Жизнь бывает искристой и ослепительной. Тому и посвящен новый сингл, с которым уже можно ознакомиться там, где вам удобно.

Как и всегда, рад вашим откликам и прослушиваниям ✨

Сегодня моральный реализм — мейнстримная позиция среди академических философов. В пользу этого говорит, например, опрос Дэвида Чалмерса и Дэвида Бурже, 62,07% участников которого принимают или склоняются к моральному реализму. Об этом же свидетельствует общее количество публикаций и тенденции в разделах «Метаэтика» и «Нормативная этика» на сайте PhilPapers. Сюда же можно отнести статистику самых цитируемых статей по философии с сайта Кембриджского университета. В списке самых цитируемых авторов, рождённых после 1900 года, на Стэнфордской философской энциклопедии тоже, как ни странно, доминируют моральные реалисты. Эти соображения ни в коей мере не говорят о том, что моральный реализм — это не вызывающий сомнений консенсус для всех философов, но они свидетельствуют в пользу мейнстримности подобного взгляда.

Коротко моральный реализм можно определить как позицию, согласно которой существуют объективно истинные моральные суждения. Говоря проще, моральные реалисты верят в существование объективной морали, истинной для всех людей. Если же говорить сложнее, то моральные реалисты утверждают, что моральные суждения выражают не эмоции, культурные предписания или субъективные установки людей, а объективные факты или свойства мира. И эти суждения бывают истинными в той мере, в какой они выражают реальные факты или свойства мира. Некоторые философы называют последние «моральными фактами» или «моральными свойствами», но не всем по душе подобная терминология.

Ссылка на мейнстримность здесь, разумеется, не является обоснованием истинности морального реализма. Однако эта тенденция должна быть любопытным для всех, кто начинает своё знакомство с философией и особенно для тех, чьё знакомство связано с фигурами вроде Фридриха Ницше или Макса Штирнера. Как кажется, философы — это именно те люди, для которых профессиональным долгом является критическая рефлексия над распространёнными установками и убеждениями. И часто ожидается, что философы не будут принимать на веру любое мнение, которое распространено среди «простых обывателей». Почему же тогда многие философы столь большие энтузиасты в своей поддержке какой-то «объективной морали»?

Сперва стоит заметить, что моральный реализм не предполагает конкретной теории морали. Поэтому моральные реалисты вовсе не обязаны поддерживать конвенциональную мораль своих сообществ. Напротив, для моральных реалистов исследование морали в чём-то схоже с научным исследованием. На протяжении всей истории наука развивалась, отбрасывая или перерабатывая некорректно отражающие мир научные теории. Поэтому для моральных реалистов нет ничего невероятного в том, что конвенциональная мораль тех или иных сообществ окажется некорректной в отражении моральных фактов. Более того, моральный реализм может быть даже более плодотворным в том, чтобы мотивировать критическое переосмысление существующей морали, потому что конечной целью моральных реалистов является отыскание моральной истины, а не просто критика существующих моральных теорий.

Из статьи «Почему мораль объективна?».

Тема психополитики, основанной на нейрональном насилии, проходит красной нитью через творчество немецкого философа южнокорейского происхождения Бён-Чхоль Хана. В его философских эссе, которые только недавно начали активно переводить на русский язык, а на западе издают на разных языках последние лет двадцать, он дискутирует с Мишелем Фуко и его концепцией биополитики, характерной для так называемых дисциплинарных обществ. Рассматривая власть как сложную динамическую архитектуру различных механизмов, стратегий и практик, Фуко говорит о внешнем давлении на субъекта, который для обретения внутренней свободы постоянно вынужден сопротивляться повседневным интервенциям извне. Для французского мыслителя власть отражена в самых разных социальных практиках и представляет рассеянные источники влияния и воздействия на человека со стороны государственных (и не только) институтов. Это может быть замедленная работа бюрократической машины, надзор в системе образовательных, пенитенциарных или психиатрических заведений. Даже власть, проявленная в образе регулировщика или светофора, регламентирующих порядок уличного движения.

