"НОВЫЙ МИР", 2025, № 9 - открыты для чтения:

АЛЕКСАНДР МАРКОВ, ОКСАНА ШТАЙН — Грибоедовы арапчата https://nm1925.ru/articles/2025/9-2025/griboedovy-arapchata/

АНДРЕЙ ШУЙСКИЙ — Сын Грозного Иван. Жизнь и смерть. Документальное расследование https://nm1925.ru/articles/2025/9-2025/syn-groznogo-ivan-zhizn-i-smert/

ДМИТРИЙ АНИКИН — Озеров. Последний луч трагической зари https://nm1925.ru/articles/2025/9-2025/ozerov-posledniy-luch-tragicheskoy-zari/

НИКОЛАЙ ПОДОСОКОРСКИЙ — Ньютон в свете наполеоновской идеи Раскольникова в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» https://nm1925.ru/articles/2025/9-2025/nyuton-v-svete-napoleonovskoy-idei-raskolnikova-v-romane-f-m-dostoevskogo-prestuplenie-i-nakazanie/

АЛЕКСАНДР КУЛЯПИН — Прагматика и семиотика денег в художественном мире В. М. Шукшина https://nm1925.ru/articles/2025/9-2025/pragmatika-i-semiotika-deneg-v-khudozhestvennom-mire-v-m-shukshina/

Louis Marcoussis (1883 - 1941). Nature Morte Devant Le Balcon. 1929

"8 марта [1951]. (...) Русский язык давался мне сравнительно легко, хотя первое же задание — выучить наизусть алфавит — я не в состоянии был выполнить. Капризная моя память схватывала то, что производило на меня впечатление. Алфавит же никакого впечатления не произвел на меня, и я его не знаю до сих пор. И грамматические правила заучивал я механически и не верил в них в глубине души. Не верил я ни в падежи, ни в приставки, ни в какие части речи. Я не мог признать, что полные ловушек и трудностей сведения, преподносимые недружелюбным Чконией, могут иметь какое бы то ни было отношение к языку, которым я говорю и которым написаны мои любимые книги. Язык сам по себе, а грамматика сама по себе. Да и все школьные сведения связаны с враждебным школьным миром, со звонком, классом, уроками, толпой учеников — словом, никакого отношения не имеют к настоящей жизни. Само собой, что это я теперь облекаю в слова довольно, впрочем, ясное чувство тех дней. Но, так или иначе, русский язык я заканчивал самостоятельно. Но вот наступала очередь арифметики. Я открывал задачник, читал задачу раз, другой, третий и принимался ее решать наугад. И начинались беды. Ох! Рубли и копейки не делятся на число аршин проданного сукна, хотя я даже помолился, прежде чем приступить к этому последнему действию. Значит, решал я задачу неправильно. Но в чем ошибка? И я вновь принимался думать, и думал о чем угодно, только не о задаче. Я думать не умел. Не умел сосредоточить и направить внимание. Темнело. Передо мной на столе появлялась свеча, которая еще дальше уводила меня от арифметики. Я раскалял перо и вонзал в белый стеариновый столбик, и он шипел и трещал. Я проделывал каналы для стока стеарина от фитиля до низа подсвечника. Словом, в столовой уже звенели посудой, накрывали к ужину, а задача все не была решена. А мне предстояло еще учить закон божий! «Женя, ужинать!» — звала мама"

Евгений Львович Шварц (1896 — 1958)
Сайт "Прожито". Архивное хранение: РГАЛИ. Издание: Шварц Е. Л. Живу беспокойно. Из дневников. Л., Советский писатель, 1990

В Музее истории литературы можно увидеть редкие книги и картины русских футуристов https://rg.ru/2025/10/26/v-muzee-istorii-literatury-mozhno-uvidet-redkie-knigi-i-kartiny-russkih-futuristov.html

На Конкурс коротких эссе к 120-летию Даниила Хармса поступило уже 32 работы. Их можно прочитать тут: https://nm1925.ru/events/konkurs-esse-k-120-letiyu-daniila-kharmsa/ Прием работ заканчивается 30 октября

В шорт-лист премии Андрея Белого вошли Денис Безносов, Оксана Васякина и Валерий Кислов. Всего Короткие списки объявлены в четырех номинациях https://godliteratury.ru/articles/2025/10/26/v-short-list-premii-andreia-belogo-voshli-denis-beznosov-oksana-vasiakina-i-valerij-kislov/

Обалдеть.
Москва, Покровка.

