Telegram Web Link
Главный «частный» вопрос, когда обсуждаешь прогресс в любой аудитории – чему и где учить детей. В логике, мы то ИИ этот ваш переживем, а детей очень жалко. На самом деле, уже сделаны и опубликованы не только прогнозы и стратегии, но и реализуются в том числе и у нас программы по трансформации образования в связи с технологическим переходом.

1. Мировой рынок труда демонстрирует все более явное предпочтение специалистам с конкретными практическими навыками, особенно в технических областях. Согласно World Economic Forum, 14 из 15 наиболее быстро растущих специальностей к 2030 году будут «техническими». McKinsey предполагает увеличение запроса на технических специалистов на четверть к 2030 году по сравнению с 2020. Спрос определяет предложение. Опять же McKinsey: выпускники технических и инженерных специальностей зарабатывают, изначально опережая выпускников других направлений и одновременно имеют самый большой рост зарплат на протяжении карьеры. Это означает, что инвестиции в техническое образование не только приносят быструю отдачу, но и обеспечивают рост на протяжении всей профессиональной жизни.

2. Идет глобальное перераспределение предпочтений студентов. БОльшая доля молодежи в развитых странах сегодня получают практико-ориентированные специальности в ущерб гуманитарным, педагогическим и «офисным» профессиям. Особенно показателен опыт стран с развитой дуальной системой образования типа Германии, скажем. В этих странах профессиональное обучение имеет достаточно высокий социальный престиж, и более половины шволькников выбирают профессионально-техническое образование вместо университетского. Стартовый разрыв в доходах между выпускниками профессиональных учебных заведений и университетов радикально сокращается, что еще раз подтверждает экономическую целесообразность подхода.

3. Что у нас? Москва, будучи глобальным мегаполисом, работает в русле мировых тенденций. Новость последних недель: увеличение числа бюджетных мест в технических и профессиональных учебных заведениях до 37 тысяч для выпускников 9 классов. 95% выпускников московских колледжей находят работу по выбранной специальности. В большинстве отраслей выпускники колледжей опережают выпускников вузов по показателям трудоустройства. Плюс колледжи освоили гибкие образовательные траектории, пока не доступные более консервативной системе высшего образования. Колледжи дают возможность освоения 2-3 профессий за время обучения, что естественно повышает конкурентоспособность выпускников.

4. При этом колледж рассматривается не как тупиковый путь, а как альтернативная дорога к высшему образованию, с возможностью поступления в вуз по внутренним экзаменам. Речь идет не о принижении роли высшего образования как такового, а о переосмыслении образовательных траекторий. Практическое профессиональное образование сегодня — это не "запасной вариант" для тех, кто не смог поступить в вуз или «путь троечника», а я бы сказал прагматичная личная стратегия, к тому же открывающая дорогу к хорошему уровню стартовой позиции при первом найме. Москва, следуя глобальным тенденциям, создает образовательную экосистему, в которой каждый молодой человек может сделать информированный выбор, учитывающий реальные перспективы трудоустройства и профессионального развития. Предоставляет возможности учиться на бюджете в той области, где будет нужен профессионал данной специальности. А не пополнять армию продавцов в салоне сотовой связи с ВО со специальностью «менеджмент».

5. Возвращаясь к глобальному ландшафту. Переориентация образовательной системы на технические специальности происходит на фоне трансформации социальной структуры. Средний класс сжимается. Доля упала с 61% до 51% в США и с 65% до 53% в Германии за четверть века. Это сопровождается смещением внутренней структуры среднего класса в сторону технических профессий. Глобальный тренд - возникновение нового "ремесленного среднего класса", состоящего из высококвалифицированных рабочих с доходом выше среднего. Их заработная плата в развитых странах выросла больше чем на 40% за 10 лет, что разгромно опережает офисных работников.
Занялся тут "экзистенциальной угрозой" как термином вообще и системообразующим мемом западной политики последних лет "Россия – экзистенциальный враг".

1⃣ Термин введен философом Бостромом 25 лет назад в статье "Экзистенциальные риски: анализ сценариев человеческого вымирания". "По Бострому" - это набор рисков, реализация которых может либо уничтожить человечество, либо необратимо ограничить его потенциал. Глобальные катастрофы: ядерная война, столкновение с астероидом, катастрофические изменения климата, неконтролируемое развитие ИИ. В схожей логике двигались США после 11 сентября. Да – террор был "угрозой образу жизни", но словосочетание "экзистенциальная угроза" применялось узко и редко – по поводу наличия у террористов оружия массового поражения. В Холодную же войну терминология была иной: "смертельная угроза", "тотальная угроза", "угроза выживанию".

2⃣ За последние 10-15 лет - кардинальный сдвиг. Из инструмента, призванного объединить человечество перед лицом общих угроз, он превратился в элемент геополитической риторики, направленной на создание образа врага. "Угроз" у человечества много – и ковид, и глобальное потепление, и иранская ядерная программа, но после пандемии 3/4 упоминаний слова "экзистенциальная угроза" связаны с Россией.

3⃣ Одна из причин высокой эффективности риторики "экзистенциальной угрозы" -  способность задействовать базовые психологические механизмы. В общественном дискурсе появляется угроза выживанию и активируется древний биологический рефлекс "бей или беги". Это мобилизует не только индивидуальное внимание, но и формирует коллективные паттерны поведения: сплочение вокруг лидера, подавление инакомыслия, рост терпимости к ограничению свобод.

4⃣ Отдельный фактор – цифровая трансформация. В условиях рассеянного внимания и избытка информации использование "продающего страх" понятия становится просто необходимым. Обычные политические нарративы тупо не могут пробиться через информационный шум. "Сущностный" характер угрозы активирует инстинкты выживания, заставляя мозг перераспределять внимание в пользу потенциально жизненно важной информации.

5⃣ Риторика "угрозы выживанию" прекрасно вписывается в логику цифровой экономики внимания. Видеоролики, мемы, твиты, короткие заявления, апеллирующие к экзистенциальному страху, имеют высокий охват и вовлеченность. Это превращает политическую риторику в вирусный контент, подчинённый законам информрынка, а не рациональной аргументации. Россия изображается как "медведь за дверью", "черная дыра", "радиоактивная угроза" — образы, провоцирующие тревогу и чувство неминуемой опасности. Но, чтобы "держать планку" общественного напряжения на должном уровне, неизбежно приходится поднимать уровень риторики. Так "угроза безопасности" в 2022 стала "угрозой ценностям" в 2023 и наконец превратилась в "угрозу неизбежного нападения" в 2024-2025.

6⃣ Дальше – больше. Враг абстрактный – "медведь за дверью" - неизбежно должен обрести плоть. Карикатура карикатурой, но пугать нужно чем-то "вещественным". Так появляется "враг конкретный" - русский человек, который получает визу, покупает недвижимость, позволяет себе пользоваться национальными СМИ за пределами своих границ и так далее. Кая Каллас: "Мы не можем игнорировать тот факт, что граждане России живут в наших странах. Это создает экзистенциальные риски для наших демократий".

7⃣ Есть побочный эффект. Слишком часто применяемая формула обесценивается.
"Экзистенциальная угроза" — это уже не категория страха. Это жанр, в котором рассказывают новости, делают рекламу и оформляют тревожность. Угроза стала риторическим приемом, все более и более затирающимся. А значит — перестала быть шоком. Нечто подобное произошло со "штаммами ковида", которые перестали пугать в какой-то момент.

Если продолжать "продавать" российскую военную угрозу как экзистенциальную – надо радикально взвинтить ставки. Сделать в практическом поле что-то ужасающее, буквально "взорвать ядерную бомбу" хорошо бы не в прямом смысле. Или приступить к предпродажной подготовке и выводу на рынок новой "экзистенциальной угрозы". Китай, Трамп – выбор в принципе есть.
СМИ обошла цитата главного по научно-техническому прогрессу в Белом Доме Кратсиоса, мол, у Штатов есть технологии управления пространством и временем. Полез смотреть в каком контексте это он выдал – юмор или серьезная метафора и зачитался. Речь на самом деле замечательная.

1️⃣ Политическая воля как двигатель прогресса
"Золотая эра возможна только, если мы выберем её". "Саморазвивающийся прогресс" – миф. Будущее создаётся не природой или случаем, а системой решений. Прежде всего политических решений. Прогресс —результат политической воли, институциональной архитектуры и общественных приоритетов. Именно на этом уровне формируется "технологическая траектория": выбирается, куда идут государственные инвестиции, как формируется регуляторная среда, какие технологии поддерживаются, а какие — игнорируются или блокируются. Это не технологический или научный, а глубоко политический процесс.

