Государство-Дьявол

Есть интерпретация религиозных верований, сводящаяся к тому, что верования являются просто накопленной секулярной и прагматической мудростью, облаченной в более ясные и понятные для своего времени термины. Скажем, обрезание это логичная для своего контекста гигиеническая практика, но за отсутствием биологических познаний она закрепляется как "символ священного завета". Эту очень сомнительную концепцию можно интересно перевернуть наоборот. Там, где мы можем увидеть в религиозных образах некую секулярную мудрость, эти образы могут стать полезным ресурсом для выражения некоторых абстрактных соображений понятным языком.

Возьмём один из центральных образов авраамических религий — Дьявола (Сатану). Ключевая роль Дьявола, которая и даёт ему греческое, новозаветное имя — обман, ложь. Дьявол является не как чудовище, но как прельститель, он с легкостью пользуется нравственными речами и цитирует Писание и не обещает ничего кроме мира, покоя и благополучия. За это он даже ничего не требует, только поступить к нему в услужение — то есть служить миру, покою и благополучию. Метафору "продажи души", увы, карикатуризировали до буквальности, как будто душа это нечто вещественное, что можно физически передать. Речь, конечно, о другом, продать душу — это всего лишь выполнять поручения Дьявола, предоставить ему решать, что требуется делать для поддержания мира, покоя и благополучия, и исполнять приказы не задавая лишних вопросов, сделать свой дух пассивным и служивым.

Дьявол, прельщает не только тем, что позиционирует себя оплотом нравственности, но и способностью решить любую личную проблему. Его материальные возможности кажутся безграничными. Все на что глаз положишь — всё твоё, только скажи, за хорошую службу причтётся. Все твои враги одним мановением руки, напротив, будут стёрты в пыль. И ведь ты этого заслуживаешь, ты за правое дело борешься, не покладая рук, так что почему бы ты и не должен получить всех благ, а твои враги не должны быть уничтожены?

Разумеется, суть дьявольщины в том, что это всё ложь. Вписавшись в дьявольскую машину, человек обнаруживает, что служит не миру, покою и благополучию, а войне, хаосу и нищете. Но ложь не прекращается, а все красивые слова продолжают говориться: "так надо, это ради блага". Пожалуй настоящая потеря души происходит вот здесь — когда ты видишь, что ради всех тех прекрасных целей, что наобещали приходится врать, воровать и убивать, готов ли ты превратить обман в самообман? Если да, то ты теперь по-настоящему искусный служитель дьявола, которому можно доверить и сбор новых душ.

Есть ли у такого образа секулярный аналог? На первый взгляд конструкция выглядит почти оперетточной в своей наивности. Но аналоги не только есть, один из них знаком каждому человеку, по крайней мере из культуры познавшей письменность — это государство. Государство, так называемый "общественный договор", институт созданный якобы для поддержания порядка, права, развития экономики и всего-всего хорошего. Государство претендует единолично решать на своей территории что есть мир и покой, и что требуется сделать, чтобы их обеспечить — вплоть до заточения и казней нарушителей. Ради поддержания мира и покоя государство требует поступить к себе на службу, в некоторых случаях давая присягу и обязуясь без вопросов отправляться убивать тех людей, на которых укажут. Взамен государство может предложить всю свою силу и неисчислимые богатства своим самым верным служителям.

Остаётся момент лжи. Все государства претендуют защищать мир, покой и благополучие, но не все это делают. Некоторые даже не стараются. В таких государствах все рассказы об общем благе лишь прелесть, оправдывающая войну, хаос и нищету, чтобы вовлечь слуг в дело грабежей, вымогательств и убийств. Масштаб трагедии и ужаса, творимого, когда государство отпадает от своей заявленной цели сложно переоценить и выразить словами. Павшее государство, государство-лжец это автор самых страшных злодеяний истории. И для такого Врага у нас есть понятный образ — Дьявол.

Светов радуется: "Американские либертарианцы вернули себе контроль над Либертарианской партией США" (https://svtv.org/news/2022-05-29/mises-caucus/)
А теперь полюбуйтесь, что постят в своих соцсетях те самые "эталонные либертарианцы" по Светову:

Кто такая женщина? / What Is a Woman? (2022)

Вопрос, который тебе запрещено задавать. Документальный фильм, который они не хотят, чтобы ты смотрел.

В этом фильме Мэтт Уолш задает вопрос "Кто такая женщина?" самым разным людям, в том числе педиатру, семейному и брачному терапевту, трансгендерной противнице медицинских переходов для несовершеннолетних, хирургу, специализирующемуся на операциях по смене пола, и психологу.

