Что мне пока больше всего в России нравится, это русская армия... Это не такие ребята, как у нас!... Если бы эти люди вторглись в Чехию и оказались на наших площадях, то наши люди, лишь немного с ними познакомившись, принялись бы их обнимать и целовать... Радостно посмотреть, что это за «солдатушки, люди молодые». Каждый — сильный, крепкий, свежий, и при том самый лучший, и у каждого глаза полны доброты... Эти люди способны только освобождать, только жертвовать собою, только делать другим добро, они неспособны на бесцельную грубость... Могу с полным убеждением сказать — горе тому государству, которое бы встало против России без сильных союзников! Если бы оно было побеждено, его население точно браталось бы с победоносным русским войском... (Йозеф Голечек в письме Юлиусу Грегру, 1887 год)

Где нищета, там и воровство, это понятно. Советская Россия в целом достаточно сильна, чтобы довести воровство в масштабах страны до сносных размеров. Лишь в одном краю власти бессильны: на юге, между Ростовом и Кавказом. Уже на ростовском вокзале мы встречаемся с прямо школьными примерами ловкости здешних воров. Особенно ночь на железной дороге Ростов-Орджоникидзе считается опасной. Проводники советуют пассажирам привязывать багаж к полкам веревками, поскольку на маленьких станциях особенно ловкие воры влезают на крыши вагонов и между колес, затем, когда поезд движется, вылезают и через окна длинными палками с крючьями вытаскивают чемоданы, пальто, шляпы. (Франтишек Глазер, "Что иностранцам не показывают в Советской России", 1934)

Трагедия диктатуры в том, что Сталин не может изменить курс и оставить сторонников старого курса в живых или на свободе. Это может себе позволить только демократия. Тем более Сталин не может себе это позволить перед выборами. Не в характере диктатуры давать оппозиции шанс победить на выборах.
Сталинский режим дает русскому человеку безусловно больший кусок хлеба, больше удобства и спокойствия, чем прежний режим. Но прав на свободу и человеческое достоинство он дает не больше. Еще долго у русского человека не будет сферы, где он был бы защищен от государственной жестокости. Еще долго никто не отважится избавить русский народ от политического и гражданского рабства, пусть даже иногда будут происходить какие-то выборы. Петр Великий говорил: «Все знают, что наши люди сами по себе ничего не сделают, если их не заставлять». Сталин смотрит на русского человека именно так.
(Фердинанд Пероутка, июль 1937)

Любовь к путешествиям, романтике, горам, стремление провести отпуск вдали от людей, в самых суровых условиях – характерная черта советских ученых, в особенности физиков, математиков, химиков и вообще советской интеллигенции. (Франтишек Яноух, "По внутреннему паспорту на крышу мира", 1966)

Кризис, который переживает русский народ, это несомненно кризис временный. А новая Россия, которая пройдет через горнило революции, выйдет из этого кризиса помолодевшей, с новыми свежими силами. С этой Россией будущего, свободной, прогрессивной, мы должны считаться уже сегодня. Мы должны с ней считаться, потому что русский народ занимает и в любом случае будет занимать 1/8 земного шара, что он будет хозяином державы, природные богатства которой и богатства почв столь огромны, что превосходят любые фантазии. Русская революция и связанные с ней анархия, хаос, нищета и голод рождают нового русского человека. Русского человека с национальным сознанием и национальной гордостью. Она научила и научит русского человека политическому мышлению и политической практике. (Ярослав Папоушек, 1919)

11 часов утра. В роскошном покое в Кремле, на шелковом белье лежит мужчина. Кто это? Черные длиннющие усы свисают до земли. Черные усы! Это, конечно, Сталин - красный царь. Перед дверями его спальни вырыты окопы - над ними кружат аэропланы - у входа стоит стража: целый полк ГПУ, вооруженный до зубов.
Один за другим разоблачаются заговоры (10 за минуту), и заговорщиков казнят как на конвейере.
Двери спальни Сталина резиновые - через них не прорвется ни один стон голодающего русского народа.
Начальник ГПУ (на ушах - наушники от микрофона) слушает каждый шорох из спальни красного царя.
Вдруг - зевок.
Сталин проснулся.
Все застывает, отдавая ему честь. Один из казненных, который как раз умирал и собирался падать замертво - внезапно застывает: он висит в воздухе и падает лишь когда моторы самолетов опять начинают работать.
Сталин проснулся.
Его глаза налиты кровью - около губ безжалостные морщины - на пальцах огромные длинные ногти - ими он привык разрывать горло младенцев, которых он ест на завтрак.
Множество слуг в униформе бежит к Сталину через двери. Тащат младенцев на завтрак.
Губы красного царя еще красны, когда входят комиссары
Сталин слушает новости и смотрит в окно, через которое можно любоваться мучениями осужденных на смерть.
Но вдруг он бледнеет. Что случилось? Ворошилов читает ему статью Янко Душана. Сталин все бледнее - он падает и ударяется головой - дважды дергает ногами, судорога - и смерть.
Сила правды его убила! Миллионы угнетенных ликуют. А Янко Душан получит от великого князя Кирилла торжественный крест за заслуги. (газетный фельетон Густава Гусака, словака - публикуется в виде исключения. 1933)

