Все говорят о суверенитете.
Вот, взять Сев. Корею — страна очень суверенная. И что с этого людям, которые там живут? Или Центрально-африканская республика была суверенной, дальше некуда. Так президент Жан-Бедель Бокасса, вообще, жрал своих подданных. Особенно, говорят, любил детей.
Зачем суверенитет, для каких целей — вот, что важно. Обычно говорят, для реализации национальных интересов страны! В общепринятом смысле национальный интерес страны это совокупный интерес граждан. Ну, там: лучше жить, хорошее здравоохранение, детей чтобы хорошо выучить, работа и з/плата хорошая, чтобы культурный досуг, вокруг ухожено и прочее. И, конечно, чтобы личная свобода и безопасность обеспечивалась. Тут роль суверенитета понятна.
Но когда в головы людей вбивают, что государство это ни что иное, как лицо осуществляющее власть, то картинка переворачивается. Тогда суверенитет оборачиваптся бесконтрольностью властителя и круга его приближённых. Не смейте снаружи указывать, что нам делать со своим народом внутри страны. Самодурство власти подаётся как национальный интерес. Умелая и массированная пропаганда плюс историческая память народа (что с ним может сотворить власть) довольно быстро закрепляет такое представление суверенитета в головах населения.
И примеров таких стран на планете ещё достаточно. Иран это Хомейни, Сев. Корея это Ким Чен Ин, Эритрея это Исайяс Афеворки... Список можете сами продолжить. Ну, людей, правда, больше не едят.

Справедливость, увы, побеждает не всегда — за нее нужно бороться. И всегда есть риск проиграть. В этот раз получилось так. Заявление о прекращении деятельности движения «Голос»

18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ОБЩЕРОССИЙСКИМ ОБЩЕСТВЕННЫМ ДВИЖЕНИЕМ В ЗАЩИТУ ПРАВ ИЗБИРАТЕЛЕЙ «ГОЛОС» ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ОБЩЕРОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВЕННОГО ДВИЖЕНИЯ В ЗАЩИТУ ПРАВ ИЗБИРАТЕЛЕЙ «ГОЛОС»

Общероссийское общественное движение в защиту прав избирателей «Голос» прекратило свою деятельность.

Это окончание истории, которая, по версии следствия и суда, длилась 25 лет. Спасибо всем тем, кто на протяжении многих лет отдавали свои время и силы, чтобы в нашей стране были эффективные институты и честные выборы. «Голос» никогда не видел своей задачей победу тех или иных политических сил, ведь наблюдение за выборами — это не политическая деятельность, а способ защиты конституционного строя России и гарантируемое государством право граждан.

К сожалению, в связи с приговором суда по уголовному делу Григория Мельконьянца, мы больше не можем этого делать. Преследование наблюдательского сообщества и движения «Голос» стало еще одной мерой, направленной на подрыв конституционных основ страны.

Басманный районный суд Москвы признал нашего коллегу, сопредседателя «Голоса» Григория Мельконьянца, виновным в организации деятельности иностранной или международной организации, в отношении которой принято решение о признании нежелательной на территории Российской Федерации. Защита долгое время ждала текст приговора, который получила лишь недавно. В этом тексте суд практически ставит равенство между «Голосом» и признанной нежелательной организацией ENEMO, которая никогда не наблюдала и не осуществляла какой-либо деятельности в России.

При этом на суде так и не были представлены факты противоправной деятельности «Голоса», не говоря уж о фактах нанесения какого-то ущерба интересам Российской Федерации и ее граждан. Наоборот, эта деятельность была глубоко патриотична, поскольку была связана с отстаиванием истинного суверенитета граждан России — их права на участие в управлении государством.

Тем не менее, это решение суда не оставляет выбора, поскольку ставит под угрозу уголовного преследования не только всех участников «Голоса», но даже тех людей, кто обращался просто за консультацией и юридической помощью.

Кроме того, арест и заключение под стражу нашего друга и коллеги Григория Мельконьянца имели под собой лишь одну цель — заставить «Голос» замолчать.

