​Тренды строительства будущего: Как технологии и экология меняют наши города и дома

🚀 Строительная отрасль стоит на пороге революции, driven технологиями и растущими требованиями к устойчивости. По данным McKinsey, строительство составляет 13% мирового ВВП, и именно поэтому инновации здесь имеют такое глобальное значение . Виртуальное проектирование (VDC) и информационное моделирование (BIM) уже сегодня позволяют создавать цифровые двойники объектов, снижая количество ошибок и переделок на 30% . Это не просто экономия средств — это переход к принципиально новому уровню планирования и точности. Кроме того, искусственный интеллект и дроны кардинально меняют безопасность и логистику на стройплощадках: беспилотники повышают точность измерений на 61%, а роботы-кладчики работают в 10 раз быстрее людей . Всё это ведет к сокращению сроков строительства, уменьшению затрат и созданию более безопасных условий для работников.

🌱 Экологическая трансформация становится не просто трендом, а необходимостью. Исследования показывают, что на здания приходится до 39% выбросов парниковых газов, что делает «зелёное» строительство imperative для борьбы с изменением климата . В ответ на это активно развиваются технологии энергоэффективности: пассивные дома, которые сокращают энергопотребление на 60%, зелёные крыши, солнечные панели и системы рекуперации тепла . Кроме того, появляются инновационные материалы, такие как самовосстанавливающийся биоцемент, который поглощает CO₂ вместо выбросов, и переработанные кирпичи из промышленных отходов . Эти решения не только снижают углеродный след, но и обеспечивают долгосрочную экономию ресурсов. Ожидается, что к 2025 году 30% новых проектов в Турции и других странах будут соответствовать стандартам зелёного строительства, что подчёркивает глобальный характер этого тренда .

🏘️ Архитектура и функциональность зданий тоже меняются, отражая новые социальные запросы. Пандемия ускорила спрос на автономные и гибкие пространства, где дом становится не просто укрытием, а многофункциональной средой . Набирают популярность модульные и сборные дома, которые собираются на 60–90% off-site, что сокращает сроки строительства на 30–50% и минимизирует отходы . В урбанистике растёт интерес к умным городам, где здания интегрированы в интернет вещей и автоматически оптимизируют энергопотребление . Кроме того, появляются смелые концепции, такие как дома-пончики с висячими садами, которые повышают качество жизни, и 3D-печать зданий, позволяющая создавать affordable жилье за считанные дни . Эти инновации не только меняют облик городов, но и делают жилье более доступным, адаптивным и человекоориентированным.

💎 В заключение можно сказать, что строительство будущего — это синтез цифровых технологий, экологической ответственности и социальной адаптивности. Эти тренды не просто формируют новые стандарты отрасли, но и создают среду, где комфорт, безопасность и устойчивость становятся не опциями, а базовыми требованиями. Подпишитесь на @dwellercity

Государственные программы социального жилья в странах Южной Америки становятся важнейшим инструментом борьбы с жилищным неравенством и социальной изоляцией. Они включают в себя субсидированное арендное жилье, ваучерные системы, прямое строительство жилых комплексов, а также налоговые льготы для застройщиков, готовых инвестировать в доступную недвижимость для малообеспеченных граждан. Как правило, такие меры реализуются не только на национальном, но и на муниципальном уровне, что позволяет охватить наиболее уязвимые слои общества: пенсионеров, одиноких матерей, семьи с детьми и людей с инвалидностью.

В рамках программ прямого строительства социального жилья, государства Южной Америки возводят специализированные многоквартирные комплексы, где арендная плата может составлять всего 20–30% ежемесячного дохода семьи. Такие проекты характерны для Бразилии, Чили, Аргентины, где используются общественные средства и международные гранты для масштабного обновления инфраструктуры неблагополучных районов. Особое внимание уделяется экологичности, энергоэффективности и социальной интеграции: предусмотрены детские площадки, зоны отдыха, образовательные и медицинские учреждения в границах жилых массивов.

