Если раньше у меня ещё сохранялась какая-то вера в справедливый мир, то сейчас эта иллюзия окончательно рассеивается. Я всё яснее осознаю, что хотя на уровне отдельных людей и справедливость, и бескорыстие, и доброта, безусловно, существуют — и в этот смысле моя вера в человечество никуда не делась — то на уровне систем всё оказывается куда беспросветнее. Кажется, что за тысячи лет людям так и не удалось построить работающие механизмы совладания со всё усложняющейся социальной реальностью.
В самом начале войны в состоянии острого шока казалось, что такое ну просто не может продлиться долго — сейчас кто-то вмешается, разберётся, одумается, и этот кошмар, конечно же, закончится. Чем дальше, тем очевиднее становится, что никто не придёт и не спасёт, умных взрослых не существует, за свою жизнь отвечаешь только ты сам, и всё, что ты можешь — это стремиться к тому, чтобы в любых обстоятельствах оставаться человеком.
Это может, наверное, звучать мрачно, но меня такие мысли, наоборот, поддерживают. Если я не жду ничего от мира, не требую, чтобы вселенная выдала мне благополучную и счастливую жизнь, вернула вложенные мной усилия с процентами, то я и не испытываю разочарования, если оказывается нарушен этот выдуманный мной контракт. Я могу брать на себя ответственность за свою жизнь и делать всё, что в моих силах, чтобы достойно нести эту ответственность, одновременно осознавая, что никаких гарантий не существует, и любые мои планы могут быть разрушены обстоятельствами, на которые я не влияю. Пожалуй, так в моём представлении и выглядит экзистенциальная позиция: жить с открытыми глазами, осознавать непредсказуемость, хаотичность, неподконтрольность мира и одновременно с этим сохранять твёрдость духа и надежду — вопреки всему.
В самом начале войны в состоянии острого шока казалось, что такое ну просто не может продлиться долго — сейчас кто-то вмешается, разберётся, одумается, и этот кошмар, конечно же, закончится. Чем дальше, тем очевиднее становится, что никто не придёт и не спасёт, умных взрослых не существует, за свою жизнь отвечаешь только ты сам, и всё, что ты можешь — это стремиться к тому, чтобы в любых обстоятельствах оставаться человеком.
Это может, наверное, звучать мрачно, но меня такие мысли, наоборот, поддерживают. Если я не жду ничего от мира, не требую, чтобы вселенная выдала мне благополучную и счастливую жизнь, вернула вложенные мной усилия с процентами, то я и не испытываю разочарования, если оказывается нарушен этот выдуманный мной контракт. Я могу брать на себя ответственность за свою жизнь и делать всё, что в моих силах, чтобы достойно нести эту ответственность, одновременно осознавая, что никаких гарантий не существует, и любые мои планы могут быть разрушены обстоятельствами, на которые я не влияю. Пожалуй, так в моём представлении и выглядит экзистенциальная позиция: жить с открытыми глазами, осознавать непредсказуемость, хаотичность, неподконтрольность мира и одновременно с этим сохранять твёрдость духа и надежду — вопреки всему.
Давно ничего не писала для рубрики #рекомендации, но тут наконец-то дошли руки до спешла американского комика Бо Бёрнема Inside, и я, что называется, не могу молчать. Спешл записывался в период пандемии на протяжении года, сценой для него стала комната, в которой Бо проводил локдаун. Все выразительные средства, доступные автору в такой ситуации — это свет, звук, монтаж и собственное тело. И Бёрнем с их помощью создаёт что-то невероятное.
Спешл построен как серия музыкальных номеров, объединённых подобием сквозного сюжета, рассказывающего о том, как Бёрнем постепенно сходит с ума от изоляции. Назвать его комедийным у меня не повернётся язык, хоть он и полон иронии и сарказма особого толка, легко обнаруживающих своё бессилие; посыл можно было бы сформулировать так — «я знаю, что мир катится в ад, и всё, что я могу делать — это высмеивать окружающих и себя самого как часть этого мира, понимая, что это абсолютно ничего не изменит». С одной стороны, такой тип юмора ассоциируется со спецификой американского культурного контекста (см., например, песни White Woman’s Instagram или Welcome to the Internet), с другой — чувство беспомощности перед всепоглощающим экзистенциальным ужасом хорошо резонирует с тем, что многие переживают прямо сейчас вне зависимости от местонахождения. Бёрнем поёт и снимает, с одной стороны, про ад снаружи, от которого нельзя спрятаться даже в запертой комнате (How The World Works), с другой — про ад внутри собственной головы, мучительное одиночество человека, постоянно на разные лады разговаривающего с самим собой (Unpaid Intern). Ощущение клаустрофобии создаётся не только за счёт замкнутого пространства, но и благодаря подчёркнуто «пост-пост, мета-мета» интонации автора, которая делает видимыми его боль, страх и гнев, но при этом не даёт им по-настоящему излиться на зрителя. Эти сдержанные, подспудные эмоции, мерцающие под слоем иронических комментариев и отсылок, создают особого рода напряжение, делающее просмотр Inside не самым комфортным, но по-настоящему увлекательным делом.
Ну и, конечно, особое удовольствие от спешла получат любители стендапа, которым, как и мне, интересно изучать, каким образом и насколько широко можно раздвигать границы жанра (Ханна Гэдсби, привет!).
#рекомендации
Спешл построен как серия музыкальных номеров, объединённых подобием сквозного сюжета, рассказывающего о том, как Бёрнем постепенно сходит с ума от изоляции. Назвать его комедийным у меня не повернётся язык, хоть он и полон иронии и сарказма особого толка, легко обнаруживающих своё бессилие; посыл можно было бы сформулировать так — «я знаю, что мир катится в ад, и всё, что я могу делать — это высмеивать окружающих и себя самого как часть этого мира, понимая, что это абсолютно ничего не изменит». С одной стороны, такой тип юмора ассоциируется со спецификой американского культурного контекста (см., например, песни White Woman’s Instagram или Welcome to the Internet), с другой — чувство беспомощности перед всепоглощающим экзистенциальным ужасом хорошо резонирует с тем, что многие переживают прямо сейчас вне зависимости от местонахождения. Бёрнем поёт и снимает, с одной стороны, про ад снаружи, от которого нельзя спрятаться даже в запертой комнате (How The World Works), с другой — про ад внутри собственной головы, мучительное одиночество человека, постоянно на разные лады разговаривающего с самим собой (Unpaid Intern). Ощущение клаустрофобии создаётся не только за счёт замкнутого пространства, но и благодаря подчёркнуто «пост-пост, мета-мета» интонации автора, которая делает видимыми его боль, страх и гнев, но при этом не даёт им по-настоящему излиться на зрителя. Эти сдержанные, подспудные эмоции, мерцающие под слоем иронических комментариев и отсылок, создают особого рода напряжение, делающее просмотр Inside не самым комфортным, но по-настоящему увлекательным делом.
Ну и, конечно, особое удовольствие от спешла получат любители стендапа, которым, как и мне, интересно изучать, каким образом и насколько широко можно раздвигать границы жанра (Ханна Гэдсби, привет!).
#рекомендации
«Здравствуйте! В последнее время меня очень занимает тема “горевания”. Шесть лет назад у меня умерла мама, и я до сих пор, как мне кажется, не оправилась. Со одной стороны, вроде бы, мне становится легче, а с другой — я чувствую, что горе не даёт мне идти вперёд. Есть ли временные рамки горевания? Когда это становится уже не нормой? Я в терапии, но мой психотерапевт говорит, что моё горе выглядит так, будто прошло полгода, а никак не шесть лет. Что я застряла, что перешла все границы дозволенного времени на горе. Мне казалось, что всё индивидуально, что нельзя человека с потерей запихнуть в рамки по учебнику, но терапевт со мной не согласна, она считает, что я не справляюсь, и что всё, что сейчас происходит, это уже не нормально. Буду очень рада получить ответ. Спасибо огромное.»
Привет! С одной стороны, всё действительно индивидуально, и любой психический феномен, будь то горе, депрессия, тревога, у каждого человека будет выглядеть и развиваться по-своему. При этом различные специалисты, изучавшие горе и пытавшиеся описать его основные стадии, в целом приходили к общим выводам, говоря о том, что горюющий человек проходит путь от первичного шока и отрицания через депрессию и отчаяние к интеграции — своего рода «перепридумыванию» жизни, с уходом близкого человека лишившейся значимого элемента. Смерть близкого оставляет в ткани жизни прореху, и задача работы горя состоит в том, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту, помочь человеку найти новые смыслы взамен утраченных, научиться жить в мире, который уже никогда не будет прежним. Это не означает, что боль уйдёт насовсем — но если она не становится более выносимой, если любое воспоминание об ушедшем продолжает ощущаться как удар под дых, если чувства вины, стыда или гнева остаются такими же интенсивными, как в самом начале переживания утраты — можно предположить, что речь идёт о так называемом осложнённом, или незавершённом, горе.
Естественной работе горя могут мешать многие вещи: насильственный характер смерти близкого человека (убийство или суицид) или пропажа без вести; сложные отношения с умершим; внезапность смерти, особенно в тех случаях, когда умирает ребёнок; отсутствие других значимых опор в жизни горюющего. Осложнённое горе выглядит попыткой остановить время, отменить сам факт утраты и необходимость как-то с ней примириться: нередко в таких случаях человек, переживающий горе, отказывается разбирать вещи умершего, оставляет его комнату нетронутой; он также может посвящать значительную часть жизни уходу за могилой, чувствуя себя не вправе что-то делать для себя, когда любимого человека больше нет рядом. Чувство вины может рождать ощущение, что любая мимолётная радость, любое движение вперёд — это предательство памяти ушедшего. Задачей терапии горя в таким случае будет помощь в осознании и признании факта утраты, а также в высвобождении и проживании всех связанных с этим тяжёлых чувств.
В вашем тексте не так много подробностей, и сказать что-то однозначное о том, является ли ваше горе незавершённым, сложно. Но я бы, наверное, задалась вопросом — чего пытается добиться ваша терапевтка своими замечаниями о том, что вы «перешли все границы дозволенного» в переживании горя? Признаться честно, в пересказе это звучит патологизирующе, как упрёк, но, возможно, в реальности она пытается обратить ваше внимание на что-то важное, что происходит с вами прямо сейчас? Я, конечно, тут могу только фантазировать, но мне кажется, что это могло бы стать хорошей темой для обсуждения на сессии.
