Гадкий учебник
В очередной раз убедился, какой все-таки провокационный учебник прислали из Пекина для первого курса! Снова ни один из студентов не смог правильно угадать фамилию нашего уважаемого лидера. Из четырех предложенных вариантов все выбрали - Пукин. Вот, полюбуйтесь (на фото). Я, конечно, их пожурил и пригрозил русской милицией. Они испугались и пообещали исправиться. Но дело-то не в них, а в учебнике...
Придя домой, я крепко призадумался. Раньше такое могло сойти с рук. Но сейчас-то ситуация изменилась. С экстремусами разговор короткий. Ночью мне не спалось. А когда наконец окутала неглубокая и тревожная дрема, пригрезилось, что кому-то невидимому грожу кулаком и кричу: «Сам ты Пукин, сам ты Фукин!» Проснулся спозаранку в холодном поту, немедля уселся за стол и схватился за перо. Начал строчить донос во все инстанции на двух языках, русском и китайском, с требованием возбудить дело учебника, тлетворный тираж изъять и пожечь, вражий Пек. ун. закрыть, негодяев издателей поймать, влепить по сто шпицрутенов и на виселицу! Точка. Отправил с нарочным, успокоился, вытер пот со лба и снова улегся спать.
В очередной раз убедился, какой все-таки провокационный учебник прислали из Пекина для первого курса! Снова ни один из студентов не смог правильно угадать фамилию нашего уважаемого лидера. Из четырех предложенных вариантов все выбрали - Пукин. Вот, полюбуйтесь (на фото). Я, конечно, их пожурил и пригрозил русской милицией. Они испугались и пообещали исправиться. Но дело-то не в них, а в учебнике...
Придя домой, я крепко призадумался. Раньше такое могло сойти с рук. Но сейчас-то ситуация изменилась. С экстремусами разговор короткий. Ночью мне не спалось. А когда наконец окутала неглубокая и тревожная дрема, пригрезилось, что кому-то невидимому грожу кулаком и кричу: «Сам ты Пукин, сам ты Фукин!» Проснулся спозаранку в холодном поту, немедля уселся за стол и схватился за перо. Начал строчить донос во все инстанции на двух языках, русском и китайском, с требованием возбудить дело учебника, тлетворный тираж изъять и пожечь, вражий Пек. ун. закрыть, негодяев издателей поймать, влепить по сто шпицрутенов и на виселицу! Точка. Отправил с нарочным, успокоился, вытер пот со лба и снова улегся спать.
Меду полизали, а сами пропали
В детстве, гуляя мимо Андреевского монастыря на Воробьевых горах, я видел на его стене табличку о том, что когда-то в нем находилось училище, послужившее основанию Славяно-греко-латинской академии. Потом, повзрослев и уже осмелившись гулять по дальнему центру, я увидел у входа в старое здание РГГУ на Никольской табличку о том, что здесь, на бывшей территории Заиконоспасского монастыря, располагалась сама Славяно-греко-латинская академия, первое высшее учебное заведение в России. Позже я изучал древние языки, занимался историей культур и, конечно же, меня интересовала ее составная часть - история образования. Всегда хотелось понять, как было устроено обучение в Славяно-греко-латинской академии, из которой вышли Ломоносов, архитектор Баженов, математик Магницкий, переводчик Кантемир, поэт Тредиаковский и другие выдающиеся деятели российской науки и культуры. Но тогда было сложнее с архивами, а это не являлось приоритетной темой моих увлечений. Сейчас же доступ к материалам архивов стал несравненно проще благодаря цифровым технологиям.
