🇱🇧 Трения между Хезболлой и её христианскими союзниками

«„Хизбалла“ считает, что она делает что-то для поддержки Газы. Мы не согласны в этом вопросе», – заявил председатель СПД Джибран Басиль в недавнем интервью RT Arabic. С самого начала войны этот союзник «Хизбаллы» призывал не рисковать началом большой войны ради сектора Газа. Ливан не добьется «ни возвращения ферм Шебъа, ни гарантий в вопросах [добычи и транспортировки] нефти и газа, ни возвращения палестинских беженцев на их землю, ни возвращения сирийских беженцев на их землю», – считает Басиль. Он подчеркнул, что перемирие в обмен на делимитацию сухопутной границы между Израилем и Ливаном – это «не достижение». «Его можно было добиться когда угодно – дипломатическим путем, не военным», – утверждает Джибран Басиль.

Перепалки между христианским Свободным патриотическим движением и Хезболлой начались ещё в конце 2022 года. Война в Газе стала очередным камнем преткновения между союзниками. Хотя СПД отнюдь не симпатизирует Израилю, партия не хочет большой войны.

В феврале основатель СПД и экс-президент (2016–22) Мишель Аун назвал слова Хасана Насраллы, дескать только Хезболла спасла Ливан от превентивного удара Израиля, «всего лишь мнением». Через пару недель Ауна посетили представители Хезболлы, причём возглавлял делегацию лично Мухаммад Раад – лидер парламентской фракции Хезболлы. Также присутствовали шиитские депутаты Али Аммар и Хасан Фадлалла. Целью визита было «укрепить национальное единство перед лицом сионистского врага, совершающего геноцид в Газе», заявил Раад. Но, судя по недавним заявлениям Басиля, единства в Ливане не наблюдается.

Написал для @detalynews, как эти противоречия связаны с президентским вакуумом в Ливане и почему аунисты вряд ли разорвут отношения с Хезболлой.

Основанная в 1933 году Лига националистического действия в каком-то смысле была предвестницей партии Баас, которая появилась в 1940-х. Хотя ЛНД не добилась своих амбициозных целей, это была первая публичная организация пан-арабистов, у которой были ячейки в разных странах и сторонники разных конфессий. К тому же, одним из лидеров ЛНД (на северо-западе Сирии) был Заки аль-Арсузи, считающийся одним из отцов-основателей Баас.

В 1933 году несколько десятков арабских националистов собрались в горной деревне Карнэйль в Ливане. Среди них были молодые юристы, журналисты и лидеры бойскаутов. На этой секретной встрече они решили создать Лигу националистического действия (ʿUṣbat al-ʿamal -al-qawmī), чтобы «объединить движение национального сопротивления в арабских странах». ЛНД провозгласила «суверенитет и полную независимость арабов» от Франции и Великобритании и «единство арабских стран» своими высшими целями.

В программном документе «[Обращение] к арабам от ЛНД» подчёркивалось, что движение должно быть хорошо организованно, опираться на народную поддержку и идеологию. Таким образом молодые националисты противопоставляли себя традиционным политикам, которые обычно опирались на авторитет своих семей и клиентализм.

ЛНД выдвинула «принцип непризнания мандата» и «правительств, находящихся под колониальным влиянием». Отчасти поэтому ЛНД не участвовала в выборах. Впрочем, не факт, что их допустили бы; да и массовой поддержки у них не было. Тем не менее, ЛНД была активна в большинтсве крупнейших городов Сирии (особенно Дамаске и Хомсе), в Ливане (особенно в Бейруте и Сайде/Сидоне) и (в меньшей степени) в Ираке, Палестине и Трансиордании.

Лига критиковала «социальный паралич» арабок и призывала «поднять социальный уровень женщин». Она также требовала броться с «феодализмом» (влиянием крупных землевладельцев), «заботиться о рабочем классе» и развивать медицину и образование в деревнях.

Вдобавок, Лига обвиняла европейцев в искусственном разделении арабских стран, пропаганде европейского превосходства и использовании «предлога меньшинств» (ḏarīʿat al-aqalliyyāt) для вмешательства во внутренние дела арабов. ЛНД отрицала, что между жителями арабских стран была разница в правах. «Мы не признаём существование меньшинств религиозных, расовых (ʿunṣuriyya) или языковых. Единственная национальность (ǧinsiyya) жителей арабских стран – арабская, и единственный официальный язык – арабский».

Надо сказать, что для некоторых меньшинств – шиитов, части друзов, христиан и алавитов – идея раствориться в арабской общности казалась вполне привлекательной. Но кому-то – армянам и арабским христианам (особенно маронитам), части алавитов, друзов и шиитов – это не нравилось. Поэтому (и по иным причинам) они нередко поддерживали другие движения – фалангистов Катаиб (марониты), коммунистов (армяне, курды и проч.) и ССНП (алавиты, друзы, христиане).

ЛНД также называла сионизм «острым оружием для войны с арабами» (...silāḥan māḍiyan li-muḥārabat al-ʿarab). В программной декларации Лига утверждает, что «его (сионизма) вред не ограничивается южной частью Сирии, а является всеобщей угрозой для арабов, болезнью, которая разъедает кости дела арабов и расползётся по всем арабским странам». ЛНД требовала запретить продажу земли сионистскому движению.

Как раз в 1930-х годах конфликт между евреями и арабами в Палестине стремительно становился международным. В 1931 году в Иерусалиме прошла конференция, где десятки делегатов (в основном политики из Леванта) требовали остановить еврейскую иммиграцию и предоставить арабским странам независимость. Почти все радикальные партии, возникавшие в те годы, активно критиковали сионизм. В 1932 году в Бейруте появилась пан-сирийская ССНП, которая также с самого начала говорила о сионизме как угрозе. Салим Хаййята – один из лидеров сиро-ливанских коммунистов в середине 1930-х – также сравнивал сионизм с болезнью. А во время восстания в Палестине 1936–39 гг. пан-арабисты из Ливана отправляли инсургентам оружие и добровольцев.

