Прочла в телеге, что Захар Прилепин собирается учредить в России новую литературную премию - вроде как, по типу нобелевской.
Я не стану сейчас рассуждать о том, что премий расплодилось - как у дурака фантиков, но ни подъему литературы, ни расцвету театра, ни новым вспышкам в кинематографе они не способствуют.
Ну, никак.
Тут уж - что имеем, то и имеем.
Но я о самой премии.
У меня есть странное на первый взгляд предложение.
Прежде, чем учреждать новую премию, - может быть хоть раз обратиться к художественным сообществам на предмет выбора не лауреатов, а - для начала - группы отборщиков и группы арбитров?
Чтобы хоть одна премия перестала быть подковёрным междусобойчиком, и чтобы хоть где-то кто-то выбирал номинантов и победителей не тусовочкой - а коллективом авторитетных специалистов? С разными взглядами и пристрастиями?
И чтоб, если этим арбитрам ничего вообще не покажется достойным - не присуждали "лучшему из худших" - а просто не присуждали никому, да и всё?
Ну, по крайней мере, неприсуждение премий обозначит проблему, а не заметет её под тот самый ковёр, как обычно?

‼️
По сети уже пошла гулять фальшивка под названием
"ВУДИ АЛЛЕН на смерть ДАЙАН КИТОН".
Люди легковерны и невнимательны.

Автор этого "письма" не Вуди Аллен, а некто Rami Yudovin, написавший его "от имени Вуди Аллена" (который, однако, никого не уполномочивал писать что-то от него и за него).
Сейчас эта мистификация уже гуляет по сети, как "Письмо Вуди Аллена" (который на самом деле просто промолчал, ничего вообще нигде не написал и не сказал).
Я очень не люблю, когда от лица реального человека кто-то пишет отсебятину - просто потому, что мне это кажется не очень приличным.
Охота - пусть бы этот ноунейм от себя и писал.
Но текст ноунейма мало кого заинтересует.
Моя бывшая приятельница лет 10 тому назад написала "Пять писем Марии Каллас к Онассису", и недоразобравшиеся начали их тиражировать, как реальные письма реальной Марии.
И у подруги моей авторство беспардонно отняли, и Марии приписали чужие слова и мысли.
Так и тут.
Куча людей уже восприняла этот текст, как реальное письмо Вуди Аллена.
А остальные радостно подхватят, и пойдёт гулять эта фальшивка дальше, никем не проверяемая, потому что будут сотни репостов.
Не множьте сущности, не выдавайте "художества" ноунеймов за тексты еще живых знаменитых творцов.
Мёртвым, конечно, тоже лишнего приписывать не стОит, но это уже хотя бы как-то проверяется!
А живые перед сетью беззащитны.

Дорогие молодые сограждане!
Я, конечно, понимаю, что про жизнь в СССР вы всё знаете гораздо лучше меня, но и я кое-что еще помню.
Поэтому, почитав сегодня ленту, должна сообщить всем, кому нет 40 лет: в СССР для приобретения чего-либо нужно было предъявлять ТОЛЬКО ДЕНЬГИ.
Я летала без предъявления паспорта в самолете и ездила в поезде (в самолете я еще и курила - прямо в кресле, в котором, кстати, было куда вытянуть ноги даже игроку баскетбольной сборной и кормили даже при полете 45 минут - обязательно), а предъявляла паспорт только при заселении в гостиницу.
Даже в сберкассе было вполне достаточно одной сберкнижки - безо всякого паспорта.
Я паспорт регулярно теряла - в квартире, конечно - потому что он был нужен крайне редко.
При регистрации брака, приеме ребенка в школу и приеме в институт или на работу, - то есть, в тех случаях, когда требовалась прописка.
Во всех остальных случаях при кровавом тоталитаризме мой паспорт абсолютно никого не интересовал.

Боже, что я нашла!
Этот концерт был снят к Новому 1941 году.
Но, разумеется, к НГ не успели, выпустили в марте.
За 3 месяца до начала войны!
И какой концерт!
Гилельс и Флиэр – совсем юные – играют в два рояля, Русланова, Лемешев, Дмитрий Покрасс, юная – еще толстенькая – Уланова, Максим Дормидонтович Михайлов, - да кого там только нет!
Смотрите, это в самом деле - 41-й год!
Сдуреть.

https://ok.ru/video/7959047768665

БЕССОННИЦА, ГОМЕР, ТУГИЕ ПАРУСА...

