Многие знают, что американцы периода становления своей государственности увлекались Римом, – образцом республики, по которому отцы-основатели называли свой сенат, капитолий и прочие магистраты. На архитектуре Вашингтона это увлечение Римом тоже сказалось и сказывается по сей день. Почти все сооружения федерального треугольника построены в стиле классицизм либо нео-классицизм.
Менее известно, что город Вашингтон был построен на берегах ручья под названием Тибр, – до 1915 года он тек свободно примерно по линии нынешней Конститьюшн-авеню (потом его забрали в трубы).
И совсем мало известно, что Тибром этот ручей окрестил владелец этой земли, живший в конце XVII века. Френсис Поуп был большим поклонником Италии, и назвал все свое имении Римом, а Гусиный ручей переименовал, конечно же, в Тибр. Эту историю вряд ли помнили депутаты Конгресса, принимавшие решение о расположении столицы нового государства. Но так вышло, что Вашингтон был построен на месте, где был Рим.
Иван Курилла
Менее известно, что город Вашингтон был построен на берегах ручья под названием Тибр, – до 1915 года он тек свободно примерно по линии нынешней Конститьюшн-авеню (потом его забрали в трубы).
И совсем мало известно, что Тибром этот ручей окрестил владелец этой земли, живший в конце XVII века. Френсис Поуп был большим поклонником Италии, и назвал все свое имении Римом, а Гусиный ручей переименовал, конечно же, в Тибр. Эту историю вряд ли помнили депутаты Конгресса, принимавшие решение о расположении столицы нового государства. Но так вышло, что Вашингтон был построен на месте, где был Рим.
Иван Курилла
Однажды индийцы пришли к главнокомандующему британскими колониальными войсками Чарльзу Нэпьеру с жалобой, что им запрещают практиковать «сати» (обычай сжигать вдову после смерти мужа), хотя это их национальный обычай. Ответ генерала был таков: «У нас, в Англии тоже есть национальный обычай. Когда какие-то люди сжигают женщину живьем, мы накидываем этим людям на шею веревку и подвешиваем. Поэтому, в принципе, я не возражаю; вы следуйте своим обычаям, а мы будем следовать своим. Стройте ваши погребальные костры, а мы построим наши виселицы».
Forwarded from Тюмень в 1900-е
Реалист убедил вернуть папаху с помощью револьвера
Реалист 3 класса Кудряшев возвращался с урока из училища по Царской улице напротив магазина Левитовой. Его нагнали двое молодых парней и сдёрнув папаху, пошли дальше.
Реалист не растерялся, выхватил бывший при нём револьвер и заявил, чтобы парни отдали ему папаху.
Те сначала не хотели отдавать, но когда он навел револьвер на одного из хулиганов, то папаха была брошена, а молодцы скрылись в переулке.
В виду сильного нервного потрясения Кудряшев заболел
1908 год
Подписывайтесь на канал "Тюмень в 1900-е"
Реалист 3 класса Кудряшев возвращался с урока из училища по Царской улице напротив магазина Левитовой. Его нагнали двое молодых парней и сдёрнув папаху, пошли дальше.
Реалист не растерялся, выхватил бывший при нём револьвер и заявил, чтобы парни отдали ему папаху.
Те сначала не хотели отдавать, но когда он навел револьвер на одного из хулиганов, то папаха была брошена, а молодцы скрылись в переулке.
В виду сильного нервного потрясения Кудряшев заболел
1908 год
Подписывайтесь на канал "Тюмень в 1900-е"
Технологические инновации и политическая власть
В 1583 году Уильям Ли, окончив курс в Кембридже, вернулся в родной городок Калвертон, чтобы занять там место приходского священника. Незадолго до этого королева Елизавета I (1558–1603) издала указ, согласно которому каждый ее подданный должен был постоянно носить вязаную шапочку (Согласно указу 1571 года, каждый англичанин, за исключением ... высокопоставленных особ, обязан был носить по воскресеньям и праздникам «шапку из шерсти, связанную в Англии»). Как вспоминал потом Ли, «лишь вязальщицы умели делать подобные уборы, однако же немало времени приходилось затратить, чтобы связать даже одну шапочку! Тут я стал думать и обратил внимание на мою мать и сестер и мелькание их спиц в вечернем свете. Если такой головной убор можно изготовить с помощью двух спиц из одной шерстяной нити, то почему бы не использовать несколько спиц, чтобы подтягивать нить?»