На изучение древностей я часто накладываю рамки семейной истории - так возникает ощущение сопричастности. Абстрактная история наполняется красками и обрастает конкретными деталями, через которые мне интереснее ее познавать и проще запомнить. Зная, что и мои скромные предки учились в академии, я обратился к отделу рукописей РГБ. В фонде архива Московской славяно-греко-латинской академии, в делах Правления академии, я нашел в латинском каталоге 146 учеников риторики (среднее отделение) за 1802 год своего пра(5)деда Якова Веселовского (указан как Jacobus Veselovsky), а в ведомости 25 студентов, четвертый год слушающих философское учение (высшее отделение), за 1808 год своего пра(4)деда по другой линии Григория Бардова, впоследствии окончившего богословский класс. Но что же изучали студенты и ученики богословия, философии и риторики?
В ту пору академия находилась в ведении митрополита Платона (Левшина). Как писал о. Сергий Смирнов (1855), при Платоне совершился наконец отход от Аристотеля и схоластики, на которых зиждилось обучение до того. Тут стоит призадуматься - спустя две тысячи лет после кончины Аристотеля он все еще оставался незыблемой скалой всей отечественной системы научного знания. После 1802 года при изучении богословия главным руководством стала книга Иринея Фальковского Theologiae Christianae compendium, основанная на системе Феофана Прокоповича, стремившегося отказаться от уз схоластики. В области философии стало наконец сказываться влияние Декарта, Бэкона и ученика Лейбница Христиана фон Вольфа. Павел I писал Платону: «Несказанно расширилось и возросло учение светское с тех времен, как ревнующий по правде поборник Картезий, отложась от порабощения Аристотельского, любопытствующий разум на путь явственного и бодрствующего исследования поставил. Взошло новое светило; представилися науки в новом прекрасном виде и привлекли к себе множество любителей, коих до того распростертая по ученому владычеству темнота от них удаляла». Основным учебным руководством теперь служило пособие Фридриха Христиана Баумейстера, ученика Вольфа. Начали изучать и физику по книгам специалистов по электричеству Иоганна Генриха Винклера и Питера ван Мушенбрука, а также Леонарда Эйлера, Пьера Гассенди и Матюрена-Жака Бриссона.
Что касается класса риторики, то там также изучали всеобщую историю и географию, читали речи Цицерона, Марка-Антуана Мюре, Плиния, Лактанция, письма Иеронима и речи Ломоносова. Главным руководством была риторика Иоганна Фридриха Бурга. В классе требовалось говорить на латыни, если кто-то нарушал это правило, то должен был по памяти прочитать учителю несколько стихов - иногда до 100 - из Овидия, Горация или Ломоносова. Не знаю, правда, читали ли они этот стишок Ломоносова, написанный им в бытность учеником академии:
Услышали мухи
Медовые духи,
Прилетевши, сели,
В радости запели.
Егда стали ясти,
Попали в напасти,
Увязли бо ноги.
Ах! — плачут убоги, —
Меду полизали,
А сами пропали.
В детстве, гуляя мимо Андреевского монастыря на Воробьевых горах, я видел на его стене табличку о том, что когда-то в нем находилось училище, послужившее основанию Славяно-греко-латинской академии. Потом, повзрослев и уже осмелившись гулять по дальнему центру, я увидел у входа в старое здание РГГУ на Никольской табличку о том, что здесь, на бывшей территории Заиконоспасского монастыря, располагалась сама Славяно-греко-латинская академия, первое высшее учебное заведение в России. Позже я изучал древние языки, занимался историей культур и, конечно же, меня интересовала ее составная часть - история образования. Всегда хотелось понять, как было устроено обучение в Славяно-греко-латинской академии, из которой вышли Ломоносов, архитектор Баженов, математик Магницкий, переводчик Кантемир, поэт Тредиаковский и другие выдающиеся деятели российской науки и культуры. Но тогда было сложнее с архивами, а это не являлось приоритетной темой моих увлечений. Сейчас же доступ к материалам архивов стал несравненно проще благодаря цифровым технологиям.