На вокзале в Тамбове я видела несколько картин, которые сразу напомнили мне, что я в большевистском раю. На одном из путей стоял военный эшелон. Большевики, многие пьяные, громко орали и играли на гармошке, при этом горланя куплеты, о содержании которых лучше помолчать. Среди них было и несколько женщин, расхристаннных, лохматых, тоже горланящих. Одна из них хотела пойти в вагон, но тут стоявший рядом большевик повалил ее на землю и начал колотить ее и бить ногами при всеобщем восторге и криках радости. Я не могла смотреть на это отвратительное действо, и в нашей теплушке тоже послышалось гневное: "Мерзавцы". (Б.Зейдлова, "Через большевистские фронты", 1919)

Нигилизм первоначально не был антигосударственным. Но его приверженцы были подходящим материалом для того, чтобы революционные элементы могли приобретать среди них сторонников – и впоследствии их приобретали. Неудивительно. Подобно вурдалаку и вампиру, царский режим своими когтями вцепился в души людей. Те, кому было мало обычной животной жизни, простого удовлетворения материальных потребностей, кто стремился к чему-то высшему, был опасен для государства. Произвол, воровство и взяточничество в учреждениях, постоянные ночные обыски, тайные аресты, ссылка в Сибирь или в пограничные северные или восточные области империи, все это без суда, «административным путем», то есть по произволу полиции и жандармов – так тогда действовали власти. Было вполне естественно, что каждый дух, кто не хотел всему этому подчиняться, находил пристанище в тайных обществах, в подполье. Тогда еще было достаточно времени на смену курса, на то, чтобы дать империи разумную конституцию, а народу столько свободы, чтобы он мог воспользоваться всей той энергией людей, стремившихся к глубоким политическим и социальным преобразованиям. Но это время из-за слепоты правящих кругов было утрачено. Злоупотребления достигали новых высот, недовольство и агитация подрывных кругов уходили в неведомые глубины. (Антал Сташек, "Воспоминания" <публ. 1925>)

Когда я выходил из гостиничного номера, Панферов проводил меня до вестибюля, внимательно посмотрел по сторонам и сказал: "Не придавайте никакого значения того, что я вам говорил в интервью. А по секрету я вам скажу, что мои «Бруски», как и «Поднятая целина» Шолохова, это одна большая ложь. Мне жить уже недолго осталось. Поэтому я могу говорить честно. Вся современная советская литература это ложь". (воспоминания Милана Юнгманна, события 1957)

По пути на обед, примерно в километре от Красной площади, мы услышали крики несогласия по отношению к представителям оппозции. Оппозиционеры собрались на узком балконе углового дома и дразнили толпы, текущие неустанно под ними, смелым и даже дерзким провозглашением славы Троцкому, при этом не успевая защищаться от яблок, груш, кусков хлеба, галош и камней, которые толпа в них кидала. На каждое "Слава Троцкому" толпа отвечала громовым "Долой!", кулаки против них поднимались густым лесом. Мало было рук, которые махали им в знак приветствия. Плакат, который они исписали своими лозунгами и спустили с балкона, так долго дразнил манифестантов, что какой-то железнодорожник выскочил из толпы и, поднявшись по водосточной трубе и карнизам к железной решетке, сбросил его вниз, где с могучим ревом "Браво!" плакат растоптали. Когда этот смельчак спустился вниз, те, кто приветствовали его действия, бросились его качать на руках. (Йозеф Копта, о событиях 7 ноября 1927)