Ли полностью захватила идея изготовить такую машину, которая бы освободила людей от монотонного бесконечного ручного вязания. «Я стал пренебрегать моим долгом по отношению к церкви и собственной семье, — вспоминал он в своих мемуарах. — Мысли о моей машине и ее создании съедали мое сердце и разум».
И вот в 1589 году его «станок для вязания чулок» был готов. Ли поехал в Лондон с намерением добиться аудиенции у Елизаветы I, продемонстрировать ей, сколько пользы может принести его механизм, и попросить ее величество предоставить ему патент, который бы не позволил другим копировать его конструкцию. Сняв дом, в котором можно было установить машину, он через депутата парламента Ричарда Паркинса добился аудиенции у Генри Кэри, лорда Хадсона, члена королевского Тайного совета. Кэри пригласил Елизавету посмотреть машину, однако ее реакция была обескураживающей. Она отказалась предоставить Ли патент, заметив: «Вы замахиваетесь слишком высоко, мастер Ли. Подумайте, что это может означать для моих бедных подданных. Это наверняка ударит по ним, так как лишит их работы и сделает нищими».
Разочарованный изобретатель отправился во Францию, чтобы попытать счастья там. Когда же и здесь он потерпел неудачу, то вернулся в Англию, где обратился с просьбой о предоставлении патента уже к Якову I (1603–1625), преемнику Елизаветы I. Но король также отказал ему, и на тех же основаниях, что и Елизавета. Оба монарха боялись механизации вязального ремесла как дестабилизирующего политического фактора: механизация лишит людей работы, создаст безработицу, приведет к политической нестабильности и будет угрожать королевской власти.
Технологические инновации приносят человеческому обществу процветание, однако они также ведут к замене старого новым, уничтожению экономических привилегий и политического влияния некоторых людей...
Что еще более важно, серьезные инновации, такие как вязальная машина Ли, угрожают и устоявшейся политической модели. В конце концов, вовсе не забота о судьбах тех, кто мог стать безработным в результате внедрения машины Ли, заставила Елизавету I и Якова I отказать ему в патенте, а их боязнь того, что они могут проиграть в политическом отношении: монархи прекрасно понимали, что появление массы людей, потерявших работу из-за нового изобретения, создаст политическую нестабильность, которая будет представлять угрозу для их власти.
Аджемоглу, Робинсон "Почему одни страны богатые, а другие бедные"
В 1583 году Уильям Ли, окончив курс в Кембридже, вернулся в родной городок Калвертон, чтобы занять там место приходского священника. Незадолго до этого королева Елизавета I (1558–1603) издала указ, согласно которому каждый ее подданный должен был постоянно носить вязаную шапочку (Согласно указу 1571 года, каждый англичанин, за исключением ... высокопоставленных особ, обязан был носить по воскресеньям и праздникам «шапку из шерсти, связанную в Англии»). Как вспоминал потом Ли, «лишь вязальщицы умели делать подобные уборы, однако же немало времени приходилось затратить, чтобы связать даже одну шапочку! Тут я стал думать и обратил внимание на мою мать и сестер и мелькание их спиц в вечернем свете. Если такой головной убор можно изготовить с помощью двух спиц из одной шерстяной нити, то почему бы не использовать несколько спиц, чтобы подтягивать нить?»
Ли полностью захватила идея изготовить такую машину, которая бы освободила людей от монотонного бесконечного ручного вязания. «Я стал пренебрегать моим долгом по отношению к церкви и собственной семье, — вспоминал он в своих мемуарах. — Мысли о моей машине и ее создании съедали мое сердце и разум».