На изучение древностей я часто накладываю рамки семейной истории - так возникает ощущение сопричастности. Абстрактная история наполняется красками и обрастает конкретными деталями, через которые мне интереснее ее познавать и проще запомнить. Зная, что и мои скромные предки учились в академии, я обратился к отделу рукописей РГБ. В фонде архива Московской славяно-греко-латинской академии, в делах Правления академии, я нашел в латинском каталоге 146 учеников риторики (среднее отделение) за 1802 год своего пра(5)деда Якова Веселовского (указан как Jacobus Veselovsky), а в ведомости 25 студентов, четвертый год слушающих философское учение (высшее отделение), за 1808 год своего пра(4)деда по другой линии Григория Бардова, впоследствии окончившего богословский класс. Но что же изучали студенты и ученики богословия, философии и риторики?
В ту пору академия находилась в ведении митрополита Платона (Левшина). Как писал о. Сергий Смирнов (1855), при Платоне совершился наконец отход от Аристотеля и схоластики, на которых зиждилось обучение до того. Тут стоит призадуматься - спустя две тысячи лет после кончины Аристотеля он все еще оставался незыблемой скалой всей отечественной системы научного знания. После 1802 года при изучении богословия главным руководством стала книга Иринея Фальковского Theologiae Christianae compendium, основанная на системе Феофана Прокоповича, стремившегося отказаться от уз схоластики. В области философии стало наконец сказываться влияние Декарта, Бэкона и ученика Лейбница Христиана фон Вольфа. Павел I писал Платону: «Несказанно расширилось и возросло учение светское с тех времен, как ревнующий по правде поборник Картезий, отложась от порабощения Аристотельского, любопытствующий разум на путь явственного и бодрствующего исследования поставил. Взошло новое светило; представилися науки в новом прекрасном виде и привлекли к себе множество любителей, коих до того распростертая по ученому владычеству темнота от них удаляла». Основным учебным руководством теперь служило пособие Фридриха Христиана Баумейстера, ученика Вольфа. Начали изучать и физику по книгам специалистов по электричеству Иоганна Генриха Винклера и Питера ван Мушенбрука, а также Леонарда Эйлера, Пьера Гассенди и Матюрена-Жака Бриссона.
Что касается класса риторики, то там также изучали всеобщую историю и географию, читали речи Цицерона, Марка-Антуана Мюре, Плиния, Лактанция, письма Иеронима и речи Ломоносова. Главным руководством была риторика Иоганна Фридриха Бурга. В классе требовалось говорить на латыни, если кто-то нарушал это правило, то должен был по памяти прочитать учителю несколько стихов - иногда до 100 - из Овидия, Горация или Ломоносова. Не знаю, правда, читали ли они этот стишок Ломоносова, написанный им в бытность учеником академии:
Услышали мухи
Медовые духи,
Прилетевши, сели,
В радости запели.
Егда стали ясти,
Попали в напасти,
Увязли бо ноги.
Ах! — плачут убоги, —
Меду полизали,
А сами пропали.
В наше смутное время надо не спать, быть на страже, строчить доносы и все время кого-то разоблачать. Так можно выслужиться по чинам и получить медаль. Берите пример с меня. Я вот намедни разоблачил зловредный учебник. А сейчас скрепно разоблачил русофобский заговор, закравшийся в недра самого Пушкинского музея. (См. пост ниже.) Там нашего природного русака генерала Будаевского обозвали поляком и отправили на службу к захватчику Наполеону! Это что же такое творится, братцы мои. Так можно дойти и до того, что Мединского - упаси бог - обозвать украинским дипломатом, а генерала, скажем, Герасимова отправить на службу к Зеленскому. Ужасть, жуть и мрак.
Forwarded from Знать
Кто эта дама с лирой?
Писатель и культуролог Илья Фальковский в своем интервью для канала «Знать» разоблачил неправильную атрибуцию знаменитой картины из постоянной экспозиции Пушкинского музея.
