К прилагательным русский и русинский добавляется ещё одно: «руский». Вернее так: по-русски, это обозначается как «древнерусский», т.е. относящийся к Др. Руси. Но в западной науке теперь, очевидно, решено отмежеваться от Russian, означающего в т.ч. и «российский» (т.е. современных русских, россиян, РФ). Автор поясняет во введении:

«Using Rus, and its adjectival form Rusian, is a way to focus attention on the medieval past and keep it away from modern political entanglements». [Использование Rus «Русь» и прилагательного Rusian «руский» - это способ сфокусировать внимание на средневековом прошлом и отвлечь его от современных политических перипетий.]

Это подтвердил мне и Сергей Зотов из «Страдающего Средневековья»: это заимствование из «украинской историографии, где употребляется слово «руськая» или в переводе «руская» про людей имеющих отношение к Руси, но не к России».

Я так и подумал, увидев обложку и название, - сразу отмёл возможность опечатки. Но вообще тема древнерусских женщин голубой крови крайне интересна.

Тема «Страдающего Средневековья» волнует не только российских читателей. Вот, например, новенькая «Запретное средневековье. Грехи и покаяния (не слишком) мрачной эпохи». Небольшая, но интересная и без воды. Жалко иллюстраций нет.

Глава об изменах открывается интригующе:
«Ты женился и, прожив со своей женой один-три месяца или максимум год, впервые признался, что страдаешь импотенцией и поэтому не имеешь с ней интимных отношений и никогда не имел их с другими женщинами?»
“TI SEI SPOSATO E, DOPO AVER VISSUTO CON LA TUA DONNA UNO O TRE MESI O AL MASSIMO UN ANNO, HAI AMMESSO PER LA PRIMA VOLTA CHE ERI IMPOTENTE E CHE PER QUESTO NON AVEVI RAPPORTI CON LEI E MAI NE AVEVI AVUTI CON ALTRE? ”

​​Итак, что за лучи посылал Марк Твен Николаю II?

«Первой мишенью, вызвавшей его критический гнев, стало политическое злодеяние, совершенное царем Николаем II, когда он открыл огонь по бастующим русским рабочим в Санкт-Петербурге 22 [9] января 1905 года. Когда однажды утром Изабель [секретарша] постучала в его дверь, она обнаружила своего работодателя в приступе ярости, «вышагивающим с заметкой о некоторых жестокостях, совершенных... царским правительством по отношению к своим подданным в руках». Восемь дней спустя, когда Твен появился за чаем, она заметила в его руках пачку бумаг - сатирический монолог, в котором царь изволяет обвинить себя за свои собственные проступки. Глядя на свое обнаженное тело после утренней ванны, Николай отмечает, насколько он невыразительный монарх, будучи лишенным царственных одеяний. «Я никогда не слышала, как он читает свои сочинения…», - писала [в дневнике] Изабель. «Сегодня он был великолепен … Его голос дрожал от волнения»…

Страдания русского народа тревожили Твена еще во времена реакционного правления Александра III. Находясь в отпуске летом 1890 года, он, кипя от бешенства, написал безответное письмо редактору «Свободной России», в котором выражал нетерпение по поводу мягкого проявления несогласия со стороны либеральных оппозиционных партий. Попросту говоря, он хотел, чтобы царя убили. «Конечно, я знаю, что самым верным способом уничтожить российский трон была бы революция. Но революция там невозможна; поэтому единственное, что остается, - это, по-видимому, держать трон вакантным с помощью динамита до того дня, когда кандидаты с благодарностью откажутся от него. А потом организовать республику». Очевидно, что Твен прошел долгий путь со времен своей хвалебной речи в адрес Александра II во время путешествия в Квакер-Сити. Твен всегда опасался, что если он выскажет свои истинные политические взгляды, то оттолкнет от себя постоянных читателей. Тем не менее, когда в марте 1905 года он опубликовал «Монолог царя» в «North American Review», некоторые верные последователи одобрили его, а один написал, что всегда чувствовал между строк текстов Твена «нечто, от чего веет свободой. Он чувствует ее, понимает ее, пропагандирует ее».

Интерес Твена к России был подогрет Русско-японской войной того года [1904-05], когда мир был ошарашен тем, что азиатская держава смогла бросить успешный вызов европейскому могуществу. Твен не претендовал на роль беспристрастного наблюдателя. «Я бы хотел, чтобы кто-нибудь убил царскую семью», - сказал он Твичеллу. «Так думает каждый здравомыслящий человек в мире, но у кого хватит смелости сказать об этом? Никто». Поражение России привело к стихийным демонстрациям внутри страны, когда разочарованные солдаты вернулись к нехваткам необходимого и беспорядку, а «Николай Кровавый» попытался подавить несогласие силой плюс скромными реформами. Мир ликовал, когда Тедди Рузвельт заключил Портсмутский договор о мире между Россией и Японией, но Твен хотел, чтобы война продолжалась до тех пор, пока царский режим не будет уничтожен. Как он сказал в интервью газете Boston Globe, «я думаю, что это была священная война в самом лучшем и благородном смысле этого термина, коим часто злоупотребляют, и что ни на одну войну никогда не возлагалась более высокая миссия... теперь эта миссия проиграна, и цепи России снова скованы, на этот раз надолго… этот мир имеет право занять место самой заметной катастрофы в политической истории. Когда крупный католический прелат восхвалял Рузвельта как «ангела мира для всего мира», Твен презрительно хмыкнул. Рузвельт «отсрочил неизбежное освобождение русского народа от его вековых цепей на неопределенное время - возможно, на века».
Из «Mark Twain», Ron Chernow

Относительная сложность компьютерных игр за всю историю.

Из недавнего The Economist.
5 баллов - самые сложные.