Еще одним распространенным инструментом поддержки является система жилищных ваучеров и субсидий, позволяющая малоимущим гражданам самостоятельно выбирать арендуемое жилье на свободном рынке. Государство частично покрывает арендные расходы, сотрудничая с владельцами частной недвижимости, что расширяет географический и качественный выбор для получателей программы. Подобная система успешно применяется в Мексике и Колумбии, стимулируя развитие смешанных и интегрированных городских районов, а также сокращая очереди на получение социального жилья. Подпишитесь на @dwellercity

Основные #тренды жилого строительства в Японии в 2025 году

В 2025 году японский рынок жилого строительства характеризуется устойчивым переходом к стабилизации после периода активного роста. Цены на недвижимость демонстрируют умеренный рост, составляя около 2,4% в годовом выражении, что свидетельствует о выходе на плато после постпандемического бума. Особенно заметно это в крупных городах, таких как Токио, где продажи квартир снизились на 9,8%, а домов — на 12,2% за 2024 год. Этот тренд отражает общее охлаждение спроса и адаптацию рынка к новым экономическим условиям. Важную роль в стабилизации играют государственные инициативы, направленные на борьбу с заброшенными домами и их реинтеграцию в рынок, что позволяет более сбалансированно управлять предложением и поддерживать цены на доступном уровне. Кроме того, ослабление иены сделало японскую недвижимость привлекательной для иностранных инвесторов, объем вложений которых достиг $10,2 млрд в 2024 году, что дополнительно стимулирует развитие сектора.

Одним из ключевых трендов становится растущий спрос на компактное и многофункциональное жилье, обусловленный демографическими изменениями и урбанизацией. В 2024 году домохозяйства из одного человека составили 34% от общего числа, а 92,04% населения проживает в городских агломерациях, где каждый квадратный метр на счету. Это приводит к популярности микроапартаментов, капсульных отелей и решений, основанных на принципах японского минимализма. Для такого стиля характерны простые формы, натуральные материалы, раздвижные перегородки (сёдзи и фусума) и многофункциональная мебель, позволяющая трансформировать пространство под разные нужды — например, объединять гостиную и спальню. Активно развиваются инновационные модульные системы и умная мебель с интегрированными технологиями, такие как кровати-трансформеры или встроенные системы хранения, которые экономят до 60% пространства. Эти решения не только отвечают запросам на эффективное использование малых площадей, но и согласуются с философией осознанного потребления и экологичности.

В ответ на вызовы экологии и технологий японское строительство активно внедряет инновационные материалы и методы. Примером служит проект экодома Lib Earth House Model B в Ямагу, построенного с использованием 3D-печати и местных природных материалов — смеси земли, извести и натуральных волокон. Такой подход минимизирует воздействие на окружающую среду за счет возобновляемых ресурсов и снижения углеродного следа. Компания Lib Work планирует масштабировать эту технологию и к 2040 году выпустить 10 000 таких домов, что указывает на растущий тренд на устойчивое строительство. Параллельно растет интерес к региональным рынкам, таким как Фукуока и Саппоро, где доходность аренды достигает 4,72% и 5,56% соответственно благодаря миграции удаленных работников и молодых семей, ищущих лучшее качество жизни за пределами мегаполисов. Это стимулирует развитие жилья, сочетающего традиционные принципы эргономики, современные технологии и экологичность, определяя облик японского жилого строительства в 2025 году. Подпишитесь на @dwellercity

​Филипп Старк, один из самых влиятельных промышленных дизайнеров мира, бросил вызов самому себе, создав в 2019 году вместе с компанией Kartell первый в истории массовый стул, спроектированный искусственным интеллектом. По его словам, это «первый стул, созданный за пределами нашего мозга». Причиной для такого необычного эксперимента стала творческая усталость: Старку наскучили его собственные работы, и он захотел исследовать территории, свободные от человеческого, культурного и сентиментального влияния. Он задал алгоритму простой, но гениальный вопрос: «Можешь ли ты помочь мне отдохнуть, используя минимум материала и энергии?»