И вот в 1589 году его «станок для вязания чулок» был готов. Ли поехал в Лондон с намерением добиться аудиенции у Елизаветы I, продемонстрировать ей, сколько пользы может принести его механизм, и попросить ее величество предоставить ему патент, который бы не позволил другим копировать его конструкцию. Сняв дом, в котором можно было установить машину, он через депутата парламента Ричарда Паркинса добился аудиенции у Генри Кэри, лорда Хадсона, члена королевского Тайного совета. Кэри пригласил Елизавету посмотреть машину, однако ее реакция была обескураживающей. Она отказалась предоставить Ли патент, заметив: «Вы замахиваетесь слишком высоко, мастер Ли. Подумайте, что это может означать для моих бедных подданных. Это наверняка ударит по ним, так как лишит их работы и сделает нищими».
Разочарованный изобретатель отправился во Францию, чтобы попытать счастья там. Когда же и здесь он потерпел неудачу, то вернулся в Англию, где обратился с просьбой о предоставлении патента уже к Якову I (1603–1625), преемнику Елизаветы I. Но король также отказал ему, и на тех же основаниях, что и Елизавета. Оба монарха боялись механизации вязального ремесла как дестабилизирующего политического фактора: механизация лишит людей работы, создаст безработицу, приведет к политической нестабильности и будет угрожать королевской власти.
Технологические инновации приносят человеческому обществу процветание, однако они также ведут к замене старого новым, уничтожению экономических привилегий и политического влияния некоторых людей...
Что еще более важно, серьезные инновации, такие как вязальная машина Ли, угрожают и устоявшейся политической модели. В конце концов, вовсе не забота о судьбах тех, кто мог стать безработным в результате внедрения машины Ли, заставила Елизавету I и Якова I отказать ему в патенте, а их боязнь того, что они могут проиграть в политическом отношении: монархи прекрасно понимали, что появление массы людей, потерявших работу из-за нового изобретения, создаст политическую нестабильность, которая будет представлять угрозу для их власти.
Аджемоглу, Робинсон "Почему одни страны богатые, а другие бедные"
Готовится к изданию книга "Желательные иностранцы", в которой один из ведущих исследователей голода 1921-1923 годов Сергей Никитин рассказывает об успехах и трудностях народной дипломатии в Советской России.
Книга состоит из трех новелл. В первой читатель узнает о том, как американка Нэнси Бабб, человек непростого характера, построила больницу в селе Тоцкое под Бузулуком: имя ее помнят там до сих пор. Вторая повествует об английском докторе Мелвилле Маккензи, который провел полтора года в Бузулуке, где не просто лечил местное население, но поставил на ноги здравоохранение в целом уезде. Третья - история ирландки Дорис Уайт, самоотверженно работавшей в Поволжье и Москве десять лет, до 1931 года, с большим количеством интереснейших впечатлений о политической и повседневной жизни того времени. Книга написана на основе уникальных материалов, в том числе из личных архивов героев.
Поддержать проект, чтобы получить книгу в электронном (150 р.) или бумажном (350 р.) виде, можно на сервисе Planeta.ru. Доступны и другие вознаграждения.
Книга состоит из трех новелл. В первой читатель узнает о том, как американка Нэнси Бабб, человек непростого характера, построила больницу в селе Тоцкое под Бузулуком: имя ее помнят там до сих пор. Вторая повествует об английском докторе Мелвилле Маккензи, который провел полтора года в Бузулуке, где не просто лечил местное население, но поставил на ноги здравоохранение в целом уезде. Третья - история ирландки Дорис Уайт, самоотверженно работавшей в Поволжье и Москве десять лет, до 1931 года, с большим количеством интереснейших впечатлений о политической и повседневной жизни того времени. Книга написана на основе уникальных материалов, в том числе из личных архивов героев.
Поддержать проект, чтобы получить книгу в электронном (150 р.) или бумажном (350 р.) виде, можно на сервисе Planeta.ru. Доступны и другие вознаграждения.
Forwarded from Stalag Null
Про деньги эмиграции, золото Колчака и "взрослых в комнате"
В августе 1918 г. части Народной армии генерала Каппеля взяли Казань.
Помимо прочего, в руки народармейцев попал и золотой запас Российской империи.
Когда Комуч был разгромлен, Каппель забрал золото с собой в Сибирь. Там за ним присматривал уже Верховный Правитель, адмирал Колчак.
Дальше все прозаично: зимой 1919/20 Сибирское правительство пало, белые подразделения частью пробились в Забайкалье, частью погибли, а золото (вместе с Колчаком) досталось большевикам.