Заведующая отделом искусства старых мастеров Анна Сулимова атрибутировала картину «Дама с Лирой» как полотно французского художника Огюста Луи Жан-Батиста Ривьера, и утверждает, что на ней изображена Жозефина Вильгельмина Будаевская, жена польского генерала на службе у Наполеона.
Фальковский заявляет, что это не так. Его родственник, генерал Сергей Александрович Будаевский, был русским офицером и служил российским императорам, а не Наполеону. Его жену действительно звали Жозефина Вильгельмина, но она жила на 100 лет позже даты создания портрета (1806 год).
Илья Леонидович отметил, что Жозефина Вильгельмина Будаевская (урожденная Кокен фон Гринбладт) была дочерью Леонтины Ривьер, которая, в свою очередь, была дочерью художника Ривьера. А бабушка Жозефины, Антуанетта Элен де Ривьер, считается незаконнорожденной дочерью графа Николая Николаевича Головина.
Так что на картине могла быть запечатлена бабушка Жозефины Вильгельмины или ещё кто-то из родственников. Но это всего лишь предположение, точно одно - модель на портрете вовсе не Жозефина Вильгельмина Будаевская. По мнению Фальковского, сотрудники музея не удосужились даже провести простейший поиск в Google.
Редакция в замешательстве и ждёт продолжения этих искусствоведческих дебатов.
Писатель и культуролог Илья Фальковский в своем интервью для канала «Знать» разоблачил неправильную атрибуцию знаменитой картины из постоянной экспозиции Пушкинского музея.
Заведующая отделом искусства старых мастеров Анна Сулимова атрибутировала картину «Дама с Лирой» как полотно французского художника Огюста Луи Жан-Батиста Ривьера, и утверждает, что на ней изображена Жозефина Вильгельмина Будаевская, жена польского генерала на службе у Наполеона.
Фальковский заявляет, что это не так. Его родственник, генерал Сергей Александрович Будаевский, был русским офицером и служил российским императорам, а не Наполеону. Его жену действительно звали Жозефина Вильгельмина, но она жила на 100 лет позже даты создания портрета (1806 год).
Илья Леонидович отметил, что Жозефина Вильгельмина Будаевская (урожденная Кокен фон Гринбладт) была дочерью Леонтины Ривьер, которая, в свою очередь, была дочерью художника Ривьера. А бабушка Жозефины, Антуанетта Элен де Ривьер, считается незаконнорожденной дочерью графа Николая Николаевича Головина.
Так что на картине могла быть запечатлена бабушка Жозефины Вильгельмины или ещё кто-то из родственников. Но это всего лишь предположение, точно одно - модель на портрете вовсе не Жозефина Вильгельмина Будаевская. По мнению Фальковского, сотрудники музея не удосужились даже провести простейший поиск в Google.
Редакция в замешательстве и ждёт продолжения этих искусствоведческих дебатов.
После череды наводнений город Сункоу показался мне полузаброшенным...
К слову, об учебниках. Говорят, что в китайских школах процветает сплошная зубрежка и нет нацеленности на сообразительность и креативность. Но вот смотрю учебник для своих детей первоклашек. Например, такая задача (фото 1). Надо передвинуть одну спичку, чтобы равенство стало верным. Для взрослых, конечно, не слишком сложная, но для первого класса, на мой взгляд, не то чтобы тривиально. Не помню, чтобы у нас в школе были в первом классе такие задачки. Или вот еще две (фото 2 и 3). Надо по аналогии с первой башней заполнить две остальные (фото 2); глядя на картинку, угадать три варианта цифр в трех столбиках (фото 3). Тоже явно направлены не на зубрежку, а на развитие смекалки.
