Открытка всем, кто в юности имел, ну, допустим, удовольствие, общаться с комическими поэтами.

А Шмараков все же гений высокоинтеллектуальной смеховой культуры.

Вот же черт. Я бегала от этого как могла, но, видимо, вселенная послала мне знак и придется говорить.

В чем тут суть: Альпина перевыпускает роман Аси Демишкевич Там мое королевство, и, как мне кажется, его многим надо, потому что Ася - прекрасная. Она туманно-болезненная, выплетенная из мха, страшных сказок и голых веток в Раз мальчишка, два мальчишка. Она тонкая, хрупкая и хрусткая, как лед, в Под рекой. Она потрясающая. Она смелая и, бесспорно, талантливая. Я в предвкушении.

Вообще, конечно, мои огромные ожидания проистекают из того, что сошлись два важных условия для, пожалуй, любого хорошего романа:

Во-первых, писатель должен уметь писать (внезапно, правда?). Демишкевич хороша, хороша и в стилизации, ее сказки действительно работают как сказки, без нравоучительности и с понятным посылом, который все хочется крутить и думать об него много всякого, и в темпе письма, я правда не помню хоть момента, когда зацепилась за что-то глазом или захотела достать карандашик и аккуратно переписать предложение, и в осмыслении больших сложных метафор, и в создании пресловутой атмосферы, вы бы знали как чудесно вода затопляет кофейню, в которой сидит ее героиня и все становится синим и зеленым.

Во-вторых, через все это, безусловно красивое и важное, очень понятно о чем хочет сказать Ася. И в этом, вероятно, кроется не меньшая ее магия и, безусловно, большая смелость. Через оба романа Демишкевич красной нитью тянутся размышления о трансформации, сепарации, ответственности, границах и чувстве вины за себя и вины за другого, большого и властного. Что поразительно, обе метафоры, выбранные автором: маленький мальчик, который попадает на сборы в армию и оказывается в мрачной сказке и девушка, которая едет в родной город хоронить отца-садиста и морального урода, потрясающе здорово описывают и небольшое, крохотное человеческое существо, потерянное в нашей с вами современности, и большое, если не общечеловеческое, то какое-то близкое по масштабу горе и страх от столкновения с еще большим и определенно бездушным. Кстати, зацените – у Поляринова не получилось, а Ася – смогла.

Заметка на полях – мне страшно и стыдно написать тут слова, называющие все своими именами.

Там мое королевство – переиздание, причем рукописи, написанной до, так что, очевидно, оно не будет логичным продолжением и развитием мысли «как жить эту жизнь в имеющихся обстоятельствах», но, думаю, два вышеуказанных пункта дают полное право верить, что книга будет хорошей и страшной, потому что Демишкевич – хорошая, а мир, ну, сами знаете.

Тридцать два с небольшим года вселенского одиночества.

Вообще, во всем виноваты Почти два килограмма слов, после которых мне стало критически необходимо прочитать Марлона Джеймса. Кстати, А. Поляринов*, (*признанный мной на порядок более крутым эссеистом, чем прозаиком), вообще в этом году принес какое-то бесконечно количество восхитительно странных и прекраснодвинутых текстов, Глори ту хим.

Краткая история семи убийств Марлона Джеймса может, как мы выяснили раньше, как и любой другой роман на П. быть прочитанна как вам Джа на душу положит. Хотите, и я скажу – это отличный роман, чтоб понять по каким причинам хотели убрать Боба Марли. Хотите и я скажу – Джеймс показал весь ужас жизни в постколониальной стране, где бывшие колонисты даже, бомбоклат, ваше национальное ругательство перекраивают на свой лад. Хотите, и я, натянув на нос очки и заранее пометив себя звездочкой скажу, что это, во многом, история о попытке обрести свободу в стране несвобод. Хотите, напомню, что роман получил Букера, во многом за аутентичный язык, а еще сверху присыплю – даже через главу, написанную как хип-хоп фристайл и неизбежные потери при переводе, я вижу отсылки к Шекспиру и шутки о Троцком. Хотите, скажу что если Вам нравятся фильмы Тарантино и Ричи – вам точно надо.