Путь к созданию стула занял три года и потребовал неожиданного озарения. ИИ, не понимавший концепции человеческого тела, зашёл в тупик. Прорыв произошёл, когда Старк, вдохновлённый рассказом друга о том, как у эмбриона формируются пальцы (не через добавление, а через удаление клеток), переориентировал мышление машины. Получив эту подсказку, алгоритм всего за несколько минут выдал готовый дизайн. Старк подчёркивает, что сегодня на это ушли бы секунды, но тогда это был кропотвый симбиоз человека и машины.

Несмотря на революционность технологии, Старк видит в ИИ лишь инструмент — невероятно быстрый и умный, но лишённый сердца и subconscious. Он считает, что истинное творчество, наполненное магией и поэзией, пока остаётся прерогативой человеческого мозга. Его совет современным дизайнерам — быть осторожными, но не избегать нового: развивать собственное видение, верить в интуицию и лишь затем позволять ИИ немного помочь. Пока искусственный интеллект — это средство, а не цель, и именно человек остаётся великим творцом. Подпишитесь на @dwellercity

​Кто бы мог подумать, что сердце ветряной турбины — массивный стальной корпус-гондола, в котором скрыт её генератор, — однажды может превратиться в стильный и современный микро-дом? Голландская компания Blade-Make воплотила эту смелую идею в жизнь, создав первый в мире дом под названием Nestle (созвучно слову «гондола» — «nacelle»). Снаружи это минималистичный кремовый «вагончик», увенчанный солнечными панелями, а внутри — светлое и уютное пространство площадью 35 квадратных метров с полноценными коммуникациями, отвечающее всем строгим голландским строительным нормам. Этот проект — не просто дизайнерский эксперимент, а амбициозная заявка на новую жизнь для гигантских промышленных объектов, которые обычно отправляются на свалку.

Проблема утилизации ветряных турбин становится всё острее: их лопатки и гондолы, сделанные из сложных композитных материалов, практически не поддаются переработке. С ростом числа ветропарков в мире к 2050 году только в США накопится более 2.2 миллиона тонн отходов от лопаток. Традиционные методы вроде захоронения или сжигания не создают ценности и вредят экологии. Именно здесь инновационный апсайклинг от Blade-Make предлагает глоток свежего воздуха — превращение гигантских лопаток в детские площадки, скамейки, автобусные остановки, а теперь и в жилые модули. Это не требует «космических» технологий, но нуждается в креативном взгляде, понимании материала и смелости делать то, что раньше никто не делал.

Успех Nestle открывает дорогу для массового производства: компания уже готовится к выпуску первой партии из десяти таких домов. Но главный вызов — не в технологии, а в недостатке открытой информации от производителей турбин об устройстве и составе материалов устаревших моделей. Blade-Make призывает индустрию к прозрачности, ведь чем больше данных, тем проще давать отходам новую жизнь, создавая истории, а не свалки. Это лишь начало ветра перемен, который может перевернуть наше представление о строительстве и ответственном потреблении ресурсов. Подпишитесь на @dwellercity

Динамика развития архитектурного стиля Санкт-Петербурга в массовой застройке с 1970-х годов до 2000

📊 Советский период (1970–1980-е): типизация и кризис идентичности

В 1970-х годах массовая застройка Санкт-Петербурга (тогда Ленинграда) характеризовалась доминированием типовых проектов, ориентированных на быстрое решение жилищного вопроса. Строились преимущественно панельные дома серий 1-ЛГ-600 и подобные, которые отличались экономичностью, но однообразием и низким качеством материалов. К 1980-м годам эта тенденция усугубилась: архитектура погрузилась в кризис, выражавшийся в безликости районов массовой застройки (например, Купчино, Гражданка), где преобладали функциональность в ущерб эстетике. Однако в этот же период начались попытки обращения к историческому наследию — например, реставрация кварталов в центре города и создание пешеходных зон, таких как Арбат в Москве, что отчасти повлияло и на ленинградскую практику . Несмотря на это, основным вызовом оставалась социальная направленность строительства, где приоритет отводился количеству квадратных метров, а не архитектурной выразительности.