Либертарианство отчаянно нуждается в ребрендинге. Ни люди, к которым обращаются либертарианцы, ни, кажется, даже сами либертарианцы не осознают в достаточной мере, что вообще такое либертарианство. У одних оно ассоциируется с тотальной децентрализацией и отсутствием правопорядка (анархией), у других — со всем частным, в том числе с частной собственностью (неважно, как ее получил владелец), у третьих — с необузданной свободой, либертинством и вседозволенностью. И никто из них не прав.

https://vk.com/@carl_franco-fixed-libertarianism

Михаил Пожарский оценил статью про реформаторское либертарианство: https://www.tg-me.com/whalesgohigh/4757
Что ж, жмите в "Китах" эмодзи сердечка для благословения сердца Иисуса ❤️

Решения провалов рынка, предлагаемые либертарианцами, не отличаются разнообразием: либертарианцы либо уповают на невмешательство, которое не позволяет появиться самим причинам фиаско рынка, либо просто отрицают существование тех или иных провалов рынка. У этого подхода есть большие проблемы: во-первых, зачастую вмешательство уже имело место в таких масштабах, что невмешательство не способно создать оптимальную конфигурацию на рынке, — необходимы новые интервенции, призванные сгладить и минимизировать прошлые искажения; во-вторых, доводы австрийской экономической школы слабы и не разделяются большинством научного сообщества, поэтому никто не станет полагаться на них при принятии законодательных решений, влияющих на жизни миллионов.

К примеру, существует позиция, что некоторые инновации требуют настолько дорогостоящих исследований, что нуждаются в особом правовом режиме. Именно такое оправдание интеллектуальной собственности в целом и патентов в частности обычно используется их сторонниками. Либертарианцы совершенно верно критикуют патенты как нападение на потребителя (патенты представляют собой монополии, обворовывающие потребителей в размере монопольной ренты и сокращающие доступность блага) и потенциальных конкурентов держателя патентов, а также замечают, что патенты затрудняют последующие инновации в отрасли, так как использование запатентованного блага ограничено. При этом сам довод о невыгодности ряда инноваций в равных для всех, рыночных условиях отметается либертарианцами как несостоятельный. Действительно, существуют исследования, подтверждающие тезис о том, что патентная защита не увеличивает количество инноваций, однако мы не можем быть уверены, что не бывает нерентабельных и в то же время нужных инноваций. Таким образом, либертарианцы оказываются неспособными предоставить либертарианское и одновременно реалистичное решение этому фиаско рынка.

Как же либертарианцам привлечь на свою сторону тех, кто опасается, что отмена патентов остановит научно-технический прогресс? Либертарианцы могут предложить систему, в которой государство за свой счет проводит нерентабельное исследование и компенсирует свои расходы в будущем, забирая часть прибыли от реализации продукта исследования в качестве платы за использование результатов государственного исследования. Такая система решает фиаско рынка (появляются инновации, которые не появились бы без государственного вмешательства) и при этом не приводит к негативным последствиям патентов. Во-первых, сохраняется равноправие экономических субъектов, так как никто не извлекает монопольную ренту и не запрещает своим конкурентам коммерчески использовать инновацию, то есть никто не получает привилегированное положение. Во-вторых, особый режим действует только в отношении продуктов нерентабельных исследований, а не всех изобретений, — государство не финансирует те инновации, которые могут быть разработаны в условиях рынка; патентные гонки прекращаются.

Таким образом, система государственного финансирования нерентабельных исследований — это либертарианская альтернатива патентам, которую нам следует предлагать широкой публике, не разделяющей веры в постулаты АЭШ.

Либертарианство и госинвестиции

Ничего удивительного, что вчерашний пост Карла про патенты вызвал гору возмущений среди вульгарных либертарианцев на тему недопустимости госинвестиций. Но, как ни странно, позиция Карла отнюдь не что-то радикально новое и нестандартное для либертарианства. В рамках проработанной либертарианской теории давно уже предложены аргументы в пользу того, почему госинвестиции в ту или иную сферу могут быть оправданы.

Во-первых, подавляющее большинство академических либертарианцев (о политических активистах речи не идёт) не какие-нибудь безумные анкапы или даже нозиковские минархисты. Основная масса сколько-либо респектабельных либертарианских академиков — классические либералы примерно в том же духе, что и Лорен Ломаски или Джеральд Гаус. И эта часть либертарианских теоретиков всегда признавала, что борьба с фиаско рынка — это уместная и легитимная задача для государственной политики. А от более «левых» эгалитарных либералов их отличают лишь нюансы того, как именно они видят оптимальный способ государственной борьбы с фиаско рынка. Так или иначе, ничего принципиально антилибертарианского в госинвестициях в рамках этой логики нет. Это в любом случае скорее практический вопрос, чем строго принципиальный.

Во-вторых, более радикальное либертарианство по типу ротбардовского или нозиковского рассматривает справедливость как вопрос всецело исторический. И довольно тривиально, что мы никогда не жили в мире, где естественные права уважаются так, как того требует либертарианство. Как писал замечательный либертарианский философ Крис Скьябарра, этот факт требует от адекватных либертарианцев смотреть на государственную политику диалектически. Быть может, во сферическом анкапе в вакууме уважение к естественным правам несовместимо с госинвестициями. Но мы не живём во сферическом анкапе в вакууме, мы живём в мире, где текущее распределение экономического бремени и преимуществ имеет длительную родословную насилия, грабежа, мошенничества и эксплуатации. В таких условиях, что верно и подмечает Карл, иногда может быть уместным инвестировать государственные деньги в определённые проекты. Например, как писал Ekklesiagora, госинвестиции в зелёную энергетику и зелёное производство могут быть допустимым способом ректификации от «нечистоплотных» компаний, исторически извлекавших выгоду из систематического нарушения естественных прав людей, в пользу их конкурентов и тех людей, которые непосредственно пострадали от такого рода политики.

