Татьяна Сухотина-Толстая. Дневник.
Издательство «Бослен». 1487 руб.

Дневник, который Т.Л. Толстая вела с 1878 года, с четырнадцати лет, представляет собой уникальное свидетельство переломной для России эпохи конца XIX — начала XX века и, что особенно интересно и важно, жизни ее великого отца — Льва Николаевича Толстого. Вячеслав Иванов, рекомендовавший Дневник Татьяны Львовны к печати в английском издательстве, писал, что он имеет «значение и психологическое, и общественно-историческое, и литературно-биографическое для изучения личности Льва Толстого, присутствие и влияние которого чувствуется в ее записях о жизни в Ясной Поляне и об ее девических романах повсюду, даже и там, где она не говорит о нем прямо».

Заказать с доставкой: [email protected] или https://www.tg-me.com/falanster_delivery

Е. И. Гончарова. Александр Блок: опыт историографии Февраля (по материалам архивных разысканий). — «Литературный факт» (ИМЛИ РАН), 2025, № 2 (36).

«Оказавшись в отпуске в революционном Петрограде в марте 1917 г., угнетенный „бестолковым” пребыванием в прифронтовом тылу, в должности табельщика инженерно-строительной дружины, поэт застал в столице атмосферу общественного подъема и надежд на кардинальные перемены в существовавшем порядке».

«Несколько дней спустя после появления в Петрограде Блок получает предложение — через временное откомандирование из дружины перейти на службу в ЧСК [Чрезвычайную следственную комиссию]; однако поэт, рассчитывавший на более предпочтительный вариант освобождения от военной службы, не откликнулся на это предложение. Лишь исчерпав в бесплодных поисках отпущенный ему лимит времени он отзывается на повторный запрос из ЧСК и входит в деловые отношения с ее председателем, известным московским присяжным поверенным и общественным деятелем Н. К. Муравьевым. Результатом коротких переговоров стал переход Блока в группу литературных редакторов при ЧСК. 8 мая 1917 г. Блок уже занят ознакомлением с находившимися в распоряжении следствия материалами».

«И хотя вполне клеветнические измышления не подтвердились, Блок продолжал верить порочащим слухам, не находя для жертвы политических инсинуаций иных чувств, кроме насмешливой иронии с оттенком злорадства. „Frau Alexandra Romanow, — сообщал он матери вскоре после начала службы в ЧСК, — получила наивное немецкое письмо погостить в каком-то замке в Германии. Конечно, письмо это получили мы, а не она”».

«И хотя собрать против подследственных надежную доказательную базу их политических или криминальных проступков явно не удавалось, Блок в целом продолжал упорно держаться вполне определенной „умственной позиции” и его взгляды на „старый режим” и его верховных представителей не претерпели существенных изменений за время службы в ЧСК».

ПЕРИОДИКА (составитель Андрей Василевский). "Новый мир", 2025, № 9: https://nm1925.ru/articles/2025/9-2025/periodika-9-2025/

Садовско́й Борис Александрович (наст. фам. Садо́вский; 1881, Ардатов, Нижегородская губерния — 1952, Москва)

* * *
Видел я во сне
Сумрачный вокзал.
В розовом огне
И буфет и зал.

Пусто всё вокруг.
Мы с тобой одни.
Воротились вдруг
Молодые дни.

На груди цветы,
На столе вино.
Отвернулась ты
И глядишь в окно.

С грохотом в окне
Катится гора.
Говоришь ты мне:
«Подали. Пора».

1918

Цит. по: Садовской Борис. Стихотворения, рассказы в стихах, пьесы и монологи. Составление, подготовка текста, вступительная статья, примечания С. В. Шумихина. СПб., Академический проект, 2001. 398 стр. (Новая библиотека поэта. Малая серия)

"4 марта [1951]. (...) Завтрак был чистым мучением. Мама в стакан какао выпускала мне сырой желток, растерев его не слишком старательно с сахаром. Непременно туда же попадали частицы белка, плавали сверху стекловидные, отвратительные. Запах сырого яйца сразу угадывался от одного взгляда на это пойло. Потом я съедал котлету, булку с маслом. Сверх всего этого мама клала в ранец бутылку молока, несмотря на все мои протесты и даже слезы, требуя, чтобы я его выпил на большой перемене"

"7 марта [1951]. Я оставался правдивым и послушным. Молоко, которое посылала со мною мать, создавало мне целую массу затруднений. Пить его на большой перемене, при всех, значило бы подвергнуться всеобщему посмеянию. Поэтому я тайно до начала уроков забегал в подвал и прятал бутылку в груде строительного мусора. На большой перемене я каждый раз о нем забывал. Только после уроков мчался я в подвал. К этому времени молоко пропитывалось всеми подвальными запахами, главным образом сыростью. Я мог бы его вылить. Кто бы узнал об этом? Но я выполнял мамин приказ добросовестно, проглатывал отвратительный напиток до последнего глоточка, хоть меня и мутило. Придя домой, я не мог обедать, а мама сердилась, беспокоилась и говорила отцу, что мне опять надо вспрыскивать мышьяк. Сразу после еды садиться за уроки считалось вредным. И вот я играл во дворе, пока не начинал звонить унылый колокол армянской церкви. Она еще не была достроена. Колокола ее, временные, помещались под навесом маленькой, невысокой деревянной звонницы во дворе. Колокол звонил заунывно, тревожил мою совесть, напоминая о неотвратимых обязанностях ученика реального училища. Но я все откладывал да откладывал свое возвращение домой, пока мощный, низкий мамин голос не раздавался над моей головой: «Женя! Уроки учить!»"