🔄 Переходный период (1990-е): упадок и первые рыночные влияния

Распад СССР в 1991 году привел к резкому сокращению государственного финансирования строительства, что усугубило упадок массовой застройки. В 1990-е годы Петербург столкнулся с экономическим кризисом, что отразилось на архитектуре: исторический центр пришел в запустение, а новые проекты были редкими и точечными. Преобладала уплотнительная застройка, при которой новые дома встраивались в существующие кварталы, эксплуатируя советскую инфраструктуру, но часто без комплексного планирования . В то же время начали формироваться предпосылки для будущих изменений: появление частных девелоперов, первых экспериментов с евроремонтом и спрос на элитное жилье. Однако стилистически это десятилетие осталось периодом стагнации, где доминировали советские типовые решения, а инновации ограничивались единичными проектами, такими как реконструкция зданий под бизнес-центры или казино .

🏗️ Зарождение нового подхода (конец 1990-х – 2000): предвестие комплексного развития

К концу 1990-х годов в градостроительной политике наметился сдвиг: власти и девелоперы начали осознавать недостатки уплотнительной застройки и необходимость перехода к масштабным проектам. Зародилась концепция комплексного освоения территорий (КОТ), которая позже станет основой для развития в 2000-х годах. Хотя в 1990-е такие проекты еще не реализовывались массово, именно в этот период были заложены правовые и экономические предпосылки для них — например, приватизация земли и появление крупных инвесторов . Стилистически архитектура оставалась эклектичной: в жилом строительстве преобладали типовые панельные дома, но в единичных случаях появлялись здания с элементами постмодернизма и неоклассики, пытавшиеся адаптировать исторические формы к современности. Этот этап можно считать переходным, когда город искал путь от советской унификации к будущему разнообразию, основанному на рыночных принципах и интеграции в мировую архитектурную практику . Подпишитесь на @dwellercity

Юрий Константинович Митюрев, занимавший пост главного архитектора Санкт-Петербурга с 2008 по 2013 год, оставил значительный след в градостроительной политике города. В этот период он курировал масштабные проекты, сочетавшие современные урбанистические тенденции с сохранением исторического контекста. Одним из ключевых объектов стала «Балтийская жемчужина» — многофункциональный комплекс, разработанный с участием международных бюро (ARUP & OMA, HOK, SWECO) и включивший жилые кварталы, деловые центры и социальную инфраструктуру . Митюрев также руководил созданием памятника военным медикам на площади Военных Медиков, выполненного в виде гранитного павильона с бронзовыми композициями, который увековечил подвиги медиков в годы блокады Ленинграда . Среди его работ — жилые комплексы, такие как «Живой родник» на проспекте Энгельса, где был органично интегрирован природный ландшафт с родниковым озером , и здание офиса «Лукойл» на Аптекарской набережной . Его деятельность пришлась на подготовку города к международным событиям, что требовало баланса между инновациями и сохранением архитектурной идентичности.

На посту главного архитектора Митюрев проявил себя как принципиальный сторонник коррекции коммерческих проектов, нарушавших исторический облик города. Например, он добился уменьшения площади торгового центра на Стремянной улице, где были срезаны выходящие за красную линию бетонные консоли, и скорректировал визуальное восприятие «Невского центра» на Невском проспекте через затемнение крыши и добавление декоративных элементов . Его подход сочетал функциональность, эстетику и уважение к наследию, что отразилось в проектах жилых комплексов на Боткинской улице и улице Одоевского, хотя некоторые из них вызвали общественные споры . После ухода с должности в 2014 году Митюрев продолжил влияние на архитектурную среду Петербурга через преподавание и работу в объединениях архитекторов. Его наследие включает не только реализованные объекты, но и системные изменения в градостроительном регулировании. #СтроителиПетербурга
Подпишитесь на @dwellercity

Бетонный идеал: битва за совершенство на американской стройплощадке (пост о подходах)

Замысел архитектора Тадао Андо был точен и возвышен: стены вестибюля Музея современного искусства в Форт-Уэрте должны были стать монументальными полированными зеркалами из бетона, превращающими утилитарный материал в высшую форму роскоши. Однако реальность оказалась грубее: вместо идеально гладкой поверхности подрядчики предложили пеструю стену с тревожной текстурой, непригодную для шедевров, которые должны были на ней висеть. Оскорбительный бетон был снесен, и лишь со второй попытки, используя метод медленной вибрации, чтобы смесь осела «как тесто для шоколадного торта без муки», рабочие смогли достичь желаемого архитектором качества, которое один из подрядчиков описал так: «вибрировать, пока не станет похоже на масло».