Из этого очевидно следует, что…
2️⃣ Стагнация также следствие политических решений

Визуальные образы, приведённые в речи — "забытая" Луна, уход "Конкорда" и сверхзвука вообще из гражданской авиации, застой в ядерной энергетике, которая "обещала практически бесплатное неограниченное электричество" в 60-е и не выполнила обещание. Что пошло не так? Не "сложности", не "естественные пределы", а регуляторное удушение.
70-е годы дали старт целой эпохе предосторожностей: экология, безопасность, согласования. Получился "самозакручивающий механизм", в котором любое усложнение регуляции только прибавляется, но никогда не пересматривается. Именно институциональные барьеры, а не недостаток идей, тормозят энергетику, транспорт, стройку. Тормозят рост.
В результате образовалось искусственное и неправильное противопоставление…

3️⃣ …Экономика технологий vs Экономика долга

Можно увеличивать богатство и развиваться, но развитое человечество приняло решение устроить бюрократический ад, а чтобы жить "брать в долг у будущих поколений". Мы можем либо инвестировать в то, что увеличивает производительность — в новые материалы, энергию, транспорт, — либо покрывать стагнацию с помощью внешнего заимствования и дешёвого труда. Мигранты, Китай и ЮВАО – все это зло. Вместо того, чтобы делать больше с помощью инноваций, развитые страны решают проблемы за счёт долгов и системы внешних зависимостей.

4️⃣ Геополитика технологий: защита как стратегия лидерства
Отдельный блок про зависимость от Китая, ведь лидерство — не только вопрос инноваций, но и вопрос защиты. Технологии стали геополитическим активом, и задача правительства — не только поощрять их создание, но и оберегать их.
Система защиты технологий из трех частей:
▪️охрана интеллектуальной собственности и научной безопасности,
▪️контроль инфраструктуры и цепочек поставок (в том числе у союзников),
▪️жёсткая экспортная политика.
США сами помогли Китаю вырасти, инвестируя, передавая знания и позволяя глубокое встраивание в глобальные цепочки. Но это поднимает вопрос: насколько "естественным" был технологический рост конкурента, и можно ли теперь отыграть ситуацию обратно.
Да, говорит Кратсиос, все возможно, но для этого важно поставить и решить главный вопрос технологического доминирования…

5️⃣ Вопрос политической ответственности
Главный акцент речи – призыв к действию. Слишком долго инженеры, предприниматели и учёные позволяли себе отстраняться от политики. Но "в мире, где технологии и политика переплетены, нет места для нейтралитета".

Запуск "трампового" Золотого Века требует нового общественного договора. В котором общество не только восхищается технологией, но и активно выбирает, куда она должна развиваться, как использоваться и кем контролироваться. Общество должно выйти из состояния пассивного потребления "магии", к которому приучил нас цифровой комфорт, и перейти в режим создания условий для реального, физического прогресса.

💭Тут, собственно, и возникает обошедшая СМИ цитата, но совсем в другом контексте. Прогресс — это не то, что с нами случается. Это то, что мы выбираем. И только осознанно принятый выбор может позволить людям "управлять временем и пространством" не только в телефоне, но и в реальности.
Спецкомитет Конгресса США по стратегической конкуренции с Китаем издал доклад о "неисчислимых преступлениях" DeepSeek, на основе которого алгоритм скорее всего заблокируют в США, а может и в Европе. Доклад интересен не перечислением обид американских компаний во главе с OpenAI, а тем, как американцы формулируют принципы и подходы китайской конкуренции с ними в целом. 

По порядку.
Претензии к собственно DeepSeek:


▪️Передает данные американских пользователей в Китай через инфраструктуру, связанную с военными китайскими компаниями; Важный акцент, потому что фактически обвиняет создателей алгоритма в участии в китайском ВПК;

▪️Манипулирует и цензурирует информацию в соответствии с пропагандой Коммунистической партии Китая (КПК). Это смешная претензия, учитывая что "нейтральных" ИИ-инструментов нет и быть не может. Все они так или иначе "манипулируют и цензурируют", сообразуясь с ценностями и задачами разработчиков;

▪️Использует методы "дистилляции моделей" для кражи американских ИИ-моделей и прежде всего ChatGPT. Доказательство: письмо из OpenAI, в котором они жалуются, что никогда бы китайцы ничего подобного не изобрели, если бы не украили. 
Использует передовые чипы Nvidia, экспорт которых в Китай ограничен. По "оценке", у хозяев DeepSeek есть целых 60000 чипов, импортированных через Сингапур в обход ограничений.

Суть, если верить американцам, вырисовывается такая. Согласно "китайской мифологии" DeepSeek - уникальная разработка, сделанная "значительно дешевле", чем американские аналоги, и не использующая чипы, создающие гигантское энергопотребление и себестоимость моделей. Американцы – не приводя впрочем никаких доказательств кроме оценок своих компаний говорят – нет. DeepSeek это "китайская копия" OpenAI, в инфраструктуру которой вкачаны десятки млрд долларов, а "мозги" – просто были украдены из альтмановских патентов.
 
Но❗️доклад изображает DeepSeek как часть более широкой схемы китайских усилий по подрыву технологического лидерства США.

Из чего она состоит?
1⃣ Создание компаний со сложной структурой собственности, маскирующей связи с государством и армией. Использование формально "частных" компаний, которые фактически действуют в интересах государства. Плюс размещение производств и НИИ в специальных инновационных зонах – что-то вроде наших "иннополисов", где по сути  полувоенные компании имеют возможность развиваться в инновационной среде бок о бок с иностранцами, "опыляясь" их корпоративной культурой и подходами.

2⃣ Многоуровневая стратегия обхода экспортного контроля США. Тут все более менее понятно -  организация контрабандных сетей через третьи страны плюс сложные банковские каналы для сокрытия происхождения и движения денег. Интересно, что через ЮВАО, по мнению американцев, китайцы получают не просто "контрабандный товар", а промышленное количество чипов, использование которых позволяет им конкурировать на равных.

3⃣ Кража американских технологий через "дистилляцию моделей" — техника извлечения возможностей существующих ИИ-моделей. Отдельным пунктом -  массовая покупка аккаунтов американских ИИ-систем для изучения их работы.

4⃣ Интеграция с китайской государственной инфраструктурой наблюдения и сбора персональных данных по всему миру; при этом все компании, участвующие в этом деле интегрированы в единую государственную систему использования и хранения данных. Грубо говоря, не важно каким сервисом китайского происхождения ты пользуешься – ездишь ли на BYD, имеешь ли телефон Хуайвэй или задаешь вопросы DeepSeek – твои данные хранятся в Китае под единым управлением и контролем и предоставляются китайским компаниям по необходимости.

5⃣ Использование открытой модели распространения для захвата максимальной доли рынка. То есть, там где американцы предлагают подписку за деньги, что естественно ограничивает рост числа пользователей, китайцы просто пылесосят данные. Их "прибыль" – собственно данные и максимальное распространение моделей.

Ну и результат – если в начале ИИ-гонки США опережали китайцев на годы, то сегодня разрыв сократился до 3 месяцев.
🚀🏘Наткнулся на новость: Маск в Техасе специально под полет на Марс создает отдельный самоуправляемый город Starbase.

Таких проектов уже десяток разной степени проработки от Prospera в Гондурасе или Neom в Саудовской Аравии до аналогов в Африке и ЮВАО. Идея – автономиЯ вплоть до особой юрисдикции внутри страны.

Историческая база - концепции офшорных юрисдикций (один из самых продвинутых пионеров идеи – Seastading Institute, спонсируемый Тилем) и творчески осмысленная "exit-концепция" Хиршмана из 70-х: элиты, разочарованные в институтах государств могли бы сократить свое участие в них. "Выйти".

После громких провалов (в Таиланде участникам проекта аж смертной казнью грозили) предлагается другая форма - "выход без выхода", когда элиты стремятся создать себе комфортные социальные условия, не утрачивая связи с национальными государствами и пользуясь их ресурсами. Гремучая смесь госкорпоративизма с либертарианскими идеями техноолигархии и консервативного популизма в духе Трампа.

В США озвучены планы создания "городов свободы" (freedom cities) на федеральных землях и даже целого "инновационного штата" - Нью-Гемпшир.

База сближения трампизма и либертарианства очевидна:
1⃣ Экономическая дерегуляция и снижение налогов для крупных корпораций и богатых;

2⃣ Скептицизм по отношению к госинститутам и общественному благу;

3⃣ Свободное движение капитала при одновременном контроле миграции – новый вариант "глобализации".

🟰 "выход без выхода": создание особой среды для элит и обеспечивающих их инфраструктурные потребности внутри формальных границ национального государства, без необходимости физически его покидать.

Рост дискуссий о неэффективности государства всеобщего благоденствия и превосходстве несоциально ориентированных моделей. И не только в США (так трамписты атакуют образование и здравоохранение), но и в Европе (нытье, что "чрезмерно социальный" характер ЕС мешают элитам заниматься важными делами типа милитаризации).