Сентябрьский номер открыт для чтения:
https://nm1925.ru/articles/publications/soderzhanie-9-2025/

Катерина Ремина обозревает октябрьский номер:
https://nm1925.ru/articles/publications/anons-10-2025/

Содержание № 8, 2025: https://nm1925.ru/journal-archive/2025/novyy-mir-8-2025/
Содержание № 7, 2025: https://nm1925.ru/journal-archive/2025/novyy-mir-7-2025/

Louis Marcoussis (1883 - 1941). Musicien Dans Un Intérieur. 1929

Придворный поэт, палач и воин. Что нужно знать о Гаврииле Державине. Беседу вел Алексей Черников. — «Сноб», 2025, 28 июля.

Говорит Валерий Шубинский: «Прежде всего — пластика. Для XIX века она слишком резкая, контрастная, стереоскопическая, а XX веку она как раз впору. <...> Взять „Ласточку” — его, вероятно, лучшее стихотворение. Ведь там же такой смелый и гибкий дольник, каким до XX века никто не пользовался. Друг Державина Василий Капнист попытался переписать это стихотворение „правильным” хореем. Слава Богу, никто этот исправленный вариант не помнит. С другой стороны, Державин дорог XX веку по контрасту: его жизнелюбие и духовная цельность — то, чего поэтам ХХ века, в том числе его биографу Ходасевичу, не хватало в себе и в современной культуре».

«Язык все время меняется, язык Блока и Пушкина тоже не нынешний, но мы их понимаем. И Державина понимаем. У меня никогда, даже в 13 лет, не было проблем с восприятием поэзии XVIII века. Архаичность языка даже придавала стихам особый шарм».

ПЕРИОДИКА (составитель Андрей Василевский). "Новый мир", 2025, № 9: https://nm1925.ru/articles/2025/9-2025/periodika-9-2025/

Человека перестройки и конца 1980-х отличало одно очень интересное качество: он верил людям, которые "хорошо говорят". Верил и голосовал за них.
- Мне он нравится, он хорошо говорит.
Если вы сейчас услышите эти слова, будьте уверены - этот человек воспитался в эпоху перестройки.

Душа, ожидающая освобождения из чистилища.

Роспись в церкви Сан-Фиоренцо в Бастии (Пьемонт), третья четверть XV в.

"11 марта [1951]. (...) В толпе я испытал все неудобства маленького роста. Я не видел ораторов. Как я ни подпрыгивал, как ни старался, — кроме чужих спин, ничего я не видел. В остальном же я с глубокой радостью слился с толпой. Я кричал, когда все кричали, хлопал, когда все хлопали. Каким-то чудом я раздобыл тонкий сучковатый обломок доски аршина в полтора длиной и приспособил к нему лоскуток красной материи. В ней недостатка не было — ее отрывали от трехцветных флагов, выставленных у ворот. Скоро толпа с пением «Марсельезы», которую тут я услышал в первый раз в жизни, двинулась с пустыря, мимо армянской церкви к аптеке Горста и оттуда налево, мимо городского сада. У Пушкинского дома снова говорились речи. Трехлетний Валя сидел у мамы на руках, глядел на толпу с флагами, и, как я узнал недавно, это стало самым ранним воспоминанием его жизни. И было что запомнить: солнце, красные флаги, пение, крики, музыка. Возле нашего училища толпа задержалась. На крыше, над самой вывеской «Майкопское Алексеевское реальное училище», развевался трехцветный флаг"