Репутация Андо за скрупулезное perfectionism была настолько пугающей, что около 50 подрядчиков отказались даже участвовать в тендере, предвидя неизбежный конфликт. Архитектор настаивал, что на карту поставлен не его личный перфекционизм, а желание самого клиента получить «тот самый идеальный бетон Тадао Андо». Этот случай высветил системную проблему: США заработали репутацию страны, которая мирится с небрежными швами, неточными измерениями и устаревшими стандартами, предпочитая скорость и стоимость уникальности и мастерству.

В ответ на вызовы многие знаменитые архитекторы стали прибегать к творческим и дорогостоящим стратегиям. Ренцо Пиано на всех своих американских проектах строит полноразмерные макеты из тех же материалов, чтобы обучить местных рабочих необходимым навыкам, что может стоить до $750 000. Другие, как Раймунд Абрахам, предпочитают вовсе изготавливать сложные элементы, like фасад Австрийского культурного форума, в Европе, а затем доставлять их готовыми, не веря в возможности американских производителей.

Однако есть и примеры успешного преодоления разрыва в стандартах. Для музея в Нью-Йорке японец Ёсио Танигути, чьи проекты в Японии безупречны до «стыда всей нации», разработал хитроумную регулируемую подконструкцию. Она позволяла нивелировать ошибки монтажа, не снижая финального качества. Это был мудрый компромисс, доказавший, что диалог и адаптация могут привести к выдающемуся результату даже в условиях иной строительной культуры.

А строят ли сейчас шедевры у нас? Подпишитесь на @dwellercity

#АрхитекторыПетербурга 5. Владимир Попов (род. 1960)

Владимир Попов, современный архитектор, стал ключевой фигурой в постсоветском развитии Петербурга, сочетая исторические отсылки с авангардными техниками. Его проекты, такие как реконструкция исторических зданий и новые коммерческие комплексы, демонстрируют чуткость к городскому контексту, одновременно внедряя современные элементы. Например, его работа над многофункциональными комплексами в центре города делает упор на сохранение фасадов с современными интерьерами, балансируя между прошлым и будущим.

Философия Попова, как отражено в его лекциях и интервью, подчёркивает важность "диалога" с существующей застройкой, что перекликается с принципами, обсуждаемыми в контексте Баженова. Он активно использует цифровые инструменты и устойчивые материалы, позиционируя Петербург в глобальном архитектурном дискурсе. Его проекты, такие как Лахта Центр (хотя и не его единоличная работа), показывают приверженность инновациям, которые уважают исторический силуэт города.

В эпоху глобализации Попов представляет новое поколение архитекторов, которые решают challenges урбанизации и климатических изменений. Его лидерство в архитектурном сообществе помогает формировать Петербург как город, который чтит своё наследие, но принимает будущее, делая его актуальным для XXI века. Подпишитесь на @dwellercity

​На оживлённой трассе в Фейетвилле, штат Арканзас, среди типичных американских пригородов с их бескрайними парковками и безликими коробками магазинов, высится нечто поразительное — Центр Энтони Тимберлендс. Это здание, напоминающее группу амбаров, столкнувшихся на полной скорости, с его ломаными скатами крыши и шестиэтажным стеклянным фасадом, является одним из самых значительных архитектурных проектов Северной Америки. За этим впечатляющим фасадом скрывается будущее экологичного строительства: внутри танцуют роботизированные руки, а по цеху перемещаются массивные деревянные конструкции, собранные без единого гвоздя, демонстрируя все возможности современной работы с деревом — от резьбы и плетения до ламинирования.