А не было ли целью борьбы с объективацией женщин превращение мужчин в хомячков? Скажем, хиджаб — это тоже способ борьбы с объективацией. Но мужчин в хомячков он не превращает.

Любопытно, что борьбу с человеческим уродством превратили (и только в «свободном мире») в борьбу с традиционными ценностями и традициями. А дальше всё просто: если вы не защищаете свои, к вам пожалуют чужие.

И не хомячки заставят хомячков их соблюдать. Не декларации ценностей красят людей, а соответствие декларируему. Свободой Рим возрос, а рабством погублен: то же было и с Советским Союзом, и со «свободным миром».

Идеология разделяет на властителей дискурса и рабов, — и властвует за счет уничтожения конкурентного поля. Любопытно, что в «свободном мире» это началось с 11 сентября. Но базу заложило создание «советского Евросоюза».

Эффективность, с которым этот прообраз мирового правительства за тридцать лет расшатал священные камни Европы, поражает. Так сказать, геополитически нас это может только радовать. Пока. Но свято место пусто не бывает.

Идеологии раскалывают, ценности объединяют. Когда Европу объединят ценности ислама, геополитика покажет много гитик. Но в одном можно быть уверенными: человеческая глупость неисчерпаема как атом.

Миром конкуренции правит закон джунглей. Законами управляют смыслы. Именно смыслы переворачивают столы и создают ценности. И конкурируют не ценности, а смыслы. Драматургически выражаясь, смысл — это путь героя. А не хомячка.

Мода меняла мир, но не пыталась изменить человека. Идеологии пытались изменить его суть. В порабощении человека классики марксизма обвиняли религию, создав свою систему рабства и объявив ее передовой наукой.

Коммунистическая идея приказала долго жить, но призрак коммунизма по-прежнему бродит по Европе как гаммельнский крысолов. Неутомимым левакам всегда нужны новые игрушки. Самоуничтожение паче гордости.

«Мужской» мир демонстрировал немало уродств. Но это не мешало женщинам в нем царить — и в прямом смысле этого слова, и метафорически. Бесполый мир уничтожает и мужчин, и женщин. Некого вдохновлять, некем вдохновляться.

Как журавлиный клин в чужие рубежи, —
На головах царей божественная пена, —
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

Законное и беззаконное.

