В течение последних лет двадцати психиатры не переставая критикуют каждую новую редакцию DSM и МКБ. Но среди феноменологически ориентированных исследователей эта критика принимает наиболее жестокую форму. Нэнси Андреасен (чью методику thought, language, communication я выше обсуждала) находит следующий парадокс: создатели DSM стремились в данном руководстве отразить достижения феноменологии и нозологии, однако его повсеместное внедрение привело к умиранию (если не смерти) исследований в области психопатологии [как то понималось Ясперсом, Минковским и Ко].

DSM-III и его преемники (…) стали повсеместно и некритически восприниматься как высшая инстанция в вопросах психопатологии и диагностики. DSM служит основой преподавания психиатрии (…) по всей территории США. (…) В результате классические тексты по психопатологии оказались в значительной мере забыты.

Не говоря о проблемах обезличивания и некой дегуманизации клинической практики, появившихся из-за замены классического метода работы, беседы, на механическое заполнение чек-листов по симптоматике, отмечается и другое далеко идущее следствие — валидность была принесена в жертву надежности. Иными словами, подобные операционалистские диагностические системы дают общую номенклатуру, позволяющую воспроизводить результаты, но они, вероятно, упрощены или вовсе неверны. При этом и сама надежность, по некоторым данным, не стала выше, ибо не находятся свидетельства того, что МКБ-10 и DSM-5 приводят к качественным этиологическим прорывам по сравнению с предыдущими версиями.
Вслед за Андреасен и другими уместно задаться вопросом, не становятся ли эти системы самовоспроизводящимися препятствиями для достижения научного прорыва? Легитимацию данный вопрос, как видится, получает особенно ввиду того, что диагностические справочники позиционируют себя как атеоретичные, и что чаяниями многих биологических психиатров (т.н. неокрепелинцев) является проект Research Domain Criteria, который хочет окончательно вывести сферу психического из области опыта. Такая редукционистская перспектива провозглашает нейронный уровень единственной реальностью, в то время как наблюдаемые поведение и переживания занимают ущербное место эпифеноменов, не достойных внимания исследователей.

Какое-то время назад натыкалась на статью психиатра, который в духе алармизма предупреждал коллег об отмирании психиатрии как клинической практике. Согласно его точке зрения, работа с людьми такими темпами скоро будет отдана на откуп исключительно психологам, психиатры же останутся исключительно в лабораториях. И тут уже хочется отметить, что клиническая психология никогда не была под таким ударом, как психиатрия, хотя все выше указанное относится к ней в не меньшей степени, но дискуссий об изменении ее эпистемологических основ не слышно.