#поговоритьобэтом
Привет! С одной стороны, всё действительно индивидуально, и любой психический феномен, будь то горе, депрессия, тревога, у каждого человека будет выглядеть и развиваться по-своему. При этом различные специалисты, изучавшие горе и пытавшиеся описать его основные стадии, в целом приходили к общим выводам, говоря о том, что горюющий человек проходит путь от первичного шока и отрицания через депрессию и отчаяние к интеграции — своего рода «перепридумыванию» жизни, с уходом близкого человека лишившейся значимого элемента. Смерть близкого оставляет в ткани жизни прореху, и задача работы горя состоит в том, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту, помочь человеку найти новые смыслы взамен утраченных, научиться жить в мире, который уже никогда не будет прежним. Это не означает, что боль уйдёт насовсем — но если она не становится более выносимой, если любое воспоминание об ушедшем продолжает ощущаться как удар под дых, если чувства вины, стыда или гнева остаются такими же интенсивными, как в самом начале переживания утраты — можно предположить, что речь идёт о так называемом осложнённом, или незавершённом, горе.
Естественной работе горя могут мешать многие вещи: насильственный характер смерти близкого человека (убийство или суицид) или пропажа без вести; сложные отношения с умершим; внезапность смерти, особенно в тех случаях, когда умирает ребёнок; отсутствие других значимых опор в жизни горюющего. Осложнённое горе выглядит попыткой остановить время, отменить сам факт утраты и необходимость как-то с ней примириться: нередко в таких случаях человек, переживающий горе, отказывается разбирать вещи умершего, оставляет его комнату нетронутой; он также может посвящать значительную часть жизни уходу за могилой, чувствуя себя не вправе что-то делать для себя, когда любимого человека больше нет рядом. Чувство вины может рождать ощущение, что любая мимолётная радость, любое движение вперёд — это предательство памяти ушедшего. Задачей терапии горя в таким случае будет помощь в осознании и признании факта утраты, а также в высвобождении и проживании всех связанных с этим тяжёлых чувств.
В вашем тексте не так много подробностей, и сказать что-то однозначное о том, является ли ваше горе незавершённым, сложно. Но я бы, наверное, задалась вопросом — чего пытается добиться ваша терапевтка своими замечаниями о том, что вы «перешли все границы дозволенного» в переживании горя? Признаться честно, в пересказе это звучит патологизирующе, как упрёк, но, возможно, в реальности она пытается обратить ваше внимание на что-то важное, что происходит с вами прямо сейчас? Я, конечно, тут могу только фантазировать, но мне кажется, что это могло бы стать хорошей темой для обсуждения на сессии.
#поговоритьобэтом
Я прожила в Петербурге тридцать лет и в начале этого года была уверена, что проживу как минимум ещё тридцать. Сейчас я нахожусь в седьмом по счёту городе за последние две недели и понимаю, что уже почти привыкла к ощущению отсутствия дома, которое поначалу казалось невыносимым. Думаю, что с этим ощущением столкнулись многие — вне зависимости от того, уехали ли они из дома физически или остались. Я помню, как в первые недели войны здания родного города казались декорациями, за которыми скрывается пустота. Потом были недели мучительной, почти физической тоски по нему — по городу, которого на самом деле больше нет, потому что тоска эта была не только по пространству, но и по времени. При этом мои чувства казались мне какими-то не очень приличными, что ли — я ведь не потеряла дом фактически, его не разбомбили, не оккупировали, я могу в любой момент взять билет на самолёт и оказаться там; но всё-таки помимо внешней реальности существует ещё и внутренняя, и в ней на месте спокойствия, которое давало это чувство дома, образовалась дыра.
Сейчас я ощущаю, как очень постепенно, буквально по миллиметру, начинаю осваиваться в этой новой реальности, где я существую везде и нигде одновременно, где дом — это скорее люди (и животные), нежели место. В каком-то смысле это освобождает — по крайней мере, уж точно расширяет границы восприятия, делает мир объёмнее и сложнее. Но любая свобода всегда сопровождаемся тревогой, одно не существует без другого. Всё, что остаётся — это учиться искать опору не вовне, а внутри себя, строить саму себя как здание, в котором я смогу жить, куда бы ни забросила меня судьба.
Сейчас я ощущаю, как очень постепенно, буквально по миллиметру, начинаю осваиваться в этой новой реальности, где я существую везде и нигде одновременно, где дом — это скорее люди (и животные), нежели место. В каком-то смысле это освобождает — по крайней мере, уж точно расширяет границы восприятия, делает мир объёмнее и сложнее. Но любая свобода всегда сопровождаемся тревогой, одно не существует без другого. Всё, что остаётся — это учиться искать опору не вовне, а внутри себя, строить саму себя как здание, в котором я смогу жить, куда бы ни забросила меня судьба.
Обсуждали с коллегами, как психолог может помогать другим, когда самого накрывает. Я это в большей степени ощутила 24 февраля, чем сейчас, когда физическая безопасность и моральная готовность к произошедшему дают мне достаточно устойчивости, поэтому у меня было немало времени, чтобы поразмышлять над этим вопросом.
Думаю, что в идеальных условиях психотерапевт, столкнувшийся с кризисом, должен брать перерыв, восстанавливать силы и возвращаться к практике тогда, когда позволит состояние. Но идеальные условия, в которых психотерапевт — это обеспеченный человек в красивом кабинете, живущий в политически и экономически стабильной стране, не предполагают, что он может однажды проснуться от новостей о начавшейся войне (или вообще от звука обстрелов). Психотерапия в условиях войны — равно как и психотерапия в условиях диктатуры — требует каких-то своих подходов и правил, часть из которых нам ещё предстоит узнать, а часть — создать самим. Помню, коллега из Беларуси рассказывала мне, как прощалась с клиентами во время протестов 2020 года: увидимся через неделю, если никого из нас не задержат.
В такие периоды могут возникать ситуации, когда психолог будет работать в не самом лучшем душевном состоянии; мне в начале войны сохранять работоспособность позволяло в основном ощущение, что моим клиентам и клиенткам ещё хуже, чем мне. На помощь в такие моменты приходит опыт переработки своих эмоций, который каждый из нас получает за годы обучения, личной терапии и психотерапевтической практики. Умение отставить в сторону своё страдание, чтобы освободить в душе место для чужого. Способность быть живым и уязвимым в контакте с другим человеком, не теряя внутренней устойчивости и не разрушаясь. Лично для меня огромным подспорьем стало ощущение неоспоримого и глубокого смысла моей работы. Конечно, бывают случаи, когда из-за силы переживаний или нестабильности жизненной ситуации работать становится невозможно, и этичный специалист не станет себя в этом вопросе обманывать; но в целом я верю, что даже в самые кризисные времена мы, хоть и не в силах полностью освободиться от гнетущего влияния обстоятельств, можем продолжать быть полезными нашим клиентам.
Поэтому, если вам нужна помощь — не стесняйтесь обращаться за ней. Переносить боль вместе легче, чем поодиночке.
Думаю, что в идеальных условиях психотерапевт, столкнувшийся с кризисом, должен брать перерыв, восстанавливать силы и возвращаться к практике тогда, когда позволит состояние. Но идеальные условия, в которых психотерапевт — это обеспеченный человек в красивом кабинете, живущий в политически и экономически стабильной стране, не предполагают, что он может однажды проснуться от новостей о начавшейся войне (или вообще от звука обстрелов). Психотерапия в условиях войны — равно как и психотерапия в условиях диктатуры — требует каких-то своих подходов и правил, часть из которых нам ещё предстоит узнать, а часть — создать самим. Помню, коллега из Беларуси рассказывала мне, как прощалась с клиентами во время протестов 2020 года: увидимся через неделю, если никого из нас не задержат.
В такие периоды могут возникать ситуации, когда психолог будет работать в не самом лучшем душевном состоянии; мне в начале войны сохранять работоспособность позволяло в основном ощущение, что моим клиентам и клиенткам ещё хуже, чем мне. На помощь в такие моменты приходит опыт переработки своих эмоций, который каждый из нас получает за годы обучения, личной терапии и психотерапевтической практики. Умение отставить в сторону своё страдание, чтобы освободить в душе место для чужого. Способность быть живым и уязвимым в контакте с другим человеком, не теряя внутренней устойчивости и не разрушаясь. Лично для меня огромным подспорьем стало ощущение неоспоримого и глубокого смысла моей работы. Конечно, бывают случаи, когда из-за силы переживаний или нестабильности жизненной ситуации работать становится невозможно, и этичный специалист не станет себя в этом вопросе обманывать; но в целом я верю, что даже в самые кризисные времена мы, хоть и не в силах полностью освободиться от гнетущего влияния обстоятельств, можем продолжать быть полезными нашим клиентам.
Поэтому, если вам нужна помощь — не стесняйтесь обращаться за ней. Переносить боль вместе легче, чем поодиночке.
Обнаружила, что в периоды огромных исторических событий, которые влияют на жизнь большинства людей вокруг меня и грозят утянуть в свой водоворот с головой, мне помогает хотя бы на время сменить точку обзора. Смотреть на происходящее не сверху, пытаясь охватить всё сразу внутренним взором и рискуя остаться с ощущением поломанной головы, но прямо перед собой, с перспективы «человек — человек». Это как если бы в фильме кадр, снятый с большой высоты, сменился крупным планом. В такой перспективе я стараюсь больше фокусироваться на конкретных жизнях конкретных людей — и на своей собственной в том числе. Безусловно, в каждой индивидуальной истории так или иначе отражаются глобальные процессы, но чем ближе я рассматриваю эти истории, тем более реальными и живыми они становятся для меня, тем больше понимания и человечности в моём отношении к другим.
Моя работа сама по себе настраивает фокус именно таким образом: я смотрю в глаза другому человеку, чувствую значимость его (и своих) переживаний и забот, какими бы маленькими они ни казались на общем фоне того, что ощущается как глобальная катастрофа. С этого ракурса никакое действие не кажется недостаточно значимым — тогда как в глобальной перспективе очень легко оказывается обесценить свои и чужие попытки как-то справиться с мировой энтропией, на что-то повлиять, кому-то помочь. Если я слишком увлекаюсь, представляя себя крошечной песчинкой в огромной вселенной, всё начинает терять смысл, это парализует и подавляет волю; тогда как внимательный, глубокой взгляд в мир отдельного человека — мир, который при детальном рассмотрении всегда оказывается почти необъятным — напротив, даёт ощущение наполненности, осмысленности, ясности. Думаю, в этом заключается одна из причин того, почему психотерапия вообще работает: уважительный, сосредоточенный и любопытный взгляд другого на меня подтверждает (а в некоторых случаях — и порождает) представление о значимости моей жизни, о том, что для меня в этом мире есть место, помогает ощутить себя человеком среди людей. А именно этого ощущения, как кажется, сейчас не хватает очень многим.