Идеи "городов свободы", возникают как вишенка на тортике этих дискуссий и демонстрируют возможность нового прочтения "общественного договора":

1⃣ Правовая асимметрия – разные стандарты правоприменения для различных групп населения (в т.ч. национальных) и территорий внутри государства;

2⃣ Приватизация традиционных функций государства – от социальных (предоставление соцуслуг только тем, кто "приносит пользу" до силовых – "безопасность" в проектах такое же частное дело, что школа и больница);

3⃣ Технологическое неравенство как новым базовый институт общества – разный уровень доступа к технологиям и их преимуществам для разных социальных групп.

Это не понятная нам "точка роста", когда развивающийся опережающими темпами город становится поставщиком идей, технологий и концепций в "неинновационное окружение". Тут "прорастание блага" не предусмотрено с самого начала. Город свободы "обеспечивает что-то сверхважное" - вроде полета на Марс или "прорыва в технологиях", поэтому не надо его обременять "соцобязательствами".  "Выход без выхода" - один из очевидных возможных сценариев эволюции отношений между государством, технологиями и обществом. Не столько отмирание национального государства (как в мире киберпанка), сколько его продвинутую стратификацию. Часть общества живет по одним правилам, а другая часть – по другим.

Современные левые вроде Наоми Кляйн придумывают звучные названия этому делу вроде "фашизма последнего дня". Эсхатологии тут и правда немало. Очевидно, доступ к технологиям является формой "нерелигиозного спасения", учитывая перспективы продления жизни и вообще влияния технологической среды на качество этой самой жизни. "Спасение" в таком случае определяется не божественной благодатью, а доступом к технологиям и капиталу.

"Города свободы", колонизация Марса или загрузки сознания в цифровое пространство (в логике "баночного капитализма" Пелевина, который уже не выглядит делом будущего с точки зрения технологий) вполне себе светские версии "Ноева ковчега" для избранных в условиях предполагаемого реальным (не важно вследствие чего – климата, эпидемии, ядерной войны, истощения ресурсов) коллапса мира.
🇦🇲Сегодня День памяти геноцида армян – первого такого масштаба и спланированности преступления. События, предопределившего множество трагедий ХХ века. ("Кто теперь помнит об истреблении армян?" - цитата Гитлера на совещании по вторжению в Польшу).

Столетняя история отрицания Турцией факта геноцида помимо прочего  задала стандарт отрицания государством своих преступлений.

1⃣ Отрицание намерения и занижение числа пострадавших - не было систематического плана уничтожения по национальному признаку. По-турецки: "это были лишь депортации, а смерти - побочный эффект войны".

2⃣ Перекладывание вины на жертв - обвинение их в предательстве и опасности для государства. Турецкий нарратив о "предательстве армян" повторяется в различных контекстах других конфликтов вплоть до хуту и тутси в Руанде.

3⃣ Юридический формализм - термин "геноцид" был введен позже и не применим ретроактивно. Хотя автор юридической концепции Лемкин при ее формулировании опирался на данные геноцида армян. Ну и "Османской империи", во времена которой "случились события", больше нет - если и преступление, то без виноватых.

4⃣ Создание "академического спора" - финансирование альтернативных "исследований", создание экспертной неопределенности - видимости, что "эксперты расходятся во мнениях". Турция финансирует кафедры и институты в ведущих университетах вплоть до Принстона, продвигающие отрицание геноцида.

5⃣ Дипломатическое давление - угрозы разрыва отношений с государствами, признающими геноцид. Турция регулярно отзывала послов и угрожала санкциями странам, признающим геноцид армян. В настоящее время – одним из условий возобновления отношений с Арменией является коррекция армянских представлений о геноциде на госуровне.

6⃣ Преследование диссидентов. Применение законов о "национальном достоинстве" против тех, кто признает геноцид. Статья 301 туречкого УК, по которой преследовали Орхана Памука, например, была введена в начале XXI века. А до, начиная с раннего кемализма, использовался набор статей – от "преступления против Ататюрка" до "пропаганды, направленной на умаление национальных чувств".

7⃣ Двусмысленность и эвфемизмы. Замена "геноцид" на "трагические события", "межэтнический конфликт", "перемещение населения". Слово Эрдогану, выразившему сегодня формальные соболезнования потомкам армян, "пострадавших" в ходе Первой мировой войны: "Мы все еще чувствуем боль в наших сердцах из-за жизней, потерянных в результате восстаний, имевших место в последний период существования Османской империи, из-за бандитских движений и инфекционных заболеваний".

Причин турецкой последовательности много. Большинство - не моральные или исторические, а экономические. Геноцид не только изменил национально-культурный состав значительной части "внутренней Турции", но и перераспределил огромное количество ресурсов, создав основу благосостояния нынешней турецкой элиты. Армяне были богаты, контролировали экономику и торговлю целых провинций. Признание, что нынешний статус кво сложился не в логике "само получилось в тяжелое время", неприемлем не для Турции как государства, а для ее элиты. И это – ответственность не примут экономически заинтересованные в результатах преступлений – тоже важный урок.

Отчасти успешное длительное отрицание Турцией геноцида армян показало, что:
1⃣ Отрицание может быть эффективным, если его последовательно поддерживать десятилетиями;

2⃣ Геополитические интересы всегда перевесят моральные соображения.

Для Армении же представление о Геноциде – "Великом злодеянии" - является краеугольным камнем национального самосознания. Именно благодаря столетним усилиям армян стремление вычеркнуть геноцид из мировой истории можно считать успешным лишь отчасти.

Однако сейчас – и это прослеживается по последним заявлениям Пашиняна – есть стремление снизить значимость геноцида для истории армянского народа. "Пойти дальше", "развивать экономические связи с соседом" и так далее. То, что Пашинян называет "политикой нормализации государства". Спор – может ли армянское государство стать "нормальным" через уход от национальной истории – определит будущее Армении.
К БУДУЩЕМУ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ - 1
Сегодняшняя новость про ограничения не только на бюджетные, но и на платные места "неактуальных" для экономики специальностей – "менеджер-экономист-юрист" –продолжает логику преференций для "технических специальностей".

Вопрос уже не в том, какие кадры нужны экономике, а в том – по какой именно модели получать "инженеров" и STEM-специалистов.

Американская модель исходит из приоритета рыночной логики: корпорации – двигатели прогресса и на бирже, и в патентах, и в подготовке кадров. Государство уходит даже от функции регулятора и заказчика в отдельных сферах. "Атака Трампа" на основные университеты и систему образования в целом с расформированием министерства она ведь не про то, что "в Гарварде антисемитизм", а про то, что университет как центр воспроизводства знаний, сочетающий профессиональное образование, науку и воспроизводство управляющей элиты сегодня представляется излишним. Буквально, "чрезмерно дорогим" в пересчете на голову специалиста. Ключевая роль в формировании образовательной повестки принадлежит частным компаниям. Именно они определяют, какие специалисты нужны, как их отбирать и чему учить. А "элитой" молодежь сделают зубы и когти на корпоративных этажах, а не то, что они закончили престижный университет и принадлежат к некоему "сообществу"\"научной школе".

Яркий пример этого года программа Palantir нашего знакомого Карпа Meritocracy Fellowship. Тут суть в сознательном отказе от классического университетского пути в пользу корпоративного образования, фактически образование через стажировку в Палантир. Более того, "Меритократическое товарищество" позиционируется не просто как альтернативный, но и как исключающий университет путь образования. Студентов туда просто не примут.

Программа проходит под лозунгом: "Без долга. Без индоктринации. Получи степень Palantir". Философская база – абсолютно "трамповская" по интонации критика университетов как институтов, утративших эффективность и полезность как для рынка труда, так и для самих выпускников. По мысли Карпа, в университете на тебя вешают кредит, а взамен не учат ничему полезному кроме набора идеологических штампов. Вместо этого предлагается немедленное включение в рабочие процессы корпорации, решение прикладных задач и формирование навыков на месте и за деньги.

Подобные, пусть и не такие агрессивно и идеологически заряженные против университетов программы запущены всем крупными IT-корпорациями США. Собственно усилия американской администрации, направленные против университетов, – и прежде всего лишение университетов денег, которые тратились на исследовательскую и научную инфраструктуру, – надо рассматривать именно в контексте перевзвешивания роли университетского образования техноолигархией. И ее стремление подчинить воспроизводство кадров (а молодых людей все меньше ведь с каждым поколениям) жесткой экономической необходимости своих контор.

Коллективный Альтман-Цукерберг или Бурла из Файзер лучше знают, кто и зачем им нужен. И для них "на выходе" этот "нужный человек" получается более дешевым, чем если они спонсируют университеты через налоги или гранты. Как и наука, если она вдруг понадобится иначе, чем воспроизводство патентной базы компании, может быть организована по соседству и в рамках корпоративных лабораторий.