Впоследствии о "колчаковском золоте" ходило много легенд, его искали то в заброшенных шахтах, то на дне Байкала. А правда, как и водится, скучна: большевики золото потратили.
Правда, не все.
Небольшую его часть Сибирское правительство отправило за границу, чтобы на валюту, обеспеченную им, купить оружие. Зимой 1919 деньги все еще не успели потратить (очень поздно начали).
Зимой 1919 почти никто не верил, что Омск, столица, будет потерян. Никто не верил, что Колчака ждет поражение. И уж тем более никто не мог представить, что фронт рухнет, как карточный домик, и что буквально через два месяца белая Сибирь падет.
И вот в этот момент, когда большевики приближаются к Омску, а командование кормит всех завтраками в стиле "да ничего страшного, отобьемся, в первый раз что ли", министр финансов Сиб.правительства, Бурышкин, отправляет телеграмму своим агентам за рубежом.
Агентам предписывалось перевести деньги правительства на свои личные счета.
Зачем? А вот для чего: если белых разгромят, деньги с официальных счетов либо заберут в счет долгов, либо отдадут большевикам. С личных же счетов попробуй еще достань.
(Удивительно, как в атмосфере неразберихи и отрицания, царившей тогда в Омске, нашелся человек, способный подумать о будущем)
Когда в 1920 сотни тысяч беженцев (где-то 2,5 миллионов) из бывшей РИ оказались за границей, вопрос денег встал чрезвычайно остро.
Это понятно: люди убегали без вещей и сбережений, удаленной работы тогда не было. Даже в современном мире, где и богатства больше, и есть крупные гуманитарные организации, сотни тысяч беженцев – это серьезный вызов.
А уж что говорить о мире после ПМВ – у каждого государства и так было полно проблем; а тут надо кормить, содержать, возить и т.п. ДВА С ЛИШНИМ МИЛЛИОНА ЧЕЛОВЕК.
Слава Богу, деньги были – вот только кто будет ими распоряжаться? Народу много, у каждого свои проекты, да и как не подраться из-за золота-то, ну.
Нужна была организация, которая: 1) объединяла бы всю эмиграцию (кхе-кхе) 2) имела бы авторитет у иностранных правительств 3) обладала бы хоть какой-то легитимностью.
Такой организацией стало Совещание послов.
Большинство из послов были назначены Временным правительством, кое-кто еще царским, и с 1917 они много чего на себе тянули – просили помощь для белых, участвовали в Паржиской конференции. Послы воспринимались как люди "над схваткой"; у них был авторитет и в среде эмигрантов, и у иностранных правительств.
В общем, именно они и стали распоряжаться деньгами. Что показательно: крупных ссор по поводу денег не случилось ни одной.
Учитывая количество беженцев, любые деньги можно было промотать и за год. Поэтому послы старательно расставляли приоритеты: содержали русскоязычные школы (десятки тысяч детей учились в таких школах), больницы, давали деньги на гуманитарные нужды беженцев и на содержание войск.
В первые годы эмиграции эти деньги помогли миллионам людей.
(Русскую школу закончил, напр., писатель Гайто Газданов)
Ситуация с общественными деньгами российской эмиграции во многом уникальна; почему же все получилось?
Совпали три редкие составлящие. Люди, честно сказавшие: "надвигается катастрофа, и надо срочно решать под свою ответственность". Авторитетные, ресурсные люди, сумевшие объединиться ради общего блага. И люди, умевшие и готовые распределять деньги на низовом уровне (структуры Земгора).
Как мы можем убедиться нынче, подобные совпадения крайне редки.
В августе 1918 г. части Народной армии генерала Каппеля взяли Казань.
Помимо прочего, в руки народармейцев попал и золотой запас Российской империи.
Когда Комуч был разгромлен, Каппель забрал золото с собой в Сибирь. Там за ним присматривал уже Верховный Правитель, адмирал Колчак.
Дальше все прозаично: зимой 1919/20 Сибирское правительство пало, белые подразделения частью пробились в Забайкалье, частью погибли, а золото (вместе с Колчаком) досталось большевикам.
