирует, устанавливает дистанцию и приглушает цветовую избыточность (шум мира). Обрамляет значимый для меня участок реальности, не создавая его аналоговой или цифровой копии, как это делает фотография, то есть не присваивает (отражение остается лишь в памяти).

А еще мне нравится интимность процесса взаимодействия с этим устройством. Отражением в зеркале нельзя поделиться, передать другому. Оно только мое.

Есть, конечно, возможность сделать фото отражения (такое, как это, демонстрирующее принцип работы зеркала), но оно всегда будет передавать то, что видит человек, держащий камеру, а не стекло Клода.

***

Форма зеркала тоже важна.
Мое — круглое. И не случайно.

Круг для меня очень важен. Здесь он одновременно идеализирует реальность и консервирует ее в этой идеальности. А черный цвет делает отражение меланхоличным и мгновенно превращает его в особенное, за счет художественного оформления, прошлое. Таким образом, устройство работает как странная машина по производству воспоминаний, опережая время. И в этом векторе направленности его отличие от обсидиановых зеркал для предсказаний, к которым стекло, как кажется, восходит генетически.