"12 марта [1951]. Реалист-старшеклассник, кажется по фамилии Ковалев, появился возле флага, оторвал от него синие и белые полотнища, и узенький красный флаг забился на ветру. Толпа закричала «ура!». Нечаянно или нарочно, возясь с флагом, Ковалев опрокинул вывеску. Толпа закричала еще громче, еще восторженнее. Реальное училище было названо Алексеевским в честь наследника, и в падении вывески с этим именем все заподозрили нечто многозначительное, намекающее. Когда толпа уже миновала пустырь против больницы, снова заговорили ораторы. На этот раз мне удалось пробраться ближе к трибуне. Маленькая, черненькая, молоденькая, миловидная фельдшерица Анна Ильинична Вейсман, прибежавшая прямо из больницы в белом халате, просто и спокойно, как будто ей часто приходилось говорить с толпой, стоя на ящиках, попросила народ, когда он будет решать свою судьбу в Государственной думе, подумать и о правах женщин. Мы пообещали, крича и аплодируя. (...)"

Евгений Львович Шварц (1896 — 1958)
Сайт "Прожито". Архивное хранение: РГАЛИ. Издание: Шварц Е. Л. Живу беспокойно. Из дневников. Л., Советский писатель, 1990

Садовско́й Борис Александрович (наст. фам. Садо́вский; 1881, Ардатов, Нижегородская губерния — 1952, Москва)

* * *
Лети хоть миллионы лет
Среди созвездий и комет:
Полету всё конца не будет,
А эти мертвые миры
За мнимость жизненной игры
Творец простит и не осудит.

Таков ли путь земли? Она
За них страдать обречена,
Блестя слезой в зенице Бога,
Неугасимая звезда.
И с нею души ждут суда
У заповедного порога.

О Боже! В памяти твоей
От первых до последних дней
Они то сумрачно струятся,
То реют в блеске голубом,
Как мошки летние, столбом
В прозрачном воздухе роятся.

1935

Цит. по: Садовской Борис. Стихотворения, рассказы в стихах, пьесы и монологи. Составление, подготовка текста, вступительная статья, примечания С. В. Шумихина. СПб., Академический проект, 2001. 398 стр. (Новая библиотека поэта. Малая серия)

https://www.kommersant.ru/doc/8138642

В 2025 году доля маркетплейсов среди каналов продаж печатных книг достигла 57,8%, в то время как в прошлом году этот показатель составлял 45%.

Российским издателям сильно повезло, что у них не одна Amazon, а две (ну, пока, но не уверен, что надолго). А самой Amazon вообще нет.

Празднику навстречу.

Пыталась объяснить интересующемуся человеку, чем волшебный народ не-людей — sidhe, fae, elves, как угодно — отличается от того, что в русском языке называется "феями" и "эльфами".

Так уж получилось, что "фей" полностью пожрали викторианские иллюстраторы и пришедший за ними Дисней, — крылышки, искорки, фатин, балет — а "эльфов" так же присвоил профессор Толкин, и они сделались величественно-унылы, как опера Вагнера, со всей её сверхчеловечностью и патетикой, от которой сейчас лопнут трубы и прочие духовые инструменты.

Воспринимать волшебный народ сквозь этот музыкальный театр можно, конечно, но куда больше он в традиционном виде похож на инопланетян массовой культуры. Шастают тут, понимаешь, с непонятными намерениями, огнями мерцают, часы останавливают, людей крадут, что-то с ними там у себя делают, корову зачем-то в воздух подняли, и вот она висит, мычит, бедная, контактёры бормочут какую-то чушь, путаются в показаниях — в общем, весь набор X-files.

И вдруг меня стукнуло: да ведь наоборот, это волшебный народ нарядился инопланетянами, не в анемичном же ар-нуво из подбора оперной костюмерки ему щеголять, не в силиконовых ушах. Свято место пусто не бывает, не свято тем более, кто-то должен по ночам выть на болотах дурачить припозднившихся путников.

Хотя бы и навигатор.

Немного переписал текст о красоте, так что продублирую (извините мою рассеянность):

Нет ничего порочнее и вульгарнее идеи о том, что «красота спасет мир». Я везде, где только могу, объясняю, что фраза эта вырвана из контекста, что произносит её трикстер Ипполит, что Достоевский вообще насмехается над всем этим слепым идеализмом, который ставит некую абстрактную красоту во главу угла. И это вовсе не пустяк. Подобные интерпретации начисто устраняют трагизм «Идиота», творят из него прекраснодушную байку о несбывшейся любви. Необходимо помнить финал этого романа. В «Идиоте» Достоевский ставил себе цель изобразить «положительно прекрасного человека», но вышло то, что вышло - триумф пустоты и смерти. Достоевский - «реалист в высшем смысле», ему слишком дорога жизнь, и он не мог, не имел художественного права отказать жизни в её правде.