Любимая работа, которая поначалу летела у меня из-под пера как птица, сама собой, – стала стопориться и буксовать.
И это – не от отсутствия вдохновения, как обычно считается в таких случаях, а от тех знаменитых «законов, самим над собою признанных».
Ты сам установил «правила игры», и ты первый обязан им соответствовать и их соблюдать – а не менять правила всякий раз, когда ты в них не можешь вписаться.
Ищи, придумывай, выкручивайся – но вписывайся, как хочешь, а не начинай «играть в баскетбол посреди шахматного матча».
Будь обязательным. Действуй «по закону».
И вот, мучаясь этим, я снова и снова вспоминаю, что получается из необязательности.
Ну, вот, допустим, режиссеру кажется, что проблема любви 19 века, которая прописана в пьесе или в сценарии, ни ему, ни его современникам не интересна.
ОК, имеет право.
Но только идиот может считать, что всё волшебным образом изменится само собой, если он переоденет дам и господ из фраков и кринолинов в майки, трусы и пижамы, а действие перенесет из бальных залов в современный театральный гардероб или в вокзальный буфет.
Я в прошлом году испытала такое разочарование, когда смотрела в Вене оперный спектакль «Травиата» про модную блоггершу, с миллионами лайков в инстаграме, работающую «рекламным лицом» парфюмерной компании.
И вот, в неё влюбляется состоятельный плейбой, ничем вообще не занимающийся, и вот они с утра до вечера переписываются эсэмэсками и смайликами, а потом решают вместе переехать в сельскую местность и заняться фермерством – не в дорогих уже нарядах, а в клетчатых ковбойках…
Вроде, всё ОК.
Но тут приезжает в деревню папаша плейбоя, и рассказывает блоггерше, что если его сын на ней женится, ТО ЕГО СЕСТРУ ПОСЛЕ ЭТОГО НИКТО НЕ ВОЗЬМЁТ ЗАМУЖ.
И, типа, папаша от этого сильно страдает, а блоггерша и блудный сын будут ВЕЧНО НЕСТИ НА СВОЕЙ СОВЕСТИ ЭТОТ УЖАСНЫЙ ГРЕХ.
И блоггерша, рыдая, соглашается с его доводами, и разрывает отношения со своим плейбоем.
Тут в зале, по идее, должен был грохнуть взрыв всенародного гомерического хохота.
Но пели очень хорошие певцы, пели очень хорошо, и потому публике на этот режиссерский бред, по большому счету, было ГЛУБОКО НАЧХАТЬ.
И тогда вообще зачем было переносить это вот всё на тусовку каннского фестиваля в сегодняшний день? Почему было не оставить всё как есть? Просто из экономии?
И вот я сейчас, перечитывая вдоль и поперек пьесы Островского, пытаюсь понять – как соединить их потрясающую современность почти во всех компонентах, с их вопиющим анахронизмом во всём, что касается вопросов любви.
Ведь что такое был проклинаемый всеми «домостроевский мир» пьес Островского?
Это был мир, надо сказать, очень логичный.
Что в нём происходило?
Да просто соблюдение вековечного закона: самец охраняет свою территорию, и блюдёт сохранение своего потомства. И чтобы потомство было гарантированно его, а не чужое, – тщательно стережёт верность своей самки, изгоняет посторонних самцов с территории, и в этом ему помогают его родители.
Да, положение самки в этой конструкции – весьма незавидное, но так уж устроен «мир подлунный».
Как только поменялось мироустройство, и поменялась его логика относительно потомства, – вся конструкция мигом рухнула, и теперь, если хочешь писать современный сюжет на тему старинной пьесы, – будь добр, придумай сам такие условия, при которых этот сюжет впишется в современные реалии.
Автор с «обязательствами» так и станет делать – мучиться, проклинать самого себя за взятые обязательства, придумывать, находить «обходные тропы».
Автор «необязательный» наплюёт на всё, включая всенародный гомерический хохот, и тупо «подгонит задачку под ответ».
Сегодня необязательному жить намного легче: у него нет «законов, самим над собою признанных». Он живет и работает беззаконно, в формате «беспредела» и желания его левой ноги.
А ты завидуешь ему жутко, но сидишь и тупо борешься с материалом.
Чтобы все законы были соблюдены – потому что так дОлжно, и иначе просто не может быть.

Читаю в текстах вполне грамотных людей вполне приличного возраста: «нарратив», «хейт», «консалтинг», «хтонь», «косплеят», «тренд», «фэшн», «релокейшн», «таск», «кейс», «зафакапить», «эйчайр»...
Думаю: а ведь совсем еще недавно они как-то без этих слов обходились, – ну, когда еще умели писать по-русски...
Правда, мне уже поставили на вид, что в 19 веке в России образованные классы говорили вообще на французском.
Но меня это совершенно не смущает.
Потому что в России тогда существовала огромная «группа сохранности языка»: крестьянство.
Оно и было источником базового языка, который передовые люди из образованного сословия реформировали и приближали к языковым нормам философского уровня.
Т.е. на языке должны уметь определять сложные нематериальные категории. А так же и технические, требующие многословного пояснения на русском. Для этого и вводились иноязычные термины. Перевести на русский с английского слово «танк» довольно проблематично и сегодня. А вот попытки замены англицизмами имеющихся (и вполне функциональных) слов в стране, где уже нет базового носителя национальных культурных кодов – чревато заменой самих культурных кодов.

Сварила компотик.
Из остатков вишневого варенья, остатков свежих слив и сушёной брусники, из парочки незрелых (и не зреющих) мандаринов.
Всё, что было - то в кастрюльку и кинула, чтоб не пропадало, - и залила водой.
Оооочень вкусно получилось!

