Да обретут мои уста первоначальную немоту

Мандельштам

Еду любоваться цветением сакуры, сильно опаздываю на встречу. Таксист ругается на другого водителя:
— Ну что он встал, дурак! У нас сакура отцветает, а он стоит тут на перекрестке и думает.

Благо влечет за собой зло, зло — благо, и где конец этому?

Дао дэ цзин, глава 58

То есть выражение ҳазтагылоу аамҭа указывает на прямо сейчас разворачивающееся бытие, но так как время в своем развороте неощутимо, а мы существуем только в каждом отдельном моменте времени, справедливо, что мы в этом времени стоим. Или дальше — мы стоим вопреки разворачиванию.
Мамардашвили говорил, что «точка, в которой мы находимся — это непроходимая точка». Выходит, что при всей необратимости течения времени, оно обречено на стояние. Читала у Липавского (в «Исследовании ужаса», кстати) что-то в духе: «Вы попали в стоячую воду…» — то есть движение времени потеряло направленность и замкнулось. Чем не точное описание абхазского ҳазтагылоу аамҭа?

Мое сердце было далеко, хотя и билось близко.

Фернандо Пессоа

У Симоны Вейль длительное сосредоточение ума — духовный труд, сродни молитве. Вчера была на концерте Варвары Мягковой и снова подумала об этом. Исполнение Варвары (особенно когда она играет Баха или Шумана) требует не просто внимания, а внутреннего соучастия — почти исповедального. Это труд, в котором, не побоюсь, есть что-то искупительное.

«Какая мне разница, под солнцем или под дождем, телесно или душевно, что и я пройду? Никакой разницы, за исключение надежды на то, что все есть ничто, а значит, и ничто есть все».

Роберт Уинтроп Чанлер, «Леопард и олень», 1912 год.

я рад, что буддизм даёт совершенно рабочий метод избавления от страдний. В этом я совершенно убеждён.
не рад я тому, что буддизм не даёт мне обоснования того, ради чего мне избавляться от страданий. В этом меня ещё не убедил никто.

«Если никогда не пойдешь в лес, с тобой никогда ничего не случится и твоя жизнь не начнется».

Не стало Алексея Гогуа — одного из важнейших авторов абхазской литературы XX века.

Его главный труд, роман «Асду» («Большой снег»), опубликованный в 1977 году, стал прорывом для абхазского языка и культуры, находившихся в 1970-е годы под угрозой вытеснения. Этот философский роман не имел аналогов в абхазской литературе по глубине размышлений и объему.

Гогуа поднял важнейшие темы для абхазского общества: память, связь с землей и родом. Его книга перевернула представление о литературе на абхазском языке и открыла новые горизонты.

С уходом Гогуа завершилась эпоха. Он стал основоположником абхазской прозы нового времени, а «Асду» — неотъемлемой частью литературы для каждого, кто считает себя абхазом.