Моя работа сама по себе настраивает фокус именно таким образом: я смотрю в глаза другому человеку, чувствую значимость его (и своих) переживаний и забот, какими бы маленькими они ни казались на общем фоне того, что ощущается как глобальная катастрофа. С этого ракурса никакое действие не кажется недостаточно значимым — тогда как в глобальной перспективе очень легко оказывается обесценить свои и чужие попытки как-то справиться с мировой энтропией, на что-то повлиять, кому-то помочь. Если я слишком увлекаюсь, представляя себя крошечной песчинкой в огромной вселенной, всё начинает терять смысл, это парализует и подавляет волю; тогда как внимательный, глубокой взгляд в мир отдельного человека — мир, который при детальном рассмотрении всегда оказывается почти необъятным — напротив, даёт ощущение наполненности, осмысленности, ясности. Думаю, в этом заключается одна из причин того, почему психотерапия вообще работает: уважительный, сосредоточенный и любопытный взгляд другого на меня подтверждает (а в некоторых случаях — и порождает) представление о значимости моей жизни, о том, что для меня в этом мире есть место, помогает ощутить себя человеком среди людей. А именно этого ощущения, как кажется, сейчас не хватает очень многим.
Что делать с ненавистью?
Думаю, что многие за месяцы, прошедшие с начала полномасштабной войны, не раз удивлялись тому, насколько сильно они способны ненавидеть. Вполне возможно, что кто-то впервые в жизни так близко встретился с этим тяжёлым сгустком эмоций, в котором есть и ярость, и ужас, и заряд энергии, и нередко одновременно с этим — бессилие. Бессильная ненависть действует опустошающе; не находя выхода, она может разрушать нас самих изнутри. Поэтому я решила подумать о разных способах взаимодействия с ненавистью (ни один из них, само собой, не является универсальным и не гарантирует стопроцентного облегчения, но сама постановка вопроса таким образом — что делать с ненавистью? — на мой взгляд, возвращает ощущение субъектности и возможности управлять своим поведением, не давая эмоциям поглотить нас целиком).
Важный дисклеймер: этот текст может оказаться совершенно нерелевантен для людей, чьи жизни — или жизни их близких — сейчас подвергаются опасности. Но, надеюсь, он станет помогающим для тех, кто, как и я, наблюдает за происходящим адом со стороны и пытается хоть как-то всё это переварить и осмыслить.
🔥 Выражать ярость телесно: кричать, материться, прыгать, подпевать тяжёлой музыке, рычать (это моё любимое). Главное — выбирайте те варианты, которые не будут деструктивны для вас самих или окружающих.
🔥 Переплавлять ненависть в действие. Помню, как после Кременчуга буквально скрипя зубами переводила деньги в «Помогаем уехать» — и это действительно хоть немного, но помогло. В импульсе ненависти заложено большое количество энергии, и её можно направлять на созидание (в широком смысле): можно делать то, что соотносится с вашими ресурсами и жизненной ситуацией — донатить, волонтерить, писать посты, выражать свои чувства и мысли через творчество, поддерживать близких, вкладываться в своё ментальное и физическое здоровье и вообще с удвоенной силой заниматься укреплением фундамента своей жизни; слишком маленьких дел тут не бывает, любое действие побеждает бездействие с разгромным счётом.
🔥 Давать волю фантазиям. Этот способ подойдёт не всем, но лично мне агрессивные фантазии нередко помогают хоть немного сбросить напряжение. Я помню о том, что мысли не материальны и ничего не говорят о моём моральном облике — и даже если я в красках представляю себе, как делаю кому-то больно, это совершенно не значит, что я готова к таким действиям наяву. Это как с жестокими компьютерными играми (кстати, тоже хороший способ утилизировать избыток ярости) — вопреки стереотипам, чаще всего они не сподвигают людей на агрессивные действия в реальности, а, напротив, снижают уровень агрессии, давая ей безопасный выход.
🔥 Направлять ненависть по делу. Столь сильно заряженное чувство нередко генерализуется, распространяясь на всех людей, объединённых каким-либо признаком, или даже в целом на всех окружающих. Не находя выхода, наш гнев может обрушиваться на близких или на абсолютных незнакомцев. В ситуациях смертельной опасности чёткое разделение на «свой-чужой» может быть необходимо, но если вы оказываетесь захвачены ненавистью без возможности напрямую направить энергию на спасение своей жизни, это может приводить к очерствению и ухудшению отношений со значимыми людьми. Фокусировка внимания на истинных виновниках ваших переживаний и сознательный отказ от того, чтобы затягивать в воронку своей ненависти весь окружающий мир, может помочь этого избежать.
🔥 Помнить о своих ценностях. В ситуации несправедливой и жестокой войны ответная ненависть часто рождается из ценностей любви, заботы, справедливости и уважения к человеческой жизни. Может казаться, что в окружающем мраке для реализации этих ценностей не осталось места, но это совершенно точно не так. Тут можно вернуться ко второму пункту и подумать о том, какие действия могут стать воплощением значимых для вас ценностей. Опора на ценности помогает не ожесточаться слишком сильно и сохранять открытыми не только глаза, но и сердце, каким бы сложным это порой ни было.
Думаю, что многие за месяцы, прошедшие с начала полномасштабной войны, не раз удивлялись тому, насколько сильно они способны ненавидеть. Вполне возможно, что кто-то впервые в жизни так близко встретился с этим тяжёлым сгустком эмоций, в котором есть и ярость, и ужас, и заряд энергии, и нередко одновременно с этим — бессилие. Бессильная ненависть действует опустошающе; не находя выхода, она может разрушать нас самих изнутри. Поэтому я решила подумать о разных способах взаимодействия с ненавистью (ни один из них, само собой, не является универсальным и не гарантирует стопроцентного облегчения, но сама постановка вопроса таким образом — что делать с ненавистью? — на мой взгляд, возвращает ощущение субъектности и возможности управлять своим поведением, не давая эмоциям поглотить нас целиком).
Важный дисклеймер: этот текст может оказаться совершенно нерелевантен для людей, чьи жизни — или жизни их близких — сейчас подвергаются опасности. Но, надеюсь, он станет помогающим для тех, кто, как и я, наблюдает за происходящим адом со стороны и пытается хоть как-то всё это переварить и осмыслить.
🔥 Выражать ярость телесно: кричать, материться, прыгать, подпевать тяжёлой музыке, рычать (это моё любимое). Главное — выбирайте те варианты, которые не будут деструктивны для вас самих или окружающих.
🔥 Переплавлять ненависть в действие. Помню, как после Кременчуга буквально скрипя зубами переводила деньги в «Помогаем уехать» — и это действительно хоть немного, но помогло. В импульсе ненависти заложено большое количество энергии, и её можно направлять на созидание (в широком смысле): можно делать то, что соотносится с вашими ресурсами и жизненной ситуацией — донатить, волонтерить, писать посты, выражать свои чувства и мысли через творчество, поддерживать близких, вкладываться в своё ментальное и физическое здоровье и вообще с удвоенной силой заниматься укреплением фундамента своей жизни; слишком маленьких дел тут не бывает, любое действие побеждает бездействие с разгромным счётом.
🔥 Давать волю фантазиям. Этот способ подойдёт не всем, но лично мне агрессивные фантазии нередко помогают хоть немного сбросить напряжение. Я помню о том, что мысли не материальны и ничего не говорят о моём моральном облике — и даже если я в красках представляю себе, как делаю кому-то больно, это совершенно не значит, что я готова к таким действиям наяву. Это как с жестокими компьютерными играми (кстати, тоже хороший способ утилизировать избыток ярости) — вопреки стереотипам, чаще всего они не сподвигают людей на агрессивные действия в реальности, а, напротив, снижают уровень агрессии, давая ей безопасный выход.
🔥 Направлять ненависть по делу. Столь сильно заряженное чувство нередко генерализуется, распространяясь на всех людей, объединённых каким-либо признаком, или даже в целом на всех окружающих. Не находя выхода, наш гнев может обрушиваться на близких или на абсолютных незнакомцев. В ситуациях смертельной опасности чёткое разделение на «свой-чужой» может быть необходимо, но если вы оказываетесь захвачены ненавистью без возможности напрямую направить энергию на спасение своей жизни, это может приводить к очерствению и ухудшению отношений со значимыми людьми. Фокусировка внимания на истинных виновниках ваших переживаний и сознательный отказ от того, чтобы затягивать в воронку своей ненависти весь окружающий мир, может помочь этого избежать.
🔥 Помнить о своих ценностях. В ситуации несправедливой и жестокой войны ответная ненависть часто рождается из ценностей любви, заботы, справедливости и уважения к человеческой жизни. Может казаться, что в окружающем мраке для реализации этих ценностей не осталось места, но это совершенно точно не так. Тут можно вернуться ко второму пункту и подумать о том, какие действия могут стать воплощением значимых для вас ценностей. Опора на ценности помогает не ожесточаться слишком сильно и сохранять открытыми не только глаза, но и сердце, каким бы сложным это порой ни было.
«Здравствуйте! Я хочу попробовать описать свою ситуацию. У меня есть чувство, будто вся моя жизнь вышла из-под контроля. Из-за длительного периода с психотическими проблемами у меня порушились все те полезные привычки, которые помогали мне чувствовать себя хорошо. Сейчас я все время хочу спать, любые вызовы вызывают внутреннее сопротивление. Я даже не могу договориться с собой разобраться в структуре учебника по английскому языку или повторить выученный материал по программированию. Сегодня я проспал больше 14 часов. Моя психологиня посоветовала мне больше двигаться и делать дыхательные практики. Я соблюдаю её рекомендации, но очень несистемно. Чувствую огромную усталость и нежелание делать что-либо. Раньше я больше общался, больше учился, больше двигался, читал, а теперь я как зомби, мне бы только полежать. У меня в один момент из-за эмоционального отката возникло чувство, будто я и не проходил никакую терапию. Сейчас мне, как когда-то, часто трудно даже в душ сходить, встать с кровати, выйти из дома. Я хочу быть дисциплинированным, хочу, чтобы в моей жизни была надежная система, позволяющая мне чувствовать себя работоспособным и жизнеспособным. У меня есть знания, позволяющие такую систему создать, я читал кучу книг по самопомощи и применял множество советов, но теперь всё рухнуло и мотивации у меня нет никакой вообще.»