Однажды давно мою подругу бросил муж
Жили и жили, вроде, неплохо жили, – деталей я не знала, но понимала, что любви там особой уже и не было, был совместный быт, общий ребенок, ну и статус – семейный.
Не знаю, как ему, – а ей он был важен.
Я бы даже сказала – критически важен. Этот статус как будто придавал ей веса в собственных глазах.
И вот её муж вдруг взял да и ушёл, и не стало у неё ни мужа, ни статуса, да и, как выяснилось, благосостояние сразу и сильно пошатнулось, хотя он с собой взял только чемодан с самым необходимым, а всё остальное оставил ей и сыну.
Она страдала безмерно. Не напоказ – но от меня не скрывала своих страданий.
Была как помешанная, и всё твердила: «Лучше бы он сдох – мне бы так легче было!».
Я ей, пытаясь её утешить, брякнула: «Но ты же его уже не так, чтобы сильно любила?!».
Она на меня прямо-таки закричала: «Да какая тебе разница – любила-не любила? И откуда тебе про это знать?!».
Больше я с ней на эту тему не заговаривала, да и от неё стала держаться подальше: мне этот её ком полыхающей и кипящей ненависти был психологически тяжёл. И при этом я понимала: захоти он вернуться – она бы его приняла. Сто процентов. Приняла бы, но вряд ли перестала бы ненавидеть.
И я перестала её жалеть. Как-то отключилось во мне сочувствие к её совершенно неподдельному страданию.
Вот сейчас время от времени я вижу в своих ленах репосты наших «релокантов» – сама я их не особо читаю, крайне выборочно, но кто-то из друзей лайкнет – я и вижу.
И во всех их текстах и подкастах – одно и то же: «Лучше бы он сдох – мне бы так легче было!».
И точно такой же ком полыхающей и кипящей ненависти.
Ко всему, абсолютно.
Условно говоря, к тому, что где-то хлеб есть – ненависть, к тому, что где-то хлеба нет – тоже ненависть (хотя хлеб есть везде, но они выдумывают для себя, что нет).
Но я вижу, что если бы их позвали – на приличную должность с приличным жалованием – большинство их них покочевряжились бы, и вернулись. Ибо деньги имеют свойство заканчиваться, если их не зарабатывать, а только проживать.
Вернулись бы, но вряд ли перестали бы ненавидеть.

Про Марию-Антуанетту, которую казнили аккурат в этот день 232 года тому назад, в возрасте 37 лет, стоило бы написать немногим позже: 2 ноября, когда было бы 270 лет со дня её рождения.
Но вот ведь как бывает: рождение её было, в общем, вполне рутинной историей, и такой рутиной могло бы и остаться, кабы 16 октября 1793 года её не казнили на плахе.
Австрийская девчонка, которой образование – ну по всем предметам буквально – никак не давалось. Не потому, что тупая была, а просто слишком живая, веселая и потому рассеянная.
Даже писать толком – и то не научилась, и неважно владела не только французским, но и родным немецким. Любила не тех, кто её учит, а тех, кто развлекает – и желающих её развлекать было не счесть.
А её брак был венцом матримониальных устремлений мамаши, которая всю жизнь трудилась, не покладая рук, над связыванием Бурбонов и Габсбургов брачными узами, – и дотрудилась.
В общем, выдали девочку в 14 лет замуж за пацанчика, на год старше, слабого и нерешительного, нелюбимого сына своего отца, у которого, к тому же, головка не открывалась – со всеми вытекающими последствиями в виде отсутствия половой жизни супругов на ближайшие 7 лет брака, да и после хирургического вмешательства там с сексом по привычке было не очень.
А бывшая юная эрцгерцогиня при этом была очень приличной девочкой и налево не гуляла. Так что компенсировала себе секс с усиленным рвением и большими тратами.
При всём при том родила королю четверых детей.
Была она в меру хорошенькая, но любила, чтоб ее называли ослепительно красивой, и портреты любила льстивые, и желающих польстить тоже было предовольно – за хороший гонорар. Больше других в этом преуспела подружка королевы, художница Элизабет Виже-Лебрен.
Из всех ошибок, которые можно было наделать, живя при французском дворе и возглавляя его, Мария-Антуанетта не пропустила ни одной: она обидела всех, кого не следовало обижать, приблизила всех, кого не стоило приближать, не слушала никого, кого следовало слушать, и при этом безраздельно руководила своим мужем, тратила непомерно (после довольно сурового содержания при не бедном, но жадноватом австрийском дворе) и, собственно, поэтому всё случилось так, как случилось.
Она даже в своем несчастье повела себя как наивная доверчивая дурочка – записку, с твёрдыми договоренностями о побеге, передала через симпатичного вежливого конвоира, который, разумеется, немедленно её сдал. Попутно завалила и всех организаторов побега.
После казни короля ее стали называть «вдовой Капет», и лучшее, что она сделала за свою жизнь, было ее личное поведение после ареста в целом и после гибели супруга – особенно.
Оно было безупречным.
Повторюсь: совершенно и абсолютно безупречным.
В том числе и перед, и во время казни – там крепкие мужики ломались, а она – нет.
Вот так бывает: живут люди нехорошо и неправильно, а в час роковой, предсмертный – идеально.
У нас тоже был такой – князь Михаил Черниговский, слабый и не удалой. А гибель ужасную принявший за веру с удивительным мужеством и достоинством, и причисленный за неё к лику святых.
Разумеется, от Марии-Антуанетты такого поведения никто не ожидал, и это, собственно, про неё все и запомнили – как гордо и твёрдо она погибла на гильотине. Как настоящая королева.
Так бывало со свергнутыми королевами – королевами в изгнании.
Они, сидя на троне, могли куролесить, как хотели. Глупостей могли насовершать преизрядно. Что хотели – то и вытворяли. Подданным их королевств порой приходилось несладко, чего уж там.
Но низринутые со своего трона, они как раз и становились истинными королевами.
Как Мария-Антуанетта, в тюрьме и на плахе продемонстрировавшая образцы истинного величия и силы духа.
А вообще, жалко её, конечно.