Впоследствии о "колчаковском золоте" ходило много легенд, его искали то в заброшенных шахтах, то на дне Байкала. А правда, как и водится, скучна: большевики золото потратили.
Правда, не все.
Небольшую его часть Сибирское правительство отправило за границу, чтобы на валюту, обеспеченную им, купить оружие. Зимой 1919 деньги все еще не успели потратить (очень поздно начали).
Зимой 1919 почти никто не верил, что Омск, столица, будет потерян. Никто не верил, что Колчака ждет поражение. И уж тем более никто не мог представить, что фронт рухнет, как карточный домик, и что буквально через два месяца белая Сибирь падет.
И вот в этот момент, когда большевики приближаются к Омску, а командование кормит всех завтраками в стиле "да ничего страшного, отобьемся, в первый раз что ли", министр финансов Сиб.правительства, Бурышкин, отправляет телеграмму своим агентам за рубежом.
Агентам предписывалось перевести деньги правительства на свои личные счета.
Зачем? А вот для чего: если белых разгромят, деньги с официальных счетов либо заберут в счет долгов, либо отдадут большевикам. С личных же счетов попробуй еще достань.
(Удивительно, как в атмосфере неразберихи и отрицания, царившей тогда в Омске, нашелся человек, способный подумать о будущем)
Когда в 1920 сотни тысяч беженцев (где-то 2,5 миллионов) из бывшей РИ оказались за границей, вопрос денег встал чрезвычайно остро.
Это понятно: люди убегали без вещей и сбережений, удаленной работы тогда не было. Даже в современном мире, где и богатства больше, и есть крупные гуманитарные организации, сотни тысяч беженцев – это серьезный вызов.
А уж что говорить о мире после ПМВ – у каждого государства и так было полно проблем; а тут надо кормить, содержать, возить и т.п. ДВА С ЛИШНИМ МИЛЛИОНА ЧЕЛОВЕК.
Слава Богу, деньги были – вот только кто будет ими распоряжаться? Народу много, у каждого свои проекты, да и как не подраться из-за золота-то, ну.
Нужна была организация, которая: 1) объединяла бы всю эмиграцию (кхе-кхе) 2) имела бы авторитет у иностранных правительств 3) обладала бы хоть какой-то легитимностью.
Такой организацией стало Совещание послов.
Большинство из послов были назначены Временным правительством, кое-кто еще царским, и с 1917 они много чего на себе тянули – просили помощь для белых, участвовали в Паржиской конференции. Послы воспринимались как люди "над схваткой"; у них был авторитет и в среде эмигрантов, и у иностранных правительств.
В общем, именно они и стали распоряжаться деньгами. Что показательно: крупных ссор по поводу денег не случилось ни одной.
Учитывая количество беженцев, любые деньги можно было промотать и за год. Поэтому послы старательно расставляли приоритеты: содержали русскоязычные школы (десятки тысяч детей учились в таких школах), больницы, давали деньги на гуманитарные нужды беженцев и на содержание войск.
В первые годы эмиграции эти деньги помогли миллионам людей.
(Русскую школу закончил, напр., писатель Гайто Газданов)
Ситуация с общественными деньгами российской эмиграции во многом уникальна; почему же все получилось?
Совпали три редкие составлящие. Люди, честно сказавшие: "надвигается катастрофа, и надо срочно решать под свою ответственность". Авторитетные, ресурсные люди, сумевшие объединиться ради общего блага. И люди, умевшие и готовые распределять деньги на низовом уровне (структуры Земгора).
Как мы можем убедиться нынче, подобные совпадения крайне редки.
Постановление Совета Народных Комиссаров РСФСР о выражении благодарности Американской Администрации Помощи (АРА) за помощь голодающему населению России
10 июля 1923 г.