Евгений Львович Шварц (1896 — 1958)
Сайт "Прожито". Архивное хранение: РГАЛИ. Издание: Шварц Е. Л. Живу беспокойно. Из дневников. Л., Советский писатель, 1990

Вышла очередная серия моих здешних заметок - на этот раз на «Сетевой словесности». Спасибо Георгию Жердеву!
https://www.netslova.ru/kutenkov/telegram-1.html

О критериях антилитературности; вещных стихах; отношениях Льва Толстого и Уитмена и о заинтересованной нелюбви; о дневниках Нагибина; отношении к «нехарактерным» текстам; рифмах у Бродского к сегодняшнему дню; подпольных стихах как роде честности; ненависти как самоуточнении; этике принятия мира у Ольги Балла; эссе Уайльда и метафизике трудоголизма; «Полёте разборов» как духовной практике и обсуждении Жени Ястребова; о зерне безусловности в искусстве; о песенной поэзии; об арифмометре зла; о вечере памяти Татьяны Бек; об Инне Ивановне Ростовцевой; о Лидии Чуковской и Солженицыне; об опыте пандемии.

"Личность и эпоха Ивана Грозного до сих пор находятся в центре многочисленных научных работ. О его младшем сыне Федоре, только потому что он был следующим после Ивана IV царем, написано несколько книг. Что же касается так и оставшегося царевичем Ивана Ивановича, то представителей исторической мысли больше интересовала и до сих пор интересует его смерть, чем жизнь.

Из всех маститых грозноведов старшему сыну царя больше всего связного текста — 34 строчки, два абзаца — посвятил Б. Н. Флоря. Он пишет, что Иван младший «везде и постоянно следовал за отцом, присутствовал вместе с ним на приемах иностранных послов, участвовал в военных походах, выезжал на место публичных казней. Иногда он даже участвовал в расправах, предпринимавшихся по приказу царя». Вместе с тем дошедшие до нашего времени свидетельства не рассказывают о царевиче как о самостоятельной фигуре. У него был свой двор, но не известно, как царевич им управлял. В исторических источниках нет сведений, что он самостоятельно возглавлял территории и сам водил войско в поход. Отсюда историк формирует два основных вывода о короткой 27-летней жизни старшего сына Ивана Грозного: 1. «Поскольку царевич, как тень, следовал повсюду за отцом, со временем он и стал восприниматься как человек, подобный отцу». 2. «Очевидно, в глазах русского общества Иван Иванович выступал как соратник отца, готовый во всем продолжать его политику, однако мы не знаем, насколько эта репутация была действительно заслуженной».

Давайте попробуем если не отделить, то вывести «тень» отца из самодержавной тени и насколько возможно подробно рассмотрим и жизнь, и смерть предполагаемого наследника трона..."

АНДРЕЙ ШУЙСКИЙ — Сын Грозного Иван. Жизнь и смерть. Документальное расследование. "Новый мир", 2025, № 9: https://nm1925.ru/articles/2025/9-2025/syn-groznogo-ivan-zhizn-i-smert/

К своему 30-летию Дом русского зарубежья представит максимум шедевров из музейных фондов. Выставка "Я вернусь отражением / Из России в Россию" откроется 28 октября https://rg.ru/2025/10/23/vystavka-s-maksimom-vasiunovym.html

Нет, не могу с этим одна.

Под один из эфиров осеннего ночного радио, в котором опять умирают от любви, — ну а чего вы ждали от оперы барокко?.. всё по квитанции, корова рыжая одна, аморе, долоре, моро, миа вита, пер те и т.д. — пришла женщина с проработанной, прастихоспади, травмой и написала, что это очень вредно, когда в обёртке такой красивой музыки подаются неэкологичные отношения; так и написала, в обёртке, неэкологичные. Это бы, написала, в терапию, а не любоваться.

Корова рыжая одна, по квитанции, немедленно приободрилась и стала намекать, что лучше бы их было две, тогда, глядишь, и оперу слушать не потянет. Опять же, почему бы не выйти нимфе Каллисто на авансцену и вместо всяких там moro nella tardanza под старинные инструменты не заявить со всей резкостью, со всей прямотой: это совершенно недопустимо, конечно — когда неэкологично, без терапии, и не здоровые конструктивные отношения, а поют по-итальянски.

Стихи какие-то, музыка зачем-то, никакой осознанности, никакой зрелости и самодостаточности.