Мария-Антуанетта с розой. Элизабет Виже-Лебрен, 1783.

Смотрю Кончаловские «Хроники».
Скажите, у меня у одной складывается впечатление, что это всё – пародия? Стёб?
Все эти карикатурные Ленины-Гапоны-Парвусы-Императоры и иже с ними – этакая пародийная «Пляска смерти»?
И актеры играют пародийно…
И смыслы – пародийные.
И тексты – пародийные.
Этакий КВН на темы русской истории.
Я когда-то писала про фильм «Сибирский цирюльник» – «Кукольный театр на пять тысяч кукол».
Тут этих кукол тоже много, но уже просто лень их считать.
«Какая гадость эта ваша заливная рыба!».

«Призыв к детям перестать выходить на протесты это примерно как попытка остановить смену времён года. Новое поколение неизбежно будет разрушать комфортную среду предыдущих. Это его функция такая в истории. Молодые приходят в мир, где уже все решено и поделено, вырастают и приходят забирать свою долю», — написал в телеге Димитриев. Напомнив мне анекдот про Рабиновича, который услышал, что евреи продали Россию, и узнавал, где ему получить свою долю.

Пытаюсь припомнить, какое новое поколение какую комфортную среду предыдущих разрушило. Не то ли, которое выходило на площадь Тяньаньмэнь? Или, может быть, то, которое всколыхнуло майдан? Забрало оно свою долю кружевных трусиков? Или бунтари 1968-го? Или школота Навального? Новое поколение вечно хочет получить свою долю, и вечно получает кукиш. Скорее уж беспомощное предыдущее поколение разрушает комфортную среду будущих.

«Дети цветов» породили разве что рейганомику. Миром правят не #онижедети, а геополитическая конкуренция, законы джунглей и 300% прибыли. Протесты «за всё хорошее и против всего плохого» — инструменты манипуляторов. Дети, как и взрослые, могут или строить, или разрушать. Третьего не дано. И о своих детях в состоянии позаботиться только сильное государство. А революции — лучший способ превратить буревестников в пингвинов. Детям стоит объяснять одну простую вещь: расширение границ возможного ведет только к беспределу.

Драматург Евгений Габрилович однажды очень коротко ответил на вопрос о том, что предвещало октябрьскую революцию: «Гимназисты перестали бояться городовых».