Предлагая концепцию психополитики как совершенной иной тип власти, Хан утверждает, что описанные Фуко инструменты управления существенно отличаются от новой формы власти в эпоху позднего капитализма. Если для индивида, производство субъективности которого проходило в рамках дисциплинарных обществ действовал императив «ты должен», а власть выступала как система ограничений и принуждений к исполнению чужой воли, то в постдисциплинарных обществах ситуация меняется. Это отражается в системе неолиберальных инструментов управления, ловко мимикрирующих под свободу выбора, мотивацию, саморазвитие и стремление к счастью со стороны самого субъекта, который выступает как самодисциплинированный нейрофизически активный гражданин, стремящийся к личному успеху и благополучию.

Из статьи «Психополитика и нейрональное насилие».

Со второй половины XX века и по наши дни философия Аристотеля переживает возрождение после продолжительного периода, когда она только теряла популярность. Но как так получилось? И почему подъем аристотелизма коррелирует с подъемом аналитической философии? Вместе с Артемом Юнусовым и Василом разбираемся во всем этом, отдельно рассматривая, как Элизабет Энском и Стивен Мамфорд предложили убедительную альтернативу взглядам Юма на причинность.

https://youtu.be/R_4lg8Znb4k

Квалиа — это интроспективно доступные феноменальные свойства сознательных переживаний. Их интроспективная доступность означает, что мы узнаём о квалиа через интроспекцию. Сама интроспекция — это наблюдение за собственными ментальными состояниями (чувствами, мыслями, эмоциями, воспоминаниями, представлениями, восприятиями, переживаниями и т.д.). Так, когда я смотрю на зелёное яблоко, то я переживаю особый визуальный опыт, и, переводя внимание с самого яблока на этот опыт, посредством интроспекции я узнаю, что ему присущи особые феноменальные свойства — квалиа зелёности. Их феноменальность означает, что квалиа относятся к тому, как соответствующий опыт воспринимается нами — каков этот опыт для нас. Наконец, квалиа реализуются в нашем опыте, а не в каких-либо внешних по отношению к опыту объектах. Квалиа зелёности — это свойство нашего опыта визуального восприятия зелёного, а не самих зелёных объектов. Если бы в мире не оказалось существ со способностью к визуальному восприятию, то сами зелёные объекты никуда бы не делись, но в таком мире не существовало бы соответствующих зелёному цвету квалиа.

Квалиа являются одной из центральных тем современной философии сознания, потому что, как часто предполагается, они являются главной трудностью для попыток дать сознанию естественно-научное объяснение. Квалиа по определению являются субъективными и приватными свойствами опыта, доступ к которым имеет только субъект соответствующих переживаний. Когда я смотрю на зелёное яблоко, то у вас нет доступа к моему зрительному восприятию. Вы можете сами взглянуть на это же самое яблоко, но это не даст вам доступа к самому моему зрению. Если я откушу от яблока кусок, то вы не почувствуете того же самого вкуса, который чувствую я. Даже если вы сами откусите от этого же яблока, это не даст вам доступа к моим ощущениям, вы просто будете испытывать что-то приблизительно похожее. Естественные же науки описывают объективные (или интерсубъективные) явления, эпистемический доступ к которым все субъекты имеют в равной степени, пусть даже иногда этот доступ как-либо опосредован.

Из статьи «Не стоит переживать из-за квалиа».

Выпуск подкаста, в котором Евгений Цуркан рассказывает о философии юмора. Обсуждаем различные теории, объясняющие природу смешного. Выясняем, как к юмору относились Платон, Аристотель, Гегель, Шопенгауэр, Бергсон и другие философы. Вспоминаем о комичных эпизодах из биографий известных мыслителей. Говорим про юмор философов и философию в юморе.

https://youtu.be/DR493j7oZl8?si=SPrufNO5tPmwTQtB

Для Селларса эпистемические отношения – это нормативные отношения. Рассмотрим это подробнее на примере отчетов об ощущениях. Когда мы обучаемся языку, сообщество закрепляет наши верные употребления понятия «красный». Уметь правильно употреблять «красный» – значит обладать практическим навыком следования правилу языкового сообщества. Этот навык вырабатывается через подкрепление и исправление нашего употребления сообществом. Правило употребления слова «красный» устанавливает, в каких перцептивных условиях корректно будет дать отчет о видимом красном объекте – в условиях, схожих с теми, в каких ранее языковое сообщество одобряло наше употребление слова «красный».

