anthracites
будто ил, ватный шёпот из-под воды,
чудище-там-внутри.
его латынь исчерпана, голос гаснет —
он избирает меня своим посредником.
открыла рот и стою:
чиста, деловита, зла,
разбита на сотни жестяных языков.
место привязано к полю движений,
мир занят совсем не мной —
не картонным лицом,
бывшим, по всей видимости, моим лицом,
не пустыннокаменным телом,
бывшим, по всей видимости, моим телом.
обезглашенная плоть теперь — отпечаток отпечатков,
не иду, а тащу саму себя,
будто тени у озера Колдрон.
погружение, как погружается тонущий корабль.
и шаги — металл спокойных камней,
и глаза — руины,
и вдох — воронка прошлого,
и сердце — перемещающийся песок.
в мои бёдра впечатан орнамент боли,
извилистый позвоночник змеи.
хватит дарить мне пожелтевшие листья,
горькую, влажную, неумолимо плавящуюся любовь,
истощённое время — оно больше не существует
вне оставленных им следов.
мы уже удалили смерть,
отняли у воды запах,
но так и не выучили урок, доступный любому сверчку.
у нас нет имён,
машины не взбирались на гору,
не бурили складку, не заворачивались в воздух этой глины.
это всё — статичная эротика, бутафория.
темнота лежит между нами, как большая чёрная глыба.
если вытянуть руку, её, наверно, укусят,
но крикнуть не выйдет.
будто ил, ватный шёпот из-под воды,
чудище-там-внутри.
его латынь исчерпана, голос гаснет —
он избирает меня своим посредником.
открыла рот и стою:
чиста, деловита, зла,
разбита на сотни жестяных языков.
место привязано к полю движений,
мир занят совсем не мной —
не картонным лицом,
бывшим, по всей видимости, моим лицом,
не пустыннокаменным телом,
бывшим, по всей видимости, моим телом.
обезглашенная плоть теперь — отпечаток отпечатков,
не иду, а тащу саму себя,
будто тени у озера Колдрон.
погружение, как погружается тонущий корабль.
и шаги — металл спокойных камней,
и глаза — руины,
и вдох — воронка прошлого,
и сердце — перемещающийся песок.
в мои бёдра впечатан орнамент боли,
извилистый позвоночник змеи.
хватит дарить мне пожелтевшие листья,
горькую, влажную, неумолимо плавящуюся любовь,
истощённое время — оно больше не существует
вне оставленных им следов.
мы уже удалили смерть,
отняли у воды запах,
но так и не выучили урок, доступный любому сверчку.
у нас нет имён,
машины не взбирались на гору,
не бурили складку, не заворачивались в воздух этой глины.
это всё — статичная эротика, бутафория.
темнота лежит между нами, как большая чёрная глыба.
если вытянуть руку, её, наверно, укусят,
но крикнуть не выйдет.