Фактически – развитие идей технофеодализма, где крупные технологические корпорации формируют собственные замкнутые экосистемы. Здесь нет места фундаментальной науке, широкому кругозору или исследовательской свободе – только практические навыки и корпоративная лояльность.

Вполне себе подход.
БУДУЩЕЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ - 2. А ЧТО У НАС?
В России (как, впрочем, и в Китае) государство - главный координатор технологического развития. Университеты - агенты госстратегии, получая от неё приоритеты, ресурсы и институциональную поддержку.

Недавно Путин и Собянин открыли новый кампус МГТУ им. Баумана – крупнейший университетский комплекс в стране, созданный в рамках нацпроекта по модернизации высшего образования. "Бауманский кампус" стал первым – модельным проектом – в мегапрограмме Минобра по строительству сети высокотехнологичных университетских центров в технических областях. Собственно, чтобы их наполнить и реализуются идеи по ограничению возможностей для молодых "заниматься ерундой".

Кампус - учебные корпуса, лаборатории, инженерные мастерские вместе с жильём для студентов и преподавателей, библиотеками и спортивными объектами – инфраструктура полного цикла. Заявлено, что кампус станет базой для проекта Bauman DeepTech по шести направлениям – от фотоники и гибридных вычислений до биотехнологий и, конечно, ИИ - "научно-технологической платформой, предназначенной для подготовки нового поколения исследователей и разработчиков в стратегически значимых областях".

В перспективе отсюда придут преподаватели для высокотехнологичных кампусов в регионах.

То, что инженерные кадры нового уровня нужны – мысль не только американская. Но у нас заказчик - государство, а оператор и идеолог – система классического высшего образования. И таких кампусов – "новых инженерных школ" – проектируется несколько десятков.

Спорить можно бесконечно – что лучше, что хуже. На мой взгляд у нашей модели есть несколько значимых преимуществ:
1️⃣ Развитие пограничных областей знания. Государство через университеты инвестирует в направления, которые не приносят немедленной прибыли, но критичны для будущего - космос, материаловедение, квантовые и биотехнологии. В корпоративной логике подобные инвестиции невозможны.

2️⃣ Инфраструктурная и институциональная системность. В отличие от корпоративных инициатив, университетская система с четким госзаказом создаёт устойчивую среду для массовой подготовки специалистов.

3️⃣ Новые кампусы — это не только учебные и исследовательские пространства, но целая экосистема, не только людей, но и целых школ. Это способствует формированию устойчивых профессиональных сообществ и идентичности.

4️⃣ Лояльность и социальная связность. Университеты, особенно технические вузы с традициями, формируют у студентов чувство принадлежности к нации, профессии, научной школе. Эта лояльность выходит за рамки корпоративной идентичности, мягко говоря.

Посмотрим, кто победит, но в том числе российский опыт показывает, что разрушать проще, чем созидать.

Есть и еще один момент, который показывает, что у пути "корпоративной фрагментации" образования будущее не столь безоблачно, как кажется миллиардерам.

Особое значение приобретает доступ к данным. Причем к данным разных "регистров", типов, направлений и способов упаковки. Отчёт Конгресса США, посвящённый развитию ИИ в Китае, отмечает, что централизованное управление данными в рамках государственной координации позволило китайским компаниям за несколько лет сократить технологическое отставание от США в теме ИИ до трёх месяцев.

В США данные остаются корпоративной собственностью, что затрудняет доступ к необходимым массивам информации. Последняя корпоративная новость мира ИИ в США – идея Альтмана купить Chrome у Гугла, чтобы получить доступ к данным его пользователей (и отобрать у всех остальных).

И в этой связи идеи, направленные на централизацию "даты" – на создание центров объединяющих школы, лаборатории и компетенции в системах, которые в другой ситуации бы конкурировали, – выглядят потенциально более эффективным и перспективным путем, чем свободная конкуренция техноолигархов, которые "добывают" и "обрабатывают" данные на очерченных собственных делянках.

Ну и в мире ИИ – эффективность работы с ним, как показало исследование McKinsey, доказано зависит от широты взглядов и опыта работающего. А не от его узкой компетентности.
Прочитал сегодня, что Макрон пошел на сборище к французским масонам и зачитал им речь в стиле «к оружию, братья» с требованием «защитить свободы» от массы актуальных угроз в которые включил «темное просвещение». Как у любой сетевой идеологии у «dark enlightment» изводов немало, но если выделять главное и перспективное для практики, будет примерно так:

1⃣ Будущее - за технократическим управлением, иерархией, алгоритмическим контролем и отказом от человека как центра социальной онтологии со всеми последствиями для прав человека, институтов и традиционной демократии. Западный либеральный порядок - опасная иллюзия. Любая демократия не является устойчивым режимом, а представляет собой разлагающуюся олигархию, в которой власть де-факто принадлежит не народу, а системе взаимосвязанных институтов — университетов, медиа, бюрократии и НКО. Эта система обозначается как "Собор" (Cathedral) — самовоспроизводящийся организм, задающий рамки допустимого и внедряющий «прогрессивную» идеологию под видом нейтральной объективной истины. Либерализм не является «идеологией» — он есть власть, замаскированная под мораль.

2⃣ Капитализм – тоже не «строй» или способ взаимодействия в экономике. Капитал, соединённый с вычислительными мощностями, действует как самообучающаяся машина и оптимизирует себя и мир вокруг через деньги, данные, инфраструктуру. Он не нуждается в этике, правилах или справедливости — только в вычислимости и экспансии.

3⃣ Мир должен управляться через координацию техноэлит, которые, вооружившись алгоритмами и обладая всей необходимой инфраструктурой, обеспечивают стабильность, безопасность и порядок в содружестве с чиновниками-технократами. Так возникает новая форма власти — не государство в классическом смысле, но и не корпорация. Симбиотическая структура, в которрй публичное и частное сливаются и дополняют друг друга. Государство и корпорации формируют единое тело, в котором данные, вычислительные мощности и бюрократические ресурсы направлены на достижение системной устойчивости.

4⃣ Государство не теряет суверенитет в прежнем смысле, но приобретает новую форму власти — операциональную, становясь платформой платформ со всей полнотой административно-распределительных функций. Реальная же власть – в том числе силовая и репрессивная - осуществляется через алгоритмы ИИ. Такой порядок элитарен по своей природе: доступ к управлению получает тот, кто способен работать с абстракциями, алгоритмами, архитектурами систем. Т.н. «обычный человек» не «исчезает», но становится не более чем переменной — потенциальным шумом, который должен быть если не «отменен», то полностью управляем и алгоритмически предсказуем.

5⃣ Технокапитал - конгломерат из алгоритмических решений с обслуживающей их финансовой и энергетической инфраструктурой внедряется в социальные, политические, этические системы и постепенно вытесняет из них всё, что не поддаётся цифровому описанию. Он рекурсивен – то есть повторяет себя в себе в множестве отражений, самореплицируем. Он использует институты, правовые механизмы, культурные формы. Симбиоз государства и корпораций — это не сговор элит, а стратегический ход технокапитала: использование существующих структур для оптимального размножения и захвата новых сред обитания. Цели технокапитала - устойчивость, эффективность, прогресс. В этом проекте нет места для свободы как политической категории, потому что свобода — это пространство неточностей с точки зрения вычислений.

Блогеры с философскими увлечениями читали и творчески перерабатывали Фуко, Делеза и Ника Ланда, переписываясь в интернетах. Их совместное творчество попалось на глаза техномиллиардерам, которые Фуко не читали, но очевидно претендуют на бОльшую автономию от государств, обществ и правил под стать масштабам капитала и амбициям. Техномиллиардеры выдвинули своих ребят, кто помоложе и пободрее в политику и добились успехов (вплоть до позиции вице-президента США). Традиционные элиты внезапно занервничали. Мы в этой точке. Даже не знаешь, за кого тут болеть - Макрона или коллективного Питера Тиля. Оба хуже.
Поданный как "судьбоносный" и наиважнейший вышедший вчера указ Трампа о "снижении цен на лекарства" - настоящий золотой стандарт трампизма. "Идеальный метр" буквально: громкое обещание, внешний враг, игнорирование реальности и отсутствие шансов на изменения.

"Американцы не должны субсидировать рецептурные препараты в других развитых странах и сталкиваться с завышенными ценами на них в США. Поэтому американцы должны иметь доступ к ценам наибольшего благоприятствования на них. Моя администрация предпримет немедленные шаги, чтобы положить конец глобальной халяве (freeloading)".

Америка страдает — виновата, конечно, Европа. Если лекарства за границей дешевле, значит, "мир грабит Америку". Европейцы — опасные "социалисты" (слово из указа, между прочим), которые отказываются платить "справедливую цену", делая лекарства недоступными в США.