Прочла очередной каминаут.
Западный артист, "из нынешних", мне его имя ничего не говорит, но, видимо, модный - раз им заинтересовались СМИ,
Он рассказал, что бухал и закусывал колёсами, а потом опомнился и завязал.
Он молодец, конечно. Справился, и ура, и герой.
Но меня всё время мучит вопрос: зачем надо обязательно это вот всё вываливать на публику?
Я - алкоголик! Я - гомосексуалист! Я - наркоман! Я - распутная девка!
Ну, ОК. Мне всё равно, кто с кем трахается, пока это всё в рамках УК.
Завязал - отлично, но почему все немедленно должны об этом узнать?
Вот ровно всё то же самое - но без аплодисментов - никак?
Без миллиона лайков и комментов освобождение от зависимости - это, прям, непереносимо?
Болезнь публичности всех одолела.
Раньше выражение "публичная женщина" было нестерпимым оскорблением, а сейчас выражение "публичный человек" - это вообще как орден стало.
И почему тогда меня от всего этого тошнит?

Лента воспоминаний вынесла, из постковидного - сразу после отмены карантинов.
Позвонила подруга.
- Павлова, что-то я депрессую. Приеду-ка я к тебе в гости.
- Валяй. Когда?
- Прям сейчас. У тебя посудомойка-то работает?
- ???
- Да у меня полная раковина немытой посуды скопилась - депрессую же. Так я в сумку её соберу и приеду к тебе помыть.
🤣🤣🤣

Интересное. https://rutube.ru/video/ade7eb91664fb09ccb0078b24d7c2e2c/

Когда-то мы, советские люди, лучше всех разбирались в классической и современной мировой литературе.
Даже не спорьте.
Я знала современную японскую и латиноамериканскую литературу так, что когда я в 1994-м, во время своих лекций в США произносила имена каких-то авторов и какие-то названия, мои студенты - будущие искусствоведы и литературоведы - впадали в долговременный ступор и спрашивали, читаю ли я на испанском, португальском или японском.
И тогда я им объясняла, что у нас в СССР существовала лучшая в мире школа литературного перевода. Что поэзию у нас на русский переводили лучшие поэты, а прозу переводили иной раз так, что русский перевод оказывался гораздо лучше и талантливей первоисточника. И сразу приводила им в пример Курта Воннегута, которого они сами считали третьестепенным писателем, сквозь которого продраться невозможно, а наша Рита Райт-Ковалёва в глазах читающей России сделала его гением всех времен и народов.
А они меня спрашивали: зачем вам это было нужно?
И вот тут я терялась и не знала, что им на это ответить.
Потому что нам ведь переводили не только нобелиатов. Переводили и молодых авторов, которые потом становились суперзвёздами, а мы их уже знали, потому что первыми в них будущих суперзвёзд угадывали русские переводчики.
Я уж не говорю о том, что классиков литературы народов СССР тоже переводили лучшие, и тоже гораздо лучше первоисточника, что уж тут греха таить.
Но на вопрос "зачем вам это нужно" ответа не знала.
Но вот зачем-то "кровавому советскому режиму" было нужно, чтоб мы имели широкое и всестороннее образование, чтоб мы были в курсе мирового литературного процесса.
А сегодня взяла в руки почитать современный перевод любимого латиноамериканского писателя - просто, захотела почитать, - а в старом советском переводе его не оцифровали, оцифровали в новом.
И я не смогла это читать.
Кабы я не читала его шедевральные переводы - я бы решила, что автор - косноязычный кретин.
И как же мне жаль утраты этой нашей великой переводческой школы, убитой в эпоху, когда стране перестали быть нужны умные и широко образованные люди.

Вспомнился мне мой любимый рассказ про то, как я во студенчестве от поезда отстала – и его догоняла.

Паровоз.