Руководство и большинство членов Лиги националистического действия принадлежали к семьям социальной элиты. Однако в основном это были представители менее влиятельных ветвей либо младшее поколение.

Среди достижений ЛНД можно выделить географию её распространения и смешанный конфессиональный состав. В Сирии ЛНД действовала во всех основных городах кроме Алеппо, но в первую очередь – в Дамаске, Хомсе и на северо-западе. В столице Лига набирала сторонников среди студентов юрфака Сирийского (ныне Дамасского) университета, учащихся престижной школы at-taǧhīz (в 1930-х там работали Мишель Афляк и Салах ад-Дин аль-Битар, впоследствии основавшие партию Баас), а также из числа бойскаутов.

Влияние ЛНД в Хомсе связано с именем Аднана аль-Атаси – сына уважаемого политика Хашима аль-Атаси. Последний неоднократно был президентом (до и после независимости), и по влиянию в Хомсе ему не было равных. Вместе с двумя кузенами Аднан аль-Атаси принёс Лигу в Хомс. Впрочем, когда аль-Атаси покинули ЛНД, это отделение движения развалилось.

В Хомсе ЛНД также пользовалась поддержкой православных арабов. В отличие от многих католиков-маронитов, православные охотно идентифицировали себя как арабы или сирийцы. Отчасти это связано с тем, что марониты в основном сосредоточены в Ливане, в то время как православные разбросаны по всему Леванту. Антиколониальные настроения были также связаны с тем, что импорт европейских товаров ударил по благосостоянию сирийских ремесленников – включая христиан в Хомсе.

В санджаке Александретта (ныне Хатай в Турции) ЛНД играла заметную роль в протестах против передачи этой области Анкаре. Местным лидером Лиги был учитель по имени Заки аль-Арсузи. Преследования французских властей и запрет на преподавание сказались на его психологическом состоянии, и впоследствии он не занимался политикой, но продолжал писать книги. Его идеи оказали влияние на баасистов, а его ученики участвовали в 1-м съезде Баас в Дамаске (1947).

В Ливане центром активности ЛНД был Бейрут. К 1936 году ливанские ячейки Лиги возглавлял друз по имени Али Насир ад-Дин. Этот журналист участвовал в ряде националистических конференций, включая Арабскую исламскую конференцию в Иерусалиме (1931) и т.н. Конференцию побережья 1933 г. в Бейруте. Последняя требовала включить Ливан в состав Сирии (обе страны были под контролем Франции). Вдобавок, ЛНД удалось обосноваться во ряде христианских деревень Ливана и в ряде периферийных регионах (вроде Сайды на юге, Аккара на севере, Баальбека на северо-востоке), утверждает Хаттар Бу Саид*. В Сайде/Сидоне к Лиге присоединился Адиль Осейран – наследник влиятельной шиитской семьи, который впоследствии занимал пост спикера парламента.

После Второй мировой Али Насир ад-Дин пытался возродить ЛНД как легальную политическую партию, но она не имела успеха.

В середине 1930-х ЛНД – в соответствии с модой тех лет – основала военизированное крыло – Молодые львы арабизма (Ašbāl al-ʿurūba). Периодически они вступали в потасовки с Железными рубашками – молодёжным парамилитари-движением Национального блока.

Некоторые авторы также отмечают роль ЛНД во всеобщей забастовке 1936 года в Сирии. Лига была заметна на протестах в Дамаске – в первую очередь среди образованной молодёжи. Какое-то время (в 1938 году) ЛНД также издавала газету Националистическое действие (al-ʿamal al-qawmī).

Несмотря на всё это, ЛНД оставалась немногочисленной, и её социальная база ограничивалась юристами, чиновниками, учителями и инженерами. ЛНД исчезла около 1939 г., но, видимо, некоторые ячейки продолжали работу ещё несколько лет.

*عصبة العمل القومي ودورها في لبنان وسوريا

(Philip S. Khoury, Syria and the French Mandate; Raghid el-Solh, Lebanon and Arabism)

📸Кампус Американского университета в Бейруте (AUB) и старый добрый бейрутский трамвай. За кампусом виднеется Средиземное море. Улица Блисса, район Рас Бейрут, 1960 г.

Улица названа в честь Даниэля Блисса – протестантского миссионера, который основал AUB (1866) и был его первым президентом (1866–1902). До 1920 г. университет назывался Сирийский протестантский колледж.

Блисс не заставлял студентов переходить в протестантизм, но всё же надеялся, что они примут его толкование христианства. Немногочисленные ливанские протестанты часто селились в окрестностях университета в районе Рас Бейрут. При этом в AUB учились не только христиане, но и мусульмане, и евреи, и даже немного индуистов.

Преподавание велось (и ведётся) на английском. В 1930-х одним из требований арабских националистов было перевести обучение во всех школах и вузах на арабский. Видный пан-арабист тех лет – преподаватель истории в AUB Константин Зурейк – в итоге добился разрешения читать лекции по арабской истории на арабском (в 1930-х же).

📸Коммунист Фуад аш-Шимали был маронитом из османского Ливана, но свой путь в профсоюзном движении начал в Египте. Многие выходцы из Леванта работали там, часто – чиновниками, учителями или журналистами. Шимали же был рабочим на табачной фабрике.

