​​Средневековая эстетика цвета и францисканцы

Поговорим сегодня о цвете. Точнее, о свете. Точнее, о том и другом — и как это понимали в Средние века. Для нас этот вопрос носит больше утилитарно-прикладной характер. Нам знаком спектр Ньютона, на который раскладывается луч света. Для людей же Средневековья вопрос света и цвета носил еще и теологический характер: ведь источником света являлся сам Творец.

К цвету относились в разное время по-разному. Например, в эпоху Отцов Церкви (II – V вв.) отношение было довольно враждебное: считалось, что это лишь помеха на пути к постижению сути вещей. В дальнейшем цвет завоевывает свое место в искусстве каролингского (VIII – X вв.) и оттоновского (X – XI вв.) возрождения, а также в романском искусстве (XI – XII вв.). Произведения этих эпох, в особенности книжная миниатюра, наполнены яркими красками.

В XII веке разворачивается дискуссия о природе цвета. Главным «хромофилом» эпохи становится аббат Сен-Дени Сугерий (1081 – 1151), сыгравший роль в становлении готического архитектурного стиля. А готика — это и есть поэтика света и цвета в камне. Противоположную позицию занимал богослов св. Бернард Клервоский (1090 – 1153). Будучи монахом-цистерцианцем, он призывал вернуться к идеалам раннего христианства и отринуть ненужное с его точки зрения богатое убранство храмов и монастырей. Для Бернара цвет был материей, в то время как для Сугерия он имел и божественное, и материальное начало.

Однако «хромофобия» св. Бернара была скорее исключением, чем правилом. В XIII веке торжествовала готическая эстетика света и цвета в духе воззрений Сугерия. Схоласты Роберт Гроссетест, св. Бонавентура, Роджер Бэкон, Иоанн Пеккам развили учение о свете на основе достижений в оптике и знакомстве с античными и арабскими трактатами. Свет стал высшей из пропорций и источником всякой красоты. Что важно — все они были францисканскими монахами. И это не случайно.

На основе нового учения о свете появляется новая эстетика визуальности. И к ней непосредственно приложил руку основатель францисканского ордена св. Франциск Ассизский (1181 – 1226). Как известно, св. Франциск поставил целью вернуть христианство к его первоначальному идеалу – идея не нова, но ее претворение в жизнь впечатляет. Как пишет французский искусствовед Ролан Рехт, св. Франциск старался максимально подражать жизни Христа, делая евангельскую парадигму зримой для окружающих. В его образе воплотился тот апостольский идеал монаха-проповедника, который был близок простым горожанам и жителям деревень.

​​По многим параметрам средневековая картография являлась прямой наследницей античной. Разумеется, христианское мировоззрение внесло свои коррективы, и довольно большой пласт античных географических знаний в раннее средневековье был просто не востребован. Однако два основных формата средневековых карт – Т-образная (т.н. orbis terrae, «круг земной») и зональная (ее еще называют «макробиева» по имени древнегреческого ученого Макробия) – были напрямую заимствованы из античной картографии.

Источники, из которых черпались географические сведения – это, во-первых, труды античных географов Помпония Мелы (I в.), Плиния Старшего (I в.) и Клавдия Птолемея (II в.). Другой пласт источников – это позднеантичные полу-научные сочинения, например «Собрание достойных упоминания вещей» Гая Солина (IV в.) – мегапопулярный в Средние века сборник басен, диковин и легенд о мире и населявших его существах. Во многом благодаря ему мир на средневековых картах населен всякими фантастическими тварями. Наконец, третий пласт источников – это раннехристианские сочинения: «История против язычников» Павла Орозия (рубеж III-IV вв.) и «Этимологии» Исидора Севильского (VII в.) – компендиум античных знаний, трактованных с христианской точки зрения.

#theory #history

​​Проституция в Византии: преемственность традициям

В Византии античные традиции в обществе и культуре просматриваются более явственно, чем в Западной Европе. Это же касается и проституции: выработанные многовековым опытом эллинистического мира формы и образцы сохранялись и преумножались. Естественно, с поправкой на нормы Священного Писания. А они, во-первых, запретили мужчинам иметь наложниц – т.е. треугольник «жена-наложница-гетера», по которому строилась личная жизнь в античности, лишился одной из своих вершин, – а во-вторых, осуждали блуд как высшую форму разврата. Хотя и была важная оговорка: блуд из-за нищеты не осуждался так безапелляционно, как блуд ради удовольствия. Возможно, именно поэтому фигура императрицы Феодоры (500 – 548 гг. н.э.) вызывала такую противоречивую реакцию у современников. Выступая в цирке с младых ногтей, она не чуралась и возлечь с мужчинами и, возможно, была эротоманкой (не путать с нимфоманкой).