Привет! Сочувствую вашей непростой ситуации. Психотические состояния, особенно длительные, к сожалению, действительно могут наносить ущерб тем сферам, которые отвечают за волевые усилия, способность принимать решения и активно действовать. В первую очередь мне кажется важным в такой ситуации находиться под наблюдением психиатра, соблюдать подобранную им лекарственную схему и менять её, если она не работает — вы не упомянули этот момент в своём тексте, поэтому оговариваюсь на всякий случай.
Ещё я думаю о том, что в таких состояниях имеет смысл искать баланс прилагаемых усилий: не требовать от себя невозможного, но и не оставлять попытки делать необходимое. Можно представить, что у вас сейчас есть небольшая коробочка с ресурсами — физическими, ментальными и эмоциональными. Вы не можете усилием воли сделать эту коробочку больше, но можете потратить значительную часть её содержимого на эти бесплодные попытки (а также на то, чтобы ругать себя за их бесплодность). Но вы можете определиться с приоритетами и решить, на что сейчас действительно нужны ресурсы, а что может подождать до лучших времён. Важно не забывать хвалить себя за любое достижение, каким бы маленьким оно вам ни казалось: если за день вам удалось сходить в душ и приготовить себе еду — отлично, если хватило сил ещё и на прогулку — вообще замечательно. А если не хватило — ничего страшного, завтра будет новый день. Тяжёлое психологическое состояние никак не характеризует вас как человека, не делает плохим или слабовольным; скорее можно рассматривать его как обстоятельства, внутри которых вам необходимо продолжать жить, учитывая их, но не позволяя им победить вас и сломить вашу волю к жизни.
В терапии действительно бывают откаты, порой трудности с ментальным здоровьем отбрасывают нас назад, будто бы стирая навыки, которые, как нам казалось, мы успели приобрести. Это очень обидно, но это лишь часть пути, который никогда не бывает линейным. Мне кажется, что реалистичный взгляд на свои нынешние возможности, поиск границы между необходимым усилием и насилием над собой и сознательный отказ от того, чтобы тратить силы на самобичевание, могут немного облегчить этот путь для вас.
#поговоритьобэтом
Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения (@existential101).
Привет! Сочувствую вашей непростой ситуации. Психотические состояния, особенно длительные, к сожалению, действительно могут наносить ущерб тем сферам, которые отвечают за волевые усилия, способность принимать решения и активно действовать. В первую очередь мне кажется важным в такой ситуации находиться под наблюдением психиатра, соблюдать подобранную им лекарственную схему и менять её, если она не работает — вы не упомянули этот момент в своём тексте, поэтому оговариваюсь на всякий случай.
Ещё я думаю о том, что в таких состояниях имеет смысл искать баланс прилагаемых усилий: не требовать от себя невозможного, но и не оставлять попытки делать необходимое. Можно представить, что у вас сейчас есть небольшая коробочка с ресурсами — физическими, ментальными и эмоциональными. Вы не можете усилием воли сделать эту коробочку больше, но можете потратить значительную часть её содержимого на эти бесплодные попытки (а также на то, чтобы ругать себя за их бесплодность). Но вы можете определиться с приоритетами и решить, на что сейчас действительно нужны ресурсы, а что может подождать до лучших времён. Важно не забывать хвалить себя за любое достижение, каким бы маленьким оно вам ни казалось: если за день вам удалось сходить в душ и приготовить себе еду — отлично, если хватило сил ещё и на прогулку — вообще замечательно. А если не хватило — ничего страшного, завтра будет новый день. Тяжёлое психологическое состояние никак не характеризует вас как человека, не делает плохим или слабовольным; скорее можно рассматривать его как обстоятельства, внутри которых вам необходимо продолжать жить, учитывая их, но не позволяя им победить вас и сломить вашу волю к жизни.
В терапии действительно бывают откаты, порой трудности с ментальным здоровьем отбрасывают нас назад, будто бы стирая навыки, которые, как нам казалось, мы успели приобрести. Это очень обидно, но это лишь часть пути, который никогда не бывает линейным. Мне кажется, что реалистичный взгляд на свои нынешние возможности, поиск границы между необходимым усилием и насилием над собой и сознательный отказ от того, чтобы тратить силы на самобичевание, могут немного облегчить этот путь для вас.
#поговоритьобэтом
Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения (@existential101).
Наблюдая за очередными попытками моего государства ещё больше дегуманизировать ЛГБТ-людей и превратить их в главных врагов народа, решила, что настало время поделиться видеозаписью моей лекции, посвящённой этике и специфике оказания психологической помощи ЛГБТК+ клиент/кам. Я проводила её 22 февраля, а через два дня мир погрузился в черноту, в которой всё будто бы потеряло смысл; но чем дольше идёт война, тем сильнее я верю в важность любых действий и практик, направленных против нарушения границ и поддерживающих идею о том, что наша сила — в уникальности и в способности познавать и принимать самый разный опыт, а не в том, чтобы ходить строем и молчать в тряпочку. Поэтому приглашаю вас послушать мои рассуждения — и живую дискуссию после них — о том, почему психологам важно ориентироваться в современных подходах к пониманию сексуальной и гендерной идентичности, что необходимо знать для успешной работы со специфическими запросами негетеросексуальных и трансгендерных клиентов, как неосознанные предубеждения специалистов против ЛГБТК+ людей могут влиять на терапевтический процесс, что значит — работать из союзнической позиции и почему для того, называть себя «ЛГБТ-френдли психологом», недостаточно «просто быть толерантным ко всем».
YouTube
Психическое здоровье сегодня: Этика и специфика работы с ЛГБТК+ клиентами. РПА
Открытая встречи в рамках проекта "Психическое здоровье сегодня" Российской Психотерапевтической Ассоциации: "Этика и специфика работы с ЛГБТК+ клиентами". В...
«Женя, здравствуйте! Мне как-то больно, глубоко и понятно откликнулся ваш пост. И я пишу вам с надеждой получить какую-то поддерживающую мысль. У меня тоже разрушились иллюзии. Раньше я думала, что всем нам, обществу, просто не хватает образования, культуры, эмпатии и более комфортных условий, чтобы прийти к ответственности и взрослости, а там и к доброте, порядочности, свободе и ценности жизни человека. И будто вся моя жизнь стояла на этой опоре, вере, иллюзии. Мной двигало это заблуждение. Меня питало это заблуждение. С ним я верила, что в будущем меня ждёт что-то хорошее, счастье. Я пошла учиться на журналиста из этой иллюзии. Я работала контенщиком из этой иллюзии. Я была активисткой из этой иллюзии. А сейчас я точно понимаю, что это не так. Что я не в силах изменить мир. Не в силах поменять систему. И не могу насильно привить окружающим такие же ценности, как у меня. Мне настолько не нравится реальность, что я не вижу в ней никакого смысла. Я не могу принять её, я не чувствую себя в ней безопасно. Понимаю, что раньше эта иллюзия давала мне ложную надежду контроля. А сейчас этого нет. И я в ужасной растерянности, утрате и боли. Я не могу и не хочу снова обманываться, но и не могу принять данность. Всё моё нутро отказывается от этого, протестует. И я ужасно устала. Ощущаю себя в болоте, из которого нет выхода. Я понимаю, что глупо ждать волшебного ответа от вас. Я просто делаю попытку оттолкнуться от чего-то — от мыслей и чувств других людей. Спасибо за ваш блог и возможность написать.»
Привет! Сочувствую вашим переживаниям и разделяю их. Думаю, что через подобное крушение иллюзий и потерю чувства безопасности и привычных смыслов сейчас проходят многие. Читая ваш вопрос, я думала о том, что как бы мы ни выбирали смотреть на реальность — с оптимизмом или с отчаянием — она всегда оказывается сложнее, чем мы способны её помыслить. Человеку трудно удерживать внутри себя противоречивые идеи, поэтому нередко мы склонны, разочаровавшись в чём-то, уходить в другую крайность, обесценивая всё, во что раньше верили. Но на самом деле, даже если вы не в силах изменить мир в целом, вы всё ещё можете влиять на тот кусочек мира, который непосредственно вас окружает. Вы не можете насильно привить свои ценности окружающим, но вы можете оставаться носительницей этих ценностей, поддерживая и ободряя своим примером тех, кто их разделяет — и объединяясь с ними, чтобы продолжать влиять на доступную вам часть мира. И даже самые страшные события в настоящем не отменяют возможности того, что в будущем вас может ждать что-то хорошее.
Мне самой довольно часто хочется сказать «этой планете я поставила бы ноль», но от погружения в чувство безнадёжности меня удерживает нежелание играть на руку тем, кто сейчас занимается разрушением чужих городов и жизней. Я чувствую, что если я отказываюсь верить в возможность чего-либо хорошего, если я позволяю внешним событиям отнять у меня ощущение осмысленности моего существования, я становлюсь на сторону смерти. А мне очень важно быть на стороне жизни, что бы ни происходило. За это держусь — возможно, эта идея поддержит и вас.
#поговоритьобэтом
Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения: @existential101.
Привет! Сочувствую вашим переживаниям и разделяю их. Думаю, что через подобное крушение иллюзий и потерю чувства безопасности и привычных смыслов сейчас проходят многие. Читая ваш вопрос, я думала о том, что как бы мы ни выбирали смотреть на реальность — с оптимизмом или с отчаянием — она всегда оказывается сложнее, чем мы способны её помыслить. Человеку трудно удерживать внутри себя противоречивые идеи, поэтому нередко мы склонны, разочаровавшись в чём-то, уходить в другую крайность, обесценивая всё, во что раньше верили. Но на самом деле, даже если вы не в силах изменить мир в целом, вы всё ещё можете влиять на тот кусочек мира, который непосредственно вас окружает. Вы не можете насильно привить свои ценности окружающим, но вы можете оставаться носительницей этих ценностей, поддерживая и ободряя своим примером тех, кто их разделяет — и объединяясь с ними, чтобы продолжать влиять на доступную вам часть мира. И даже самые страшные события в настоящем не отменяют возможности того, что в будущем вас может ждать что-то хорошее.
Мне самой довольно часто хочется сказать «этой планете я поставила бы ноль», но от погружения в чувство безнадёжности меня удерживает нежелание играть на руку тем, кто сейчас занимается разрушением чужих городов и жизней. Я чувствую, что если я отказываюсь верить в возможность чего-либо хорошего, если я позволяю внешним событиям отнять у меня ощущение осмысленности моего существования, я становлюсь на сторону смерти. А мне очень важно быть на стороне жизни, что бы ни происходило. За это держусь — возможно, эта идея поддержит и вас.