За несколько дней до моего отъезда в Россию на собрании русских эмигрантов в Праге прозвучали слова: "Замученная Москва!" - этот эпитет я все время вспоминал во время поездки, поскольку по большей части он противоречил тому, что я видел в Москве. Да, в Москве до сих пор немало плохо одетых людей (мне показалось, что москвичи покупают себе одежду за большие деньги у самых нечистых на руку наших рыночных торговцев), товары в Москве (кроме продуктов) дороги, у Москвы есть болезненные проблемы. Но нельзя назвать замученным город, который после тяжелых лет с тройной силой возвращается к жизни, где численность населения растет такими темпами, как в Америке, и где улицы полны народа... Конечно, есть прослойка, которая обоснованно может говорить о страшных несправедливостях, но это жалкое меньшинство "бывших людей" вряд ли может провозглашать свои страдания и мечты об освобождении от режима за недовольство всей Москвы или России. В подавляющем большинстве жителей Петрограда и Москвы я не заметил никаких следов нетерпеливого желания, чтобы нынешний режим был свергнут. За границей, однако, представление, что подавляющее большинство жителей России недовольно режимом и мечтает об освобождении, для многих людей становится аксиомой. (Ян Славик, 1926)

Главная заповедь: возлюби ближнего своего как самого себя – в советской России неизвестна. Зато чрезвычайная комиссия – чрезвычайка – намного превосходит с точки зрения жестокости и несправедливости бывшую царскую жандармерию. Свобода слова, собраний и печати совершенно неизвестны в Совдепии. Избирательное право вовсе не существует. Всюду господствуют люди, назначенные властями, которые отличаются неученостью, тупостью и подозрительностью. Недоучившийся студент становится университетским комиссаром и руководит образованием в целой губернии. Поэтому все школы закрыты, обучение прервано, и работают только разные коммунистические курсы, на которых, по словам коммунистов, учат, как уговаривать мужика и рабочего, чтобы он вступил в коммунистическую партию… Выпускники этих курсов становятся господами и властителями всего. Подобный назначенный чиновник с револьвером за поясом издает огромное количество распоряжений, которые публикуются ежедневно и которые никто не способен прочесть и тем более из-за недостатка времени выполнить, к тому же из-за их неясности их никто не понимает. Таким образом все комиссары получают возможность действовать совершенно произвольно. Поэтому всюду царит насилие, протекции и коррупция. (Йозеф Купка, 1920)

На протяжении всего пути по России, начиная еще с парохода из Англии, я наблюдал у русских ужасные признаки упавшего настроения, неверия в собственные силы. Германию они считали непобедимой, свою судьбу несчастной, самих себя – неспособными к самоуправлению, дикарями, варварами, которые без иностранцев (немцев!) ни на что не способны. «На войне мы конечно будем драться – говорили они – и будем драться хорошо, но мы понимаем, что успеха мы не добьемся, все уже проиграно». В таком смысле рассуждали офицеры-инвалиды, возвращавшиеся из германского плена; в Германии, мол, своим лучшим союзником считают Россию, то есть своих агентов в России. «Экономика не выдержит, мы в руках спекулянтов, правительство настроено германофильски». Можно себе представить, как болезненны были для меня такие разговоры... Я утратил свои идеалы. Я расстался со своим оптимизмом. Начинаю думать о том, как спасти свою шкуру в случае катастрофы России. (Богуслав Боучек, 1916)

Люди, с которыми я встречался, постоянно улыбаются, полны доброты и приветливы. Во время своего пребывания в СССР я не видел ни одного хмурого человека или неприветливого лица.
В московском театре я видел женщин в красивых туалетах. Это были работницы с заводов, они пришли в театр со своими мужьями, одетыми в вечерние костюмы. Люди, идущие на работу, одеты так же как у нас, а что касается качества тканей, то я сказал бы, даже лучше, чем у нас.
Что касается питания, тут я хотел бы сказать, что в Советском Союзе питаются очень хорошо. В меню советского человека преобладает мясо, и главное мясо с большим содержанием жира, кроме того, меню дополняется большим ассортиментом качественных рыбных блюд и морепродуктов. Магазины с продуктами хорошо снабжаются. Мяса, муки и других продуктов всюду достаточно.
Рисуя портрет советского человека, нельзя забыть и о его дисциплинированности и скромности. Дисциплину вы видите на улице, в метро, театре, кино, магазине, в общем везде. Советский человек на улице дисциплинирован, не спешит, не толкается. Лучше всего это видеть у касс театров, кино, в гардеробах после представлений, в метро. Следствием сознательной дисциплины советских людей является также чистота на улицах. Советский человек не выбрасывает бумажки, спички, окурки на улицах. Он докуривает, тушит окурок и бросает его в урну. Урны расположены в 50 метрах друг от друга. (Йозеф Плойгар, "В стране Сталина", 1951)