Причины высоких цен в США — скучные и сложные. Заинтересованность всех участников процесса от клиник до страховых компаний в росте физического количества денег в системе, отсутствие единого "заказчика" при закупках и сверхзапутанная непрозрачная система этих закупок, системная по сути коррупция, когда каждый чиновник FDA знает, что его будущая зарплата в фармкомпании зависит от того, какую позицию он занимает в переговорах по ценам. Патентные практики – вроде "evergreening" и "patent-hopping" и еще целый набор техник противодействия появлению дженериков, запреты на импорт дешевых препаратов. Развитая система "посредников при закупках" (PBM) – каста администраторов, собирающих маржу (600 млрд долларов в год на секундочку) в серой зоне между производителем, страховыми и медиками. То, что фарма – главный плательщик политикам и как спонсор выборов, и как просто лоббист, превосходящий по объемам нефтянку и ВПК. Перечислять можно долго. Но с этим сложно бороться. Зато с "социализмом" в Европе легко и безопасно.

В чём настоящая магия указа? Он якобы бросает вызов ценовой несправедливости, при этом не задевая ни одного из выгодоприобретателей этой несправедливости. Ни фармкомпании, ни посредников, ни лоббистов, ни владельцев акций фармкомпаний. На их месте - "жадные иностранцы". Продажа иллюзии контроля, не трогая интересы (и даже не упоминая) никого, кто действительно в теме. Нет упоминания даже идей очевидных и проработанных при разных администрациях, хотя и регулярно торпедируемых лоббистами – разрешение импорта более дешевых лекарств из Европы и Канады хотя бы в ситуации их физического недостатка.

Итак, как выглядит "золотой стандарт" любого трамповского "решения" на примере "фармуказа"?

1⃣ Превалирование нарратива над реальностью:
▪️создание упрощенного, эмоционально привлекательного нарратива ("иностранцы грабят Америку")
▪️Игнорирование многофакторной реальности в пользу максимально простого объяснения;

2⃣ Националистическая риторика как замена реальным решениям:
▪️Использование "America First" как универсального идеологического прикрытия для всего;
▪️Вменение ответственности внешним акторам даже без попытки ее доказательств;

3⃣ Обход институциональных механизмов:
▪️использование исполнительного указа из набора лозунгов вместо разработки, обсуждения с акторами и обществом и внедрения решений;
▪️создание иллюзии быстрого решения сложных проблем волевым решением лидера;

4⃣ Трансакционный подход:
▪️сведение любых проблем к вопросу "плохой сделки", которую нужно "перезаключить" на "хорошую";
▪️представление любых глобальных систем как простых двусторонних (обязательно двухсторонних! – здесь "стороны" - США и Европа при полном игноририровании мира фармы Индии и Китая, где цены еще дешевле) договоренностей;

5⃣ Убежденность в том, что просто демонстрация силы и намерения может изменить все.
На самом деле, минимальное институциональное воздействие при максимальном медийном эффекте трамповских указов - особенность, а не дефект.

В этом смысле указ о ценах на лекарства действительно оказывается идеальной репрезентацией политического стиля, сводящегося к формуле "громкое провозглашение радикальных изменений при тщательном избегании механизмов, которые могли бы их обеспечить".
Сегодня, 17 мая, день рождения Ричарда Лахмана — одного из самых резких и трезвых исторических социологов мировой истории. На меня его книги произвели неизгладимое впечатление. Причем даже не итоговая – «Пассажиры первого класса на тонущем корабле», а первые две книги – «Государства и власть» и «Капиталисты поневоле».

Лахман – это Маркс, который вместо Гегеля вдохновлялся Вебером, и отказался в этой связи верить в прогресс и «железную логику истории». Вместо героической брички, катящейся к коммунизму под песни прогрессивного класса, у Лахмана - повозка, где элиты – «начальство» - бьют друг друга - и народы - кнутами за место на облучке. В результате – неизбежно и безальтернативно — осёл падает в овраг. А после – в несколько обновленном составе и границах – начальство находит себе нового осла и все продолжается заново.

Исторический материализм без конечного смысла и идеи, где закона ровно два. Первый: элиты, даже понимая угрозу краха, предпочитают рубить сук, на котором сидят. Второй: любая организация и государство – как «организация организаций» - стремится к олигархическому управлению. Отношения власти и подчинения – всегда иерархичны, решения даже «коллективные» и «демократические» - всегда принимает ограниченное количество людей. И чем дольше существует система, тем этот круг более ограничен и замкнут на себя.

В результате, через несколько поколений смены наверху неизбежно оказываются люди, способные эффективно существовать в отношениях власти-подчинения, но утрачивающие видение того зачем это все вообще надо. А вместе с ним – инстинкт самосохранения и здравый смысл. Те самые «пассажиры первого класса на тонущем корабле».

Отдельно Лахман деконструирует священную корову западной политической науки – институты. Государства, законы и правовые системы, экономики — это не фундамент, на котором стоит общество, а временные правила игры, которые элиты соблюдают, пока это выгодно. Как только баланс сил меняется, институты слабеют, а элиты находят обходные пути или «фальсифицируют институты». А потом всё рушится неожиданно быстро. Это не слабость, а системное свойство: институты не живут вечно, они адаптируются, деградируют или исчезают.

Если марксизм — это «Властелин Колец» (битва добра со злом, где победа предначертана), то Лахман — это буквально Мартин:
- Нет «торжества прогресса» — только бесконечная борьба кланов;
- Элиты не умнеют;
- «Зима» (кризис) приходит не потому, что так надо, а потому что никто не смог договориться;
- Случайности, связанные с человеческими недостатками, ломают любую самую лучшую игру («красная свадьба»)

В «Капитализме поневоле» дается очень забавная картинка того, как капитализм в Европе возник не благодаря, а вопреки усилиям элит. Не класс буржуа победил в силу прогресса, знаний и печатного станка — а в борьбе между королями, аристократами и церквями случайно открылась дорога рынку. Буквально все друг друга поубивали – как физически, так и идеологически и организационно – и внезапно возникла история «кто тут в цари последний». Без разговоров в пользу бедных про «английское право», Хартию вольностей и прочие любимые игрушки либеральной профессуры.

Это не пессимизм. Скорее отказ от утопий, как марксистской, так и либеральной. История у Лахмана — не путь. Это арена. Или даже лучше: рынок, на котором элиты торгуют реформами, уступками, репрессиями и властью. Когда торг идёт и "стоимость" преумножается — система живёт. Когда каждый берёт только своё — всё разваливается.

Главный урок: нет вечных империй. Нет неразрушимых институтов. Есть только временные равновесия — и элиты, которые принимают правила игры, пока игра выгодна. Но у любой игры есть предел. А дальше — или новая игра, или финал. Который, как и у Мартина, может быть вовсе не катарсисом, а просто гибелью без смысла.
Писал про открытый Собяниным и Путиным кампус МГТУ им Баумана, а теперь Собянин уже вместе с Мишустиным  посетил  МГУшный  технокластер "Ломоносов" - лидер и пионер продвигаемого у нас кластерного подхода. Хороший повод посмотреть на инновационную модель Москвы через его призму.  

Москва выстраивает свою модель инноватики — не по "стартапному" типу, а как университетско-государственный проект, где вуз с хорошей школой и историей становится якорем, а инновации – продуктом его сотворчества с государственным и негосударственным заказчиком. Факультеты МГУ выступают фактически как R&D-хабы: механико-математический факультет является научной базой для каждой десятой компании-резидента.

📊 Компании кластерa — какие они?

🔷 По числу компаний:
•  30% — цифровые технологии
•  26% — робототехника и беспилотники
•  21% — промышленность и материалы
•  14% — биотех и медицина
•  9% — экология и мониторинг

💰 По выручке:
•  45,4% — цифровой сектор
•  19,7% — промышленное оборудование
•  17,6% — экология
•  9,6% — медицина
•  7,8% — робототехника

📈 Динамика роста:
•  2022: 5 первых резидентов
•  2023: открытие кластера, ~25 компаний
•  2024 (начало): ~60 компаний
•  2025 (начало): более 80 компаний
Итого, 16-кратный рост за 2 года, что показывает высокую востребованность кластера как технологической платформы.

🧠 Интеллектуальная собственность:
•  105 патентов получено резидентами только за 2024 год
•  Соотношение: ~1 патент на каждые 27,6 млн ₽ инвестиций в НИОКР

🔄 Технологические коллаборации:
•  Кросс-отраслевые проекты: "Центр морских исследований" + "Геоскан" (подводные дроны для экомониторинга)
•  IT + промышленность: Bell Integrator + ТСЗП (цифровые двойники производственных процессов)
•  Медицина + робототехника: "Экзоатлет" + "Карфидов Лаб" (системы реабилитации)
•  40% резидентов участвуют в совместных проектах внутри кластера.

Некоторые поверхностные выводы:
1⃣ Доминирование цифрового сектора (30% компаний и 45,4% выручки) показывает, что информационные технологии становятся фундаментом для всех остальных направлений.