Эпистемический авторитет отчетов о наблюдении покоится на надежности, которой обладают эти отчеты в языковом сообществе. Чтобы сделать отчет о наблюдении «этот предмет – красный», необходимо знать, что такой отчет является, как выражаются селларсианцы, надежным симптомом наличия перед наблюдателем красного предмета.

С точки зрения Селларса, производя отчеты о наблюдении, мы берем на себя ответственность за них, поскольку претендуем на то, что знаем правила, по которым эти отчеты должны производиться. Употребление отчетов является практикой, которая регулируется нормами языка лингвистического сообщества, так что если мы претендуем на следование этим нормам, то мы должны быть способны предоставлять основания своих утверждений. Именно такая ответственность отличает наши языковые отчеты от простого попугайства – другие люди рассчитывают на наши языковые компетенции, на наше знание более широкой картины, позволяющей нам делать верные отчеты.

Селларс описывает эту ситуацию так: «…определяя некий эпизод или состояние как знание, мы не даем эмпирического описания этого эпизода или состояния, а помещаем его в логическое пространство разумных оснований, т.е. в пространство обоснования и способности обосновывать то, что мы говорим». Логическое пространство разумных оснований – пространство нормативных отношений между членами языкового сообщества. В этом пространстве языковые существа могут совершать утверждения, подвергать их сомнению, запрашивать и предоставлять основания для утверждений, менять свою точку зрения и менять точку зрения других.

Из статьи «Миф о Данном. Введение в философию Уилфрида Селларса».

Друзья, будем признательны, если вы пробустите канал, чтобы к нам вернулась возможность публиковать истории.

Вместе с новыми технологиями люди открывают и новые формы одиночества. Восторг от возможностей интернет-общения соседствует с разочарованием и ощущением отчуждения в социальных сетях. В своей статье Михаил Федорченко рассуждает о цифровой меланхолии — о разнице в том, как она отражается в музыке Radiohead и Massive Attack, «Экспериментах Лейн» и творчестве Yeule.

В философии сознания иллюзионисты утверждают, что у нас нет хороших оснований верить, что наш опыт вообще содержит квалиа. Здесь иллюзионисты используют так называемый «аргумент разоблачения». Общая идея всех таких аргументов состоит в том, что если мы можем объяснить наше убеждение в существовании какой-либо экстраординарной сущности, не допуская реального её существования, то мы не должны верить в неё. Яркий пример подобной сущности — корабли инопланетян. Мы можем объяснить отчёты людей о том, что они видели в небе НЛО, с помощью хорошо изученных и известных нам атмосферных явлений. И поскольку такое объяснение возможно, то с учётом ряда хорошо известных эпистемических принципов (бритва Оккама, объяснительный приоритет естественных наук и т.д.) мы должны отвергать убеждение об инопланетном происхождении НЛО как необоснованное.

Аналогичным образом, утверждают иллюзионисты, мы должны рассуждать и о квалиа. Сами по себе квалиа являются экстраординарной с точки зрения естественных наук сущностью — ничто другое в мире не является сущностно субъективным. Поэтому если у нас есть возможность объяснить нашу веру в существование квалиа, не допуская их реального существования, то мы можем считать сами квалиа разоблачёнными и, следовательно, нереальными в том же смысле, что и инопланетные НЛО.

Из статьи «Не стоит переживать из-за квалиа».

Что связывает экзистенциализм и аналитическую философию? На первый взгляд – буквально ничего. Представителей обоих направлений даже трудно застать за ссылками друг на друга, не говоря уже о том, что литературность экзистенциалистских текстов – это противоположность аналитического упора на явную аргументацию. Но на деле ситуация сложнее и интереснее, что мы и обсуждаем с Романом Кочневым.