Что ж, в порядке примечаний к статье 284.1 УК РФ, мы добровольно прекращаем деятельность Общероссийского общественного движения в защиту прав избирателей «Голос».

Все региональные отделения Общероссийского общественного движения в защиту прав избирателей «Голос» ликвидированы, досрочно прекращены полномочия председателей региональных отделений, членов Советов региональных отделений, членов ревизионной комиссии, членов Совета и сопредседателей движения, прекращены все созданные движением проекты, работа всех информационных ресурсов (сайта движения, «Карты нарушений», аккаунтов в социальных сетях) остановлена, и они более не будут обновляться. Если вы были подписаны на регулярные пожертвования партнерских организаций, оказывавших поддержку движению, то эти средства больше не будут списываться с ваших банковских карт.

Тем, кто находится в России или планирует её посещение, рекомендуем не делать перепостов с сайтов или из социальных сетей движения «Голос». Если такие перепосты были сделаны ранее, то рекомендуем их удалить, чтобы у правоохранительных органов не было повода привлечь вас к ответственности за распространение материалов нежелательной организации.

Справедливость, увы, побеждает не всегда — за нее нужно бороться. И всегда есть риск проиграть. В этот раз получилось так.

Прощайте.

Павел Федосов:

"Одной из причин, по которой стал гораздо осторожнее говорить о войне с не очень знакомыми людьми - это смерть. Смерть огромного количества молодых людей. Это не так чувствуется в Москве, но при общении с людьми из других регионов, в путешествиях по России создаётся впечатление, что там эта смерть становится все более обыденным явлением, кого-то регулярно привозят в цинковом гробе, хоронят с почестями. Точные потери мы узнаём ещё не скоро. Но очевидно, что массовая гибель молодых на войне - это новая реальность, продолжающаяся с каждым новым днём этой войны. И морального права говорить человеку, потерявшего близкого, о том, как я оцениваю решение о начале войны, на которой погиб его отец, брат, муж, сын, я за собой не оставляю. Если в начале войны такого рода разговоры были, в первую очередь, столкновением мировоззренческих позиций, то теперь все слишком густо полито кровью."


@gortchakov

Близится сентябрь. Разворачиваются избирательные кампании во многих регионах. Вспомнилось из интервью Эллы Памфиловой её понимание главного смысла своей работы на посту главы ЦИК: «Я горжусь тем, что я пытаюсь способствовать тому, чтобы страна не развалилась, чтобы страну не раздербанили, чтобы стабильность была...»
Во как! Государство у нас по Конституции демократическое и власть народом избирается. Эллу Александровну начальником ЦИК поставили и её задача организовать процесс голосования так, чтобы всё было честно, прозрачно и по закону. Но нет, это для неё мелковато — за стабильность в стране ответственность на себя взваливает! Стало быть, заподозрит кого из кандидатов в нелюбви к устоявшейся стабильности, так и не зарегистрирует с чистой совестью.
И так повсюду.
Прокурором назначили, полномочиями наделили, клятву дал, что единственная задача — блюсти, дабы закон на подведомственной территории неукоризненно исполнялся... Но как до решения доходит, привлекать субъекта к ответственности или дать снисхождение — решает с позиций сохранения стабильности в масштабе страны.
Судьёй поставь, кодексами обложи со всех сторон, жалованье приличное дай. Но как приговор выносить, закон в сторону и размышляет: а не поколеблет ли такой приговор стабильность государства.
Вот и получается. Законы есть, органы для их исполнения и контроля за исполнением созданы, штатные расписания укомплектованы — а Конституция не работает! Кадров подходящих подобрать невозможно! Кого куда ни определи — порученное дело побоку и сразу начинают за стабильность бороться.
Так и живём.

Александр Аузан, декан экономического факультета МГУ:

Продолжительность жизни растет, скорее всего, пенсионная система такой нагрузки не выдержит. Правительства будут сдвигать пенсионный возраст все дальше и дальше, но большинство избирателей сами – будущие пенсионеры. Поэтому они будут голосовать только за тех политиков, которые заблокируют повышение пенсионного возраста.