В 1923 он вернулся в Ливан. Уже в следующем году он создал профсоюз рабочих-табачников в Бикфае. Впоследствии он инициировал федерализацию нескольких профсоюзов.

Шимали стоял у истоков Сиро-ливанской компартии. По разным сведениям, он возглавлял её то ли совсем с самого начала, то ли почти.

При Шимали партия вступила в Коминтерн. Хотя коммунистов было немного, а некоторые ячейки быстро распадались, в начале 1930-х у партии уже были отделения в крупных городах вроде Дамаска, Бейрута и Триполи.

В конце 1920-х Фуад аш-Шимали попытался избраться в парламент, но его не допустили до выборов.

В 1932/36/37 его обвинили в работе на Францию. Вместо Шимали партию возглавил курд Халед Багдаш. В середине 1930-х Багдаш учился в КУТВ и работал в аппарате Коминтерна в Москве.

📸Площадь ан-Наджме/эн-Нежме в центре Бейрута, 1949 год.

В сердце площади – Башня аль-Абеда с часами. Её построили в 1933 году на деньги ливанского эмигранта по имени Мишель аль-Абед, который жил в Мексике. Башня стоит напротив входа в парламент (вне кадра слева).

Название площади по-арабски значит «звезда». Связано это, по всей видимости, с тем, что от неё, как лучи, расходятся шесть улиц.

Площадь Нежме расположена чуть западнее Площади мучеников.

Вид на северо-восток. На фоне – немного Средиземного моря и Ливанские горы.

Салим Али Салам (1868–1938) был предпринимателем и политиком из Бейрута. По воспоминаниям его дочери, известной феминистки Анбары Салам аль-Халиди:

«одно время отец возглавлял муниципалитет Бейрута и входил в состав административного совета одноименной провинции. Он также состоял членом торгового суда, в котором председательствовал турок, назначенный правительством [в Стамбуле]. Позже отец был избран жителями Бейрута в качестве депутата, представляющего их интересы в парламенте Османской империи. […] В силу его политического положения у нас постоянно проходили какие-то встречи, переговоры или банкеты – настолько часто, что в доме имелась специальная гостиная для мужчин, всегда готовая к прибытию гостей, включая делегации из-за рубежа».

Кроме того, с 1900-х Салим Али Салам играл огромную роль в управлении Исламским обществом благотворительных намерений (al-maqāṣid). Основанное суннитскими нотаблями в 1870-х, оно распространяло современное школьное образование среди мусульман.

Помимо филантропического аспекта, Общество было важным политическим ресурсом. На выборах в Ливане избиратели традиционно рассчитывают на «услуги» от кандидатов, а структуры al-Maqāṣid предоставляли образование, медпомощь (и не только мусульманам), а также рабочие места (врачи, учителя, администраторы). Семья Салам сохранила контроль над этой организацией на протяжении XX века. Это способствовало политическим успехам сына Салима по имени Саиб Салам, который неоднократно был премьер-министром в 1950–70-х.

Накануне Первой мировой Салим Али Салам был активен в т.ч. в Обществе за общественные реформы (осн. 1912). Это объединение, в частности, поддерживало децентрализацию Османской империи и политические реформы. В нём состояли как мусульмане, так и христиане (и даже два еврея). Салам также участвовал в съезде арабских националистов в Париже в 1913 г.

После войны империя распалась. Как и большинство суннитов Ливана, Салам поддержал эмира Фейсала бин Хусейна – лидера Арабского восстания (1916), который пытался создать независимое государство в Леванте.

В 1919–20 гг. Салам был делегатом на Сирийском конгрессе, который провозгласил независимость Сирии, а Фейсала – её королём. Однако уже в августе 1920 г. французские войска заняли Дамаск, Фейсал отправился в изгнание (и вскоре стал королём Ирака), а Ливан появился в нынешних границах.

Салим Али Салам не признавал режим французского мандата и до своей смерти (1938) оставался одним из лидеров оппозиции. Как и многие сунниты (и не только), он критиковал новые границы. Салам не занимал государственных должностей, но оставался уважаемым предпринимателем и общественным деятелем.

Отношения с властями сложились непростые. В 1922 году Салама посадили в тюрьму, а затем отправили в ссылку. Его обвиняли в соучастии в убийстве высокопоставленного чиновника Асъад-бея Хоршида (про-французского суннита).

Хотя сам Салим Али Салам не избирался в парламент при французах, некоторые его союзники были депутатами. Так, Омар Даъук и Омар Байхум – представители видных суннитских семей Бейрута – избрались в 1925 году (кажется, это были первые выборы при мандате). В парламенте Даъук и Байхум критиковали политику Франции. В частности, они выступали против конституции 1926 года.

В 1936 г. в доме Саламов проходила одна из Конференций побережья, призывавших включить Ливан в состав Сирии. На некоторых из этих мероприятий присутствовали представители ССНП (пан-сиристы) и Лиги националистического действия (пан-арабисты). Впрочем, ведущую роль на подобных встречах играли нотабли вроде Саламов, а не радикальные молодёжные партии.

(Michael Johnson, Factional Politics in Lebanon; Raghid el-Solh, Lebanon and Arabism)

В 1930-х гг. самыми влиятельными политиками в Сирии и Ливане оставались крупные торговцы и землевладельцы. При Османской империи их семьи занимали высокие должности в администрации (часто в Леванте или Анатолии) и избирались в парламент. Зачастую самые успешные семьи торговцев, богословов и политиков заключали браки между собой. Вдобавок, у городских торговцев нередко были коммерческие и семейные связи с крупными землевладельцами из провинций.

После распада империи (1918) выходцы из подобных семей возглавляли движение за независимость. В 1919–20 гг. многие из них поддержали попытку создать конституционную монархию в Сирии. Но в итоге Франция и Британия поделили арабские регионы Османской империи между собой.