Но не только «Идиот» пострадал от этой модерновой идеи, которая наделяет красоту абсолютным моральным правом. Другой её жертвой пал фильм «Смерть в Венеции» Лукино Висконти. Расхожая интерпретация такова: красота, мол, всё превозмогает, красота останется, когда всё умрет, и прочее, и прочее. Это чистой воды фашизм.

На мой же взгляд, «Смерть в Венеции» - это кино о глубокой укоренённости греха в каждом из нас. Композитор Густав, который ещё совсем недавно искал чистую моральную идею (какая перекличка с Достоевским!), настаивал на пуританизме в искусстве, на том, что творец, прежде всего, должен быть нравственным авторитетом, этот композитор на закате жизни впадает в какую-то глупенькую и грязную страстишку - любовь к красивому мальчику. Густав всю свою жизнь полагал, что идеальная красота находится вне чувственной сферы, а в итоге он помирает с именем незнакомого мальчишки на губах. Какая ирония! Да, он корит себя за свою слабость, но от этого зрителю делается еще невыносимей, ещё больней, ведь влюбленный не в силах ничего с собой поделать. Густав отчаянно молодится, совсем как та старуха с глубоким декольте из «Господина из Сан-Франциско»: красит седые волосы, подкручивает усы, белит лицо. Мальчишка полностью захватил Густава, ему ничего не осталось, совсем ничего, кроме этого божественного имени, которое так сладко произносить вновь и вновь: Тадзио. Красота, как и любовь - страшная, уродующая сила.

Наш композитор умирает на пляже, в пасмурный день, сидя в дешевом раскладном креслице и любуясь на игры Тадзио, и это, кажется, самая пошлая, самая дурацкая смерть, какую только можно себе представить. Недаром оппонент Густава утверждает, что целомудрие не имеет ничего общего со старостью. Старость - это всегда грязь и нечестивость, а старики - самые большие сладострастники на свете. И тот факт, что они просто не в силах реализовать своё сладострастие, лишь углубляет их порок. Углубляет, а не прощает.

Как писал Кьеркегор: «Очень глупо полагать - а может, это всего лишь слух, который распускают морские чудища, - будто так называемое воспитание защищает девушку от соблазнения. Нет, обычная жизнь более справедлива, она больше уравновешивает все; от соблазнения есть только одно средство, и это - невинность».

В октябре в издательстве «Новое литературное обозрение» вышла новая книга Глеба Морева «Иосиф Бродский: годы в СССР. Литературная биография». Автор «Сноба» Егор Спесивцев поговорил с историком литературы о том, как Бродский почти угнал самолет в Самарканде, как этот случай связан с его делом о «тунеядстве», кто на самом деле освободил поэта из ссылки в Норинскую, мог ли его дебютный сборник быть издан в Советском Союзе и на каких условиях Бродского «выгнали» из страны https://snob.ru/literature/za-chto-sudili-brodskogo-i-kto-osvobodil-ego-iz-ssylki-istorik-literatury-gleb-morev-o-svoei-novoi-knige/

Наблюдатель: Онлайн-журналы
Гости: Максим Хатов, поэт, редактор журнала "ХЛАМ"; Евгения Декина, писатель, редактор отдела прозы журнала "Лиterraтура"; Александр Шимановский, поэт, редактор журнала "несовременник"; Степан Самарин, поэт, редактор "журнала на коленке" https://smotrim.ru/video/3038709

Что происходит с критикой

Немного странно говорить в 2025 году об упадке институциональной критики, но The New York Magazine описывает новый этап этого падения (статья вышла в сентябре). Летом Associated Press прекратило выпускать книжные обзоры, Vanity Fair и Chicago Tribune уволили своих ключевых кинокритиков. The New York Times провела крупную перестановку в культурной редакции: четыре ведущих критика были переведены на новые должности, а на их места начали искать новых специалистов, которые будут работать в новых форматах.