Слушайте, а это прям отличная игра. Если Вы читали Краткую историю семи убийств Марлона Джеймса, опишите одним предложением этот роман. Я хочу это увидеть.

Для меня Краткая история стала романом о большом, глобальном, титаническом одиночестве. Каждый, или почти каждый из героев Джеймса смотрит в зияющий, что твоя пустота, мир и пытается из него выбраться, у каждого есть что-то, что нельзя сказать другим, у каждого, на горизонте, так или иначе маячит практически Иисус, или прекрасный нагой черный лев, который, казалось бы, может спасти, но не спасает. И он уязвлен. И, пусть мы не слышим его голоса, я почти уверена, что точно так же одинок. В какой-то момент я даже подумала: «Да неужели этот патлатый чудик в очках как у Лепса был прав и All You Need Is Love?», но, к сожалению, у меня есть интернет и послесловие автора, который благодарит Марту Диктон за преобразование англоязычной версии мексиканского испанского в кубинский испанский, что, как я теперь знаю, не одно и то же.

Я могла бы рассказать вам о душераздирающих сценах романа, в которых дочь, мать которой, вероятно, была изнасилована, и главное слово тут - вероятно, стоит под окнами и ждет помощи от человека, с которым она однажды спала. Я могла бы рассказать вам о потрясающе смешных сценах, в которых кучка гангстеров, оказавшись запертыми в хижине босса, решает снюхать подозрительный белый порошок, даже не подумав, что это может быть просто напросто крысиный яд. Я могла бы рассказать вам о выбивающей слезы сцене, в которой героиня понимает, что единственный человек, с которым она может говорить, болен и. Давайте я дальше не буду.

Марлон Джеймс написал роман эпопею, панораму на манер Герники Пикассо или чего-то в том же духе. Написал сочно и ярко, я все еще не отказываюсь от того, что это - эквивалент ледяного апельсинового сока с напалмом. И сделал он это с потрясающим вниманием к людям, которые живут жизнь, слабо представляя зернышками в какой большой каше они являются.

Наверное, он так и не выдал универсальной формулы, отвечающий на вопрос «почему люди одиноки», равно как и не придумал ответа на вопрос «зачем мы делаем друг с другом это». Лично меня Марлон Джеймс заставил подумать о том, что черт его знает, как живется тому чуваку, в разбитых мартенсах, как и той женщине в уставших кроксах, или той стайке босой ребятни, вообще не мое право судить. Одиночество же не обувь, оно у нас, человеков, кажется, общее. Единственное общее что есть. Оно и необходимость верить.

PS Внезапное антропологическое наблюдение - я не смогла читать Краткую историю семи убийств под Боба Марли и Значит, ураган Смеляка под Летова, но смогла под King Crimson и Славу КПСС, соответственно. Наверное, это что-то говорит о нетождественности, но это не точно.

Да, точно:
#мы_из_кв25

И если в прекрасном Pasternakе известное:

- Что ж, тогда мы снова возвращаемся на исходные позиции. Пётр Семёнович - хуесос!

было только на второй странице, то в новом романе, Юдоли, Михаил Юрьевич заходит с двух ног даже не первой сценой, а первым предложением:

Сразу после выхода на пенсию Андрей Тимофеевич Сапогов решил продать душу Сатане.

Короче, наконец новый большой роман Елизарова, я его с Земли ждала, четыре года (фанфакт - Землю я читала поступая в аспирантуру, а вот Юдоль купила себе на официальный запуск процедуры подачи документов на соискание научной степени кандидата физмат наук).