Были при этом и такие, кто сотрудничал с Францией добровольно. У многих – особенно католиков – были давние связи с Европой: коммерческие, культурные, религиозные. Работа на европейские (включая российское) консульства давала местным юридические привилегии и способствовала подъёму некоторых фамилий. Так что кто-то симпатизировал Франции искренне (и многие потом разочаровались), а кто-то просто хотел сохранить или преумножить статус/влияние/капиталы.

Впрочем, в итоге Национальный блок – главная сила в сирийской антиколониальной оппозиции с конца 1920-х – тоже пришёл к политике «достойного сотрудничества». Национальный блок продолжал бороться за независимость, но только мирными методами (митинги, забастовки) и путём переговоров с Парижем*. К тому же, только занимая ту или иную должность политик мог предоставлять работу или иные услуги своим клиентам. А это был один из ресурсов в конкуренции с другими уважаемыми политиками.

Обычно посредниками между влиятельными политиками и жителями того или иного квартала выступали местные торговцы или имамы мечетей. Многие из них симпатизировали движению за независимость, но не формулировали своё недовольство в духе светского национализма. Им категорически не нравились новые границы (с британскими Ираком, Палестиной и Трансиорданией) и таможни, бившие по их торговле. Их не устраивало, что Париж определял финансовую и налоговую политику – и исходил при этом из своих интересов.

При этом, как отмечает историк Philip Khoury, Сирийское восстание 1925–7 гг. и его подавление ударили по делам местных торговцев. Поэтому политика «достойного сотрудничества» многим нравилась больше насильственных методов.

Мусульманские богословы также были против французского правления. К 1920-м гг. их влияние в обществе постепенно снижалось уже несколько поколений. Османские реформы XIX века привели к возникновению современной бюрократии, и должности там становились важнее (и по статусу, и по доступным ресурсам). Вдобавок, у мусульман (и всех остальных) появились новые источники образования, особенно школы под управлением правительства, благотворительных обществ или миссионеров. Газеты, журналы, театральные постановки, кафе и митинги определяли общественное мнение не меньше, чем пятничная проповедь, но лишь среди части горожан. В т.н. «народных кварталах» местные авторитеты – в том числе религиозные – были важнее. Неуважение французов к исламу и симпатии к христианам не нравились богословам и подталкивали их поддерживать Национальный блок.

Благодаря этим связям лидеры движения за независимость могли мобилизовать сторонников и распространяли услуги. Через торговцев можно было донести до торговцев помельче, что нужно присоединиться к забастовке; припугнуть несогласных мог местный кабадай; имам местной мечети упоминал влиятельных благодетелей.

Радикальные партии с модернистскими светскими идеологиями – коммунисты, ССНП и пан-арабистская ЛНД – критиковали подобные политические практики. С их точки зрения, политическое действие должно было строиться на идеологии, организации и дисциплине.

Несмотря на постоянные социальные трансформации, подобные отношения сохранялись и в Дамаске 1950-х (когда там ещё были конкурентные выборы), и в Бейруте или Триполи 1950-70-х.

*Окончательно добиться независимости помогли ослабление Франции в ВМВ и давление Лондона на Париж

(Khoury, Syrian Urban Politics in Transition)

Больше половины ливанцев продавали свои голоса на парламентских выборах 2009 года. К такому выводу пришёл Daniel Corstange на основании репрезентативного опроса по методу list experiment, который позволяет предположить, сколько респондентов не захотели говорить правду на чувствительную тему.

Но даже без этой хитрой методологии четверть опрошенных избирателей (26%) прямо признались, что «личные услуги» от кандидатов повлияли на их выбор.

Daniel Corstange отмечет, что торговля голосами распространена как среди христиан (54% по list experiment), так и среди суннитов (56%) и шиитов (64%). При этом сунниты более склонны признаваться в этом (39%). Оба лагеря – союзники Хезболлы и её критики – активно покупали голоса за деньги или услуги.

Многие ливанцы подходят к выборам прагматически. Порой семьи объединяются и продают сразу несколько сотен голосов (так выгоднее). Ведь для ливанского избирателя выборы – это редкая возможность извлечь какую-то выгоду из политического процесса.

Это способствует тому, что в ливанском парламенте редко оказываются идеологические партии без связей с той или иной династией или конфессионального окраса. Программы обычно тоже особой роли не играют.

По словам одного депутата: «Нет никакой подотчетности. Никто не спросит, что я делал последние четыре года [в парламенте]. Важно только, в чьём я списке кандидатов, что я ходил на похороны [избирателей в своём округе], что я вытащил кого-то из тюрьмы и так далее. Никого не волнует, как я голосовал».

Всё это придаёт значимости материальным стимулам. Разумеется, есть и другие факторы. Все крупные партии подают себя как защитников интересов той или иной конфессии и продвигают определённую версию истории Ливана со своими героями и злодеями. Есть место и идеологии – от светских демократов до исламистов различных сортов. С добавлением современных веяний вроде дискуссии о правах ЛГБТ с участием Хасана Насраллы.

В первую очередь кандидаты (обычно партии и местные династии) нацеливаются на слабо мотивированных избирателей, у которых нет однозначных политических предпочтений. Ведь самые убеждённые сторонники придут и так (помимо идейных соображений, часто они получают разнообразные бонусы вне выборных циклов – вплоть до скидочных карт на покупки в определённых магазинах). А перекупать убеждённых оппонентов – затратно.