В конце концов, либо все доходы государства придется потратить не на развитие страны, а на то, что называется словом «дожитие», либо пенсионная система в ее нынешнем виде перестанет существовать.

@gortchakov

"Их" проблемы:

Мы живем в Абсурдистане? Две актуальные новости за 48 часов показывают, что происходит, когда идеология сталкивается с правовым государством:

👉 Вчера: известный неонацист Свен Либих, на протяжении десятилетий являющийся известной фигурой в праворадикальной среде в Галле, должен отбывать свой законный срок заключения: в женской тюрьме.

* В июле 2023 года он был приговорен к 1 году и 6 месяцам лишения свободы без права условного освобождения за разжигание национальной розни, клевету и оскорбление.

* Апелляция и кассация были отклонены, приговор является окончательным.

* Прокуратура Галле теперь распорядилась о начале отбывания наказания.

Однако, поскольку в январе 2025 года Свен Либих изменил свою половую принадлежность в соответствии с новым законом о самоопределении и теперь по закону является женщиной с именем Марла-Свеня Либих, биологический мужчина будет отбывать наказание не в мужской, а в женской тюрьме: в женском исправительном учреждении в Хемнице.

👉 Сегодня: Берлинский земельный суд отклонил попытку запретить посредством временного судебного запрета называть Либиха мужчиной.

* Юлиан Райхельт публично написал на X: «Свен Либих не является женщиной. Если они могут заставить нас утверждать это, они могут заставить нас делать все что угодно».

* Суд постановил:
Да, это высказывание нарушает право на неприкосновенность личности. Однако оно не является незаконным, поскольку преобладает свобода слова. Ведь это утверждение является правдивым, не содержит оскорбительных высказываний и вносит вклад в общественную дискуссию.

⚖️ Результат этих двух решений:

Для общественности:
Можно называть вещи своими именами: Либих — мужчина.

Для пенитенциарной системы:
Официальная запись в реестре имеет значение: Либих считается женщиной и переезжает в женскую тюрьму.

❗️ Эта гротескная несоответствие в полной мере показывает слабость закона о самоопределении:
Мужчина, который до января 2025 года бесспорно считался таковым, может изменить свой пол в реестре простым заявлением.

Результат: правый экстремист теперь, как пассажир, извлекает выгоду из закона, который якобы должен защищать уязвимые меньшинства, и попадает в женскую тюрьму.

👉 Последствия фатальны:

* Если биология больше не имеет значения, то права женщин и защищенные пространства становятся бессмысленными.

* Свобода слова должна защищаться в суде, чтобы вообще можно было высказывать факты.

* Экстремисты демонстрируют абсурдность закона о самоопределении, превращают судебную систему в арену своего цинизма — а правовое государство бессильно наблюдает за этим.

Дело Либиха — это не курьезный единичный случай, это предзнаменование. Оно показывает, с какой легкостью коалиционное правительство протащило идеологический проект:
без оценки правовых последствий, без учета безопасности, без учета прав женщин.

То, что именно неонацист может использовать этот закон в своих целях, показывает, насколько уязвимы наша демократия, правовое государство и права женщин.

@gortchakov

8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда.

Нам, живущим сейчас в сытости и комфорте, невозможно описать то страшное время – обратимся к воспоминаниям блокадников:

Первым умер от голода мой родной брат Леня — ему было 3 года. Мама на саночках отвезла его на кладбище, захоронила в снегу. Через неделю пошла на кладбище, но там валялись лишь его останки – все мягкие места были вырезаны. Его съели. (Грязнова В.В.)

Морозы достигали 40 градусов, а не было ни дров, ни угля. Съедено было все: и кожаные ремни, и подметки, в городе не осталось ни одной кошки или собаки...Трупы уже перестали убирать, их просто заносило снегом (Алешин Е.В.)