Ну и, пожалуй, я сделаю финт ушами и скажу, что Юдоль - книга, написанная в год змеи для #мы_из_кв25

И ещё один пункт, входящий в топ пять моего личного списка "Почему Максим Горький - нет, Люба, ты не будешь тут делать отсылку на Елизарова мерзкий".

Знаете, такое подленькое желание: сейчас я ткну в Горького а потом скажу свое, ну да и ладно, хоть призналась.

В свои лет пятнадцать я писала школьное сочинение о Мандельштаме и говорила что-то о том, что мол, это не то что трусость, но попытка иметь костыли - прятать себя за списками кораблей, когда сказать ты хочешь о другом. Говорила о том, что архаика не отсылает нас к Зефирам и Эолам золотого Пушкина, как не отсылает к нему и рифмовка АВВА, а попросту пахнет пылью. И ещё какую-то дичь говорила.

Зачем-то сейчас, когда мне тридцать и хочется читать и говорить что о гневе Ахиллеса, Пеллеева сына, что о речах музы о том много опытном муже, это воспоминание на кой-то черт всплыло.

Так что во-первых, да, в пятнадцать я определенно была дурой. А во-вторых, и это тоже подленькое чувство, мне хочется извиниться, хотя ни О.Э., ни Н.Я., ни, даже моей учительнице С.А. эти извинения не сдались.

Помните, были такие штуки в девяностые, оракулы?

Для тех, кто не помнит – это были такие квадратные картонные карточки, на каждой стороне которых была половинка картинки, жаба там, роза, скворец. И эти картонки надо было размешать и сложить, часть картинок совпадала, большая часть - нет, показывая половинку песочных часов на шипастом стебле.

Вот сложившиеся картинки и были предсказанием.

Если Каллиопа, дерево, Кориск Романа Шмаракова было о слове и языке, как носителе памяти, то Книга скворцов скорее о природе той самой истории, о вере в нее, о символе, и, немного, о том самом оракуле.

В чем суть – пока на Италию идет войско, в страну прилетает туча, полчище, орда скворцов, заставляя трех человек – келаря, госпиталия и юношу, по имени Фортунат, призванного в монастырь, дабы подновить фрески, укрыться от птиц в храме. А затем, как и положено в любом постмодернистском романе, или, если угодно, в любом романе Шмаракова, сюжет отпадает за ненадобностью.

Госпиталий и келарь, отвечая на вопрос Фортуната о скворцах (спойлер для ленивых: скворец в европейской культуре символ возрождения, перехода к новому, трансформации и общности) начинают рассказывать. Рассказывать о явлении птиц, перетекая к историям о разговорах с реками, о слонах и охоте на райских кур, о письмах жертвенных быков победоносному императору и спорах праведников о том, кто же из них должен претерпеть смертную муку.

Все эти анекдоты, треть из которых ты и так слышал, четверть знаешь в куцем пересказе а часть не факт что не выдумана (Боги, пошлите мне исследование, в котором к каждой истории из романа будет прикреплен первоисточник, я хочу верить, что в нем есть одна, ловко подсунутая туда так, что никто и не догадается о том, что она - фальшивка).

Если попытаться нацепить на нос очки, то, пожалуй, вся эта книга о поиске смысла (не глобального, а такого, повседневного) и знаков, которые, может есть, а может и нет, да и какая разница, если от них получаешь удовольствие.

Как и любой хороший роман, Книга скворцов не дает ответ, как и любой хороший роман, ее можно открыть с любого места и наслаждаться тем, как, как и любой хороший роман, Книга, увы, конечна, а нам остается только уйти из-под сводов храма, вслед за героями да улыбаться улыбкой авгуров, получив в маршрутке счастливый билетик или сложив из картонных квадратиков небольшую птичку в белую крапинку.

Ниоткуда с любовью

Моя любовь в фильме – не помню каком.

Там все начинается с ярмарки,
Потом надо украсть игольницу,
На футляре – звезды из серебра,
Шитье девушки приглянется полковнику,
Сама девушка, вроде, мила и добра,
Только вот он не видел ее лица,
А ей не уехать из города без кольца.