2⃣ Интересное несоответствие между числом компаний в робототехнике и беспилотниках (26%) и их долей в выручке (всего 7,8%) говорит о том, что это перспективное, но пока еще развивающееся направление с высоким потенциалом роста.

3⃣ Наличие крупных промышленных игроков в кластере демонстрирует ориентацию на реальные производственные задачи и импортозамещение.

4⃣ Кластер работает не как венчурный рынок, а как стройплощадка технологического суверенитета при этом…

5⃣ ...университетская база МГУ — не музей знаний, а фабрика прикладных проектов.

И последнее, можно сколько угодно лить слезы, что вот в "Долине" за неделю тратят больше, чем МГУ за год, что вот "венчурное финансирование" это прям будущее и прекрасно, а собирать деньги на биржах – это все равно что мороженка в июле. Но! Жить надо в реальности, а не в пубертатных фантазиях об обложке журнала Fortune. А реальность такова, что предлагаемая и совершенно очевидно поддерживаемая государством (два мероприятия с мэром и первыми лицами за месяц) модель инноватики – единственно возможная и эффективная в наших условиях. И я бы добавил в рамках нашей культуры.
Семь тезисов о мире
1⃣ Тридцатилетняя война (1618–1648) завершилась не компромиссом, а взаимным истощением. Стороны не искали разумного выхода, а стремились не позволить противнику "почувствовать себя победителем". Для Габсбургов - лучше править "мертвыми, чем протестантами", протестанты отвечали зеркально, Франция — просто добивала Габсбургов как главного геополитического соперника. Переговоры в Мюнстере и Оснабрюке стали продолжением войны другими средствами: логика "всё или ничего" превращала любую уступку в поражение и унижение. Мир был достигнут, не когда стало возможным решение, а когда стало невозможным продолжение войны.

2⃣ Современный конфликт носит черты "экзистенциальной войны" — прежде всего для внешних участников.
Страны Европы рассматривают поражение Украины как разрушение всей архитектуры европейской безопасности и прямую угрозу втягивания в войну. Лидеры привязали собственный престиж к победе Украины, ВПК получили многолетние бюджеты. Политика поддержки приобрела самовоспроизводящийся характер. Урок COVID — когда "фармацевтический успех" не удалось превратить в долговременный доход, а даже официально зарезервированные "вакцинные фонды" тратятся сегодня на "войну" — заставляет действовать иначе: военную повестку стараются закрепить.

3⃣ Расхожее мнение, что "авторитарные режимы" более склонны к экзистенциальным войнам, не подтверждается практикой.
Демократии — вроде США во Вьетнаме, Афганистане, Ираке (это только последние кейсы) — годами вели войны, несмотря на осознание недостижимости целей. Современные технократические демократии демонстрируют высокую инерционность: если решение принято, система плохо разворачивается назад. При этом авторитарные лидеры вынуждены тоньше учитывать настроение масс: утрата легитимности для них критична. В демократиях же уход с должности означает более чем комфортную "вторую карьеру", если в рамках первой ты надежно работал по "правильной повестке". В этом отношении и Макрону, и Стармеру, и Мерцу плевать на рейтинги, а Шольц похож на счастливейшего из смертных.

4⃣ Украинские элиты создали уникальную модель экономики войны.
Война - не разрушение, а источник ресурсов. Чем эффективнее Украина "продаёт" конфликт на внешних рынках — через эмоциональный, политический и символический капитал — тем меньше стимулов к его завершению. Мир менее выгоден, чем продолжение боевых действий. Это не моральный выбор, а институциональная логика.

5⃣ Идеология против прагматизма: подход Трампа - попытка вернуть логику сделки. Он стремится вывести конфликт из апокалиптической риторики в торг: проект слишком дорог, чтобы его просто продолжать без отдачи. Попытка свести всё к переговорам "по территориям и их недрам" выглядит наивной и игнорирующей саму суть конфликта, но может сработать именно за счёт наивности — если удастся "обнулить" идеологические ставки и предложить сторонам экономически считываемые выигрыши с сохранением лица.

6⃣ Все стороны заинтересованы в продолжении конфликта.
Россия эффективнее мобилизует ограниченные ресурсы, стремясь к максимально полному экономическому суверенитету. Украина превратила войну в экспортный продукт. Запад располагает максимальными ресурсами, но его подход "все деньгами решим" лишь подталкивает к продолжению процесса — бюджетами, лоббизмом, карьерными траекториями. "Мир любой ценой" не выгоден ни политически, ни институционально.

7⃣ Рациональный выход стал иррационален.
Экономические схемы, идеологические нарративы, политические инвестиции и политическая инерция создали ситуацию, в которой переговоры — угроза, а не выход. История показывает 3 исхода для подобных конфликтов: либо обоюдное истощение с системной перестройкой (как после Вестфальского мира), либо катастрофа для одного из участников (как в Парагвайской войне, подарившей миру известную цитату парагвайского диктатора Солано "Я умираю вместе со своей Родиной"); либо – возвращение к рациональности - фиксация победителя и проигравшего мирным договором, исходя из ситуации "на земле" с понятным призом для победителя, без учета "эсхатологической", "педагогической" или "репутационной" компонент.
Уже лет 5 я спорю, возможны ли настоящие прорывы в медицине без участия венчурного капитала в логике современного американского биотеха. Без формально рациональной, но по сути спекулятивной последовательности: инвестиции → рост "раунд за раундом" → "выход с иксами". Без стенаний "а если мы не будем брать по десяткам тысяч долларов за флакон препарата, то как мотивировать инвесторов платить за риск".  Без рынка, на котором пациент — в лучшем случае — пользователь, а на самом деле — сырьё.

Поэтому рад видеть появление на практике реальных моделей "невенчурной инноватики". На недавней "Московской стартап-неделе" я зашел на стенд "Медтех.Москва", где демонстрировали проект "Сделано московскими врачами".

То, что я услышал, выглядело не как альтернатива в духе "дешевле и медленнее" – а именно в этом энтузиасты венчура вечно обвиняют альтернативные подходы. А как полноценная модель, где интересы врача и медучреждения, пациента и общества выстроены в общую конструкцию — без лишнего звена в виде венчурного капитала, который часто живёт по своей, замкнутой логике.

Стержнем является тот самый "Медтех.Москва" фактически выполняющий роль продюсера. Город не инвестор в классическом смысле, не владелец. Он предоставляет:
• доступ к клинической базе и инфраструктуре;
• данные — медицинскую big data, без которой невозможны современные разработки;
• финансирование через гранты и поддержку;
• механизм быстрой апробации и масштабирования внутри городской системы здравоохранения, а на следующем шаге - и дальше по стране, и заграницу.

Роль врача - инициатор. От него исходит идея. У него есть мотивация: профессиональная реализация, участие в создании решения, которое реально улучшает медицину, и, да, материальный интерес — он остаётся участником в проекте и получает роялти за внедрение. Он не становится миллиардером, как основатель биотеха в Кремниевой долине, но у него и не было на это шансов. Как, впрочем, и у 99,99% всех стартаперов – не важно в России, или в США.

Логика окупаемости существует, но она не первична, а следует за общественным интересом улучшения качества медицины. Пациент — не объект маркетинга или сверхприбыли, у него появляется шанс быть в центре, а не на периферии технологического процесса.

Собянин, когда открывал "Медтех.Москва" сформулировал это так:
"Пандемия воочию показала, что, конечно, нужны новые технологии, новые организационные подходы к инновационным технологиям и препаратам в области медицины. Мы уже не можем десятилетиями ждать выпуска какой-то новой технологии или препарата. Пандемия, помимо отрицательных историй, показала и позитивные тренды, когда можно в считанные месяцы принимать решения и внедрять новые препараты".

Три работающих примера, на которые обратил внимание:
1⃣ Спинальные импланты (ГКБ №67): восстановление после операций сокращается с полугода до шести недель. Более 1000 применений, включая профессиональных спортсменов;

2⃣ Невускан — ИИ для диагностики рака кожи. 95% точность, 20,000 обследованных, 14,000 направлений к онкологам. Работает внутри городской системы.

3⃣ Омиксная диагностика ментальных расстройств: 93% точность оценки рисков. Про это имеет смысл как нибудь написать отдельно, коротко не объяснишь. Но тема крутая.

Что отдельно важно. В этой системе все остаются внутри контура ответственности. "Фаундер"-врач не может продать долю и исчезнуть. Город не может передать проект частному монополисту. Все решения принимаются с пониманием последствий — и именно это отличает её от венчурной логики, где сначала процесс, а потом – "выход" - важнее последствий.