Единое «тело» византийской проституции имело три «лица», унаследованные от античности. Были уличные проститутки, которые «вылавливали» клиентов на улице. Это была добровольная форма предпринимательства нищих, но свободных женщин. Другая форма – это «домашние» проститутки, работавшие в борделях. По-гречески их называли pornai, по-латински – meretrix. Они работали в силу финансового обязательства перед владельцем заведения. Источником пополнения константинопольских борделей была провинция: хозяин борделя договаривался с отцом девушки из глубинки, обещая ему часть дохода или выплачивая единовременную сумму, а самой девушке – крышу над головой и кусок хлеба. Понятно, что положение такой девушки было практически бесправным и близким к рабскому, но это и был пресловутый блуд из-за нищеты.

Третьей формой проституции, составлявшей особенность Восточного Средиземноморья на протяжении веков, был гетеризм. Бытовую подноготную этого ремесла раскрыл в своих «Разговорах гетер» писатель Лукиан Самосатский (ок. 120 – 180 гг. н.э.). По сути гетера – это образованная свободная женщина, владеющая навыками ублажения тел и духа мужчин. Сюда входили не только сексуальные услуги, но и развлечения более возвышенные: пение, танцы, игра на инструменте, беседы на интеллектуальные темы. Гетеризм прочно вошел и в арабскую культуру после завоевания Ближнего Востока, Египта и Северной Африки. Любопытно, что данный феномен был абсолютно чужд Западному Средиземноморью, где еще с римских времен возобладала бордельная проституция.

#longread #history

​​В 1256 году городская коммуна Болоньи за свой счет выкупила у феодалов почти 6 тысяч сервов (лично несвободная и поземельно зависимая прослойка крестьянства), сделав их свободными горожанами. Изданная в следующем, 1257 году книга, где были перечислены имена бывших собственников и их сервов с указанием мест жительства, получила название «Райской книги». В преамбуле торжественно заявлялось: поскольку Бог создал людей свободными по своей природе, им надо вернуть их прежнюю свободу.

Процесс освобождения сервов в северной и центральной Италии в XIII-XIV вв. был вызван бурным политическим и экономическим развитием городов в этих регионах. Коммуны нуждались как в рабочей силе для своих предприятий, так и в налогоплательщиках и поставщиках продовольствия. Однако подобный акт единовременного освобождения подневольного населения не имел аналогов в средневековой истории. Жак ле Гофф приводит Болонский статут 1256-1257 гг. в качестве примера изменения ценностных ориентаций средневекового общества XII-XIII вв., стремления создать на земле как можно более справедливое, «райское» общество свободных людей.

#notes #history #Italy

​Трудно себе представить современного туриста, приехавшего в незнакомый город, без путеводителя. В нем он может получить всю необходимую информацию о городе: от описания достопримечательностей до списка недорогих баров. В Средние века с его страстью к паломничествам потребность в текстах с описанием маршрутов и указанием главных святынь также была достаточно большой. На христианском Западе такие тексты назывались итинерариями (об одном из них я писал в прошлом посте), в Византии – проскинитариями. Все они ведут происхождение из античной литературной традиции.

Взять тот же Рим, чьи руины уже с раннего Средневековья стали обрастать различными легендами и поверьями. Наиболее известным итинерарием, содержавшим топографическое описание города и его построек, а также всякие городские байки, считается анонимный текст Mirabilis urbis Romae (лат. Чудеса города Рима). Он был написан на латыни в середине – второй половине XII века и сразу же стал своего рода бестселлером: возникло множество копий и переводов рукописи (порой довольно сильно искажавших оригинал), а пилигримы активно использовали его в своих паломничествах аж до XV века. Такой популярности отчасти способствовал и незамысловатый, а иногда попросту примитивный язык итинерария, понятный любому мало-мальски образованному пилигриму.