Существуют разные способы контроля за избирателями, чтобы гарантировать подобные «инвестиции». В частности, на выборах 2009 г. в Ливане по-прежнему не было стандартизированных бюллетеней. Обычно их печатали и распространяли кандидаты. Есть разные способы отметить бюллетень, не нарушая законов. Например, через определённый порядок кандидатов или их титулов. Наблюдатели также часто связаны с кандидатами.

Голоса активно покупались и в избирательных округах с высокой конкуренцией, и там, где её толком не было. Отчасти это связано с тем, что политические лагеря боролись не только за места в парламенте, но и за popular vote – общее количество голосующих за определённый лагерь (хотя формально это ни на что не влияет).

Многие миллионы долларов кандидаты получили от иностранных спонсоров – в первую очередь Саудовской Аравии, которая финансировала критиков Хезболлы вроде семьи аль-Харири, и Ирана, ключевого спонсора Хезболлы. Corstange считает, что это способствовало поляризации в парламенте, поскольку кандидаты без связей с одним из лагерей часто не имели данного преимущества.

(Daniel Corstange, Vote Trafficking in Lebanon)

Основатель Катаиб Пьер Жмайель (в светлом) с лидерами еврейской общины Ливана. Бейрут, 1950-е

В большом кресле справа от Жмайеля – рабби Бенцион Лихтман (покинул Ливан в 1959). Слева от шейха Пьера – доктор Жозеф Аттие (в очках), светский глава общины в 1950–76 гг.

Хотя Катаиб (Фаланги) начинались как молодёжное движение христиан-националистов, которые буквально использовали «римский салют», у фалангистов сложились неплохие отношения с иудейской общиной.

Когда в 1950-х Катаиб стали партией, евреи приносили им пару тысяч голосов в Бейруте. Как и другие избиратели, взамен они могли рассчитывать на услуги и поддержку. В моменты обострений арабо-израильского конфликта фалангисты помогали обеспечивать безопасность еврейского квартала Вади Абу Джамиль.

Общину устраивал плюралистичный Ливан тех лет с доминированием христиан. При этом евреи поддерживали социальные и коммерческие связи и с мусульманскими нотаблями. Политикой иудеи особо не занималась, предпочитая коммерцию.

📸Schulze , the Jews of Lebanon

Относительное процветание Ливана в его «золотой век» (1950-60-е) во многом объясняется внешними обстоятельствами.

В XIX веке Бейрут стал ключевым портом для торговли между Европой и Левантом, и это привело к бурному росту города. К тому же, уже тогда в Бейруте начали развиваться банки, финансировавшие производство шёлка в Горном Ливане и торговлю. Часто банки основывались арабскими христианами при поддержке европейских инвестиций.

К середине XX века финансы, международная торговля и туризм стали самыми прибыльными секторами ливанской экономики. Банкиры и крупные бизнесмены разных конфессий были важной частью политических элит: взять хоть такие влиятельные семьи как Фиръун/Фараон (греко-католики, банкиры), Салам (коммерсанты-сунниты), Абу Шахла (православные банкиры) или Эдде (банкиры-марониты).

Неудивительно, что правительство проводило либеральную экономическую политику, отвечавшую интересам бизнеса. Налоги были невысокие, а люди со связями могли не платить и их. В 1950-х в Ливане приняли закон о банковской тайне на основе швейцарского. Бюрократия расширялась, но не слишком быстро и подчас – чтобы создать рабочие места для сторонников, а не чтобы реально что-то регулировать. При этом правительство инвестировало в инфраструктуру (дороги, гавани и новый международный аэропорт).

В 1950-х благосостояние ливанцев в целом повышалось, но вплоть до президентства Фуада Шехаба (1958–1964) правительство ничего не делало для борьбы с неравенством и бедностью. Особенно бедными оставались периферийные регионы, где проживали в основном мусульмане.

События в регионе до поры до времени способствовали росту ливанской экономики. Арабская торговля, до 1948 г. шедшая через Хайфу (а этот порт бурно развивался с 1870-х), после создания Израиля перешла в Бейрут. Через Ливан (Триполи и Сидон) пошёл транзит нефти, и на заре нефтяного бума страна стала важным посредником между Западом и Персидским заливом.

А с конца 1950-х началось бегство капитала из Египта, Сирии и Ирака. Там происходили военные перевороты, за которыми рано или поздно следовали национализации под лозунгами арабского социализма. Люди посостоятельнее выводили свои деньги в ливанские банки.

Ливан также был важным центром образования, культуры и журналистики арабского мира. Плюрализм в политике и значительная свобода слова привели к тому, что в Бейруте встречались поэты, студенты, политэмигранты и туристы со всего арабского мира и из-за его пределов. Там в начале 1950-х скрывались от военной диктатуры Адиба Шишакли основатели партии Баас. В Бейрут же после баасистского переворота в Сирии (1963) сбежал писать мемуары Халед аль-Азм, бывший премьер-министр.

Но внешние факторы способствовали и концу этой эпохи. Вскоре после Шестидневной войны (1967) и без того нищий Южный Ливан стал полем боя между Израилем и Организацией освобождения Палестины (ООП). Часть ливанцев (особенно мусульмане, пан-арабисты, коммунисты и пан-сиристы) считали, что нужно любой ценой поддерживать палестинцев, в то время как некоторые (особенно католики-марониты, потом также многие шииты) хотели ограничить действия боевиков ООП на территории Ливана.

Это обострило внутренние противоречия. Многих и так не устраивала политическая система, при которой у христиан было больше власти, а депутатские мандаты нередко переходили от отца к сыну (в одном случае – к дочери). Вдобавок, при почти полном отсутствии социальных гарантий сохранялось серьёзное неравенство – между центром Бейрута и поясом бедности на окраинах города, между столицей и периферией. Цены росли, а последние попытки социальных реформ предпринимались в конце 1960-х.