г. Москва. Кремль
Совет Народных Комиссаров постановляет:
В тяжёлую годину огромного стихийного бедствия американский народ в лице АРА откликнулся на нужды измученного интервенцией и блокадой населения поражённых голодом областей России и союзных республик и пришёл самоотверженно ему на помощь, организовав в широчайшем масштабе подвоз и распределение продуктов и других предметов первой необходимости. Благодаря громадным, совершенно бескорыстным усилиям АРА миллионы людей всех возрастов были спасены от смерти, и целые селения и даже города уцелели от грозившей им страшной катастрофы. В настоящее время, когда с прекращением голода грандиозная работа АРА пришла к концу, Совет Народных Комиссаров от имени спасённых миллионов и всего трудящегося народа Советской России и союзных республик считает своим долгом перед лицом всего мира выразить этой организации, её главе Герберту Гуверу, представителю в России полковнику Хаскелю и всем его сотрудникам свою глубочайшую благодарность и заявить, что народы, населяющие Российскую Советскую Федеративную Социалистическую Республику, никогда не забудут оказанной им американским народом через АРА помощи, усматривая в ней залог будущей дружбы обоих народов.
Зам. председателя Совета народных Комиссаров Л. Каменев
Управляющий делами СНК Н. Горбунов
Секретарь СНК Л. Фотиева
10 июля 1923 г.
г. Москва. Кремль
Совет Народных Комиссаров постановляет:
В тяжёлую годину огромного стихийного бедствия американский народ в лице АРА откликнулся на нужды измученного интервенцией и блокадой населения поражённых голодом областей России и союзных республик и пришёл самоотверженно ему на помощь, организовав в широчайшем масштабе подвоз и распределение продуктов и других предметов первой необходимости. Благодаря громадным, совершенно бескорыстным усилиям АРА миллионы людей всех возрастов были спасены от смерти, и целые селения и даже города уцелели от грозившей им страшной катастрофы. В настоящее время, когда с прекращением голода грандиозная работа АРА пришла к концу, Совет Народных Комиссаров от имени спасённых миллионов и всего трудящегося народа Советской России и союзных республик считает своим долгом перед лицом всего мира выразить этой организации, её главе Герберту Гуверу, представителю в России полковнику Хаскелю и всем его сотрудникам свою глубочайшую благодарность и заявить, что народы, населяющие Российскую Советскую Федеративную Социалистическую Республику, никогда не забудут оказанной им американским народом через АРА помощи, усматривая в ней залог будущей дружбы обоих народов.
Зам. председателя Совета народных Комиссаров Л. Каменев
Управляющий делами СНК Н. Горбунов
Секретарь СНК Л. Фотиева
Из воспоминаний американского общественного деятеля Кларенса Пикетта, который в 1930 году провёл неделю в Москве с деловой поездкой: "Дети играли в политические игры. В одной школе игра заключалась в том, что коммунисты скрывались и проводили тайное собрание, а фашисты пытались найти и разогнать собрание. Все хотели быть фашистами — они обожают шпионить".
Forwarded from Шклюдов 🍅
100 лет репараций.
Удивительный и весьма печальный факт : репарации по Версальскому договору (1919), заключенному по итогам Первой мировой войны + проценты по долгу за приостановку платежей Веймарской республикой и за отказ от платежей, инициированный Адольфом Гитлером + проценты по замораживанию платежей за период от 1953 года до 1991 года, немцы выплатили Великобритании и Франции до последнего пфеннига только...3 октября 2010 года, то есть во время второго срока Ангелы Меркель.
Почти сто лет немецкая нация расплачивалась за развязывание только Первой мировой войны.
Такой чудовищный долг у воинствующих тевтонов набежал по многим причинам.
Впервые платежи по репарациям за развязывание войны были приостановлены Германией еще в 1931 году (канцлером от «Партии Центра» Генрихом Брюнингом). На тот момент из 7,5 миллиардов фунтов долга «демократическое правительство новой Германии» успело выплатить около 1 миллиарда, да и то за счет эмиссии и при помощи печатного станка. В результате подобных действий была спровоцирована гиперинфляция. В итоге «веймарцы» договорились «заморозить платежи» на время кризиса, но не отказывались от уплаты долга в принципе. Они просто попросили «передышку». Отказался платить уже товарищ Адольф Гитлер, заявивший, что «репарации – это преступление против Германии» и он больше не заплатит никому ни единой марки. По умному в 1953 году поступило правительство канцлера Аденауэра, подписав так называемый «Лондонский договор», согласно которому проценты по долгам можно было не платить «вплоть до объединения Германии». Дедушка сделал подарок своим внукам 🤡🤡🤡
Но основная грусть/печаль не в том, что немецкая нация была вынуждена на протяжении ста лет платить деньги за развязывание войны, а основная грусть/печаль состоит в том, что за развязывание войны никто так и не был наказан.