Формальные причины были в каждом случае разными, но за ними скрывалась длинная рука рынка: все события легко укладываются в логику сокращения классической медиаиндустрии. Редакции вынуждены задавать вопросы — привлекают ли рецензии рекламу? Привлекают ли новых читателей и увеличивают ли количество подписок? Ответ лежит на поверхности.

Колумнистка NYM Шарлотта Кляйн опросила людей из индустрии и все они сходятся во мнении: подавляющее большинство рецензий не читают. Есть исключения: рецензии на новый роман Виктора Пелевина Салли Руни, долгожданный голливудский блокбастер или случаи, когда любимый критик жестко проходится по кому-то.

Критика меняется — больше внимания уделяется рекомендациям («Что смотреть после Черного кролика). Книги воспринимаются как товар, ключевой вопрос критики — стоит покупать книгу или нет. Это отличается от того, что критики делали раньше, говорит литературный редактор The Nation Дэвид Маркус. Они продавали другое — хорошие статьи.

Штатные критики стали чаще писать не рецензии, а статьи и эссе и ходить по подкастам. «Я обеими руками за расширение наших форматов критики, но я бы никогда от нее не отказался, даже если она не приносит столько кликов, как, скажем, журналистское расследование», — говорит Дэвид Рэмник из Нью-Йоркера о письменной критике. («Редактирование, основанное на трафике — это не редактирование, это инженерия», — добавил он).

«Иногда кажется, что задача критического освещения заключается не в формировании вкусов аудитории, а в том, чтобы каким-то образом отразить их», — сказал опытный журналист, пишущий об искусстве. «И это очень серьезное изменение в понимании миссии критики».

В общем-то все это не новости. Интересно то, что все, с кем разговаривала Шарлотта Кляйн, говорят, что классическая критика сейчас нужна как никогда. Из-за натиска информационного шума, а также ИИ.

Меня, конечно, никто не спрашивал, но, если бы спросили, я бы поддержал этих людей. С одной стороны как будто для профессиональной критики открывается окно возможностей из-за акселерационисткого эффекта ИИ. Уже порядка 50% англоязычных статей в интернете написано ИИ. Интернет заполняется однообразным брейнрот-контентом и лучшее противоядие этому — не блогерский шортс или пост (на основе которых в большей степени работает ИИ), а живой, профессиональный и умный обзор. Мне попадались исследования, которые фиксируют рост интереса к длинным и глубоким форматам. С другой стороны — не факт, что у этого интереса будет значительный экономический эффект. Тем более для традиционных медиа (скорее всего, увы, нет).

Николай Вечерский. Прогулка по Екатеринославу. 1903 год. Источник: МАММ / МДФ https://russiainphoto.ru/photos/3812/

К вопросу о гипотетическом продолжении "Братьев Карамазовых". Часто коммунистические апологеты вспоминают версию издателя Суворина о том, что Алёша должен был стать цареубийцей, но она, мягко говоря, не бесспорная. Вот ряд других свидетельств из академических комментариев к БК:

Педагог и писатель А. М. Сливицкий (1850-1913), присутствовавший в 1880 г. на пушкинских торжествах в Москве, передает беседу Достоевского с молодежью: «Помолчав, он прибавил: „Напишу еще «Детей» и умру". Роман „Дети", по замыслу Достоевского, составил бы продолжение "Братьев Карамазовых". В нем должны были выступить главными героями дети
предыдущего романа..» Наконец, немецкая исследовательница Н. Гофман в 1898 г. записала со слов А. Г. Достоевской (или других близких писателю людей): «Алеша должен был, таков был план писателя, по завещанию старца Зосимы идти в мир, принять на себя его страдание и его вину. Он женится на Лизе, потом покидает ее ради прекрасной грешницы Грушеньки, которая пробуждает в нем карамазовщину, и после бурного периода заблуждений и отрицаний, оставшись бездетным, облагороженный, возвращается опять в монастырь; он окружает там себя толпой детей, которых он до самой смерти любит и
учит и руководит ими.