Как Ницше и Сартр предвосхищали аргументы аналитических философов? Каким образом идеи экзистенциалистов вписываются в дискуссию о тождестве личности? Почему Дерек Парфит – это экзистенциалист, который притворяется аналитическим философом? И чем оба направления могут быть полезны друг другу? Об этом и многом другом вы узнаете в новом выпуске нашего подкаста.

https://youtu.be/19okpgWWQVk?si=gfPtNfDJ_wgmndEa

Лэйн Ивакура, героиня аниме Тиаки Конаки, Рютаро Накамуры и Ёситосэ Абэ, это не человек и не богиня, но нечто среднее — цифровой дух Земли, существующий на границе между сетью и реальностью, которая медленно разрушается вместе с умиранием тел, спящих в проводах. Это и метафора на психоделическую революцию техно-рейвов 90-х; и последняя по-настоящему искренняя попытка очертить будущее-из-настоящего до массового распространения интернета; и космистская утопия про воскрешение мёртвых; и концептуальное размытие биологического и технологического. При этом Лэйн — расколотый субъект, существующий в рамках субличностей на разных уровнях реальности: Лэйн-человек как ученица средней школы и уверенная пользовательница ПК; Лэйн как богиня сети-Wired; и Лэйн как машинное бессознательное.

Лэйн-человек — это рефлексирующая над условиями технологического воспроизводства личность. Она робко запускает свой первый NAVI-компьютер, страдает от самоубийства одноклассницы, одиноко шагает под гул проводов по дороге в школу и узнает однажды, что Бог существует, и он в Сети. Лэйн не может найти отличий между Сетью-Wired и «реальным» Миром. Вероятно, этих отличий не было никогда, ведь «всё соединено со всем», но такие соединения могут быть встречены резким разрушением устоявшийся социально-психологических установок, депрессией и потерей земли под ногами, чувством утраты одного будущего при обретении другого, неопределённого.

Лэйн — это метавселенная, состоящая как из аниме-сериала, так и игры на PlayStation 1998 года, реального мира и мира Сети. Главный вопрос, на который пытается дать ответ сериал — необходимо ли богу-из-машины тело? Когда машинный Бог-Эйри предлагает Лэйн полностью избавиться от тела для того, чтобы слиться с Сетью и завершить кибернетическое единство миров, то Лэйн выбирает остаться с теми, кого она любит, сохранить тело как аппарат аффектов и перцепций. Она решает не нырять с головой в акселерационистский поток техносингулярности, но лишь подступиться к нему, сохранив тело. Можно представить себе, что тысячи современников Лэйн испытывали наряду с технооптимизмом относительно новых коммуникативных пространств и и здоровый скептицизм к скорости подобных изменений. Этот скепсис и сегодня присутствует в критике алгоритмов автоматизации письма и изображений, в имплицитном недоверии к восторженным отзывам о DeepSeek, ChatGPT и Gemini.

Из статьи «Цифровая меланхолия».

Любая наука и философия, как в общем-то и искусство, всегда предполагают мыслительные схемы — образы и предпосылки, которыми они разделяют и интерпретируют чувственное. Любой язык — это пример такой глобальной схемы, включающей набор знаков, трансформаций и их правил, синтаксиса и прочего. Выучил язык и весь мир теперь можешь описывать с его помощью. Тоже верно и для науки. Стоит лишь научится пользоваться основными понятиями той или иной дисциплины, как задача интерпретации мира как физического, химического, психологического или ещё какого-нибудь становится лишь вопросом приложения. Знания, картины, книги, тексты — лишь результат преобразования опыта посредством той или иной оптики.

Из статьи «Wetware studies».

«Когда парню исполняется 20 лет, он выбирает одного из этих персонажей, чтобы на его основе сформировать свою личность». Современная культура во многом ассоциативна, а поэтому образы и характеры персонажей известных произведений никогда не задерживаются только на страницах или экранах. В своей статье Александра Ильина рассказывает о психологии каннибальских отношений, обращаясь к одному из самых харизматичных антигероев популярной культуры — к Ганнибалу Лектеру.