Начавший Первую мировую войну кайзер Германии Вильгельм II после поражения и отречения (1918 год) спокойно уехал из страны, дожил до 4 июня 1941 года, и умер в возрасте 82 лет в Голландии, тогда уже оккупированной войсками вермахта и превращенной в рейхкомиссариат Нидерланды. Кайзер писал мемуары, тискал в газеты статьи про еврейский заговор и всячески приветствовал победы гитлеровской армии, считая, что фюрер отомстил за него французам. "А ведь я вырастил этих генералов" - хвастался Вильгельм.
После 11 ноября 1918 года французы и англичане хотели отдать кайзера под международный трибунал. Премьер-министр Ллойд Джордж говорил, что судить германского императора должны британцы, а Клемансо парировал, что тогда "сидеть" он должен во Франции. Но в итоге о Вильгельме банально забыли и отправили императора на пенсию. Никто так и не был осужден. До скамьи подсудимых дотащили нескольких капитанов подводных лодок, которые в ходе войны топили пароходы с гражданским населением. Но и их быстро амнистировали.
Удивительный и весьма печальный факт : репарации по Версальскому договору (1919), заключенному по итогам Первой мировой войны + проценты по долгу за приостановку платежей Веймарской республикой и за отказ от платежей, инициированный Адольфом Гитлером + проценты по замораживанию платежей за период от 1953 года до 1991 года, немцы выплатили Великобритании и Франции до последнего пфеннига только...3 октября 2010 года, то есть во время второго срока Ангелы Меркель.
Почти сто лет немецкая нация расплачивалась за развязывание только Первой мировой войны.
Такой чудовищный долг у воинствующих тевтонов набежал по многим причинам.
Впервые платежи по репарациям за развязывание войны были приостановлены Германией еще в 1931 году (канцлером от «Партии Центра» Генрихом Брюнингом). На тот момент из 7,5 миллиардов фунтов долга «демократическое правительство новой Германии» успело выплатить около 1 миллиарда, да и то за счет эмиссии и при помощи печатного станка. В результате подобных действий была спровоцирована гиперинфляция. В итоге «веймарцы» договорились «заморозить платежи» на время кризиса, но не отказывались от уплаты долга в принципе. Они просто попросили «передышку». Отказался платить уже товарищ Адольф Гитлер, заявивший, что «репарации – это преступление против Германии» и он больше не заплатит никому ни единой марки. По умному в 1953 году поступило правительство канцлера Аденауэра, подписав так называемый «Лондонский договор», согласно которому проценты по долгам можно было не платить «вплоть до объединения Германии». Дедушка сделал подарок своим внукам 🤡🤡🤡
Но основная грусть/печаль не в том, что немецкая нация была вынуждена на протяжении ста лет платить деньги за развязывание войны, а основная грусть/печаль состоит в том, что за развязывание войны никто так и не был наказан.
Начавший Первую мировую войну кайзер Германии Вильгельм II после поражения и отречения (1918 год) спокойно уехал из страны, дожил до 4 июня 1941 года, и умер в возрасте 82 лет в Голландии, тогда уже оккупированной войсками вермахта и превращенной в рейхкомиссариат Нидерланды. Кайзер писал мемуары, тискал в газеты статьи про еврейский заговор и всячески приветствовал победы гитлеровской армии, считая, что фюрер отомстил за него французам. "А ведь я вырастил этих генералов" - хвастался Вильгельм.
После 11 ноября 1918 года французы и англичане хотели отдать кайзера под международный трибунал. Премьер-министр Ллойд Джордж говорил, что судить германского императора должны британцы, а Клемансо парировал, что тогда "сидеть" он должен во Франции. Но в итоге о Вильгельме банально забыли и отправили императора на пенсию. Никто так и не был осужден. До скамьи подсудимых дотащили нескольких капитанов подводных лодок, которые в ходе войны топили пароходы с гражданским населением. Но и их быстро амнистировали.