О, разумеется, в Москве конца шестидесятых можно было найти представителей какой угодно школы. Неосюрреалисты? Пожалуйста. Брусиловский, эстонец Юло Соостер, Володя Янкилевский, Юра Соболев. Поп-артисты? (Позднее они стали именовать себя более современно — «концептуалисты».) Загляните в мастерскую к Илье Кабакову на Сретенке, или спуститесь к Чистым прудам в мастерскую Эрика Булатова, или зайдите в подвал к Вите Пивоварову. Однако бородатых, разнузданно-страстных экспрессионистов все же было куда больше.

Наш передовой, свежеприбывший из провинции поэт, как мы уже упоминали, стал на сторону самых передовых школ — сюрреализма и поп-арта, и если дружил с представителями других течений, с Игорем Ворошиловым и «дедом» Кропивницким, то лишь следуя личной приязни, а не культурно-идеологическим расчетам.

Как и полагается, художественные течения враждовали. И враждовали между собой представители одного и того же течения. Вся эта орава — сотни художников, плюс многие сотни поэтов и куда меньшее количество прозаиков, плюс толпа обожателей (на западной стороне глобуса они назывались бы «группи») образовывали контркультуру, связанную, однако, с официальной культурой множеством нитей. Поп-артист Кабаков, например, уже тогда был вполне обеспеченным человеком, делая деньги иллюстрированием книг для детей. Сюрреалисты — Брусиловский, Соболев и Соостер — делали свои деньги иллюстрацией книг, работой в мультипликационном кино и в передовом журнале «Знание — сила». Как теплое тесто, вздымалась, взбухала контркультура, чтобы, достигнув высшей точки разбухания, в конце шестидесятых годов (именно когда прибыл в Москву наш герой), резко опасть уже в начале семидесятых… А дальше… Хотя «дальше» и находится за пределами нашего повествования, сообщим, что дальше случилось ужасное. Основные бродильные элементы, заставлявшие тесто вздыматься (как бы «дрожжи»), получили возможность удалиться на западный бок глобуса, часть бродильных элементов была адаптирована официальной культурой, и московское советское тесто контркультуры провалилось, опало и уже много лет находится в таком состоянии. Подымется ли оно опять когда-либо?

Эдуард Лимонов, "Москва майская"

Настоящий дежурный электрик свой первый стакан должен был добыть в бою спиздить из столовой.

Спирт в трехлитровой банке — шило. Почему-то никто, кроме тех, кто служил на флоте, не знает, что спирт это шило. С этим знанием поговорка "сменял шило на мыло" становится вполне логичной.

Вместо стакана у меня крышка от промежуточного реле, что-то типа РП-250. Двенадцать чебуреков. За чебуреками меня послали в столовую. Увидев Тётю Таню, возвышавшуюся над тесной кабинкой кассы как горный массив, спиздить стакан я побоялся.

Каждую смену в те благословенные времена нам полагался один талон на поллитра молока. Пачку молочных таллонов я сменял на чебуреки. "Хорош жрать, это закуска". Потом, ночью, на вопрос "Оружие, наркотики, колюще-режущие предметы есть?" я почему-то ответил что есть, и протянул пакет. Меня повалили на снег, прижали коленом к тротуару, скрутили руки, а пакет отпнули в сторону.

Спирт необходимо разбавить один к одному. В одной бутылке вода, в другой спирт, в третьей результат. Нужно подождать, пока произойдет "реакция": молекулярные кристаллические решетки спирта и воды взаимопроникнут друг друга и слегка нагреются. Через час все уже забыли, в какой бутылке что и запивали водку спиртом.
"Что скажешь?"— говорил старший электрик, глядя в пол.
"Ничего" — говорил я.
"Настоящему мужчине всегда есть что сказать" — отвечал на это старший электрик и тянулся к банке.

Когда собирались домой, токарь вспомнил, что по дороге нужно зайти к какому-то родственнику, который обещал ему коровьи ноги на холодец.

"Забери чебуреки с собой", — отдал приказание старший электрик. Он весил килограммов сто пятьдесят. Мы тащили его волоком по снегу до третьей общаги, где он жил с женой и дочкой. На входе охранник нас долго не пропускал.

Пакет с коровьими ногами был найден в ночной разливайке через два дня, перед самым Новым 2001-м Годом.

Из дежурной части меня выпустили под утро, я получил под подпись шнурки, ремень, ключи от дома, зажигалку и черный пакет, в котором лежали двенадцать надкусанных чебуреков. Я ел их весь следующий день.

Свой первый боевой стакан я добыл через год.

союз и правда оказался нерушимый — его не смогли ни победить, ни правильно упразднить 🤣🤣🤣

что-то очень похожее на безысходность 😔
#лабни

В книге "О назначении человека. Опыт парадоксальной этики" Н.А. Бердяев подчёркивал, что вопрос о преодолении ада есть вопрос об ответственности праведников за грешников, вопрос о мере и силе их любви, о высоте их собственного нравственного сознания:

"Рай невозможен для меня, если близкие мои, родные мне или даже просто люди, с которыми мне приходилось быть вместе в жизни, будут в аду, если в аду будут Бёме, как "еретик", Ницше, как "антихрист", Гёте, как язычник, и грешный Пушкин. Те католики, которые в своей теологии шага ступить не могут без Аристотеля, готовы со спокойной совестью допустить, что Аристотель, как не христианин, горит в адском огне. Вот это стало для нас невозможным, и эта невозможность есть великий успех нравственного сознания. Уж если я столь многим обязан Аристотелю или Ницше, то я должен разделить их судьбу, взять на себя их муку, должен освободить их из ада. Нравственное сознание началось с Божьего вопроса: "Каин, где брат твой Авель?". Оно кончится другим Божьим вопросом: "Авель, где брат твой Каин?"".

Анастасия Гачева
"Русский космизм в идеях и лицах"

#космизм