Понятно, что возразить можно – а пусть они там Crispr внедрят, врачи твои. Или Золгенсму изобретут. Думаю, кстати, что все будет. Тем более, что в венчурной логике организация очередного раунда по финансированию "генетических технологий" важнее, чем их внедрение в конечную практику. Что дает хорошие шансы людям с другой оптикой.
Одна – помимо огня и воды – из вещей, на которые можно смотреть бесконечно: это, как международные консалтинговые компании врут про безоблачное будущее человечества благодаря ИИ. PwC выдала очередной "исследовательский" отчет с духоподъемным названием "ИИ делает человека более ценным" о влиянии ИИ на рынок труда.

Хоть каталог составляй способов статистических подтасовок на этом примере:

1️⃣ "После этого — значит, вследствие этого" PwC утверждает, что рост производительности с 2022 года вызван внедрением ИИ. 2022 год — это не только ChatGPT, но и окончание ковидных ограничений, возвращение к нормальной работе, отложенный спрос. Сравнивать "рост производительности труда" в "ИИ-экспонированных" отраслях (IT, финансы) с добывающими (нефть, уголь) на фоне энергокризиса и ESG-трендов — это как объяснять разницу в скорости легковушки и трактора качеством бензина.

2⃣ Манипуляция выборкой.  Когда PwC заявляет о "росте ИИ-вакансий на 7,5% при падении общих на 11,3%", они сознательно игнорируют абсолютные цифры. Условно, если ИИ-вакансий было 1000 (стало 1075), а общих — миллион (стало 887 тысяч), то чистый эффект: минус 112 925 рабочих мест. Но заголовок звучит: "ИИ – драйвер роста рынка труда".

3⃣ Деградация профессий под маской "демократизации". PwC с восторгом сообщает о снижении требований к образованию в "ИИ-профессиях". Типа работодатель больше не требует ни опыта, ни высшего образования, а только "ИИ-навыки". Тут скрывается очень простая и циничная история: работодателям больше не нужны квалифицированные специалисты, потому что они больше не хотят тратиться на их зарплаты. Достаточно операторов ИИ-систем. Врач с 7-летним образованием превращается в "верификатора медицинского ИИ" с зарплатой медтехника. Это не прогресс — это социальная деградация.

4⃣ Превращение риска в возможность "Женщины имеют больше возможностей от ИИ" — заявляет PwC, потому что больше работают в "ИИ-экспонированных" профессиях. Но эти профессии (HR, администрирование, работа с клиентами) автоматизируются ПЕРВЫМИ. И именно  женщин первых и отправят на мороз. Женщины находятся в зоне максимального риска, но PwC подает это как "возможность". 

5⃣ Подтасовка определений:  демография становится "ИИ-ростом"; рост спроса на медработников PwC приписывает ИИ. Ну то есть, раз медицина – "ИИ-экспонируемая профессия", то и рост численности младшего персонала по уходу в домах престарелых – это "ИИ-обусловленный рост". Старение населения, пост-ковидный синдром, взрывное развитие домов престарелых — все это превращается в "ИИ-трансформацию здравоохранения".

Впрочем, мысль о том, что из-за демографической ямы у развитого человечества опасениями, что ИИ вызовет прям массовую безработицу, можно легко пренебречь – единственная мысль отчета, которую можно всерьез обсуждать. И тоже по традиции таких документов, еще несколько понятных технологий. Вроде полного игнорирование системных рисков. "Что происходит, когда ИИ ошибается, если в мире "операторов ИИ" произойдет неизбежная дисквалификация персонала и некому будет заметить ошибку". Или что произойдет со средним классом, если традиционный социальный контракт – "получи хорошее образование – получишь хорошую работу" - рухнет. Разница между инженером и промпт-инженером – не только 6 букв, а годы учебы и нолик лишний в цифре дохода. Но это логично за пределами интересов консультантов. А почему? А потому что они продавцы.  PwC, как и другие члены "большой четверки", хорошо зарабатывает на продаже услуги по "ИИ-трансформации компаний". Их "независимые исследования" – дорогие и весьма эффективные маркетинговые брошюры. Как если бы Philip Morris публиковал "исследование" об исключительной  пользе курения, а пресса и общество с придыханием это все потребляла.
Проблема ведь не в консалтерах – они просто зарабатывают, а в журналистах и блогерах, которые на самом деле не читают ничего кроме заголовков глав.  И выдают на гора. "A PwC считает, что внедрение ИИ рынку труда не угрожает, а создает ценность каждому сотруднику".
Интересна динамика европейского политнарратива от ковидных упражнений через Россию к Израилю-Ирану.  То, что еще недавно формулировалось либо как рациональная политика, либо как "политика ценностей", сегодня приобрело черты коллективной психодрамы, построенной на классическом "драматическом треугольнике": Жертва — Агрессор — Спаситель.

Особенность момента — "черчиллизация": политики предлагают гражданам не традиционное "процветание", а героический смысл в борьбе со злом в интересах назначенной "жертвы".

Роли зафиксированы:
Жертва
— западные (и израильское) общества и их граждане
• "Мы вынуждены жертвовать благосостоянием ради жизни и свободы"
• "У нас нет выбора — лишь оборона или гибель-порабощение"


Агрессор — геополитические противники (Россия, Китай, Иран)
• "Угроза нашему существованию, ценностям и образ жизни"
• "Лишь они виноваты в наших экономических проблемах"


Спаситель — политические лидеры и институты от гражданских до военных
• "Мы защищаем вас от экзистенциальной угрозы"
• "Доверьтесь нам — мы выучили уроки истории и понимаем масштаб угрозы"


Израильская атака на Иран демонстрирует работу система ролей. "Превентивный удар" - "самооборона", что создает парадокс: нападающий автоматически становится жертвой, а жертва агрессии — угрозой.

Неделю назад Рютте заяаил: "Если вы не будете тратить эти 5% (на оборону), вы сможете сохранить Национальную службу здравоохранения... но вам лучше будет выучить русский язык". Идеальная формула треугольника: граждане-жертвы должны пожертвовать социальными благами, чтобы спасители защитили их от агрессоров.

"Черчиллем" в медиа побывали все. От Джонсона и Зеленского до УФДЛ и Нетаниагу. Не считая локальных "черчилльков" в Прибалтике.

Смысл модели Черчилля – предложение "крови, пота и слез" вместо обычной жизни.
Ведь...
• Трудности - героизм народа
• Жертвы - служение высшим целям
• Лишения - доказательство правоты дела

Рютте взывает к его духу: "В 1936 году Черчилль поставил вопрос в Палате общин: 'Будет ли время привести нашу оборону в порядок?... или будут записаны ужасные слова "слишком поздно"?' И это вопрос для НАТО сейчас".

Создается "экономика жертвы":
• Падение уровня жизни объясняется не провалами политиков, а героическим выбором народа
• Сокращение социальных расходов становится моральным императивом
• Граждане должны быть благодарны за возможность пострадать заи"правое дело"
• Чем больше проблем, тем больше героизма и смысла

"Черчилль" очевидно не работает без "Гитлера" – универсального Агрессора. С ним сравнивали практически всех лидеров, не согласных с западной повесткой и даже Трампа в первый срок.

Моральное оправдание: если "Гитлер", любые жертвы легитимны

Эскалационная логика: компромисс с "Гитлером" - предательство

"Продажи страха" - "Раз Гитлер, то надо отключить мозг и ужасаться"

Добавим технологический переход: соцсети - идеальная среда для негативных эмоций, а ИИ – неограниченное количество триггерного контента для них.

Что тут важно понимать: двойные стандарты не исключение, а технологически поощряемая норма. Аудитория не успевает анализировать, предпочитая эмоциональную определенность аналитической сложности.

В результате:
"Наши" спасители:
• Опираются на "уроки истории"
• Действуют рационально и современно
• Защищают универсальные ценности

"Чужие" агрессоры:
• "Живут в прошлом"
• Одержимы реваншизмом
• Представляют архаичное зло, "экзистенциальную угрозу"

А ты – пользователь-жертва – в центре бури. Твоя задача – "не рефлексировать, а распространять".

Интересно, что модель создает психологическую зависимость от существования Агрессора. Без России, Китая или Ирана рушится вся система легитимации жертв. Это объясняет, почему дипломатические решения становятся структурно невозможными — они лишают систему опоры и буквально права на существование. Где был бы Нетаньяху без Ирана? Или Кая Каллас без России?

Так что цитата Рютте — "лучше учите русский" не предупреждение, а рекламный слоган экономики жертвы, где граждан обязывают платить за возможность чувствовать себя героями в борьбе с медийно назначенным злом.
Очередной большущий разговор с "Бизнес-онлайн" про Трампа и то, что происходит вокруг него. На этот раз поводом стал разрыв с Маском (а также с его попытками что-то реформировать и где-то сэкономить), но сам разговор оказался неожиданно актуальным в контексте стремительного приближения присоединения "мирных»" и "изоляционистских" США Трампа к войне против Ирана.