Так вот.

Я не помню зачем, за каким хреном,
В реку должен сложиться
В девятеро нагроможденный дом.
Панели трещат,
Сыплются, точно гренки в бульон,
Только серое в бурое.

А потом,

В пасти пятого этажа,
Мелькнет человечье лицо,
Точнее – только его глаза.
Точнее – взгляд зацепляется за кольцо.

А после, рухнувший дом превращается в комара,
Река мнет арматуру в железный ком,
Как если бы хоп – возвращаешься со двора
И попадаешь в фильм Кубрика целиком.

Но мы про любовь.
А ее нема.

Как сказал бы картавый полукентавр-еврей.
Потому как не птица, и не трава,
Потому как не выдумано еще тех далей.

Просыпаясь в холодном поту, вспоминая сон,
Раздавая от памяти по частям,
Не мычишь, не стонешь, а просто сонм
Округлений до ох ты бля.

Люди, читавшие Вегетацию Иванова, у меня глупый вопрос: это у меня уже мозг затянулся плесенью и погрызся фитотлей, или Алексей Викторович переписал написанную пятнадцать лет назад Андреем Викторовичем Хлорофилию?

У меня просто стойкое ощущение, что он взял ядро романа, чуть присыпал современным взглядом на некоторые вещи, и переписал книгу, скрутив стилистику в пользу динамичности (шутка про писателя Х, который не читает книг, в которых висит сюжет)?

Хотя, вероятно, проблема в том, что из всех условно жанрово-развлекательных книг Иванова я больше всего люблю Псоглавцев (при условии, если не относить к этой же части творчества Общагу на крови), и в них тема власти над людьми и их желания быть ведомыми уже раскрыта сполна.

Если что и говорить о романе Сельвы Альманды Не река, то, пожалуй, стоит сравнить его с романом Фернанды Мельчор Время ураганов (про который чудесно написала Надя).

Интересно, пытаться сравнивать все со всем – признак скудоумия, или хорошего ученого, я еще не определилась.

Вообще романы действительно во многом похожи, в обоих попытка обыграть язык, в обоих латиноамериканский магический реализм, не помню, ругательное это слово, или так снова можно говорить, оба - не то панорама эпохи, не то сага о захолустном городке, не то, до чертиков точная, как портрет, написанный четырьмя росчерками пера, попытка описания нежности, любви и боли.

Наверное, продолжая пытаться проводить сравнительное описание (не уверена, что так можно, но пусть будет), словом, описывающим роман Мельчор будет «ярость», для Не реки я бы не смогла выбрать между словами «тоска» и «нежность». Что особенно иронично, учитывая звезды, которые, как надежда, светят в конце Времени ураганов и ревущее всепоглощающее пламя, беснующееся наравне с рекой в романе Сельвы Альмады.

Крохотный роман рассказывает о двух приятелях, приехавших порыбачить в память о их погибшем друге и прихватившим с собой его сына-подростка. И вот три рыбака вылавливают гигантского ската, считая, что это – большая удача. Беда в том, что местные так не думают.

А потом все по накатанной – пиво в местном магазине, две до одури красивые девушки, поход на танцы, разбитые лица пришлых.

Мы очень любим говорить о ряде русскоязычной литературы, как правило, известного сорта, что мол город в ней – полноценный герой. И, как правило, врем.

Но я позволю себе сказать, что Не река – это такой портрет крохотной аргентинской деревушки на реке, в которую попытались залезть чужаки, и портрет этот, в духе Арчимбольдо, собран из мертвых девушек, криков гекконов, пироманки, мертвого ската и любви, которая привязывает к земле и костям похлеще любого проклятия.

И да, это ещё и очень хорошо написано.

...он понял, что нет больше времени на мягкие обложки, пора создавать значимое. Не так, чтобы проходили в школе, но и не так, чтобы признали после смерти. А чтобы одни умные, одухотворенные советовали другим, таким же умным и одухотворенным.