Я уже многажды тут рассказывала, что мы с Павловым подружились в институте.
И вот, значит, подружились мы, – без всяких матримониальных намерений – у него были свои девушки – у меня свои мальчики. Год вот так дружили. Встречались в библиотеке на Фонтанке, зацеплялись языками, оттуда пилили в Сайгон, а из Сайгона – в бар «Жигули». Маршрут практически всегда был неизменный. Чистая мужская дружба.
Роман у нас закрутился, когда мы поехали в студенческий стройотряд, проводниками поездов дальнего следования.
После 2 курса надо было ехать в стройотряд: третий трудовой семестр, полтора месяца – и никаких гвоздей..
Вариантов было три: в Архангельской области строить коровники (я не умела, но ребята-худпосты готовы были меня взять разнорабочей и кашеваркой).
Экономисты договорились о сборе каких-то – то ли фруктов, то ли ягод – в совхозе в Джанкое, туда ломанулось пол-института со всех факультетов, и я уже тоже было собралась.
Но Юрка Павлов, мой друг и собутыльник (чистая мужская дружба и ничего больше!), сказал:
– Проводниками надо ехать. Кочевая жизнь, перемена мест, куча новых впечатлений. Дофига романтики и денег можно хорошо заработать.
Я послушалась его, поехала «в паровоз», и ни разу в жизни потом об этом не пожалела.
Я еще тогда не знала, что так и буду с той поры слушаться его всю жизнь.
В июле 1973 года мы получили санкнижки в управлении Октябрьской железной дороги, и были назначены проводниками поездов дальнего следования, на рейс в Новороссийск, который отправлялся через пару дней.
Мы с ним, комиссаром отряда, оказались напарниками на одном вагоне – и куда уж тут деться: завели роман – как позже выяснилось, длиною в жизнь.
Нас кадровые проводники многому научили по части зарабатывания денег – не стану расстраивать общественность подробностями. Но два главных источника левых доходов были зайцы – на югах и водка – на северных направлениях. Эта великая эпопея еще ждет своего описания, и я сейчас не про то.
Зайцев ходила сватать я.
Дело было непростое – не выйдешь же к кассе, где душится народ и висит табличка «билетов нет» с криком «зайцы, все ко мне». Дело тонкое, там милиция ходит.
В общем, один раз по дороге из Керчи (ну, не в Вологду, а домой, в Ленинград) я так увлеклась, что прозевала отход своего поезда.
Дело было в Харькове. Юрка сколько-то времени честно подержал поезд выставленным флажком, означающим, что на рельсах идут работы, но я всё не появлялась, и он вынужден был отправить поезд – без меня. И осталась я, 19-летняя, – с кучей денег (я хранила нашу вагонную кассу – официальную, с деньгами за постельное белье и чай) – на платформе в Харькове одна-одинешенька. Никаких мобильных, никакой связи – только по рации с машинистом и с бригадиром.
Ну, что делать, иду к начальнику вокзала – так и так.
Он по рации связался с моим поездом, говорит, девчонка ваша у меня, не бэ, отправим как-нить. А мне говорит, ну, ща переночуешь у нас в комнате отдыха, а я посажу тебя на следующий, завтра. Я рыдать: у меня на руках касса. А за несданную вовремя кассу – штраф в пол-зарплаты с обоих напарников. Заметьте, я совсем не боялась говорить про то, что у меня при себе дохерищи денег – за рейс туда-обратно.
Ладно, не реви, говорит мне начальник Харьковского вокзала. Позвонил куда-то, посадил меня на маневровый паровоз и меня привезли к военным летчикам, они как раз за колбасой в Москву собрались лететь. На самолете. Военном. Ну, и меня прихватили.
Прилетела я в Чкаловск (они ржали над моей эпопеей всю дорогу впокат, чуть самолёт не уронили, я им в цветах и красках рассказывала про наше проводницкое житьё-бытьё).
Лётчики с собой и в Москву меня привезли – а там зусман. Градусов этак 12-13. А я из Харькова такая, в футболочке-сеточке и шлепках (я ж на 10 минут отлучалась).
Приехала на Лениградский вокзал, опять к дежурному ВНВ – типа, тут наши на Псков не проходили? Прошли, говорит, вот час назад и прошли.
– А что, у тебя вся касса?
– Ага.

– Блядь, – говорит дежурный ВНВ. – Лан, посажу ща в скорый, по смыслу, должна догнать своих в Бологом.
Приехала я в Бологое, выскакиваю, а там – мой поезд стоит, который должен уже минут пять, как отправиться. Павлов его опять на флажке держит. Поймал меня в прыжке, отчехвостил, и поехали мы восвояси уже вместе и с кассой.
Он мне потом говорил, что тогда уже понял, что я – его крест навсегда.
Врал, я думаю, но слушать было приятно.