в пятницу играем в Гамбурге, на размытых краях актуальной музыки

В пятницу, 27 июня SIC! выступает в Гамбурге на фестивале актуальной музыки Blurred Edges, вместе с проектами Ф’ilmy и PAF. В составе SIC! на этот раз Александр Маркварт (Берлин), Станислав Маковский (Париж) и Макс Евстропов (Кёльн). Концерт будет в Westwerk (Admiralitätstraße 74), начало в 18:00, вход: донейшен

++++
On Friday, June 27, SIC! will be performing in Hamburg at the "festival of actual music" Blurred Edges, together with the projects F’ilmy and PAF. This time, SIC! includes Alexander Markvart (Berlin), Stanislav Makovskiy (Paris) and Max Evstropov (Cologne).The concert will be at Westwerk (Admiralitätstraße 74), starting at 18:00, entrance: donation

https://mariamarkina.art/2025/05/29/27-06-2025-blurred-edges/

https://www.vamh.de/blurred_edges/gigs/5229

в воскресенье, 29 июня, играем в Берлине, ибо тяжело говорить

29 June, 18:00
Hard to Talk! June Edition
...especially, especially, especially...

Anistasiia Zyrianova
guitar, electronics

Soheil Soheili & Amelie

MIZI & Andrey Guryanov

Diana & Anatoli
electronics, drums, voice

Barnaby Tree:
Songs and phenomenon from person/forest.

SIC!:
Alexander Markvart - feedback guitar, objects
Maxim Evstropov - voice, electronics
Stanislav Makovsky - piano, electronics

Entrance in the courtyard, Aufgang II, 1OG
Doors 18:00, start 19:00

Выступление группы "SIC!" в Гамбурге. Для тех, кто пропустил авангардное шоу.

[В тумане обороны]

Война – это ситуация, в которой все защищаются. Защищают себя – иначе убьют, ранят, возьмут в плен, будут судить, пытать и т.д. И вместе с тем – защищают кого-то или что-то ещё – «своих», «своё»: это могут быть личности разной степени близости и объекты разной степени фантасмагоричности («родина», «свобода», «традиционные ценности», «вождь» etc.). В качестве подлежащего защите может быть задействовано вообще что угодно – всё, с чем можно себя ассоциировать и что можно вообразить (впрочем, можно даже ничего и не воображать – достаточно будет травматического шока, опьянения опасностью или страхом). Но, как бы то ни было, даже смертники, или наёмники, или, скажем, ползущие за гробовыми деньгами участники мясного штурма защищают себя – плюс что-то ещё.

В случае оборонительной войны не нужно придумывать оправданий. Даже откровенные фантасмагории в тени смертельной и отвратительной угрозы предстают убедительными. Заход на вражескую территорию можно интерпретировать как продолжение обороны. В случае же агрессивной войны необходимо представить её как оборонительную: нам не оставили другого выбора; если бы мы не напали на них, они напали бы на нас; если бы мы не сбросили на них супер-пупер бомбу, они смогли бы создать ещё более супер-пупер оружие, и т.д. В конце концов, лучшая защита – это нападение, и т.п. Главное при этом – напустить тень смертельной и отвратительной угрозы, можно даже постфактум.

Классик теории войны Клаузевиц писал о примате обороны по отношению к нападению. Оборона – исток войны, и вместе с тем что-то вроде гравитационного центра, к которому война стремится. Любая, сколь бы то ни было агрессивная война тяготеет к оборонительной. Расширяясь, империя обороняется. Именно «логика» обороны превращает войну в войну на уничтожение («если не мы их, то они нас»).

В ситуации, когда все защищаются, этика гниёт: она становится инструментальной по отношению к обороне, сама превращаясь в оружие – в фантазм праведности, оправдывающий насилие. Этика мутирует в «моральный дух» (а моральный дух – в боевой). Инструментализацию этики в целом можно было бы назвать цинизмом. В таком случае военно-патриотический идеализм (как правило защитнический, оборонительный) – не что иное как форма цинизма.

В тумане обороны этика утрачивает характер знания. Морально-политические позиции результируют в действиях, противоположных тому, что сами же декларируют (инициаторы войн объявляют себя миротворцами, антивоенные активисты призывают к войне до победного конца чужими руками, и т.п.). Морально-политические позиции оказываются фатально слепы по отношению к той внешней запутанности, что играет ими, как ветер флюгером. Война – это своего рода обсессия, одержимость позицией (занять позиции, окопаться, закрепиться, построить базы etc.) – что лишний раз подтверждает, что никакая безусловная позиция не представляется на войне возможной. Война – это лишённость позиции. Иначе говоря, война – это одержимость защитой, ввергающая в крайнюю незащищённость (что-то вроде параноидальной обсессии).

Этика, всё ещё притязающая на безусловность и пытающаяся избежать инструментализации, со своей стороны, также кажется близорукой. Возможно, эта близорукость здесь принципиальна: подобная этика отказывается видеть дальше ближнего (такова, например, этика Левинаса, или же «абсурдная доброта», исповедуемая толстовцем Иконниковым из романа Гроссмана «Жизнь и судьба»).

Пресловутая «война всех против всех» – это ситуация, когда все защищаются, но при этом нечего защищать: моральные фантазмы, оправдывающие насилие, отмирают. Парадоксальным образом, это скорее конец войны, прекращение обобщений.

Тотальная апология = тотальное насилие. Возможно, вся соль этого уравнения – в тотальности. Как бы то ни было, эта «истина» тривиальна. И если, скажем, кто-то придёт бить прикладом или пинать сапогом, приговаривая: «ты ничего не знаешь о настоящей войне», то это лишь укрепит эту тривиальную «истину» в её убогом сиянии. «Как смеешь ты говорить о нашей войне как о войне вообще?» Но ведь как раз на войне связь обобщения и насилия обретает максимально прямой характер (подобно тому, как связь насилия, зрения и зрелища становится непосредственной в так называемом «театре военных действий»). Потому говорить о войне – как будто бы всегда говорить о войне вообще.

В конце концов, с каких это позиций я говорю? (И вообще: кто это говорит?) Я не представляю своего народа – никакого народа – и никакой народ меня, в свою очередь, тоже не представляет.

Гравитационная машина войны с её перевесом обороны будто бы может работать сама по себе, по инерции (во всяком случае, долгое время – и этика, со своей стороны, может также гнить очень долго). Однако завораживает жест, приводящий эту машину в движение, рука, которая нажимает на кнопку… Подобно Богу деистов, запускающему механизм мира, эта рука прячется за своё творение.

[5/7/25]

мигрантский алфавит, новый выпуск

на сигме - моё эссе об обороне в структуре войны и о гниении этики
https://syg.ma/@stropov/v-tumane-oborony