Из клея варили студень, в доме остался перец, лавровый лист, и это все добавляли в клей. (Бриллиантова О.Н).

Весна. Можно есть листья деревьев. Мы проворачиваем их через мясорубку и лепим лепешки. У нас пухнут животы (Аксенова ТР).

Не задумываясь, ехали на рытье окопов. Дети, с 5-го по 10-й классы. Никто никого не заставлял. Это было святое — для Родины. (Залесская В. М.).

Одним из самых загадочных явлений в сегодняшнем российском обществе для меня является популярность Сталина. Математики, наверное, поправят, но интуитивно кажется, что в истории каждой российской семьи и ее близкого окружения (соседи, друзья) должен оказаться кто-то, кто невинно пострадал от сталинских репрессий. Проверьте себя, если читаете это, рассказывали ли Вам про таких людей?

Репрессии были настолько широки по размаху и разнообразны по своим жертвам, что им оказались подвержены самые разные группы населения: военнопленные советские граждане, попавшие к фашистам, и потом бежавшие или освобожденные, крестьянство, монашество, белое священство, активные миряне, интеллигенция, вернувшиеся на свою беду белые эмигранты, офицерство, в конце концов, сами сталинские соколы заканчивали в том же ГУЛаге. Объектами репрессий оказывались целые народы - калмыки, чеченцы, крымские татары, немцы и так далее.

Т.е. сталинские репрессии - это, очевидно, борьба с самыми разными слоями населения, это массовое явление. Можно не верить цифрам, книгам, фильмам, блогам, но как будто бы в семейной памяти, в памяти локальных сообществ, церковных приходов что-то должно оставаться и передаваться? Или это так не работает? Слишком много замалчиваний?

Недавно один сельский батюшка далеко от Москвы рассказал, что из местной епархии была прислано распряжение не слишком акцентировать тему новомученников, в Москве кто-то упорно сдирает таблички с именами репрессированных жильцов того или иного дома. Т.е. замалчивание это некий вектор? Но при таком векторе то, что было при Сталине, будет в той или иной форме или степени повторяться бесконечно.

"Постепенно в эти первые военные недели войны 1914 года стало невозможным разумно разговаривать с кем бы то ни было. Самые миролюбивые, самые добродушные как одержимые жаждали крови. Друзья, которых я знал как убежденных индивидуалистов и даже идейных анархистов, буквально за ночь превратились в фанатичных патриотов, а из патриотов – в ненасытных аннексионистов.

Каждый разговор заканчивался или глупой фразой, вроде «Кто не умеет ненавидеть, тот не умеет по-настоящему любить», или грубыми подозрениями. Давние приятели, с которыми я никогда не ссорился, довольно грубо заявляли, что я больше не австриец, мне следует перейти на сторону Франции или Бельгии.

Да, они даже осторожно намекали, что подобный взгляд на войну как на преступление, собственно говоря, следовало бы довести до сведения властей, ибо «пораженцы» – красивое слово было изобретено как раз во Франции – самые тяжкие преступники против отечества.

В ту пору, когда пропаганда в мирное время еще не успела себя дискредитировать, люди, несмотря на нескончаемые разочарования, еще считали, что все, что напечатано, правда. И таким образом чистый, прекрасный, жертвенный энтузиазм первых дней постепенно превращался в оргию самых низменных и самых нелепых чувств.

Францию и Англию «завоевывали» в Вене и Берлине, на Рингштрассе и на Фридрихштрассе, что было значительно проще. На магазинах должны были исчезнуть английские, французские надписи, даже монастырь «К ангельским девам» вынужден был переменить название, потому что народ негодовал, не подозревая, что «ангельские» предполагало ангелов, а не англосаксов. Наивные деловые люди наклеивали на конверты марки со словами «Господь, покарай Англию!», светские дамы клялись, что, пока живы, не вымолвят ни единого слова по-французски. Шекспир был изъят из немецкого театра, Моцарт и Вагнер – из французских, английских музыкальных залов, немецкие профессора объявляли Данте германцем, французские – Бетховена бельгийцем, бездумно реквизируя духовное наследие из вражеских стран, как зерно или руду. Не довольствуясь тем, что ежедневно тысячи мирных граждан этих стран убивали друг друга на фронте, в тылах вражеских стран поносили и порочили взаимно их великих мертвецов, которые уже сотни лет тихо покоились в своих могилах.