Ещё одна характерная черта нынешней эпохи — культ ностальгии и романтизация прошлого, что представляется социальной и психологической защитой перед полной неопределенностью будущего. Поп-культура активно эксплуатирует образы 80-х, 90-х и более ранние времена в сериалах, модной одежде и вечеринках. Зигмунт Бауман в книге «Ретротопия» пишет, что ХХ век начался с футуристической утопии и закончился ностальгией. Отказ от надежды на лучшее и не вызывающее доверия будущее обернулся культом стабильного и утешающего прошлого. Эти романтические фантазии с характерным для них слоганом «раньше было лучше» формируют ретротопическое мироощущение, в котором хорошо всегда там, где нас нет, а идеальным временем предстаёт прошлое. Такой ход мысли явно напоминает идею регрессии в психоаналитической теории: сталкиваясь с травмирующей реальностью, мы ищем простые средства удовлетворения и самоуспокоения, что были доступны нам на ранних стадиях развития. При этом речь идёт не только о простых практиках (в духе анорексии, заедания стресса, оральных «затычек» вроде сигареты, вейпа или бутылки), но и о культурной возможности фантазировать «прошлое, в котором удовольствие было доступно» (как, например, курильщики ностальгируют по 40-50 гг., в которых не жили, но это та эпоха, когда курить можно было везде — от личного офиса до салона самолёта).

В близком ключе размышляет Марк Фишер, описывая характерную черту капиталистического реализма как «медленную отмену будущего». В нём общее состояние таково, что «жизнь как бы продолжается, но время остановилось». Модные тренды и инновации стремятся опровергнуть эти мрачные пророчества критически настроенных теоретиков культуры и общества, однако очередной новый альбом Royksopp поразительно похож на два предыдущих, а ежегодно появляющийся новый iPhone привычен и не так сильно отличается от старого.

Из статьи «Стигмы времени и культура суеты».

По Лакану существует четыре дискурса: дискурс господина (он же дискурс мэтра, dM), дискурс университета (dU), дискурс истерика (dH) и аналитический дискурс или дискурс (психо)аналитика (dA). В своей сути они очень близки к ключевым функциям человеческой коммуникации, а также к «невозможным профессиям» по Фрейду (управлять, обучать, делать психоанализ). Дискурс капитализма (dC) выделяется отдельно, так как строится на нарушении логики, лежащей в основе предыдущих четырёх. Каждый дискурс описывает одновременно и организацию конкретного высказывания, и ту социальную связь, которая соответствует ему и/или вырастает из него.

Важно отметить два момента. Во-первых, наиболее привычным и широко распространенным является дискурс господина: это дискурс «по умолчанию», без него по сути была бы невозможна культура. Во-вторых, все дискурсы, кроме дискурса истерика, историчны, поэтому дискурс мэтра с необходимостью породил университет и аналитика, но впоследствии обнаружилась возможность иных способов организации. Число дискурсов не ограничено четырьмя или пятью: существуют четыре дискурса, основанных на бессознательном вытеснении, и определенное количество вариаций (в основном неустойчивых), опирающихся на генерализированную форклюзию, то есть на нарушениях логики вытеснения.

В сущности, для начала достаточно просто принять идею о том, что речь (в отличие от языка как формальной системы) – это всегда мотивированная деятельность, поэтому в том, как она организована неизменно присутствуют как формальные элементы, так и индивидуально-содержательные. Под формальными элементами я имею в виду речевые роли и идентификационные признаки, формулы этикета, общие высказывания (содержащие знания или социальные конвенции) и т.п. А под индивидуально-содержательными – мотивы, а если быть точным, желания и ожидания, которые могут сильно отличаться от индивида к индивиду. По этой причине четыре дискурса – это не попытка обобщить и описать всё речевое многообразие, а всего лишь вспомогательный инструмент для понимания эффектов речи (да и то возможно не всех). Однако не будем забывать, что субъект в лакановской теории – это тоже эффект речи, поэтому доминирование того или иного дискурса в значительной степени поясняет и тот тип субъекта, которого мы встречаем в данном обществе.

Из статьи «Введение в теорию дискурсов Лакана: модель четырёх дискурсов».

Этика естественного закона предполагает, что существуют базовые блага, которые определяются человеческой природой, а поэтому имеют объективные способы и правила их достижения. Согласно этой традиции, мораль — это не инструмент усмирения нравов, а способ обнаружения законов человеческого процветания. В этом выпуске подкаста, который уже доступен на Бусти и Патероне, вместе с Василом и Константином Морозовым обсуждаем старый и новый естественный закон, школу Финниса-Гризе, природу базовых благ и множество других вопросов, связанных с традицией естественного закона.