Абд ар-Раззак ад-Дандаши – юрист и первый генеральный секретарь Лиги националистического действия в 1933-1935 гг.

Абд ар-Раззак ад-Дандаши принадлежал к влиятельному клану Дандаш из Тель-Кальха на северо-западе Сирии. По одной из версий, он родился (1907* или 1899) и вырос в Триполи на севере Ливана.*

ад-Дандаши учился на юриста в Брюсселе и был активен среди арабских студентов-националистов в Европе. Переехав в Дамаск, он работал в одной юридической фирме с Аднаном аль-Атаси – будущим лидером ЛНД в Хомсе.

К началу 1930-х Абд ар-Раззак был известен как пламенный оратор, популярный среди студентов, учащихся старших школ и молодых интеллигентов.

Он возглавлял комитет, который подготовил секретный съезд пан-арабистов в Ливанских горах в августе 1933 г. Там и была основана ЛНД.

Погиб в несчастном случае в Дамаске в 1935 г.

Абд ар-Раззак – кузен Али Абд аль-Карима ад-Дандаши, другого сооснователя ЛНД. Али Абд аль-Карим был среди лидеров бойскаутов в Сирии.

(*P. Khoury, The Paradoxical in Arab Nationalism)

Во второй половине 1950-х противостояние в арабском мире достигло апогея. Конкуренция между арабскими монархиями (особенно Египтом и Ираком) и раньше определяла международные отношения в регионе наравне с арабо-израильским конфликтом. Но к концу 1950-х на первый план выходит идеологизированное противостояние «прогрессивных» республик и «реакционных» режимов (в основном монархических). Оно сопровождалось массовой политизацией, военными переворотами и гражданскими войнами.

Самым популярным политиком эпохи был Гамаль Абдель Насер – лидер военного переворота в Египте (1952), который покончил с непопулярной монархией и вывел страну из-под британского влияния. Насер критиковал «реакционные» арабские режимы и призывал арабов вместе бороться против Израиля и вмешательства США и Европы. Радио «Голос арабов» и появление транзисторных приёмников донесли его речи до сотен тысяч слушателей в разных странах.

Ореол героя появился у Насера в середине 1950-х. Насеру нужны были деньги на инфраструктурные проекты (вроде Асуанской плотины) и оружие. Сначала он пытался договоришься США. В Вашингтоне настаивали, чтобы Египет присоединился к Багдадскому пакту – антикоммунистическому альянсу монархических Ирака и Ирана, а также Турции, Пакистана и Британии. К тому же, США хотели примирить Египет с Израилем.

Но Насер хотел сам определять политику Египта. К тому же, у арабов были свежи воспоминания о разных «договорах» с Лондоном, которые давали основания для вмешательства в политику Ирака или Египта в 1920-50-х. Поэтому Насер обратился к Москве.

В 1955 году он заключил сделку о поставках оружия с Чехословакией. К тому же, Насер начал публичную кампанию против Багдадского пакта и клеймил про-западные арабские режимы «лакеями империализма». Всё это находило отклик в Ливане, Сирии, Иордании, Ираке, Йемене и не только.

Поворотным моментом стал Суэцкий кризис 1956 г. Не получив кредитов на развитие, Насер национализировал Суэцкий канал, который по-прежнему принадлежал британцам и французам. Осенью Британия, Франция и Израиль вторглись в Египет, но, хотя они одержали военную победу, для Насер война обернулась политическим триумфом. Под давлением США и СССР, интервенты вывели свои войска. В глазах арабской улицы Насер стал человеком, который не отступил перед лицом стран, которые больше всего ассоциировались с арабским унижением, и выстоял.

Популярностью пользовались и внутренняя политика Насера, особенно аграрная реформа. Радикальные партии – вроде коммунистов и баасистов в Ираке, Сирии и Ливане – мечтали перераспределить землю, чтобы ослабить землевладельцев и улучшить жизнь крестьян (как правило очень бедных). Вскоре Насер взял на вооружение и лозунг «арабского социализма».

В 1958 казалось, что «арабская революция» побеждает. В феврале Сирии и Египет – по инициативе сирийских офицеров – слились в Объединённую арабскую республику (ОАР, 1958–61). В мае в Ливане началось вооружённое восстание против про-американского президента Камиля Шамуна, который конфликтовал с Насером и его сторонниками. А в июле иракские военные свергли других противников Насера – про-британскую монархию в Ираке.

Но в 1960-х ситуация изменилась. ОАР распалась после очередного путча в Дамаске (1961). Хотя уже в 1963 власть в Сирии захватывают офицеры-баасисты, переговоры об объединении с Египтом и Ираком ни к чему не привели. Отношения Насера и Баас испортились ещё в 1959, когда баасисты поняли, что он не собирается делиться властью, и ушли с синекур в ОАР. А в 1961 некоторые баасисты поддержали отделение Сирии от ОАР.

В 1966 в Дамаске одна фракция партии Баас свергла другую. Это спососбвтвоало продвижению Хафеза Асада, но не арабскому единству. К тому же путч заложил основы противостояния между баасистскими режимами в Ираке (1968–2003) и Сирии.

Вдобавок, Насер ввязался в гражданскую войну в Йемене – на стороне местных «Свободных офицеров» против монархистов, которых поддерживали саудиты.

Так, пан-арабистские «прогрессивные республики» враждовали как с «реакционными монархиями», так и одна с другой.

Параллельно с противостоянием «прогрессивных» и «реакционных» арабских режимов, конец 1950-х ознаменовался кровавым конфликтом между коммунистами и пан-арабистами в Сирии и Ираке.

