Дом-музей Николая Андреевича Римского-Корсакова в Тихвине открылся после долгой реставрации год назад. Это музей детства: здесь будущий композитор родился и жил до двенадцати лет, после чего уехал учиться в Морской кадетский корпус в Петербург и посещал старый дом лишь наездами. Последний раз был там в восемнадцать, когда хоронили отца. Соответственно – никаких материалов к операм, никаких будущих творческих связей. Только детство, только семья, вдруг вырастившая гениального композитора. В семье звучала музыка, в небольшом доме стоит фортепиано «Лихтенталь», что помнит занятия маленького Ники, но главная история дома – не об уроках музыки. А о музыке отношений, что создавала семья. О чудесном детстве, в котором у ребенка есть любящие родители и до кропотливости заботливый старший брат – и одновременно своя собственная территория в мезонине.

Посетители после музейного гардероба начинают шествие по череде старинных комнат. Из передней – в кабинет отца композитора, где портрет Павла I и масонские знаки хозяина дома (и сразу в воображении прорисовывается эпоха и воспитание Андрея Петровича Римского-Корсакова). Оттуда – в столовую, где в стеклянной горке собраны подлинные вещи семьи: сливочник, кофейная пара и серебряная ложка, слегка покореженная любимым попугаем хозяйки – с этой ложки она его кормила. Семейные портреты на стенах, а на ломберных столиках – шкатулки. Морской офицер Воин Римский-Корсаков, появившийся на свет на 22 года раньше младшего брата Николая, не жил с ним в одном доме – его носило по морям и волнам – но изо всех странствий он присылал родителям и брату диковинки. И в двухэтажном доме на берегу скромной речки Тихвинки царило волшебство путешествий, воображение утаскивало мальчишку из спокойной провинциальной жизни в невиданные страны и моря. Можно сразу себе представить, как ребенок прикладывает к уху гигантскую глянцевую ракушку, как осторожно проводит пальцами по подаренной маме братом шкатулке, сделанной из игл дикобраза, и как зачарованно смотрит на череп альбатроса (!)

В углу гостиной, где царит рояль [...] стоит, кажется, книжный шкаф? Нет, так замаскирован проход из парадной части дома в «домашнюю», где раньше находились спальни хозяев. Теперь там экспозиция, посвященная взрослению маленького Ники: письма, что отправлял его брат родителям (он, кажется, был чуть-чуть занудой и подробно инструктировал отца и мать, как следует физически и интеллектуально развивать ребенка), и письма, что присылал подросток уже из Петербурга (стараясь подражать брату в методичности и транслируя его же самоуверенность в посланиях к матери, в духе «ты, наверно, уже забыла, как называются важные звезды, а называются они вот так»). Из этой маленькой комнаты крутая лестница ведет в мезонин, где жили птицы и будущий композитор. [...] В пространстве, выделенном мальчишке [... был] «кабинет» с рабочим столом – чтобы с детства приучался работать. Именно эти комнаты производят наибольшее впечатление на учеников местной детской школы искусств, которые регулярно приходят в музей на занятия, а лучшие из них удостаиваются чести сыграть на рояле в Полковой церкви. Поскольку дом – исторический памятник, дирекция не может встроить подъемники и как-то упростить попадание посетителей в мезонин, в который и здоровому взрослому человеку нелегко подняться по узкой и круто изгибающейся лестнице. Поэтому для людей с ограничениями по здоровью экскурсии ограничиваются первым этажом – но не все из них с этим согласны. Заведующая музеем вспоминает, как к ним приехала экскурсия с детьми в инвалидных колясках – и матери, решительно взяв подростков на руки, несли их по лестницам.