Интересно, что в тексте перечислено довольно много языческих памятников: в XII веке многократно вырос интерес к древнеримским древностям. Немецкий ученый XIX века Фердинанд Грегоровиус связывал это с борьбой горожан против папского гнета и недолгим существованием Римской республики (1143 – 1155 гг.), создатели которой как бы вспомнили о величественных сооружениях Древнего Рима. Описания древних строений перемешаны с фольклорными и агиографическими легендами, а также сведениями из древнеримской истории. Для примера приведу небольшой кусочек из текста:

«Здесь (близ форума) находится храм Весты, в котором, по преданию спал Дракон; об этом можно прочесть в житии св. Сильвестра; а там – храм Паллады, и форум Цезаря, и храм Януса, который, как утверждает Овидий в своих Fasti, предвидел все совершающееся в году от его начала и до конца; ныне этот храм называется башней Ченчия Франджипане».

Целью автора, по его собственным словам, было «дать на память потомству возможно ясное описание этих и многих других храмов и дворцов, существовавших в золотом городе в языческие времена и принадлежавших императорам, консулам, сенаторам и префектам, и все эти здания, блиставшие своими украшениями из золота, серебра и бронзы, из слоновой кости и драгоценных камней, мы описали так, как читали о них в древних хрониках, видели собственными глазами и слышали в преданиях». В итоге Mirabilia urbis Romae стал ценным источником именно по средневековой топографии Вечного города и фактически универсальным «гидом» для многих поколений паломников. Что тоже неплохо, согласитесь.

#culture #literature #Italy

​Думаю, уже никого не удивишь тем фактом, что политика – дело жесткое. А уж в Средние века тем более. С другой стороны, всегда интересно узнать про сюжеты, которые вдохновляли и наверняка еще будут вдохновлять создателей картин, книг и художественных фильмов. К разряду таковых относится и мрачная легенда о «колоколе из Уэски», возникшая в Арагонском королевстве в XIII веке.

После смерти в 1134 году славного короля Альфонсо Воителя, всю жизнь бившего мавров и не оставившего наследников, в королевстве возник династический кризис. Сам король завещал королевство тамплиерам и госпитальерам, но знатные сеньоры не горели желанием исполнять последнюю волю Воителя. В итоге королем был избран его младший брат Рамиро, на тот момент 60-летний монах. Он сразу показал себя твердым и непреклонным в своих решениях, что не понравилось части знати: они-то хотели «ручного» короля. Начались мятежи, Рамиро даже пришлось на время покинуть королевство. Вернувшись с подмогой, он усмирил бунтовщиков и казнил их лидеров.

Эти события и легли в основу возникшей позднее легенды. Так, уже знавший о готовящемся заговоре Рамиро спросил совета у аббата монастыря, в котором он подвизался в молодые годы: как ему поступить? Аббат направился с ним в сад и начал демонстративно стричь розовый куст, удаляя те цветы, которые выросли выше остальных. Король намек понял и позвал двенадцать главных заговорщиков в город Уэску. Он хотел показать им колокол, чей звон будет слышен во всем королевстве. Там заговорщики были обезглавлены, их головы сложены на земле в форме круга, а одна из них, принадлежавшая епископу Уэски, была подвешена над остальными наподобие языка колокола.

На фото – картина испанского художника Хосе Касадо дель Алисаля (1830–1886), посвященная этой легенде.

#history #Spain

​Образ Нерукотворного Спаса из Ланского собора во Франции, датируемый рубежом XII-XIII веков. Характерной чертой иконы является славянская надпись в ее нижней части: ОБРАЗЪ ГОСПОДЕНЬ НА УБРУСЕ (т.е. на плате). В 1249 году архидьякон собора Жак Панталеон (будущий папа Урбан IV), находясь в Риме, подарил ее своей сестре Сибилле, аббатисе монастыря Монтрёй (фр. Montreuil-en-Thiérache). До сих пор остается неясным как происхождение иконы (наиболее общепринято сербское происхождение, но также есть версии о болгарском и даже древнерусском), так и путь, по которому она попала к Жаку. Очевидно, следы ведут в Южную Италию, где существовали православные монашеские общины — в частности, в Бари. Икона чудом выжила во время Французской революции, тогда же обрела свое пристанище в Ланском соборе.

#art #France #Byzantium