Созданный дублинским бюро Grafton (лауреатом Притцкеровской премии) для школы архитектуры Университета Арканзаса, этот центр — смелый эксперимент. Изначально задуманный как «паутина из палочек», в реальности проект преобразился: вместо хрупких конструкций выросли мощные колонны из клееного бруса и массивные балки, способные выдержать вес пятитонного крана. Пространство приобрело героический, почти римский масштаб, словно логика бетонных конструкций была перенесена на склеенные стволы деревьев. Философия здания — в неразрывной связи мысли и действия: из мастерской студенты видят студии, а мебель, спроектированная и собранная самими учащимися, является частью учебного процесса.

Этот проект — больше чем просто здание; это манифест. Декан Питер МакКейт видит в нем возможность перезапустить лесную промышленность штата, 60% территории которого покрыто лесами, и перейти от производства бумаги и пиломатериалов к инновациям в области массового деревянного строительства. Несмотря на иронию — основная часть древесины была импортирована из Австрии, — Центр стал катализатором для перемен. Школа уже ведет работу над доступным жильем из дерева и экспериментами с 3D-печатью из опилок, надеясь, что это смелое сооружение вдохновит целый регион и станет учителем для будущих поколений архитекторов. Подпишитесь на @dwellercity

Когда остались строительные материалы после ремонта и ты перешел к изготовлению из них мебели. Ценные советы от @dwellercity

​Киноиндустрия столкнулась с любопытным парадоксом: алгоритмы Netflix, созданные для идеального удовлетворения запросов зрителей, породили феномен «фильмов-алгоритмов» — безликих, шаблонных продуктов, которые пытаются понравиться всем и в результате не запоминаются никому. Яркий пример — провальный фантастический блокбастер «The Electric State» (2025), бюджет которого составил астрономические $320 млн. Несмотря на звёздный состав (Милли Бобби Браун, Крис Пратт) и впечатляющий визуал, картина быстро покинула топ-просмотров Netflix, став символом «мокбастеров» — фильмов, имитирующих успешные франшизы, но лишённых оригинальности. Такие ленты, как «The Gray Man» или «Red Notice», часто снимаются режиссёрами вроде братьев Руссо, которые виртуозно работают с формулами, но не с искусством. Их особенности — упрощённый сюжет, обилие экспозиции (чтобы зритель мог следить за действием, даже отвлекаясь на смартфон), безопасная эстетика и кастинг «звёзд второго эшелона» вроде Райана Рейнольдса или Дуэйна Джонсона .

За этим стоит философия «второго экрана»: Netflix сознательно создаёт контент, который можно смотреть фоново, не погружаясь глубоко. Сценаристам даже рекомендуют делать диалоги максимально поясняющими («пусть персонаж вслух объявит, что он делает»), а операторам — использовать плоское освещение и сдержанный контраст, чтобы изображение хорошо смотрелось на любом устройстве, от VR-очков до потрёпанного телефона. Как отмечает экс-глава Amazon Original Movies Тед Хоуп, такой подход ведёт к опасной тенденции: вместо того, чтобы бросать вызов зрителю, платформы потакают его привычкам, создавая замкнутый круг «приятного, но бесполезного» потребления. Netflix, с его 301 млн подписчиков, стал монолитом в индустрии, и его модель диктует правила игры — даже если официально компания отрицает, что полностью полагается на данные при создании контента. Сооснователь Рид Хастингс однажды заявил, что решения принимаются на «70% интуиции и 30% данных», но многие инсайдеры уверены: алгоритм незримо влияет на всё — от greenlight-процесса до монтажа .

Однако будущее может быть ещё более алгоритмическим: Netflix уже экспериментирует с ИИ для генерации изображений (как в «The Electric State») и персонализированных трейлеров. Патенты платформы включают инструменты для автоматизации сценарного анализа, сторибординга и даже симуляции эмоций зрителей. Ирония в том, что стремление к гиперперсонализации контента ведёт к его полной обезличенности. Как заметил один из создателей рекомендательной системы Netflix Тодд Еллин, алгоритмы полезны, когда подсказывают, что посмотреть, но становятся душителями креативности, если начинают диктовать, что создавать. В итоге мы получаем бесконечный поток «достаточно хороших» бургеров вместо рискованных шедевров — и хотя Netflix выигрывает в количестве подписок, кино как искусство проигрывает . Подпишитесь на @dwellercity