Помешательство становилось все более диким. Кухарка, которая никогда не выезжала за пределы своего города и после школы никогда не открывала никакого атласа, верила, что Австрии не прожить без Зандшака (крохотное пограничное местечко в Боснии). Извозчики спорили на улице, какую контрибуцию наложат на Францию: пятьдесят миллиардов или сто, не представляя себе, что такое миллиард.

Не было города или человека, которые бы не поддались этой ужасающей ненависти. Священники проповедовали с амвона, социал-демократы, которые за месяц до того заклеймили милитаризм как величайшее преступление, теперь витийствовали, где могли, еще больше других, чтобы не прослыть, по выражению кайзера Вильгельма, «странствующими подмастерьями без отечества». Это была война наивного (ничего не подозревавшего) поколения, и именно неподорванная вера народов в правоту своего дела стала величайшей опасностью."

Стефан Цвейг "Вчерашний мир, воспоминания европейца"

Хороший, на мой взгляд, вопрос: если один народ (в той степени, конечно, в которой об одной группе людей можно говорить как о едином целом, потому что степень эта никогда не равна ста процентам) живет мыслью, надеждой и стремлением уничтожить другой народ (причины вынесем за скобки – они могут быть надуманными, а могут и вполне вескими), означает ли это, что другой народ в целях «самообороны» может «превентивно» уничтожить тех, кто хочет уничтожить его?
 
Есть еще один не менее интересный и вытекающий из первого вопрос о пределах такой превентивной «самообороны». Должен ли ответ на намерение уничтожить тебя быть строго вымеренным, взвешенным на аптекарских весах справедливости и разумной достаточности, где прежде, чем выдать лекарство по старинному рецепту  «око за око», оба «ока» должны быть тщательно взвешены, или все-таки в «превентивных» и, тем более, в «ответно-проучительных»  целях можно бить до «искр из глаз», невзирая на принцип пропорциональности, лежащий в основании юридического концепта «необходимой обороны»?
 
И уж совсем сбоку по-прежнему стоит традиционный для смутных времен вопрос о коллективной ответственности «стада» за преступления свихнувшегося «пастуха», который и свое собственное стадо гонит на убой, и чужое пускает под нож? Меняет ли ситуацию то обстоятельство, что «стадо» бежит за «пастухом-маньяком» с радостным блеянием, ржанием или хрюканьем? Значит ли это, что война с «пастухом-маньяком» делает все стадо легитимной целью для уничтожения и заложником несчастливых обстоятельств?
 
Есть и совсем другие вопросы. Например, такой: является ли «террорферштейн» теперь новой политической нормой? Не совсем новой, конечно, если вспомнить разлом XIX и XX веков, когда «бомбистов-социалистов» интеллектуалы Европы чествовали как героев (эссе Бориса Акунина про Гершуни как-то очень своевременным оказалось).
 
Значит ли это, что теперь любая жестокость, вплоть до патологического садизма, может быть не только объяснена, но даже оправдана проблемами исторической памяти или необходимостью восстановления исторической (социальной, экономической или какой-либо иной) справедливости?
 
И, кстати, чтобы, как пишет Шендерович, два раза не вставать, хотелось бы спросить: а существуют ли сроки восстановления исторической справедливости, которые делают легитимным террор или войну как средства для ее восстановления? И если да, то какие – 80 лет, 800 или 8000?
 
Это общие вопросы. Они не привязаны, увы, к какой-то конкретной ситуации или к какой-то конкретной войне. Они привязаны к нашему безумному времени, запутавшемуся в нравственных парадигмах.