#поговоритьобэтом
Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения: @existential101.
Можно ли не привыкать к войне?
Многие из тех, кто с начала полномасштабной войны продолжает следить за происходящим в Украине — и я среди них — замечают, как постепенно снижается чувствительность даже к самым страшным новостям. Становится сложнее плакать, на смену острой боли приходит ноющий ужас, а за ним — отупение, которое легко можно спутать с равнодушием. Если очень долго бить в одно место, образующийся на нём синяк в конечном итоге притупляет болевые ощущения; примерно так я чувствую себя на десятый месяц войны — как один большой синяк.
То, что когда-то казалось невообразимым, неизбежно превращается в часть повседневности — люди продолжают заниматься своей жизнью, многие начинают реже читать новости или полностью перестают следить за ними, мало что теперь способно вызвать подлинный шок. (Безусловно, я сейчас говорю о тех, кого трагедия войны не затрагивает напрямую, понимая, что привилегией не следить за новостями обладают далеко не все). И я знаю, что такое привыкание, каким бы аморальным оно ни ощущалось изнутри, совершенно естественно — человеческая психика не способна месяцами существовать в состоянии острого напряжения, так или иначе она находит способ сжиться даже с самой уродливой реальностью.
Но я думаю, что «не привыкать» может стать осознанно выбранной позицией. Я выбираю не привыкать, пока продолжаю свидетельствовать происходящее — соизмеряясь со своими душевными возможностями, конечно, но не позволяя себе полностью закрывать глаза. Я выбираю не привыкать, пока продолжаю писать друзьям из Украины, не обязательно рассчитывая на ответ. Я выбираю не привыкать, пока продолжаю искать в своей душе чувствительные места, не до конца покрывшиеся коркой. Пока продолжаю осознавать масштаб катастрофы и свою меру ответственности за неё. Пока продолжаю поддерживать внутри себя холодный огонь ненависти к тем, кто всё это затеял.
Пока продолжаю писать о войне, даже когда кажется, что все слова уже сказаны.
Многие из тех, кто с начала полномасштабной войны продолжает следить за происходящим в Украине — и я среди них — замечают, как постепенно снижается чувствительность даже к самым страшным новостям. Становится сложнее плакать, на смену острой боли приходит ноющий ужас, а за ним — отупение, которое легко можно спутать с равнодушием. Если очень долго бить в одно место, образующийся на нём синяк в конечном итоге притупляет болевые ощущения; примерно так я чувствую себя на десятый месяц войны — как один большой синяк.
То, что когда-то казалось невообразимым, неизбежно превращается в часть повседневности — люди продолжают заниматься своей жизнью, многие начинают реже читать новости или полностью перестают следить за ними, мало что теперь способно вызвать подлинный шок. (Безусловно, я сейчас говорю о тех, кого трагедия войны не затрагивает напрямую, понимая, что привилегией не следить за новостями обладают далеко не все). И я знаю, что такое привыкание, каким бы аморальным оно ни ощущалось изнутри, совершенно естественно — человеческая психика не способна месяцами существовать в состоянии острого напряжения, так или иначе она находит способ сжиться даже с самой уродливой реальностью.
Но я думаю, что «не привыкать» может стать осознанно выбранной позицией. Я выбираю не привыкать, пока продолжаю свидетельствовать происходящее — соизмеряясь со своими душевными возможностями, конечно, но не позволяя себе полностью закрывать глаза. Я выбираю не привыкать, пока продолжаю писать друзьям из Украины, не обязательно рассчитывая на ответ. Я выбираю не привыкать, пока продолжаю искать в своей душе чувствительные места, не до конца покрывшиеся коркой. Пока продолжаю осознавать масштаб катастрофы и свою меру ответственности за неё. Пока продолжаю поддерживать внутри себя холодный огонь ненависти к тем, кто всё это затеял.
Пока продолжаю писать о войне, даже когда кажется, что все слова уже сказаны.
«Добрый день. В текущих условиях снова всплыла проблема постоянного переедания. Не могу удержаться от похода за кофе с выпечкой на работе или от покупки каких-то снеков по дороге домой. Хотелось бы сказать, что я это не осознаю, но нет, в последнее время прекрасно понимаю, что я сейчас покупаю то, без чего мне точно будет лучше, но остановиться не могу. Это влияет на мою фигуру — ИМТ уже преодолел границу нормы, подозреваю, что и некоторые проблемы со здоровьем также связаны именно с лишним весом. Психологически мне тоже некомфортно: то, как я выгляжу в жизни, категорически не совпадает с моим внутренним ощущением себя, из-за чего я испытываю постоянный дискомфорт. Кроме того, на подобные покупки уходит масса денег и времени (то, что я покупаю домой, обычно требует какого-то антуража типа фильма, что занимает явно больше времени, чем ужин из простого салата). В свете последних событий я приняла решение об эмиграции, но подготовка к ней требует как раз денег и времени (получение допобразования, улучшение качества языка). То есть моя дурацкая привычка отнимает у меня не только нормальное самоощущение в настоящем, но и буквально сжирает будущее. Но становиться не могу. Можно ли с этим справиться?»
Привет! Начну с идеи, которая может показаться контринтуитивной: чтобы перестать переедать, нужно начать есть достаточно. Недоедание — это самая первая и базовая причина перееданий, особенно если на фоне стресса ваш аппетит обычно увеличивается. Вам может казаться, что вы объедаетесь, но важно постараться посмотреть на вопрос объективно: есть ли в вашем рационе три полноценных приема пищи в день? Достаточно ли часто вы перекусываете? Включаете ли продукты, которыми склонны переедать, в регулярные приёмы пищи? (Подробнее об этом можно почитать у замечательной специалистки по пищевому поведению Ирины Ушковой). Также может иметь значение то, насколько вы сконцентрированы на приёме пищи: если вы привыкли сопровождать его, например, просмотром фильма, вы можете съесть больше, чем вам хочется, из-за того, что ваше внимание занято другими вещами. Можно поэкспериментировать — что будет, если вы поужинаете всем тем, чем ужинаете обычно, но без привычного антуража? Легче ли вам будет услышать чувство насыщения?
Судя по тому, что вы приводите ужин из простого салата как пример «правильной еды», вполне возможно, что в промежутках между перееданиями вы пытаетесь ограничивать своё питание, что в подавляющем большинстве случаев оказывает обратный эффект: чем больше вы себе запрещаете, тем сильнее вас будет к этой «запрещенке» тянуть. Выходом здесь может стать легализация и нормализация еды: вопреки культурной мифологии, сложившейся вокруг тех или иных продуктов, еда не обладает никакими моральными качествами, она не может быть «неправильной» или «грешной», она просто существует для того, чтобы поддерживать в нас жизнь и приносить нам радость.
Вы также пишете, что ваш внутренний образ себя не совпадает с тем, как вы выглядите — из этого как будто следует идея, что вам нужно «исправить» своё тело, тогда как более реалистичным и продуктивным мне видится путь к тому, чтобы относиться к имеющемуся у вас телу с большим терпением и вниманием. Не могу сказать, что это простой путь, но он точно лучше совместим с жизнью, чем постоянные бесплодные попытки ужать своё тело и ограничить своё питание, которые подпитывают ненависть и отвращение к себе — и, кстати, отнимают силы и время, которые вы могли бы потратить на более приятные и интересные занятия. Если самостоятельно нормализовать пищевое поведение и прийти к миру с собой не получается, всегда можно обратиться к специалисту — вот здесь собраны контакты психотерапевтов, работающих с такими запросами. Как бы трудно ни было сейчас — это точно не навсегда.
#поговоритьобэтом
Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения: @existential101.
Привет! Начну с идеи, которая может показаться контринтуитивной: чтобы перестать переедать, нужно начать есть достаточно. Недоедание — это самая первая и базовая причина перееданий, особенно если на фоне стресса ваш аппетит обычно увеличивается. Вам может казаться, что вы объедаетесь, но важно постараться посмотреть на вопрос объективно: есть ли в вашем рационе три полноценных приема пищи в день? Достаточно ли часто вы перекусываете? Включаете ли продукты, которыми склонны переедать, в регулярные приёмы пищи? (Подробнее об этом можно почитать у замечательной специалистки по пищевому поведению Ирины Ушковой). Также может иметь значение то, насколько вы сконцентрированы на приёме пищи: если вы привыкли сопровождать его, например, просмотром фильма, вы можете съесть больше, чем вам хочется, из-за того, что ваше внимание занято другими вещами. Можно поэкспериментировать — что будет, если вы поужинаете всем тем, чем ужинаете обычно, но без привычного антуража? Легче ли вам будет услышать чувство насыщения?
Судя по тому, что вы приводите ужин из простого салата как пример «правильной еды», вполне возможно, что в промежутках между перееданиями вы пытаетесь ограничивать своё питание, что в подавляющем большинстве случаев оказывает обратный эффект: чем больше вы себе запрещаете, тем сильнее вас будет к этой «запрещенке» тянуть. Выходом здесь может стать легализация и нормализация еды: вопреки культурной мифологии, сложившейся вокруг тех или иных продуктов, еда не обладает никакими моральными качествами, она не может быть «неправильной» или «грешной», она просто существует для того, чтобы поддерживать в нас жизнь и приносить нам радость.
Вы также пишете, что ваш внутренний образ себя не совпадает с тем, как вы выглядите — из этого как будто следует идея, что вам нужно «исправить» своё тело, тогда как более реалистичным и продуктивным мне видится путь к тому, чтобы относиться к имеющемуся у вас телу с большим терпением и вниманием. Не могу сказать, что это простой путь, но он точно лучше совместим с жизнью, чем постоянные бесплодные попытки ужать своё тело и ограничить своё питание, которые подпитывают ненависть и отвращение к себе — и, кстати, отнимают силы и время, которые вы могли бы потратить на более приятные и интересные занятия. Если самостоятельно нормализовать пищевое поведение и прийти к миру с собой не получается, всегда можно обратиться к специалисту — вот здесь собраны контакты психотерапевтов, работающих с такими запросами. Как бы трудно ни было сейчас — это точно не навсегда.
#поговоритьобэтом
Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения: @existential101.
В «Афише Daily» вышла статья с монологами мужчин, переживших сексуализированное насилие в детстве, с моими комментариями: рассказываю о том, как работает память после пережитого насилия, какие последствия оно может иметь для мальчиков и мужчин в нашей культуре и чем здесь может помочь психолог.