​#МнениеЭксперта  Ключевой тренд, наблюдаемый сегодня на петербургском рынке недвижимости, — это стирание ценовой грани между первичкой и качественной вторичкой. Квартиры в домах, построенных после 2010 года, достигли паритета с новостройками, что сигнализирует о зрелости рынка и изменении потребительских предпочтений. Покупатель более не готов платить премию исключительно за статус «нового дома», если может получить аналогичное по комфорту жилье в уже обжитом районе с развитой инфраструктурой. Это заставляет девелоперов первичного рынка все активнее compete не ценой, а дополнительными опциями — ипотечными каникулами, отделкой и программами лояльности.
 
В то же время классическая «вторичка» (дома до 2010 года постройки) остается в совершенно иной ценовой лиге, демонстрируя дисконт в 20% и более. Эта ценовая пропасть будет лишь углубляться, так как она отражает фундаментальное различие в качестве жизни. Спрос смещается в сторону современных планировок, энергоэффективности, благоустроенных дворов и современных инженерных решений. Следовательно, старый жилфонд будет все сильнее проигрывать в конкуренции, а его стоимость — стагнировать или расти минимально на фоне инфляции, если только речь не идет о домах в премиальных локациях с видом на исторический центр.
 
Сегмент переуступок, выступающий в роли гибридного игрока, демонстрирует предельно рыночное поведение. Его 5-10% дисконт к ценам застройщика — это прямая плата за риск (возможные обременения, необходимость юридической экспертизы) и отсутствие доступа к «длинным» рассрочкам от девелопера. Его устойчивость будет напрямую зависеть от финансового состояния застройщиков и процентных ставок по ипотеке. Ужесточение условий на рынке кредитования или новые волны проблем у девелоперов могут сделать переуступки более массовым и привлекательным явлением, так как срочность продаж со стороны инвесторов будет повышать величину дисконта.
 
Прогноз развития событий выглядит так: рынок продолжит структурное разделение. «Новая вторичка» и первичный рынок сольются в единый премиальный сегмент качества, где конкуренция будет вестись за счет условий покупки, а не квадратных метров. Ключевым драйвером для него станет не цена, а удобство сделки и эксклюзивность предложения. Классическая вторичка останется нишей для бюджетных покупателей, не готовых переплачивать за комфорт, и для инвесторов, нацеленных на арендный бизнес с высокой доходностью. Ее цена будет расти лишь номинально, а ликвидность постепенно снижаться. В этой ситуации основным инструментом конкуренции для старого фонда станет агрессивное ценовое демпингование, что мы уже и наблюдаем в виде 12-процентного разрыва со средними ценами первички. Подпишитесь на @dwellercity

​Еще в начале года нам казалось, что популяризация конуры как «своего жилья» - это где-то там, далеко, на загнивающем Западе и неразвитом Востоке. Ошибались, к сожалению.

Адаптация сознания: как реклама формирует новые нормы жилой площади в условиях рыночной нереальности

В современном урбанистическом дискурсе всё активнее продвигается идея микроскопического жилья как вынужденной нормы для мегаполисов, причём ключевую роль в этом играет реклама, использующая психологические механизмы адаптации. На примере Гонконга, где квартиры площадью 4–5 м² становятся массовым явлением, видно, как маркетинг формирует восприятие таких пространств как приемлемых и даже инновационных. Рекламные кампании акцентируют внимание на «уютной компактности», «функциональности» и «доступности», маскируя проблему катастрофического дефицита жилья. Например, в материалах о микроквартирах Шанхая и Гонконга подчёркивается, что даже на 5 м² можно разместить всё необходимое — кровать-антресоль, мини-кухню и санузел, — что создаёт иллюзию комфорта . Такие сообщения, часто подаваемые через призму «осознанного потребления» или «урбанистического тренда», воздействуют на аффективный компонент психики, вызывая эмоции интереса или даже одобрения, несмотря на очевидную социальную проблему. Это позволяет застройщикам и властям перекладывать ответственность с системных недостатков на индивидуальный выбор потребителя, якобы добровольно opting for «эффективное использование пространства».