Славяно-греко-латинская академия и Китай
Биографии попавших в XVIII - нач. XIX вв. в Пекин учеников Славяно-греко-латинской академии изучены мало. В своем труде о. Сергий Смирнов пишет, что при выборе сотрудников заграничной миссии руководствовались правилом «не отторгать от семейных привязанностей» и отправляли в миссии преимущественно сирот, не связанных узами родства, или из монашествующих. Пекинская миссия была одной из самых важных и трудных. Недоверчивые китайцы с подозрением смотрели на выходцев из Европы, и в русских миссионерах хотели видеть политических агентов. Дело несколько поправилось, когда в 1725 г. в Китай был назначен посланником гр. Савва Владиславич Рагузинский. С ним были отправлены трое учеников академии Лука Воейков, Федор Третьяков и Иван Шестопалов с назначением им жалованья по 130 рублей в год каждому. По требованию Рагузинского при заключении трактата с империей Цин для миссионеров была выстроена церковь при русском посольском доме.
Воейков, Третьяков и Шестопалов по приезде в Иркутск остались там для изучения китайского языка. Они отправились в Пекин уже в марте 1729 года с начальником миссии архимандритом Антонием Платковским и прибыли туда в декабре того же года. Однако Платковский скоро был уволен из Пекина, и в 1732 году по указу св. Синода из академии были избраны студенты иеромонах Антоний Льховский, иеродиакон Виктор и двое учеников Петр Иевлев и Петр Каменский с назначением им жалованья из «караванной суммы» - первому 300 рублей, второму 200, ученикам, назначенным в причетники, по 60 рублей в год. Из них Виктор оставлен в Иркутске, Антоний жил в Пекине до 1746 года и потом выехал в Россию, Каменский отправлен в Россию ранее, в 1744 году. В 1753 году назначен новый начальник миссии, учитель академии Амвросий Юматов, и с ним посланы казначей Заиконоспасского монастыря Софроний и трое учеников академии, из риторики - Стефан Зимин, из пиитики - Илья Иванов и Алексей Данилов. Все трое назначены в причетники при посольской церкви с производством им жалованья по 200 рублей каждому. Но эта миссия была несчастлива. Архимандрит Амвросий, иеромонах Софроний, Илья Иванов и Алексей Данилов умерли в Пекине. Зимин прожил там до 1772 года и возвратился в Россию. Труды миссии не были безуспешными: в 1738 году при русской церкви в Пекине дьячок, пономарь и трапезник были из новокрещенных китайцев. Ученики академии открыли для китайцев школу, в которой учили их русскому языку, вместе с тем и сами занимались изучением китайской литературы.
В 1780 году начальником миссии был назначен архимандрит Иоаким Шишковский, воспитанник киевской академии. При нем для изучения китайского и маньчжурского языков в Пекин отправились четверо учеников московской академии: Егор Салертовский, Иван Филонов, Антон Владыкин и Алексей Попов. Но Иоаким недолго жил в Пекине и там скончался. На его место был избран Софроний Грибовский - сперва воспитанник киевской академии, потом студент московского медицинского госпиталя, после монах Софрониевой Молченской пустыни, с 1787 года студент московской академии. По окончании курса академии Софроний в сане иеродиакона поступил к церкви при Московском университете для отправления священнослужения и преподавания катехизиса. В конце 1792 года он был посвящен в архимандрита и отправлен в Пекин, в котором пробыл 13 лет. В 1805 году, когда избирали его преемника, в миссию были отправлены четверо человек: из академии студент философии Григорий Воздвиженский и ученик риторики Павел Маслов, из Вифанской семинарии студент Сергей Десницкий и из Троицкой семинарии ученик Симеон Лосев. Судьбы их неизвестны.