В новом выпуске подкаста обсуждаем гилеморфизм и эссенциализм с Василом и Артемом Юнусовым. Среди прочего выясняем, всякая ли вещь обладает природой? Как соотносятся форма объекта и материя, из которой он состоит? И можно ли сказать, что деревянный стол имеет отличную от деревьев природу или же столы — это только искалеченная плоть деревьев?

https://youtu.be/yYrS6ijksfY

Мы изучаем слова и обучаем им в одних контекстах, и затем от нас и от других ожидается способность использовать их в других контекстах. Ничто (в частности, ни усвоение универсалий, ни усвоение свода правил) не гарантирует, что такого рода будущее употребление будет иметь место, так же как ничто не гарантирует, что мы будем совершать и понимать именно те же самые действия. То, что мы делаем, в целом зависит от наших совместных интересов и чувств, видов реакций, чувства юмора, значимости и удовлетворения, от того, что является оскорбительным, от схватывания подобия, понимания того, что такое упрек, а что такое прощение, от того, является ли высказывание утверждением, обращением или объяснением — т.е. от всего круговорота того организма, который Витгенштейн называет «форма жизни». Человеческая речь и деятельность, здравомыслие и сообщество имеют именно такое основание — не больше, но и не меньше. Этот взгляд столь же прост, сколь и труден, и столь же (и потому что) труден, сколь и страшен.

Стэнли Кэвелл

Франкиш выделяет три подхода к пониманию квалиа. Первый — это его собственная позиция (нулевые квалиа), согласно которой никаких феноменальных свойств опыта в реальности не существует, но из-за дефектов нашей интроспекции мы систематически попадаем в иллюзию подобных свойств. Второй подход — это «классические» квалиа, на которых и базируются антифизикалистские аргументы в духе Чалмерса. Как утверждает Деннет, «классические» квалиа по определению являются внутренними, нефизическими, невыразимыми свойствами опыта, к которым субъект этого опыта имеет прямой и безошибочный доступ.

Сторонники «классических» квалиа считают, что квалиа сами по себе не сводятся к какому-либо физическому свойству, а также что они определённым образом концептуально или даже метафизически независимы от всего физического. Под невыразимостью же квалиа подразумевается, что мы не можем выразить их никаким иным образом, кроме как с помощью аналогий. Например, я могу сказать, что мой зрительный опыт, когда я смотрю на зелёное яблоко, напоминает мне мой зрительный опыт, когда я смотрю на свежескошенную траву или когда я смешиваю жёлтую краску с синей. В сущности, это не говорит о том, как именно для меня выглядит и ощущается зелёный цвет. Если вы никогда не видели ни зелёных яблок, ни свежескошенной травы, ни смеси жёлтой краски с синей, то для вас эти сравнения не будут информативны. Наконец, идея прямого и безошибочного доступа пересекается с изложенным выше тезисом откровения: в нашей интроспекции нам раскрывается истинная природа квалиа, и мы абсолютно застрахованы от ошибок в наших суждениях о собственных квалиа.

Но между нулевыми и «классическими» квалиа существует третья концепция, которую Франкиш называет «диетическими квалиа». Согласно этой концепции, нашим переживаниям действительно присущи реальные феноменальные свойства, но этим свойствам не присущи те характеристики, которые Деннет приписывает «классическим» квалиа. Диетические физикалисты могут считать, что квалиа реальны, но не являются внутренними, а, напротив, имеют функциональный или репрезентативный характер. Например, можно считать, что квалиа зелёности, которые реализуются в моём опыте зрительного восприятия зелёных яблок, являются не внутренним свойствами самого опыта, а репрезентативным содержанием моего акта восприятия. Иначе говоря, квалиа зелёности — это то, как объективное физическое свойство яблока «Отражение света определённого спектрального состава» репрезентируется в моём опыте, который в конечном счёте редуцируется к моим нейрофизиологическим процессам. Ещё более радикальная физикалистская трактовка квалиа состоит в том, что это не просто репрезентативное содержание опыта, но сами реляционные свойства объектов, представленных в опыте. С этой точки зрения, квалиа зелёности — это даже не то, как способность зелёных объектов отражать свет определённого спектрального состава выражается в моих переживаниях, а сама эта способность. Нет, строго говоря, посредника между моим восприятием и свойствами внешних объектов.

Из статьи «Не стоит переживать из-за квалиа».