Когда Сирия слилась с Египтом в Объединённую Арабскую республику (1958–61), президент ОАЭ Гамаль Абдель Насер потребовал от сирийцев распустить все политические партии. С этим согласилось даже руководство Баас, хотя некоторые отделения не подчинились решению. Коммунисты отказались расходиться и в очередной раз ушли в подполье. Багдаш не явился на заседание паралмента, где голосовали за объединение.

Противостояние обострилось в декабре 1958-го. Генсек Сирийской компартии Халед Багдаш критиковал Насера; последний начал сажать коммунистов в Сирии. Например, самый авторитетный ливанский коммунист и один из лидеров Сиро-ливанской компартии в 1930–50-х Фараджалла аль-Хелу погиб под пытками в Сирии/ОАР в 1959 г.

В те же годы коммунисты оказались в центре политической жизни Ирака. Военные свернли непопулярную монархию в июле 1958 года. Лидерами переворота были Абд аль-Карим Касем и Абд ас-Салам Ареф. Ареф, как и многие офицеры иракской армии, Ареф хотел объединения с ОАР. У Касема же были сомнения.

В итоге премьер-министр Касем посадил Абд ас-Салама Арефа. Но ему была нужна организованная поддержка в обществе. А в те годы, несмотря на годы преследований при монархии, Иракская компартия была самой организованной политической силой в стране. Как и Касем, иракские коммунисты были против немедленного слияния с ОАР.

При этом, в отличие от некоторых ливанских националистов, коммунисты в Ираке (и Сирии) не отрицали арабский характер своей страны. Просто они видели, как Насер преследовал их товарищей в ОАР. Египетских коммунистов Насер сажал ещё до ОАР, хотя им и нравилась его реформы и внешняя политика. Но режим Насера не терпел независимых политических организаций, будь то исламисты, либералы или коммунисты.

Этно-конфессиональный фактор также способствовал нежеланию иракских шиитов и курдов вступать в ОАР. Хотя тогда ещё не было политики идентичности формата 2000-2010-х гг., иракские шииты уже могли почувствовать дискриминацию. Ресурсы (земля и торговля) были сосредоточены в руках узкой элиты (в основном – суннитской), главным образом чиновников из городов (особенно Багдада, также Мосула) и племенных шейхов на периферии. В какой-то степени это было наследие поздней Османской империи, где огромные ресурсы оказались сосредоточены в руках чиновников-землевладельцев (обычно суннитов), проживающих в городах. Вдобавок, про-британский монархический режим в Ираке гарантировал привилегии шейхов и иных землевладельцев.

Существовала и прямая вражда по конфессиональному признаку: Adeed Dawisha утверждает, что Абд ас-Салам Ареф не любил шиитов и даже называл их оскорбительным словом. А шиитов среди коммунистов было много. Коммунистические идеи проникли даже в религиозную семинарию в священном для шиитов городе Наджафе. Там учился ливанец Хусейн Мурувва, в 1960-70-х ставший одним из лидеров Ливанской компартии (я переводил мемуары его кузена).

Так что на раннем этапе (1958–59) правления Абд аль-Карима Касема (1958–63) коммунисты служили для него важной опорой в противостоянии с пан-арабистами. В 1959 году Компартия отметилась в жестоком подавлении мятежа в Мосуле. Когда офицеры-насеристы из местного гарнизона попытались устроить путч, коммунисты ответили убийствами пан-арабистов в городе.

В июле того же года курды-коммунисты устроили резню туркоманов (иракских тюрок) в Киркуке. В этом городе туркмены исторически были в среднем богаче. Это придавало этнический окрас социальным противоречиям. Вдобавок, малоимущие курды в Киркуке охотно вступали в Компартию. Но в 1959 году они убивали как состоятельных, так и бедных туркмен.

Эти кровавые эпизоды не способствовали популярности коммунистов.

Когда в 1963 году пан-арабисты среди офицеров и иракское отделение партии Баас свергли и убили Абд аль-Карима Касема, баасисты устроили расправы над коммунистами. От этого удара Иракские компартия не оправились и всерьёз на власть больше не претендовала.

Гамаль Абдель Насер был очень популярен среди ливанских мусульман (и отчасти христиан). В середине 1950-х его фотографии появились на улицах Бейрута, Триполи и Сайды. Вплоть до смерти Насера (1970) политики из Ливана регулярно посещали Каир, особенно в предвыборный сезон.

Несмотря на лозунги Насера о «революции», его земельную реформу, а впоследствии и национализации, в Египет часто приезжали не молодые революционеры, а представители таких влиятельных семей как Салам из Бейрута или Карами из Триполи.

Даже будучи людьми очень богатыми, они вполне могли разделять идеи пан-арабизма. Но им также нужно было выражать настроения избирателей, а в 1950-70-х ливанские мусульмане массово сочувствовали пан-арабизму и лично Насеру.

При этом пан-арабисты среди элиты, разумеется, не спешили вступить в Объединённую арабскую республику и лишиться власти и имущества.

Но были в Ливане и более радикальные силы: Баас, Движение арабских националистов и группы поменьше.

📸Рашид Карами (главный политик в Триполи тех лет) и Насер

‼️📚Дорогие читатели, я набираю учеников арабского, английского и немецкого языков!

🕌 По образованию я филолог-арабист, изучал арабскую литературу и историю в Германии (FAU Erlangen-Nuremberg), последние несколько лет преподаю этот прекрасный язык и перевожу арабские мемуары. Научу читать газеты и книги на арабском, смотреть новости, заказывать еду, поясню культурный и религиозный контекст разных слов.

🍻 Немецкий я шлифовал четыре года, пока учился в Баварии, так что научу вас понимать самые страшные региональные акценты. Также готовлю к TestDAF. Сам сдал этот экзамен на 5 из 5.