Несколько цитат для привлечения внимания:

"Трамп хочет не осушить болото, а стать самой громкой лягушкой на самой высокой его кочке"

"Государство реформировать — как свинью стричь: визгу много, толку мало. Лучше всем зарабатывать на революции искусственного интеллекта"

"Менеджер фонда Сороса и диджей с республиканских вечеринок победили человека, который собирался лететь на Марс"

"Маск верил, что государство можно сделать эффективным. Трамп считал, что его надо просто возглавить"

"В Лос-Анджелесе бунты — это как индейка на День благодарения. Без них не обходится ни один сезон"


А также – о нарциссизме, бананах, наследии протопопа Аввакума и о том, что, чтобы посчитать задачу "трансформации государства" выполненной, иногда достаточно перекрасить женщин-чиновников в блондинок.
На ПМЭФ-2025 Москва представила немало проектов, которые показывают: город не просто "догоняет" мировые тренды, а формирует собственную уникальную модель технологического перехода, конкурируя уже не с очевидно отстающими "цифровыми городами Запада", а с восточными лидерами вроде Сингапура, Шэнчженя или Сеула.

3⃣ заявленных проекта показались мне "образцовыми" в смысле соответствия наиболее актуальным трендам.

ГЕОКУПОЛ
Пока Илон Маск обещает роботакси "на следующий год" (который год подряд), МИИГАиК создает реальную инфраструктуру для беспилотной экономики. "ГЕОКУПОЛ" это не просто улучшение ГЛОНАСС, а комплексная платформа высокоточной навигации для всего, что будет двигаться и действовать без человека. Настоящая роботизация и автоматизация невозможны без геоточности иного уровня, чем сегодня.

Тренд очевидный: рынок геонавигационных решений вырастет с 51 млрд ₽ в 2020 году до 512 млрд к 2030-му. Двигатель финансового прогресса - заказы Роскосмоса, Минсельхоза, строительных и логистических компаний. Разработка идет от задач реальной экономики, а не от "поиска применения" очередного стартапа.

МЕТАВСЕЛЕННАЯ ВДНХ
Пока Цукерберг очаровывается и разочаровывается в теме метавселенных, Москва запустила метавселенную, которая решает практические задачи. 80 павильонов и 400 экспонатов ВДНХ стали доступны всем жителям России в виде детального цифрового двойника.
Это не попытка создать "второй мир" для эскапизма. Это инструмент для туризма, образования, тестирования городских решений. В основе — фотограмметрическая модель из "Цифрового двойника Москвы", который с 2019 года помогает планировать реальное городское развитие.

Мировой рынок цифровых двойников растет и снова в 10 раз с 19,9 млрд $ в 2024 до прогнозируемых 91,92 млрд к 2029 году. Москва входит в этот тренд не как покупатель чужих решений, а как создатель собственных.

КИБЕРБЕЗОПАСНОСТЬ
Москва заключила с Positive Technologies соглашение о создании единой системы информационной безопасности. Это не просто "поставить антивирус", это выстраивание проактивной защиты критической инфраструктуры мегаполиса. Поскольку все цифровые решения в Москве интегрируются в единую сеть управления, вопрос о механизме защиты "цифровой Москвы" сверхактуален. Через уязвимость в системе социальной помощи хакер может добраться до управления ЖКХ или транспортом - это риски для всех.

Как сформулировал Собянин: "Управление городом все больше переходит в цифровой формат. Цифровой двойник Москвы - большая управленческая платформа, позволяющая моделировать множество процессов, происходящих в реальной жизни, от обеспечения безопасности до перспективных транспортных систем. Без этого моделирования в Москве не принимается ни одно серьезное решение".

Фактически, Московская модель технологического развития строится на 3 принципах:
1⃣ От задач к технологиям, а не наоборот. Навигация для беспилотников нужна транспорту и логистике. Цифровые двойники — городскому планированию. Кибербезопасность — защите критической инфраструктуры. Технологии создаются под конкретные потребности, а не в поисках "проблемы для решения".

2⃣ Государство как продюсер, а не инвестор. Город предоставляет инфраструктуру, данные, площадки для апробации. Но не покупает доли и не требует "экзита". Логика — долгосрочное развитие, а не прибыль.

3⃣ Технологический суверенитет через кооперацию. МИИГАиК работает с Роскосмосом и МФТИ. ВДНХ использует наработки "Цифрового двойника Москвы". Positive Technologies интегрируется в городскую экосистему на всех уровнях. Это не конкуренция за ресурсы, а совместное решение задач.
Ну и напоследок, цитата с ПМЭФ вице-президента Газпромбанка Алексей Федоров: "Крупные технологии редко рождаются в хаосе стартапов. Взгляните на микроэлектронику, атомный или космический проекты — они строились на четких задачах, государственном заказе, системной кооперации. Именно так создаются прорывы".

В мире, где даже создатель ChatGPT мечтает купить Chrome у Google ради доступа к данным, централизованный московский подход к технологическому развитию может оказаться не "отсталостью", а конкурентным преимуществом.
Когда Дж. Безос арендует половину Венеции для свадьбы стоимостью $50 миллионов, это не просто манифестация стиля одного нувориша. Это манифест фундаментальной трансформации капитализма — от протестантской этики к неофеодальной форме властных, социальных и политических отношений. И это – как и протест венецианцев, и надувные 🐊в каналах – социологически прикольная вещь.

Традиционное "веберовское" капиталистическое богатство - знак божественного благословения, но демонстрация роскоши - непростительная гордыня. Сегодняшние техномиллиардеры разрушили эту традицию. И ведут себя, скорее, как индийские набобы из викторианских романов: частные космические программы, яхты размером с военные корабли. Свадьба Безоса — апогей этой трансформации.

Источник изменений лежит в самой природе современного богатства. Традиционные капиталисты создавали физические активы — заводы, дороги, инфраструктуру. Их капитал был привязан к конкретным местам и сообществам, что создавало обязательства.

Техномиллиардеры контролируют платформы и данные — абстрактные активы, позволяющие извлекать ренту из всей экономики, не создавая ничего материального. Amazon поднял торговую маржу с традиционной в обычной экономике в 10 раз, фактически обложив данью всех участников рынка. Это ближе к феодальному контролю над торговыми путями, чем к промышленному капитализму. Безос – ближе к Тамерлану, чем к Рокфеллеру.

Богатство платформенных гигантов создано не столько инновациями, сколько регуляторной средой. Оформлено политически. Amazon доминирует благодаря антимонопольной слепоте властей. Стоит регуляторам ограничить комиссии платформ, обеспечить налоговую прозрачность или разделить интегрированные бизнесы — и состояния могут сдуться как мыльные пузыри.

Именно здесь истинный смысл венецианского спектакля. Это не личное торжество, а геополитическое мероприятие. Когда ты приглашаешь дочь президента США, топ-менеджеров корпораций, медиамагнатов и политиков на трехдневный фестиваль роскоши, ты создаешь сеть взаимных обязательств. Это взятка, поражающая воображение, — не деньгами, а опытом и впечатлениями, которые не купить.

Традиционная коррупция ограничена суммами, которые можно передать незаметно. Но превращая объект всемирного наследия в свою игровую площадку, ты даришь опыт экстраординарной власти. Каждый гость становится соучастником этого великолепия, психологически связанным с хозяином праздника.

Березовский в 1990-е тоже устраивал легендарные вечеринки для политиков и медиаперсон. Безос просто делает это изящнее и с большим бюджетом, но суть - демонстрация могущества + создание клиентелы.

Венецианцы не могут попасть в город, так как миллиардер арендовал его. Протестующие с надувными крокодилами в каналах — это не просто фольклор, а символическое сопротивление новому феодализму опять же стилистически близкое традиционному для феодализма "карнавалу, как способу отрицания власти".

Мы наблюдаем фундаментальную трансформацию: от конкурентного капитализма к олигархическому контролю. Ключевые экономические активы сосредоточены в руках узкой группы людей, богатство которых целиком зависит от политических решений. При этом они обладают достаточными ресурсами для влияния на эти самые решения.

Венецианская свадьба — не аномалия, а логичное развитие системы, где экономическая власть трансформируется в политическое влияние через "экономику впечатлений". Это возвращение к аристократической культуре, только без традиционных ограничений аристократии — обязательств перед подданными, кодекса чести, хотя бы формальной ответственности.

И вопрос тут не в том, имеет ли право Безос потратить свои деньги на роскошную свадьбу. Вопрос в том, должно ли общество позволять накопление богатства до уровня, когда частные лица получают власть над общественными пространствами, политическими процессами и самой структурой экономики. "Сопротивление венецианцев" -  попытка горожан напомнить новым набобам, что города принадлежат людям, а не капиталу.

Смех смехом, но классический марксизм становится все более релевантным способом объяснения политпроцессов. Спасибо Безосу с Трампом.
2025/06/27 20:04:52
Back to Top
HTML Embed Code: