Прочитал policy paper, которую подготовил Press Club Belarus для европейских чиновников, чтобы убедить их поддерживать беларуские оппозиционные медиа.

Мне очень понравился основной посыл документа, потому что в нем авторы довольно убедительно говорят о достижениях этих медиа. Я, наоборот, привык скорее скептично про них думать и для меня такой взгляд был чем-то новым. Например, авторы подсчитали, что примерный годовой бюджет всех оппозиционных медиа почти в шесть раз меньше, чем бюджет провластых. Это говорит о неплохой эффективности первых.

В документе также доказывается, что беларуские продемократические медиа играют важную роль в противостоянии российской пропаганде и что эту функцию не могут выполнять российские либеральные сми. Мне еще понравилась классификация основных субъектов в беларуском продемократическом медиа ландшафте, возможно даже попробую ее использовать в каком-нибудь будущем анализе.

К тому же авторы рекомендуют медиа больше обращаться к исследователям, чтобы изучать аудиторию, ее потребности, поведение, предпочтения и учитывать выводы в своих решениях. Я полностью поддерживаю этот совет, думаю, что исследования аудитории действительно могут быть полезными.

Читая документ я заметил и много недостатков, начиная от самой концепции "независимости" анализируемых медиа и заканчивая плохой визуализацией данных и вычиткой текста. Однако плюсы мне показались более интересными.

https://press-club.pro/dosved/why-is-the-belarusian-media-ecosystem-a-key-asset-for-european-security

Петя Маркелов написал спорный текст, а скорее даже запустил инициативу по реорганизации зарубежного финансирования гражданского общества Беларуси

Я с этим текстом во-многом согласен, но в этом посте выкачу основную критику.

Анализ текущей ситуации в тексте, как я понял, сводятся к двум тезисам:
1) Спонсирование приводит к появлению прослойки профессиональных активистов, выполняющих цели доноров, вместо аутентичного низового волонтерского движения, отвечающего интересам общества
2) Доноры тратят деньги не на те цели, которые близки беларусам, в результате чего подыгрывают тезису пропаганды об активистах, как марионетках Запада.

Первый тезис предполагает, что существующее гражданское общество в Беларуси - это чуть ли не творение западных фондов. Я с этим не согласен, потому что подобные движения существуют во всех европейских странах и они не являются результатом заговора доноров, Сороса или еще какой-то мировой закулисы. Я вижу в них скорее проявление в сегодняшних условиях старых либеральных и социалистических движений, уходящих корнями в Просвещение. USAID не придумывал Алексиса де Токвиля, а Еврокомиссия не осуществляла Великую Французскую Революцию.

То есть если бы западного финансирования не было - гражданское общество было бы примерно таким же по тематике. Потому что феминизм, права ЛГБТ, продвижение демократии и подобные темы не навязаны фондами, а являются логическим продолжением идей либерализма и социализма, отвечают объективным социально-экономическим условиям нашего времени.

Конечно, политика доноров влияет на приоритеты организаций, делает некоторых активистов в каком-то смысле зависимыми и т.п. Но гораздо сильнее мне кажется обратный эффект - это гражданское общество, как самостоятельный субъект использует западные структуры в своих интересах. Например, в опросах BIPART потребительское отношение к фондам хорошо заметно - ответы о потребностях часто сводятся к "дайте денег и отстаньте". Как в одном интервью мне активистка сказала "ну, от нас требуют сквозные ценности, вот мы и сквозим".

Первый тезис предполагает также, что профессионализация активизма - это плохо. Я думаю это не всегда так. На основе исследований анархистского и правозащитного движений, маппинг которых я делал, я вижу, что волонтерские организации часто остаются очень ограниченными по масштабу, либо недолговечными. Показателен пример АЧК-Беларусь и Dissidentby. Обе начинали как неформальные анархистские инициативы. При этом АЧК остались волонтерской организацией, где супермотивированные идейные ребята (что само по себе редкость) пусть и профессионально и долго, но помогают нескольким десяткам заключенных анархистов. В то время как Dissidentby стали получать гранты и помогают сотням политзаключенных.

В этом смысле в отсутствие западного финансирования гражданское общество было бы не только примерно таким же как сейчас по направлению, но и просто более слабым. На месте существующего не возникло бы какое-то совершенно иное "аутентичное низовое движение", как пишет Петя.

Второй тезис строится на том, что нужно финансировать только то, что поддерживает большинство беларусов. Но по многим вопросам нет ничего похожего на универсальный общественный интерес, который должны реализовывать организации. Наоборот, внутри гражданского общества разные группы и классы продвигают свои интересы - это заметил еще Грамши. Понятно, что ябатьки и примкнувшие к ним нейтралы, которых большинство, не хотят, чтобы нгошки "раскачивали лодку", продвигая демократию. Например, потому что будет "как на Украине" или потому что "Лукашенко хоть и плохой, но зарплаты платит и цены сдерживает". Не понятно только, почему Петя называет эти мнения "аутентичной" позицией общества.

Поддерживать движения, идущие вразрез с мнением политических противников - вполне норм практика.

---

Статья претендует на evidence based подход и там действительно почти на каждом предложении стоит сноска на источник. Но часто это только видимость доказательств, потому что эти ссылки ведут не на конкретные аргументы релевантные нашему контексту, а просто на статьи и целые книги "на тему".

Неделю назад закончился победой страйк работников фабрики Jeremias

Я ранее упоминал про эту забастовку: ее начали рабочие, объединенные в местной ячейке анархистского профсоюза Рабочая инициатива. Их требованиями было:
- повышение зарплаты на 800 злотых
- удлинение оплачиваемого перерыва с 15 до 30 минут
- пересмотр правил расчета переработок, которые сейчас считаются в конце года

В результате они добились всех целей, хотя и в немного меньшем объеме:
- повышение 700 злотых
- 20 минут перерыв
- работа по субботам, кроме одной в месяц, рассчитывается как переработка с двойной оплатой

Победа не была легкой, начальство всячески репрессировало рабочих и пыталось подавить протест. В результате страйк длился полтора месяца и стал самым долгим в Польше после 1989 года.

В то же время поддержка забастовки была широкая. Помимо солидарности различных левых движений и общественных деятелей, страйк освещали все крупные медиа, поддерживала лично министерка труда и даже профсоюзы из других европейских стран. Показателен масштаб донатов: на свой мощный удар протестующие собрали почти 67 тыс. евро.

---

Я думаю, что успехи профсоюзного движения в Польше показывают вектор, следуя которому можно было бы двигаться к преодолению поляризации.

В логике общеевропейского транснационального раскола, большинство польских рабочих выступают скорее на стороне консервативных и авторитарных сил. Особенно в относительно небольших городах, вроде Гнезно, где проходил страйк. Так происходит потому что в текущей экономической системе больше шансов на успех имеют люди, занятые не ручным трудом на производстве, а гораздо более мобильные жители мегаполисов, с высшим образованием, часто занятые умственным трудом или в сфере услуг. То есть у рабочих есть причины быть недовольными текущей системой. Правые успешно это используют, говоря, например, что причиной недостатка работы являются приезжие, а снижения благополучия - экологические нормы ЕС или помощь Украине. В результате рабочие оказываются на реакционной стороне поляризации.

Профсоюзное движение мне кажется обращается примерно к тому же недовольству, но предлагает на него совершенно другой ответ. Этот ответ более демократический, потому что основан на прямом гражданском участии и коллективных решениях, а не на голосовании за "сильного лидера". Кроме того, он приводит к реальному улучшению условий жизни, вместо пустого рессентимента правых, который на самом деле не решает проблем рабочих.

В этом смысле страйк на Jeremias - это успешная демократическая альтернатива митингам националистов, которые происходили в то же самое время во многих городах.

П.С.: в последнее время на этом канале слишком много моих диванных рассуждений про польскую политику и слишком мало социологии, если кто-то тут ради более научного контента - потерпите немного, я скоро к нему вернусь 🙏

Как шкала оценок влияет на рейтинги фильмов

Один из авторов на datawrapper.de провел забавный анализ.

На сайте IMDb можно ставить оценки от 1 до 10, а на Letterboxd от 0,5 до 5 с шагом 0,5. То есть обе шкалы предполагает выбор из десяти оценок. Значит ли это, что усредненные оценки фильмов будут одинаковые? Например, что на первом сайте вероятность получить рейтинг 9 баллов будет такая же, как на втором получить аналогичные им 4,5 балла?

Данные показывают, что нет. Оценки зависят от типа шкал. Чтобы проверить это автор скачал миллионы оценок и посмотрел как часто выбирают каждую опцию.

Главная проблема шкалы с шагом 0,5 заключается в том, что люди чаще склонны округлять свою оценку. На диаграмме видно, что половинчатые оценки в такой шкале выбирают реже, чем их аналоги в 10-балльной шкале и реже, чем целые оценки в 5-балльной шкале.

Интересно, что в социологических опросах иногда используют шкалы от 0 до 100. Так вот там тоже проявляется это "искажение круглых оценок". Такое особенно плохо, если мы хотим считать средние или каким-либо образом делить/умножать полученные данные. Потому что разница между точками шкалы точно не одинаковая, что отличает интервальные шкалы от порядковых.

Проблема 10-балльной шкалы в том, что люди склонны ставить более высокие оценки. На диаграмме видно, что больше оценок, чем в 5-балльной шкале сосредоточены в правой стороне, хотя разница и не большая. При этом данные не позволяют делать окончательных выводов, ведь может просто аудитория Letterboxd более критична к фильмам.

Вывод заключается в том, что наверно оптимальным вариантом является 5-балльная шкала с шагом 1. В общем это, кажется, и есть самая популярная шкала в опросах.

Четыре линии политического раскола

В обществе теоретически можно выделять чуть ли не бесконечное множество социальных групп, отличающихся друг от друга по различным культурным, социальным и экономическим характеристикам. Однако на уровне политического противостояния все это многообразие обычно сводится к ограниченному, пусть и большому набору противоречий.

Мартин Липсет и Стейн Роккан в шестидесятых годах попытались обобщить множество социальных конфликтов в рамках простой схемы. Они создали классическую версию теории раскола, которая описывает как противостояние политических партий укоренено в социальной структуре.

Говоря о европейских странах они выделили четыре основные линии раскола. Первые две возникли в результате образования наций и национальных государств, а последние две - в результате индустриальной революции.

1) Конфликт между национальной культурой центра и культурой национальных меньшинств, периферии. Речь идет о сопротивлении, на которое наталкивается национальное государство, унифицирующее людей на своей территории.

2) Между национальным государством и церковью. Частично это было вопросом особых экономических привилегий церкви, но по мнению авторов главным образом борьба шла вокруг возможности определять социальные нормы. То есть главным поражением церкви стало введение массового светского образование.

3) Конфликт между аристократией, землевладельцами и промышленными предпринимателями. В основе этой борьбы лежат чисто экономические интересы, конфликт между двумя экономическими моделями, однако во-многом, это также и конфликт ценностей. Авторы отмечают, например, что конфликт между либералами и консерваторами - это по сути конфликт между ценностью приписанного статуса от рождения и ценностью статуса, основанного на личных достижениях.

4) Конфликт между собственниками и наемными рабочими. Это тоже чисто экономические противоречия, которые при определенных условиях могут разрешаться на уровне рациональной дискуссии и калькуляции - как и многое в экономике. Однако интересно, что они могут сдвигаться в сторону противоречий на уровне идентичностей и идеологий с очень негативными последствиями. Так, авторы отмечают, что до Второй мировой, социалистические движения в некоторых странах считались чем-то вроде агентов СССР. То есть их считали не равноправным политическим актором, работающим в интересах определенной части общества, а врагами всей нации, работающими на внешние интересы. Именно эта идеологизация экономического противостояния привела некоторые страны к гражданской войне. Наоборот, в послевоенный период, когда социалистические движения встроились в партийную систему европейских стран, экономические противоречия стали разрешаться в "мирном" русле.

Сегодня в рамках теории раскола некоторые считают, что эти линии противостояния все еще проявляются в текущей политике. Другие доказывают, что им на смену пришли новые противоречия. Как вам кажется, существуют ли какие-то из этих расколов в нашем регионе? Это особенно интересный вопрос, учитывая, что, например, в Беларуси нет партийной системы и существует очень сильный порог для перехода противоречий из социальной структуры в политику. Однако это не означает, что расколов нет, просто они выражаются в другой форме.

#cleavage_theory

Напередодні голосування за законопроєкт, що мав відновити незалежність антикорупційних органів НАБУ і САП, Gradus Research провели термінове опитування серед українців, аби дізнатися, чи громадяни підтримують протести.

👉🏻 96% опитаних обізнані щодо перебігу протестів.
👉🏻 69% опитаних українців підтримують протестувальників.
👉🏻 43% респондентів готові доєднатися до протестів особисто.
👉🏻 63% респондентів переконані, що ці акції матимуть вплив на ситуацію.
👉🏻 Найвищий рівень підтримки — серед молоді, мешканців західного регіону та Києва, респондентів із вищою освітою.
👉🏻 Що саме, на думку людей, спровокувало протести?
Респонденти найчастіше відповідали: “проти обмеження повноважень НАБУ і САП” (18%), “через корупцію в країні” — 14% і “за справедливість” — 8%.
👉🏻 Справедливість, боротьба з корупцією та свобода слова залишаються ключовими орієнтирами для українського суспільства. Ці цінності назвали важливими понад 95% опитаних, незалежно від віку, статі чи регіону.

Більше даних — за посиланням

Транснациональный раскол, как линия политического противостояния в 21 веке

Используя подход Мартина Липсета и Стейна Роккана для анализа европейской политики последних десятилетий, Лисбет Хуге и Гэри Маркс пришли к выводу, что сегодня центральной линией политического противостояния является транснациональный раскол.

По их мнению в 1990х произошли ключевые события, вызвавшие возникновение этого раскола. Был создан Европейский союз, в рамках которого рабочая сила стала перемещаться значительно легче и была введена единая валюта. В это же время возникла Всемирная Торговая Организация, расширились возможности для международной миграции и международной торговли. На политическом уровне также стали рассматриваться проблемы, требующего межнационального решения, например, потепление климата. Этот вектор глобализации поддержали как мейнстримные правые, так и мейнстримные левые партии, а также экономические элиты и образованный средний класс.

Это вызвало обратную реакцию со стороны защитников национального суверенитета. Люди с более низким образованием, которое стало важнейшим активом для социальной мобильности в глобальной экономике, были возмущены размыванием национального суверенитета. Они искали защиту их экономических интересов в своих правах как граждан, и укрепление пошатнувшегося статуса - в национализме.

Как русская революция стала триггером для проявления классового раскола и подъема левых партий по всему миру, так кризис евро после 2008 и миграцинный кризис стали триггерами для выхода транснационального раскола в политическое поле. Анализ повестки политических партий и важности различных вопросов в общественном мнении показывает, что необходимость и роль Евросоюза и проблема миграции впервые появились среди наиболее важных.

Согласно теории раскола устоявшиеся партии обычно не меняют радикальным образом свою повестку, маневрируя вместо этого внутри позиции, обусловленной их местом в расколе, вызвавшем их к жизни. Это подтверждают количественные оценки: с 2006 по 2014 позиция европейских партий по интеграции сдвинулась в среднем на 0.55 пунктов и по миграции на 0.59 пунктов (по семибалльной шкале).

Поэтому текущие изменения в структуре раскола приводят к тому, что образуются новые партии, а не реформируются старые. Например ультраправые партии имеют гораздо более выраженную позицию по миграции и ЕС, чем мейнстримные партии, которые занимают умеренную позицию по этим вопросам и придают этом гораздо меньше значения.

При этом Хуге и Маркс отмечают, что реакция партийной системы на транснациональный раскол разниться от страны к стране.

Во-первых, если в системе есть большой порог для возникновения и роста новых партий, то происходит рост трений внутри старых партий, как, например, споры националистов и неолибералов Консервативной партии Великобритании.

Во-вторых, в зависимости от особенностей проявления нового раскола и политической истории страны, он обретает разное содержание. В странах Южной Европы, раскол строился вокруг экономического суверенитета и вызвал подъем леворадикальных партий, тогда как в Восточной Европе он вызвал подъем правых радикалов. В Центральной и Северной - произошел подъем обоих полюсов с зелеными и левыми радикалами с одной стороны, а правыми радикалами - с другой.

#cleavage_theory

Транснациональный раскол и греческие анархисты

Описывая как европейские страны по-разному отреагировали на транснациональный раскол, авторы статьи отмечают, что в Южной Европе он привел к подъему радикальных левых партий. Это связано с тем, что основным вопросом конфликта была не миграция, а кризис евро, который поставил под вопрос экономическую политику Европейского Союза, который навязывал этим странам меры жесткой экономии. То есть ценность европейской интеграции отрицалась не в защиту национальной гомогенности, как это произошло в других странах, а в защиту политики всеобщего благосостояния. Тем самым ситуация скорее вписалась в старый, но по-новому проинтерпретированный право-левый раскол и усилила его.

Этот контекст очень хорошо объясняет динамику в анархистском движении стран Южной Европы, в частности, Греции.

Думаю все, кто интересовались темой в конце нулевых и начале 2010-х, слышали про мощное анархистское движение в Греции: либертарный район Экзархия в Афинах, огромное движение кооперативов, профсоюзов, сквотов, множество уличных столкновений и даже вооруженная борьба. Теория транснационального раскола показывает, что все это было результатом огромного недовольства глобализацией, которую продвигали европейские элиты. В обществе возник широкий запрос на солидарную экономику и местные анархисты предложили идеи, которые успешно удовлетворили этот запрос.

В то же время теория транснационального раскола объясняет почему сегодня греческие анархисты занимают совершенно глупую позицию по российско-украинской войне. Ведь Украина по сути борется за то, чтобы быть частью Европы, какой она была последние десятилетия. То есть за все то, против чего борются антимейнстримные политические силы, в том числе - греческие анархисты. Нам их позиция абсолютно не понятна потому что анархизм в нашем регионе, наоборот, является частью проевропейских политических сил, с которыми мы сходимся в основных актуальных здесь вопросах: противостояние авторитаризму, российскому империализму, по прогрессивным ценностям. То есть анархисты в нашем регионе и анархисты в Греции просто находятся на разных полюсах транснационального раскола.

#cleavage_theory

Статья Максима Жбанкова "Міларусь лімітэд. Край раз’яднаных свядомасцяў"

Прочитал новый текст про беларуский национализм на сайте Банка идей, хотя это было сложно из-за художественного стиля. Приходилось много раз перечитывать, чтобы пробиться к сути тезисов и аргументов сквозь кучу метафор, оксюморонов, иронии и прочих литераторских приемов.

Так что помимо мыслей о нации, текст еще заставил задуматься про роль художественного языка в аналитических текстах.

Я считаю, что такие приемы могут быть очень полезными. Например когда позволяют просто выразить сложную мысль или когда подчеркивают самые важные идеи, делая их яркими и запоминающимися. В этом смысле использование художественных приемов - это показатель большого профессионализма в умении писать. Например, даже не читая исходные тексты Маркса, многие слышали про пресловутого призрака коммунизма, который бродит по Европей, или про религию, как опиум для народа. У Максима Жбанкова некоторые строчки мне тоже очень понравились. Например, автор остроумно уколол сторонников национально-романтического проекта с их "піянерскай верай у перавыхаванне «няправільных» суайчыннікаў".

При этом статья мне показалась скорее плохим примером использования художественных приемов в аналитической работе. В основном потому что их было слишком много: они использовались не точечно, чтобы улучшить текст, а скорее заменяли аргументацию, искусственно увеличивая объем. Ведь если убрать множество повторений одной мысли на разные лады, упоминания "самураев" и прочих "капитанов космолетов", то текст можно уместить в нескольких абзацах и сделать более понятным.

Как я понял, главная идея текста следующая. Нужно принять, что сегодня многообразие проявлений беаруской идентичности выходит далеко за рамки как официальной государственной политики, так и "национально-романтического" возрожденческого проекта. Поэтому нужно отказаться от обоих и начать экспериментировать, создавая новую поликультурную беларускую идеи.

Максим Жбанков не первый, кто высказал эту идею. Помню, что два года назад Геннадий Коршунов предлагал то же самое, хотя наверняка были и другие. Так что интересно, найдет ли такой подход отклик в нашем культурном и политическом поле. Потому что социальная база для такого "полифоничного" национального проекта точно существует - см. сегмент Формирующиеся в нашем исследовании идентичности.

Похожую идею три года назад высказывала также Ольга Шпарага, предлагая свою идею беларуского демократического национализма. Она предположила, что национальное государство могло бы не просто включать многообразные проявления национального, но и проявления не связанных с нацией идентичностей: профессиональных, гендерных и др.

То есть Ольга Шпарага поставила вопрос о нации гораздо шире: как о политическом сообществе в рамках национального государства, но за пределами национальной культуры и идентичности.

А что если продолжить эту мысль задаться вопросом нужно ли вообще культивировать национальную идентичность? Стоит ли думать над демократическим ответом на национальный вопрос или лучше думать как строить демократию без нации? Сейчас этот вопрос звучит диковато, но вообще-то подъем национализмов - это дело только последних 10-15 лет. До этого вектор был на глобализацию и мне кажется эта тенденция гораздо более фундаментальная. Ведь она укоренена в экономической и технологической логике, в глобальных экологических и демографических проблемах, стоящих перед человечеством.

беларуская сацыялёгія. вынікі