это политика нашего канала. фрейдистский фашизм

Наслаждение - это событие тела, это порядок травмы, это объект фиксации

Существуют такие факторы (относящиеся к определенному аспекту влечения), возрожденные травматическими обстоятельствами, которые приводят к фиксации симптома, чей элемент позволяет сделать вывод о повторении.
Симптом - остаток символа травматических переживаний, свидетельствующий о фиксации
(= заряд наслаждения) на данной травме

Простите

Симптом возникает из влечения, которому противодействует вытеснение. Если влечение не затухает под действием Я, а находит свое замещение, носящее эффект торможения и сдвига, то его осуществление принимает характер болезненной навязчивости, поскольку ни о каком удовлетворении речь уже не идёт. Разве что симптом навязчивого невротика приносит т.н. другое удовлетворение - нарциссическое (Я создаёт симптом и укрепляет его фиксацию - отсюда и исходит сопротивление). Симптомы невроза навязчивости по сути своей амбивалентны, они носят противоборствующий характер и триумф свой находят в некоторого рода синтезе, слиянии заповеди и запрета.
Конфликт Оно и Сверх-я, оставляющий Я в качестве ринга для боя, делает его наиболее бдительным, отрицающим бессознательную подоплёку.
Мотор симптомообразования - страх Я перед Сверх-я (перед кастрацией, поскольку Сверх-я воплощает функцию отца); и симптом здесь становится защитой перед ситуациями опасности.

Буду там

Внутренняя восьмерка поддерживает функцию говорения в ее связи к субъекту, в ее фундаментальной связи - повторении. Эти две петли репрезентируют логику повторения означающих и их эффекта: после нанесения разреза в Реальное вписывается воздействие присутствия означающих.
Реальное всегда возвращается в одно и то же место, поскольку оно "поймано в дефиле означающих".
Радикальное бессилие говорящего существа состоит в том, что, подвергаясь наслаждению, оно перестает осознавать себя в очередном круге повторения.
Реальное - невозможность артикуляции. Реальное - симптом как означающее, которому имманентно бессознательное.

Говорить о Лакане можно не только в рамках психоанализа, его воззрения располагаются также и в поле эстетики. Лакан встаёт на одну ось с такими философами, как Кайуа, писавшим о мимесисе, и Мерло-Понти, который соединил феноменологию с гештальт-психологией. Лакановская эстетика манифестирует искусство не демонстрирующее, а, наоборот, скрывающее. То место, которое можно увидеть лишь стереоскопическим зрением, и есть объект малое а. Визуальное искусство, таким образом, призвано не передать, подражая, реальность, его задача в скрытии того, что и так скрыто для сознания.

Наглядный пример кроется в картине Гольбейна