Биографии попавших в XVIII - нач. XIX вв. в Пекин учеников Славяно-греко-латинской академии изучены мало. В своем труде о. Сергий Смирнов пишет, что при выборе сотрудников заграничной миссии руководствовались правилом «не отторгать от семейных привязанностей» и отправляли в миссии преимущественно сирот, не связанных узами родства, или из монашествующих. Пекинская миссия была одной из самых важных и трудных. Недоверчивые китайцы с подозрением смотрели на выходцев из Европы, и в русских миссионерах хотели видеть политических агентов. Дело несколько поправилось, когда в 1725 г. в Китай был назначен посланником гр. Савва Владиславич Рагузинский. С ним были отправлены трое учеников академии Лука Воейков, Федор Третьяков и Иван Шестопалов с назначением им жалованья по 130 рублей в год каждому. По требованию Рагузинского при заключении трактата с империей Цин для миссионеров была выстроена церковь при русском посольском доме.
Воейков, Третьяков и Шестопалов по приезде в Иркутск остались там для изучения китайского языка. Они отправились в Пекин уже в марте 1729 года с начальником миссии архимандритом Антонием Платковским и прибыли туда в декабре того же года. Однако Платковский скоро был уволен из Пекина, и в 1732 году по указу св. Синода из академии были избраны студенты иеромонах Антоний Льховский, иеродиакон Виктор и двое учеников Петр Иевлев и Петр Каменский с назначением им жалованья из «караванной суммы» - первому 300 рублей, второму 200, ученикам, назначенным в причетники, по 60 рублей в год. Из них Виктор оставлен в Иркутске, Антоний жил в Пекине до 1746 года и потом выехал в Россию, Каменский отправлен в Россию ранее, в 1744 году. В 1753 году назначен новый начальник миссии, учитель академии Амвросий Юматов, и с ним посланы казначей Заиконоспасского монастыря Софроний и трое учеников академии, из риторики - Стефан Зимин, из пиитики - Илья Иванов и Алексей Данилов. Все трое назначены в причетники при посольской церкви с производством им жалованья по 200 рублей каждому. Но эта миссия была несчастлива. Архимандрит Амвросий, иеромонах Софроний, Илья Иванов и Алексей Данилов умерли в Пекине. Зимин прожил там до 1772 года и возвратился в Россию. Труды миссии не были безуспешными: в 1738 году при русской церкви в Пекине дьячок, пономарь и трапезник были из новокрещенных китайцев. Ученики академии открыли для китайцев школу, в которой учили их русскому языку, вместе с тем и сами занимались изучением китайской литературы.
В 1780 году начальником миссии был назначен архимандрит Иоаким Шишковский, воспитанник киевской академии. При нем для изучения китайского и маньчжурского языков в Пекин отправились четверо учеников московской академии: Егор Салертовский, Иван Филонов, Антон Владыкин и Алексей Попов. Но Иоаким недолго жил в Пекине и там скончался. На его место был избран Софроний Грибовский - сперва воспитанник киевской академии, потом студент московского медицинского госпиталя, после монах Софрониевой Молченской пустыни, с 1787 года студент московской академии. По окончании курса академии Софроний в сане иеродиакона поступил к церкви при Московском университете для отправления священнослужения и преподавания катехизиса. В конце 1792 года он был посвящен в архимандрита и отправлен в Пекин, в котором пробыл 13 лет. В 1805 году, когда избирали его преемника, в миссию были отправлены четверо человек: из академии студент философии Григорий Воздвиженский и ученик риторики Павел Маслов, из Вифанской семинарии студент Сергей Десницкий и из Троицкой семинарии ученик Симеон Лосев. Судьбы их неизвестны.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Роковый храм
Родовые храмы часто служат местом отдыха пенсионеров — они играют там в карты или пинг-понг. Бывает, что в родовых храмах проходят традиционные представления, оперы или ушу. Видел я и родовые храмы, переоборудованные в кухни или столовые. Но вот родовой храм, превращенный в базу для рок-группы, вижу впервые.
Родовые храмы часто служат местом отдыха пенсионеров — они играют там в карты или пинг-понг. Бывает, что в родовых храмах проходят традиционные представления, оперы или ушу. Видел я и родовые храмы, переоборудованные в кухни или столовые. Но вот родовой храм, превращенный в базу для рок-группы, вижу впервые.