Русский народ способен быть полностью свободным. Ограничивать его свободолюбие было бы сродни тому, чтобы препятствовать наводнениям на тех реках, которые и так никогда не выходят из берегов. Последние события доказывают, насколько русский народ умеренный и спокойный. Возьмем освобождение крестьянства. Подобное революционное общественное изменение нигде не было проведено столь быстро и спокойно. Во Франции феодальное рабство устраняли несколько веков, в России оно было уничтожено разом. Переход от рабства к полной свободе был моментальным. Вместо веков он занял какие-нибудь три года. Прежде чем все было готово, народ на какое-то время остался предоставлен сам себе, без какого-либо надзора властей, и нигде порядок не был нарушен, и даже нарочное разжигание страстей не вывело народ из равновесия. Кто советует ограничить свободу такого народа, или наполнен болезненным страхом перед опасностью, которой нет, или же, того не осознавая, поддается влиянию, враждебному русскому народу и государству. (Йозеф Голечек, 1891)

По отношению к смерти Колчака совесть у нас чиста, мы можем умыть руки. Судьба его сложилась в соответствии с теми же законами, которыми определялась русская революция, как и любая другая. Но трагическая судьба этого человека, более чем какое-либо иное событие, дала нам почувствовать невыносимость нашего положения в Сибири. Этот адмирал, некогда популярный, был сделан Верховным правителем в уральских и западносибирских районах в те дни, когда на этой территории стояли наши легионы. Мы хотели быть для него лояльными союзниками, но не могли, как очень скоро стало ясно, идти с ним рука об руку, поскольку его система правления перешла в направление откровенно реакционное. Из-за этого союзничества мы даже начали терять нашу блестящую репутацию борцов за прогресс, свободу и демократию, из-за него начались раздоры в наших собственных рядах. А теперь нас будут винить в том, что мы мало для него сделали, что мы для его спасения не пожертвовали собственными интересами. Как тут спастись, как сохранить нейтралитет и не восстановить против себя какой-либо из лагерей - в мире русской гражданской войны, в этой стране кровавых фанатизмов и огромных контрастов, где за власть борются крайне левые с крайне правыми и где так мало места для тех, кто мечтает о прогрессе России без крови, путем человечности и демократии? Многое было сделано с нашей стороны для Колчака, наверное даже больше, чем мы могли себе позволить с демократическим духом наших легионов. (Франтишек Вацлав Крейчи, 1922)

То, что некто вызвал, а по сути организовал смену режима на немалой части земного шара, включая одну из мировых супердержав, с юридической точки зрения возбуждает подозрения – не идет ли речь о тяжком преступлении небывалого территориального масштаба. Но на личность Горбачева необходимо смотреть объективно. Он все это не придумал. Для этого были другие, более «профессиональные» деятели. С юридической точки зрения Горбачев мог допустить только халатность, вызванную профессиональной непригодностью. Такие деяния приводят человека не под суд международных трибуналов, а под суд истории.
То обстоятельство, что в то время, когда Горбачев занимал должность президента, после призыва Ельцина и всего лишь двух представителей советских республик стихийно распался Советский союз, - доказательство абсолютного провала Горбачева как политика. Это событие, которое по своим масштабам не имеет аналога в современной истории человечества. В новейшей истории это самый вопиющий случай политического позора.
(Любомир Штроугал, 2009)

Признаем за особую Божью милость, что милосердный Бог хранит нас от таких народов, как турки, московиты и татары. На них и святой Давид жалуется в 120-м Псалме: горе мне, что я пребываю у Мосоха, живу у шатров Кидарских – то есть, если трактовать эти слова, среди московитов и арабов. Ибо московиты в древние времена жили в Каппадокии, а это страна недалеко от Сирии, и потому они могли быть известны и евреям. (Даниэль Адам из Велеславина, 1590)

Начиная писать о России, размышляю, не нужно ли сначала констатировать, что русские такие же люди, как на западе. И правда! Они не ходят ни на голове, ни на четвереньках, между глаз у них нос, говорят они членораздельно, если им нечего есть, то они голодают, причем утоляют голод не сальными свечами, а если им хочется пить, то пьют отнюдь не рыбий жир, летом у них тепло, зимой холодно, если идет дождь, то становится мокро, трава у них зеленая, как на Западе, даже и размножаются они тем же способом, что и западноевропейские народы. (Йозеф Голечек, 1891)

То, что ты можешь прочесть в газетах - спектакль, в который невозможно поверить, а сцены, от которых исходит ужас и страх - подсказывает суфлер. То, что ты можешь прочесть в газетах - это спектакль, пусть публика развлекается, но запах человеческой крови в его финале, к несчастью, - реальность. (Ярослав Сейферт, 1937)