Не могла не вспомнить в связи с этим, как в семнадцать лет зачитывалась «Афишей», которая тогда была совсем другим журналом в совсем другой стране, и мечтала, как однажды стану модным кинокритиком и тоже буду там публиковаться. Что ж, мечты порой находят самые неожиданные пути к осуществлению.
(А ещё в канале появились реакции — я поняла, что сама начала хуже воспринимать тексты, с которыми не могу взаимодействовать эмоционально. Так что если хочется поставить какому-нибудь посту сердечко, можно ни в чём себе не отказывать).
Не могла не вспомнить в связи с этим, как в семнадцать лет зачитывалась «Афишей», которая тогда была совсем другим журналом в совсем другой стране, и мечтала, как однажды стану модным кинокритиком и тоже буду там публиковаться. Что ж, мечты порой находят самые неожиданные пути к осуществлению.
(А ещё в канале появились реакции — я поняла, что сама начала хуже воспринимать тексты, с которыми не могу взаимодействовать эмоционально. Так что если хочется поставить какому-нибудь посту сердечко, можно ни в чём себе не отказывать).
Афиша
«Боялись сопротивляться»: мужчины — о пережитом сексуализированном насилии
Истории мужчин, ставших жертвам изнасилования в детстве и подростковом возрасте
В этом году я ушла от терапевтки, с которой работала больше трёх лет. Для меня эта история — в первую очередь о власти и ответственности терапевта в отношениях с клиентом, масштабы которых мы часто не осознаём.
Мой уход был связан с тем, что терапевтка начала всё чаще отменять встречи — конечно, всегда по уважительным причинам, но мне от этого легче не становилось. Мне и так было непросто находиться в терапии после начала войны, было непонятно, как вообще разговаривать о том, что со мной происходит, а тут ещё чуть ли не единственная оставшаяся стабильная вещь в моей жизни перестала такой быть. В те разы, когда мы всё-таки встречались, мы обсуждали, как я себя чувствую, когда мы не видимся, и в итоге это потеряло всякий терапевтический смысл. При этом моя терапевтка будто бы не видела эту проблему как системную, и, судя по всему, не собиралась брать ответственность за её решение на себя, поэтому это пришлось сделать мне.
Эмоционально я оказалась в ситуации, слишком хорошо знакомой мне с детства: я чувствовала себя брошенным ребёнком, вынужденным самостоятельно решать взрослые проблемы, потому что реальные взрослые самоустранились. Это ощущение только усилилось на нашей последней встрече, где я попыталась поделиться своими тяжёлыми чувствами, но не получила в этом никакой поддержки от терапевтки и в итоге смогла нормально их сформулировать только в письме, которое отправила вечером того же дня. У меня было странное ощущение, будто бы человек, которого я знаю несколько лет, сломался: вместо помощи и принятия на себя ответственности я получила лишь вежливые оправдания. После моего письма она предложила встретиться ещё раз, но я решила, что для неё этого делать не хочу, а для себя — не вижу смысла.
Я прекрасно знаю по себе, что в терапии может случиться всякое: тебя может выбить из профессиональной позиции, клиент может чем-то попасть в твоё слепое пятно или больное место. Именно для этого мы страхуем себя постоянной супервизией и личной терапией — чтобы иметь возможность в конечном итоге прийти в сознание, увидеть, что пошло не так, и при необходимости — извиниться (не путать с «оправдаться»). Это не даёт гарантии, что ущерб, причинённый клиенту, будет нивелирован — но мы обязаны хотя бы попытаться, иначе человек рискует остаться наедине с ощущением своей ненужности, как и произошло со мной. Надеюсь, что мне этот болезненный опыт поможет ещё внимательнее относиться к тому, как я распоряжаюсь своей терапевтической властью (в конце концов, должен же в этой грустной истории найтись хотя бы какой-то смысл).
Мой уход был связан с тем, что терапевтка начала всё чаще отменять встречи — конечно, всегда по уважительным причинам, но мне от этого легче не становилось. Мне и так было непросто находиться в терапии после начала войны, было непонятно, как вообще разговаривать о том, что со мной происходит, а тут ещё чуть ли не единственная оставшаяся стабильная вещь в моей жизни перестала такой быть. В те разы, когда мы всё-таки встречались, мы обсуждали, как я себя чувствую, когда мы не видимся, и в итоге это потеряло всякий терапевтический смысл. При этом моя терапевтка будто бы не видела эту проблему как системную, и, судя по всему, не собиралась брать ответственность за её решение на себя, поэтому это пришлось сделать мне.
Эмоционально я оказалась в ситуации, слишком хорошо знакомой мне с детства: я чувствовала себя брошенным ребёнком, вынужденным самостоятельно решать взрослые проблемы, потому что реальные взрослые самоустранились. Это ощущение только усилилось на нашей последней встрече, где я попыталась поделиться своими тяжёлыми чувствами, но не получила в этом никакой поддержки от терапевтки и в итоге смогла нормально их сформулировать только в письме, которое отправила вечером того же дня. У меня было странное ощущение, будто бы человек, которого я знаю несколько лет, сломался: вместо помощи и принятия на себя ответственности я получила лишь вежливые оправдания. После моего письма она предложила встретиться ещё раз, но я решила, что для неё этого делать не хочу, а для себя — не вижу смысла.
Я прекрасно знаю по себе, что в терапии может случиться всякое: тебя может выбить из профессиональной позиции, клиент может чем-то попасть в твоё слепое пятно или больное место. Именно для этого мы страхуем себя постоянной супервизией и личной терапией — чтобы иметь возможность в конечном итоге прийти в сознание, увидеть, что пошло не так, и при необходимости — извиниться (не путать с «оправдаться»). Это не даёт гарантии, что ущерб, причинённый клиенту, будет нивелирован — но мы обязаны хотя бы попытаться, иначе человек рискует остаться наедине с ощущением своей ненужности, как и произошло со мной. Надеюсь, что мне этот болезненный опыт поможет ещё внимательнее относиться к тому, как я распоряжаюсь своей терапевтической властью (в конце концов, должен же в этой грустной истории найтись хотя бы какой-то смысл).
Это был страшный год. И в этом же году я встретила новых прекрасных людей, с которыми иначе не познакомилась бы, увидела удивительные места, до которых иначе не добралась бы. Одно никак не отменяет и не обесценивает другое, хоть мне и трудно было свыкнуться с этой мыслью. Наверное, если и есть какой-то вывод, который я могу сделать по итогам этого года, то вот он: жизнь найдёт способ прорасти везде, через любой ужас, любую безнадёжность. Жизнь продолжает идти, хочешь ты того или нет. Можно этому сопротивляться и пытаться похоронить себя заживо, но я всё-таки сделала другой выбор.
Я очень хочу жить, и мне наконец-то не стыдно за это. Жить с открытыми глазами и открытым сердцем — значит видеть и чувствовать чужую боль, но одновременно давать себе радоваться тому, что продолжает дарить судьба. Утыкаться в котов, обниматься с любимыми людьми, взбираться на гору ради потрясающего вида, покупать вещи в съёмную квартиру, даже зная, что не сможешь забрать их с собой в очередное новое место. Мне хочется пожелать всем — уехавшим и оставшимся, надеющимся и отчаявшимся, одиноким и потерянным — продолжать жить, чего бы это ни стоило, продолжать наперекор всему, что хочет лишить нас жизни, будь то буквально или символически.
Увидимся в 2023 году.
Я очень хочу жить, и мне наконец-то не стыдно за это. Жить с открытыми глазами и открытым сердцем — значит видеть и чувствовать чужую боль, но одновременно давать себе радоваться тому, что продолжает дарить судьба. Утыкаться в котов, обниматься с любимыми людьми, взбираться на гору ради потрясающего вида, покупать вещи в съёмную квартиру, даже зная, что не сможешь забрать их с собой в очередное новое место. Мне хочется пожелать всем — уехавшим и оставшимся, надеющимся и отчаявшимся, одиноким и потерянным — продолжать жить, чего бы это ни стоило, продолжать наперекор всему, что хочет лишить нас жизни, будь то буквально или символически.
Увидимся в 2023 году.
«Женя, спасибо за канал и твою деятельность в целом, это потрясающе! Вопрос: мы с подругой высокочувствительные, поэтому часто можем друг друга задеть. Она мне говорит о таких вещах, а я не могу. У меня дикий страх её потерять, поэтому я чаще терплю то, что мне не нравится, извиняюсь за свои косяки и терплю ее косяки молча. Из-за своей высокочувствительности ей тяжело узнавать мои негативные новости (а у меня сейчас трудный период только из таких новостей), из чего у меня складывается ощущение, что я ей нравлюсь только в роли светлого человечка, а моя переживательная сторона не принимается. Как балансировать такие отношения, где от меня ждут только хороших новостей и не хотят знать плохих? Для меня это превращает дружбу в какую-то поверхностную тусовку, где я должна играть роль светлого человечка.»
Привет! Мне кажется, вы очень чётко сформулировали, как на отношения влияет невозможность делиться своими переживаниями — это делает их поверхностными и ограниченными, превращает во взаимодействие скорее фасадов, чем живых людей. По моим наблюдениям, в дружбе такая проблема возникает даже чаще, чем в романтическом партнёрстве; как будто в культуре не существует схем и ритуалов, помогающих прояснять отношения именно между друзьями.
В вашем случае я бы предложила в первую очередь поразмышлять над вопросом — что именно вызывает у вас настолько сильный страх потерять эту дружбу, что вы готовы терпеть дискомфорт и постоянное напряжение? Какое место подруга занимает в вашей жизни, какую роль играет в ней? Кажется, что вы воспринимаете ваши отношения как нечто хрупкое, что может разрушиться от вашей откровенности. Так ли это на самом деле — и если да, то можно ли это назвать настоящей дружбой?
Для меня близкие отношения отличаются именно тем, что в них есть определённый запас прочности, помогающий пережить сложные моменты — более того, нередко они становятся ещё глубже и крепче после того, как непростой период оказывается преодолён. Безусловно, это не значит, что мы можем сливать на близких людей всё, что происходит у нас в голове, никак это не фильтруя; мы можем учитывать особенности восприятия другого человека (в данном случае — высокочувствительность вашей подруги), подбирать формулировки, поддерживать бережное и уважительное отношение, одновременно с этим сохраняя возможность проговаривать то, что для нас важно. Я смотрю на разговоры об отношениях в близком контакте как на необходимое условие их существования; молчание в большинстве случаев приводит либо к росту напряжения и конфликту, либо к отдалению.