Нереальность цен на жилье в таких регионах, как Гонконг, усугубляет ситуацию, делая микроквартиры единственным «доступным» вариантом, а реклама умело играет на этом, используя когнитивные искажения и социальные триггеры. Средняя стоимость квартиры в Гонконге превышает $1,3 млн, при этом минимальная заработная плата составляет лишь $4,82 в час, что автоматически переводит жильё в категорию недостижимой роскоши для большинства . Рекламные сообщения, однако, подают покупку микроквартир как «разумную инвестицию» или «первый шаг на рынке недвижимости», апеллируя к эффекту FOMO (страх упустить выгоду) и социальному конформизму — например, через нарративы типа «все уже переходят на компактное жильё» . Более того, в России, хотя цены и ниже гонконгских, также наблюдается тенденция к сокращению метража: в Москве появляются студии по 7,6 м², а средняя стоимость квадратного метра в новостройках достигает 363 тыс. рублей, что вынуждает людей рассматривать аналогичные варианты . Реклама усиливает эту динамику, нормализуя высокие цены через сравнения с «мировыми трендами» и создавая иллюзию, что такие условия — неизбежная плата за жизнь в престижном мегаполисе.

Долгосрочные последствия такой нормализации заключаются не только в ухудшении качества жизни, но и в глубоком психологическом воздействии, которое реклама маскирует под позитивные изменения. Исследования психологии рекламы показывают, что повторяющиеся сообщения способны менять поведенческие установки, заставляя людей принимать снижение стандартов как данность . В Гонконге жители микроквартир часто испытывают стресс, чувство подавленности и даже суицидальные мысли из-за отсутствия персонального пространства, но реклама продолжает эксплуатировать образы «успешного молодого профессионала», для которого ваше место работы важнее метража . Это регулятивный компонент воздействия: реклама не просто информирует, а принуждает к определённому поведению, используя механизмы социального доказательства и срочности . Таким образом, задача общества — противостоять этой манипуляции, требуя от властей решения жилищных проблем через строительство доступного жилья, а не адаптации к антигуманным условиям. Как показывает опыт Гонконга, без системных изменений такая «норма» лишь углубляет социальное неравенство, делая полноценное жильё привилегией элит. Подпишитесь на @dwellercity

​Вернувшись после восьми лет учёбы в Австралии, эмиратский фотограф Хусейн АльМусави не узнал свою страну. На месте знакомых с детства зданий выросли сверкающие небоскрёбы. Но его сердцу были дороги не эти международные иконы, а незаметные, скромные постройки 70-80-х годов, зажатые между новыми магистралями. Именно они были тканью его настоящего дома. Это пробудило в нём желание понять городской контекст ОАЭ и заново представить город таким, каким он был в эпоху его детства. Так начался его проект — масштабная фотосъёмка фасадов зданий, которые он называет их «лицами», чтобы запечатлеть исчезающую архитектурную идентичность нации.

Его смелые, геометричные работы, снятые телеобъективом, вырывают фасады из контекста, подчёркивая их уникальный характер. Этот стиль, по словам архитекторов, является «гибридным»: в 70-80-е годы западный модернизм здесь смешался с климатическими решениями и исламскими мотивами, породив уникальную эстетику аравийского модерна. Многие из этих зданий, не считавшиеся ценными, уже снесены, но сегодня отношение к ним меняется. Власти начинают программу по сохранению архитектурного наследия той эпохи, понимая, что их историческая ценность теперь важнее экономической выгоды от земли под ними.

Для АльМусави этот проект — глубоко личный ностальгический акт, который находит отклик у тысяч людей. Его цель — создать интерактивный архив, собрав снимки около 2000 зданий, чтобы каждый мог заново открыть для себя историю родного города, поделиться своими фотографиями и воспоминаниями. Он надеется вдохновить людей по-новому взглянуть на привычный городской пейзаж и увидеть те истории, что скрываются между строк бетона и стекла. Подпишитесь на @dwellercity