Сел писать, налил коньяку. Он пил, что бы писать литературу, и напивался, чтобы пописывать мягкое. Незамутненное сознание мягкое отторгало.

Хрустнул пальцами, настроился и снова написал любовный роман.

И так несколько раз подряд.

Вера Сорока, Сказки слепого мира.

Все же я очень люблю то, как ловко и иронично Сорока описывает несчастных идиотов, непонятно за каким чёртом полезших в буквы.

Описывает и жалеет, за что ее сложно не любить.

И еще немного не совсем о книжечках, но и о них немного тоже.

Есть такой мультипликационный проект - Антология русского хоррора, на манер Любовь, смерть и роботы, но по страшным рассказам русских авторов. Если вы вдруг не смотрели - он классный, почти весь.

Вещь, которая вызывает во мне лютейшее непонимание во всем этом мрачном благолепии это какого, собственно, среднего пальца Эрлкинга, там есть эпизод, снятый по балладе Гёте, хоть и существующей в нашем континууме в переводах Василия Андреевича и Афанасия Афанасьевича.

Я долго и упорно (в моем случае три дня это очень долго и довольно упорно) насиловала себе мозг на тему «что мне не так с эпизодом о Лесном царе?».

Сюжет мультика прост до невозможности – некое будущее, гордый отец-борцун за все человеческое и против всяких медицинских чипов и его сын, который полез в виртуальность и решил сыграть в игру с неким Лесным царем. Итог несколько предсказуем.

Пришла я вот к какому выводу: экранизация как перевод с одного языка искусства на другой вполне имеет место быть (в этом месте стоит передать привет нежно любимой мною экранизации 2012 года не менее нежно любимого романа Милый друг), а еще имеет место быть переосмысление чего бы то ни было. И вот фейри, вампиры и зомби хороший тому пример.

Да, добрые соседи aka альвы aka сиды aka пикси aka мне влом дальше перечислять, вообще один из древнейших способов описывать измененные состояния, ментальные болезни и любую инаковость кого бы то ни было, но, как будто бы, в том и беда – отсутствие новых трактовок делает знакомый образ просто очередным скучным переодеванием грозного Лесного царя в техногенную шкурку виртуальности и ИИ (которого, строго говоря, нет).

В принципе, это относится к довольно большому перечню книг и кино, которые мне не так, в том числе это же можно сказать об одной довольно популярной нынче книжке в жанре книжного магазина в космосе.

Пожалуй, я не сказала сейчас примерно ничего нового, просто в очередной раз напомнила, что, стоя на плечах гигантов, мы все же пытаемся сделать эту пирамидку чуточку повыше, и именно переосмысление контекста и образов заставляет нас двигаться вперед (ну, хотелось бы в это верить).
Кстати, это парадоксальным образом опровергает прекрасного Бэзила Холлуорда с его «в истории мира бывает только два важных события. Первое – это появление нового средства искусства, а второе – появление новой личности в искусстве», и, кажется, история, на пару с искусством в этом споре на стороне Генри Уоттона, в отличии от нравственности, конечно, но это другое. Оскару Фингалу О’Флаэрти Уиллсу бы понравилось.

Да здравствует постмодернизм.

Amen.

PS. Я это все к чему – на кой-то черт прочитала Можарово по которому в антологии тоже есть эпизод и что я могу сказать – этот рассказ (как и любые другие буквы, порожденные мерзким Дмитрием Быковым*) совершенно точно экранизированы, и совершенно точно являют собой тот жанр себялюбивого напыщенного мизантропическо-женоненависнеческого говна дурного левацкого толка, которое я совершенно точно обычно не читаю, так что два пункта из вызова закрыты, а от Насти я хочу еще один бантик, я же девочка.

*признан в РФ иноагентом, внесён в перечень террористов и экстремистов.

#мы_из_кв25