💂Английский у меня свободный, постоянно использую его для учёбы, работы, общения и научу вас делать так же. Вместе мы подберём контент под ваши интересы, преодолеем боязнь говорить и разберёмся с артиклями.

💼 Занятия идут по 60 минут на платформе, удобной для ученика (Zoom, Skype, Google Meet, etc.). Цена зависит от языка и вашей страны проживания. Чтобы учащимся не приходилось часами зубрить грамматику и лексику, я стараюсь давать короткие домашние задания на повторение новых слов и правил. Для меня важно, чтобы вы не просто заучивали грамматику, а использовали её в живой речи.

☎️ Если заинтересовал — пишите в личку @zhabko_ml

Буду признателен за репосты 💛

Сирийская карикатура из серии «кого люди презирают». Справа налево:

«Того, кто приходит на похороны друга и считает, что это отличная возможность обсудить последние события.

Того, кто носит прозрачную рубашку из нейлона, чтобы продемонстрировать свою “мужественность”.

Того, кто отращивает длинные бакенбарды, чтобы о нём говорили, что он “человек искусства”.

Того, кто причёсывается посреди улицы. Что же остаётся прекрасному полу?»

Армейская газета al-Ǧundī, 22 сентября 1955

Из книги Kevin W. Martin, Syria’s Democratic Years

Взаимное влияние коммунистов и пан-арабистов началось ещё в 1920-30-х гг. Видимо, уже в 1920-х гг. арабские студенты в Западной Европе впечатлились тем, как хорошо организованы местные компартии. Отчасти именно под впечатлением от устройства компартий арабские националисты с конца 1920-х стали основывать движения, которые делали ставку на идеологию, структуру и дисциплину. В 1930-х гг. образцами служили также Германия и Италия.

При этом в 1930-х пан-арабизм играл заметную роль и в дискурсе сиро-ливанских коммунистов. Так, видный лидер коммунистов в Ливане Фараджалла аль-Хелу заявлял (1937), что у арабов есть аналоги Первомая в Чикаго 1882 г.: 24 июля 1920, когда Франция разбила арабские войска при Майсалуне и положила конец Сирийскому королевству (1919–20) эмира (потом короля) Фейсала, а также Сирийское восстание против Франции (1925–7) и забастовка 1936 г. в Сирии. Вдобавок, у коммунистов были и прямые связи с некоторыми националистами.

Коммунисты оказали влияние и на партию Баас, особенно в таких аспектах как партийная структура, дисциплина и склонность к теоретизированию (неслучайно в Баас изначально было много интеллигентов). Опять же, вероятно, где-то до 1940-х образцом выступали скорее европейские компартии. Основатели Баас Мишель Афляк и Салах ад-Дин аль-Битар могли видеть их, учась в Париже в 30-х.

Как и коммунисты, баасисты ассоциировались с секуляризмом, и у них были сложные отношения с духовенством (в т.ч. христианским) и исламистами.

В Баас также довольно рано заговорили о «социализме», но их социализм сильно отличается от понимания коммунистов и иных марксистов. В отличие от марксистов, ранние баасисты не считали классовую борьбу движущей силой истории. Если марксисты строят теории и идеологии, основываясь на анализе экономических отношений, баасизм скорее опирался на идеализм и прочие рассуждения об особом арабском духе.

Как и другие националисты, баасисты делали акцент на национальном единстве арабов (вместо классовой борьбы). «Революция» (inqilāb), о которой писал идеолог Баас Мишель Афляк, была скорее политической и духовной. Под «социализмом» ранние баасисты подразумевали социальную справедливость и большую роль государства в экономике.

Хотя коммунисты вроде Халеда Багдаша активно переводили Маркса, Ленина и Сталина ещё в 1930-х, к началу 1960-х у некоторых пан-арабистов возникает новый интерес к марксизму. И многих привлекала вовсе не советская идеология марксизма-ленинизма, а попытка применить идеи Маркса для анализа ситуации в арабских странах. Этим занимались как часть баасистов, так и некоторые насеристы в рядах Движения арабских националистов (ДАН). У обеих групп были отделения в разных странах.

Видимо, важным импульсом для поворота к марксизму стал распад Объединённой арабской республики (1958–61), куда входили Сирия и Египет. В ДАН появилась левая фракция Мухсина Ибрахима. М.Ибрахим был одним из первых, кто стал объяснять неудачи «арабской революции» и ОАР через классовый анализ. По мнению Ибрахима, в руководство «революцией» (tawra) пробрались мелкобуржуазные элементы, которые не были заинтересованы в её полном успехе.

Похожий поворот к марксизму наблюдался с начала 60-х и в Баас. В обеих организациях это вызвало ожесточённые дискуссии между их основателями (вроде Джорджа Хабаша в ДАН и Афляка в Баас) и новым поколением (вроде М.Ибрахима в ДАН или будущего историка Фавваза Трабулси, который в начале 1960-х был в Баас).

Эти споры способствовали дезинтеграции ДАН и Баас. К концу 1960-х ДАН распалось (из него выросли в т.ч. палестинский НФОП Хабаша и Организация ливанских социалистов), Баас была расколота с 1966.

С другой стороны, эти дискуссии внесли свой вклад – идейный и организационный – в становление т.н. арабских «Новых левых» в конце 1960-х. Они тоже комбинировали пан-арабизм с марксизмом, идеей «народно-освободительной войны» против Израиля и тесными связями с ООП.

Ливанские коммунисты в конце 1960-х также пересмотрели свои взгляды на Насера и вновь сблизились с пан-арабистами. В 1975 ЛКП вступила в гражданскую войну в Ливане (1975–90) на стороне палестинцев и их союзников.