Мне кажется, есть вероятность, что если вам удастся собраться с силами и обсудить с подругой то, как устроены ваши отношения, это может благотворно повлиять на них, пусть даже сам разговор выйдет непростым. Вы сможете вместе подумать над тем, как находить баланс между вашими индивидуальными особенностями и потребностями так, чтобы каждая чувствовала себя увиденной и принятой. В конечном итоге, в дружбе участвуют двое, и нет необходимости пытаться пройти этот совместный путь в одиночку.
#поговоритьобэтом
Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения: @existential101.
Привет! Мне кажется, вы очень чётко сформулировали, как на отношения влияет невозможность делиться своими переживаниями — это делает их поверхностными и ограниченными, превращает во взаимодействие скорее фасадов, чем живых людей. По моим наблюдениям, в дружбе такая проблема возникает даже чаще, чем в романтическом партнёрстве; как будто в культуре не существует схем и ритуалов, помогающих прояснять отношения именно между друзьями.
В вашем случае я бы предложила в первую очередь поразмышлять над вопросом — что именно вызывает у вас настолько сильный страх потерять эту дружбу, что вы готовы терпеть дискомфорт и постоянное напряжение? Какое место подруга занимает в вашей жизни, какую роль играет в ней? Кажется, что вы воспринимаете ваши отношения как нечто хрупкое, что может разрушиться от вашей откровенности. Так ли это на самом деле — и если да, то можно ли это назвать настоящей дружбой?
Для меня близкие отношения отличаются именно тем, что в них есть определённый запас прочности, помогающий пережить сложные моменты — более того, нередко они становятся ещё глубже и крепче после того, как непростой период оказывается преодолён. Безусловно, это не значит, что мы можем сливать на близких людей всё, что происходит у нас в голове, никак это не фильтруя; мы можем учитывать особенности восприятия другого человека (в данном случае — высокочувствительность вашей подруги), подбирать формулировки, поддерживать бережное и уважительное отношение, одновременно с этим сохраняя возможность проговаривать то, что для нас важно. Я смотрю на разговоры об отношениях в близком контакте как на необходимое условие их существования; молчание в большинстве случаев приводит либо к росту напряжения и конфликту, либо к отдалению.
Мне кажется, есть вероятность, что если вам удастся собраться с силами и обсудить с подругой то, как устроены ваши отношения, это может благотворно повлиять на них, пусть даже сам разговор выйдет непростым. Вы сможете вместе подумать над тем, как находить баланс между вашими индивидуальными особенностями и потребностями так, чтобы каждая чувствовала себя увиденной и принятой. В конечном итоге, в дружбе участвуют двое, и нет необходимости пытаться пройти этот совместный путь в одиночку.
#поговоритьобэтом
Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения: @existential101.
Читаю про феномен empathy fatigue — «истощения эмпатии», нередко встречающийся у кризисных работников и волонтеров, а сейчас, по моим ощущениям, распространяющийся и на обычных людей, которые регулярно становятся свидетелями страшных событий. Думаю, многие на себе ощутили, что эмпатия — это ограниченный ресурс, мы не способны постоянно находиться в состоянии острой боли, поэтому, продолжая на регулярной основе сталкиваться с негативной информацией, мы можем заметить, как наша чувствительность к чужим страданиям начинает притупляться. Сейчас я ощущаю это так, как будто на душе образуется мозоль, и любая боль начинает восприниматься как бы через неё, не напрямую. Это похоже на механизм травматической диссоциации, когда внешняя реальность и собственные чувства ощущаются будто бы отделёнными от человека. В тяжёлой форме состояние «истощения эмпатии» может приводить к чувствам безнадёжности, безразличия, раздражения при столкновении с тяжёлыми новостями, к потере надежды и интереса к жизни, самообвинениям.
Именно поэтому так важно давать себе передышку, разрешать на время погружаться в события собственной жизни, не виня себя за то, что смеешь радоваться, когда другие страдают. На самом деле именно сохранение способности радоваться и чего-то хотеть от жизни делает нас более эмпатичными и чувствительными к другим, даёт силы впускать в себя чужую боль, не разрушаясь. Чтобы продолжать сопереживать, нужно уметь ставить границу между собой и другими и давать себе время на восстановление — это, кстати, ярко проявляется в работе психолога, которая учит проявлять эмпатию, не сливаясь с собеседником и тем самым оберегая себя от выгорания и очерствения.
При этом мне кажется, что в нынешних обстоятельствах симптомы empathy fatigue могут проявляться и у тех, кто заботится о себе — слишком велик ужас происходящего, никакое отдельное человеческой сознание не способно вместить его в себя во всей полноте. По себе знаю, что это может казаться неправильным — почему раньше я ощущала чужую боль так остро, а сейчас реагирую на неё лишь отупением и апатией? Я стараюсь поддерживать себя мыслью о том, что важны не столько чувства, сколько позиция, которую я занимаю, и действия, которые совершаю. Я могу не спать ночами от переживаний за других, теряя способность продуктивно функционировать — это никому и никак не поможет. А могу, даже чувствуя внутреннее обморожение, продолжать в доступных мне форматах выражать свою антивоенную позицию и помогать пострадавшим. Не всегда эти разумные идеи помогают совладать с иррациональным чувством вины, но, по крайней мере, сейчас мне удаётся договариваться с собой чаще, чем раньше.
Именно поэтому так важно давать себе передышку, разрешать на время погружаться в события собственной жизни, не виня себя за то, что смеешь радоваться, когда другие страдают. На самом деле именно сохранение способности радоваться и чего-то хотеть от жизни делает нас более эмпатичными и чувствительными к другим, даёт силы впускать в себя чужую боль, не разрушаясь. Чтобы продолжать сопереживать, нужно уметь ставить границу между собой и другими и давать себе время на восстановление — это, кстати, ярко проявляется в работе психолога, которая учит проявлять эмпатию, не сливаясь с собеседником и тем самым оберегая себя от выгорания и очерствения.
При этом мне кажется, что в нынешних обстоятельствах симптомы empathy fatigue могут проявляться и у тех, кто заботится о себе — слишком велик ужас происходящего, никакое отдельное человеческой сознание не способно вместить его в себя во всей полноте. По себе знаю, что это может казаться неправильным — почему раньше я ощущала чужую боль так остро, а сейчас реагирую на неё лишь отупением и апатией? Я стараюсь поддерживать себя мыслью о том, что важны не столько чувства, сколько позиция, которую я занимаю, и действия, которые совершаю. Я могу не спать ночами от переживаний за других, теряя способность продуктивно функционировать — это никому и никак не поможет. А могу, даже чувствуя внутреннее обморожение, продолжать в доступных мне форматах выражать свою антивоенную позицию и помогать пострадавшим. Не всегда эти разумные идеи помогают совладать с иррациональным чувством вины, но, по крайней мере, сейчас мне удаётся договариваться с собой чаще, чем раньше.
Жить взрослую жизнь очень трудно. Иногда так хочется, чтобы пришёл кто-то большой и сильный, обнял и сказал, что всё будет хорошо, и все действительно стало хорошо. Моя детская часть не перестаёт надеяться на то, что это возможно, хотя взрослая я прекрасно осознаёт бесплодность этой фантазии.
Обстоятельства моей жизни в последнее время заставляют меня раз за разом сталкиваться с этой детской частью и волей-неволей лучше узнавать её. Она очень жадная и не умеет делиться — ей нужна вся любовь, но даже всей любви не бывает недостаточно. В то же время она страшно боится быть брошенной и начинает орать при любом признаке угрозы отношениям, неважно, реальной или вымышленной. Ещё она нередко чувствует себя бессильной, напуганной и очень маленькой.
Говорят, что одна из задач терапии — это научить человека быть родителем самому себе. Потому что если в детстве значимые взрослые не дали ребёнку достаточно поддержки и тепла, чтобы сформировать у него чувство безопасности, доверия миру и уверенности в своих силах, то никакие попытки добрать эту нехватку через друзей, партнёров или собственных детей не будут работать на сто процентов. Самые проникновенные слова любви не заглушают окончательно крик маленького ребёнка внутри меня, который боится, что мама уйдёт и больше не вернётся.
Но стать родителем самой себе тоже очень непросто, и в недавнем разговоре с терапевткой я сформулировала, почему. Ребенок до определённого возраста верит во всемогущество и непогрешимость родителей, поэтому их утешения и заверения в том, что всё будет хорошо, воспринимаются как истина. Дети не знают, что сами родители могут быть в этот момент напуганы и растеряны. Когда же я адресую слова поддержки и утешения самой себе, я осознаю обе эти части — и ребёнка, который жаждет почувствовать себя в безопасности, и взрослого, который сомневается в том, что мир вообще способен быть безопасным.
Можно ли найти выход из этого парадокса? У меня пока нет ответа на этот вопрос. Возможно, это значит, что какие-то пустоты внутри нас так и останутся незаполненными, и в этом случае важно учиться их видеть и искать способы как-то с ними уживаться. А ещё — подпитывать и оберегать взрослую часть, чтобы у неё хватало сил не проваливаться в эти пустоты с головой.
Обстоятельства моей жизни в последнее время заставляют меня раз за разом сталкиваться с этой детской частью и волей-неволей лучше узнавать её. Она очень жадная и не умеет делиться — ей нужна вся любовь, но даже всей любви не бывает недостаточно. В то же время она страшно боится быть брошенной и начинает орать при любом признаке угрозы отношениям, неважно, реальной или вымышленной. Ещё она нередко чувствует себя бессильной, напуганной и очень маленькой.
Говорят, что одна из задач терапии — это научить человека быть родителем самому себе. Потому что если в детстве значимые взрослые не дали ребёнку достаточно поддержки и тепла, чтобы сформировать у него чувство безопасности, доверия миру и уверенности в своих силах, то никакие попытки добрать эту нехватку через друзей, партнёров или собственных детей не будут работать на сто процентов. Самые проникновенные слова любви не заглушают окончательно крик маленького ребёнка внутри меня, который боится, что мама уйдёт и больше не вернётся.
Но стать родителем самой себе тоже очень непросто, и в недавнем разговоре с терапевткой я сформулировала, почему. Ребенок до определённого возраста верит во всемогущество и непогрешимость родителей, поэтому их утешения и заверения в том, что всё будет хорошо, воспринимаются как истина. Дети не знают, что сами родители могут быть в этот момент напуганы и растеряны. Когда же я адресую слова поддержки и утешения самой себе, я осознаю обе эти части — и ребёнка, который жаждет почувствовать себя в безопасности, и взрослого, который сомневается в том, что мир вообще способен быть безопасным.
Можно ли найти выход из этого парадокса? У меня пока нет ответа на этот вопрос. Возможно, это значит, что какие-то пустоты внутри нас так и останутся незаполненными, и в этом случае важно учиться их видеть и искать способы как-то с ними уживаться. А ещё — подпитывать и оберегать взрослую часть, чтобы у неё хватало сил не проваливаться в эти пустоты с головой.
Долго не могла собраться и написать что-то внятное в канал, потому что все когнитивные и эмоциональные ресурсы уходили на задачи, связанные с очередным переездом. Недавно виделась со знакомой психологиней и много думала о словах её супервизорки, которые она мне пересказала: «Я могу так много работать, потому что у меня очень комфортная и налаженная жизнь, которую я долго и тщательно выстраивала». Я сама поняла, какой удобной была моя жизнь в Петербурге, только когда уехала из него. Как оказалось, для меня самое тяжёлое в эмиграции — это даже не большие экзистенциальные темы будущего, идентичности, одиночества, а необходимость решать миллиард бытовых вопросов, от «где покупать корм котам» до «как заказать чип от подъезда» (задача, совершенно неожиданно для меня вылившаяся в изматывающий многоступенчатый квест). Я давно чувствую себя растением, которое вытащили из горшка, но забыли пересадить в другой, и каждая такая вроде бы мелочь усиливает это ощущение отсутствия земли под ногами. И да, конечно, всё это в сочетании с фулл-тайм работой сжирает когнитивку напрочь — я ищу телефон по двадцать раз на дню, и слава богу, что хотя бы в холодильнике его не оставляю, как в первые дни после отъезда из России.
Наверное, в идеальном мире человек с моей профессией действительно должен иметь максимально комфортную, безопасную и стабильную жизнь, чтобы быть по-настоящему устойчивой опорой для других. Но мне хочется надеяться, что того, что я ношу внутри себя и на что опираюсь сама — моего опыта, навыков, ценностей и убеждений — тоже может быть достаточно для значимого присутствия с другими людьми. Не всегда внешние обстоятельства позволяют на себя полагаться, не всегда мы можем предсказать, какие вызовы готовит нам жизнь — но даже внутри хаоса мы всё равно можем сохранять то, что для нас ценно, держаться друг за друга, продолжать заботиться о себе. Жизнелюбивое растение может прорасти и не в самой подходящей для этого почве — по крайней мере, мне хочется в это верить.
Наверное, в идеальном мире человек с моей профессией действительно должен иметь максимально комфортную, безопасную и стабильную жизнь, чтобы быть по-настоящему устойчивой опорой для других. Но мне хочется надеяться, что того, что я ношу внутри себя и на что опираюсь сама — моего опыта, навыков, ценностей и убеждений — тоже может быть достаточно для значимого присутствия с другими людьми. Не всегда внешние обстоятельства позволяют на себя полагаться, не всегда мы можем предсказать, какие вызовы готовит нам жизнь — но даже внутри хаоса мы всё равно можем сохранять то, что для нас ценно, держаться друг за друга, продолжать заботиться о себе. Жизнелюбивое растение может прорасти и не в самой подходящей для этого почве — по крайней мере, мне хочется в это верить.
«Мне 31 год, но опыта романтических отношений за это время не было. Не понимаю, что происходит. Можно было бы сказать, что проблема в весе, но у меня есть знакомая, которая живет с гораздо большим весом и при этом счастлива в личной жизни.
Можно было бы свалить на то, что у меня непростой характер, но он не мешает мне поддерживать конструктивные отношения с друзьями, коллегами и начальством. Есть опять-таки пример — однокурсница, которая по жизни очень неприятный человек (это не только мое мнение, но и всех наших общих знакомых), недавно во второй раз вышла замуж. Можно было бы сказать, что проблема в том, что я интроверт, но я спокойно общаюсь и регулярно выбираюсь в свет. При этом моя подруга начала отношения в момент, когда работала из дома и ни с кем практически не общалась.
Кажется, что для появления отношений нет никаких препятствий, что они могут появиться и у тех, кто пережил насилие и может подсознательно отталкивать от себя людей, и у женщин, в одиночку воспитывающих троих детей. Понятно, что ко всем приведённым мной примерам можно задать вопрос о качестве этих отношений, но всё-таки во всех случаях отношения завязываются и доходят до какой-то стадии. При этом у меня нет даже намёка, будто я невидимка. Со мной не знакомятся, не проявляют каких-то мелких знаков внимания. Я стала сама начинать разговор или переписку в тиндер, но все затухает едва ли не мгновенно. Я уже давно выстроила свою жизнь так, что мне в ней комфортно, но мне хочется дарить и принимать любовь, заботиться о ком-то и получать заботу в ответ. Тут сразу сделаю оговорку, что мне не нужно говорить о том, что получить эти чувства можно от друзей и семьи: это мне известно, это всё я получаю, но мне хочется именно романтических отношений. У меня нет иллюзий про идеального принца на белом коне, я готова вкладываться в отношения, но получается, что вкладываться мне не во что.»
Привет! Я бы предложила проанализировать ваши сложности в двух плоскостях: какой вклад в них вносят обстоятельства, а какой вклад — потенциально — можете вносить вы? Первый вопрос касается того, насколько в вашей жизни есть условия, время и ресурсы для новых знакомств и насколько вы готовы проявлять инициативу в этом вопросе. Можно тестировать разные способы знакомиться и смотреть, какие из них лучше работают для вас: кому-то проще завязать общение онлайн, а кто-то свободнее ощущает себя при личном взаимодействии, объединённом общими интересами. Есть ли у вас представление о том, где «обитают» люди с близкими вам ценностями, увлечениями и образом жизни? Существует ли возможность расширить свой жизненный контекст так, чтобы включать в него эти места? Конечно, если вы не ждёте, пока на вас обратят внимание, а делаете это первой, вы рискуете столкнуться с каким-то количеством отказов. Это может быть неприятно, но, наверное, это неизбежная часть поиска любых отношений, не только романтических; делая шаг навстречу другому, вы обнажаете свою уязвимость, но одновременно с этим даёте шанс осуществиться новой возможности.
Говоря о вашем возможном вкладе, я имею в виду внутренние конфликты и барьеры, которые могут ограничивать вас в завязывании романтических знакомств. На это могут влиять самые разные идеи и переживания — внутренняя убеждённость в том, что человека невозможно любить, стыд за своё одиночество, агрессия к другим как реакция на чувство неудовлетворённости или зависти, отстранённость как способ избежать боли… Порой такие вещи остаются вне фокуса нашего внимания, поэтому вопросы, подобные вашему, хорошо подходят для исследования в терапии — контакт с внимательным и дружелюбным наблюдателем может привнести новое понимание давних проблем. Безусловно, я не утверждаю, что в вашем случае именно внутренние процессы имеют основополагающее значение — в конце концов, везение и случай тоже играют немалую роль в вопросах романтической любви — но, думаю, посмотреть в эту сторону в любом случае может быть небесполезно.
#поговоритьобэтом
Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения: @existential101.
Можно было бы свалить на то, что у меня непростой характер, но он не мешает мне поддерживать конструктивные отношения с друзьями, коллегами и начальством. Есть опять-таки пример — однокурсница, которая по жизни очень неприятный человек (это не только мое мнение, но и всех наших общих знакомых), недавно во второй раз вышла замуж. Можно было бы сказать, что проблема в том, что я интроверт, но я спокойно общаюсь и регулярно выбираюсь в свет. При этом моя подруга начала отношения в момент, когда работала из дома и ни с кем практически не общалась.
Кажется, что для появления отношений нет никаких препятствий, что они могут появиться и у тех, кто пережил насилие и может подсознательно отталкивать от себя людей, и у женщин, в одиночку воспитывающих троих детей. Понятно, что ко всем приведённым мной примерам можно задать вопрос о качестве этих отношений, но всё-таки во всех случаях отношения завязываются и доходят до какой-то стадии. При этом у меня нет даже намёка, будто я невидимка. Со мной не знакомятся, не проявляют каких-то мелких знаков внимания. Я стала сама начинать разговор или переписку в тиндер, но все затухает едва ли не мгновенно. Я уже давно выстроила свою жизнь так, что мне в ней комфортно, но мне хочется дарить и принимать любовь, заботиться о ком-то и получать заботу в ответ. Тут сразу сделаю оговорку, что мне не нужно говорить о том, что получить эти чувства можно от друзей и семьи: это мне известно, это всё я получаю, но мне хочется именно романтических отношений. У меня нет иллюзий про идеального принца на белом коне, я готова вкладываться в отношения, но получается, что вкладываться мне не во что.»
Привет! Я бы предложила проанализировать ваши сложности в двух плоскостях: какой вклад в них вносят обстоятельства, а какой вклад — потенциально — можете вносить вы? Первый вопрос касается того, насколько в вашей жизни есть условия, время и ресурсы для новых знакомств и насколько вы готовы проявлять инициативу в этом вопросе. Можно тестировать разные способы знакомиться и смотреть, какие из них лучше работают для вас: кому-то проще завязать общение онлайн, а кто-то свободнее ощущает себя при личном взаимодействии, объединённом общими интересами. Есть ли у вас представление о том, где «обитают» люди с близкими вам ценностями, увлечениями и образом жизни? Существует ли возможность расширить свой жизненный контекст так, чтобы включать в него эти места? Конечно, если вы не ждёте, пока на вас обратят внимание, а делаете это первой, вы рискуете столкнуться с каким-то количеством отказов. Это может быть неприятно, но, наверное, это неизбежная часть поиска любых отношений, не только романтических; делая шаг навстречу другому, вы обнажаете свою уязвимость, но одновременно с этим даёте шанс осуществиться новой возможности.
Говоря о вашем возможном вкладе, я имею в виду внутренние конфликты и барьеры, которые могут ограничивать вас в завязывании романтических знакомств. На это могут влиять самые разные идеи и переживания — внутренняя убеждённость в том, что человека невозможно любить, стыд за своё одиночество, агрессия к другим как реакция на чувство неудовлетворённости или зависти, отстранённость как способ избежать боли… Порой такие вещи остаются вне фокуса нашего внимания, поэтому вопросы, подобные вашему, хорошо подходят для исследования в терапии — контакт с внимательным и дружелюбным наблюдателем может привнести новое понимание давних проблем. Безусловно, я не утверждаю, что в вашем случае именно внутренние процессы имеют основополагающее значение — в конце концов, везение и случай тоже играют немалую роль в вопросах романтической любви — но, думаю, посмотреть в эту сторону в любом случае может быть небесполезно.
#поговоритьобэтом
Задать вопрос можно анонимно по ссылке или в личные сообщения: @existential101.