Короче говоря, у последовательных либертарианцев нет никаких проблем с госинвестициями самими по себе. И хорошо, что это утверждение постепенно перестаёт звучать как странное или провокационное.

Хотя либертарианское правительство обязано предоставить потребителям беспрецедентную защиту, оно также должно обеспечить благоприятные условия для производителей. И речь идет отнюдь не о предсказуемых либертарианских невмешательстве в дела бизнеса и юридическом равенстве всех хозяйствующих субъектов, а о совсем противоположной политике — о протекционизме.

В экономике существует эффект масштаба — экономии, связанной с ростом производства, когда в долгосрочном периоде снижаются средние издержки производства по мере увеличения выпуска объема продукции предприятия. Наличие эффекта масштаба является обоснованием государственной опеки над предприятиями зарождающихся отраслей ("infant industries") до тех пор, пока они не выйдут на конкурентные масштабы. В ином случае отечественные предприятия отраслей, подверженных этому эффекту, окажутся в заведомо худшем положении в сравнении с зарубежными конкурентами, уже имеющими необходимый масштаб, и неизбежно проиграют в конкуренции с ними. Казалось бы, проиграют и проиграют, "рыночек порешал", но ситуация сложнее, чем может показаться на первый взгляд.

Либертарианское правительство должно провести масштабную реституцию, в результате которой возникнет массовый средний класс, так как богатство государства, властей и приближенных к ним лиц возникло за счет бедности большинства населения, веками подвергавшегося несправедливому угнетению, поэтому жертвы антилибертарианской политики и их потомки заслуживают компенсацию. И хотя реституция должна быть выплачена деньгами, ее необходимо понимать комплексно, ведь деньги — это лишь формальный признак, содержательное значение которого целиком определяется социальным и экономическим контекстом, в котором эти деньги выплачиваются. То есть получение денег в устойчивой экономике является более выгодным, чем в упадочной, а значит, поддержание экономики необходимо для лучшего достижения целей реституции. Поэтому либертарианское правительство должно обеспечить конкурентоспособность предприятий зарождающихся отраслей, чтобы сделать страну богатой.

Протекционизм может быть выгоден экономике, но разве допустимо предоставлять привилегии? Как либертарианцам признать справедливым неравенство перед законом? Дело в том, что нынешняя расстановка сил в мировой экономике обеспечена раздачей привилегий, то есть государственное вмешательство уже имело место в таких масштабах, что невмешательство фактически означает соучастие, цементирование несправедливости. Все успешные индустриальные державы достигли своего положения в результате протекционистской политики. Богатство и рыночная власть корпораций приобретены отнюдь не соблюдением либертарианских принципов. Было бы несправедливо поощрять это, подарив зарубежным корпорациям отечественные рынки, а антилибертарианским режимам их стран — налоги от прибыли. Не только недопустимо позволять им извлекать выгоду из нарушений, но и вполне оправданно в качестве наказания ограничить их права, поставив их самих в положение дискриминируемых.

Разумеется, протекционизм допустим только как инструмент по созданию в либертарианской стране кластеров максимально инновационной на текущий момент промышленности. Либертарианский протекционизм в каждом конкретном случае должен быть обоснован серьезными доказательствами и ограничен временным промежутком, необходимым для достижения предприятиями конкурентного масштаба. Он должен быть четко зарегулированным исключением из правил, а не нормальным явлением в экономике либертарианского общества. И, тем не менее, либертарианский протекционизм оправдан и желателен.

Ранее я писал о либертарианском решении парадокса толерантности, открытом индепендентами и развитом Джоном Локком:
https://vk.com/@carl_franco-voinstvuuschee-libertarianstvo
Помимо спасения общества от разрушительной деятельности исламистов, нацистов и коммунистов, у идеологической разборчивости правопорядка есть еще ряд крайне полезных для либертарианства эффектов:

1. Решение проблемы легального антисоциального поведения. Те, кто совершают не нарушающие либертарианский закон напрямую, но подозрительные и явно антисоциальные поступки — распространяют клевету, сообщают о заведомо ложных терактах, жестоко обращаются с животными (находящимися в их собственности) и т.д. — подлежат расследованию на предмет наличия антилибертарианских взглядов.

2. Решение проблемы дефицита бюджета. Либертарианцы убеждены, что налоги — это воровство, и в отношении них так оно и есть. Однако с этим тезисом готова согласиться лишь небольшая часть населения, поэтому справедливо продолжать взымать налоги со всех, кто не является либертарианцами. Нелибертарианцы могут не быть идейными противниками либертарианства, но при этом допускать некоторые нарушения NAP, поэтому не стоит преследовать их так же сурово, как антилибертарианцев, — достаточно просто не распространять на них радикальные либертарианские реформы, в том числе отмену налогов.

3. Решение проблемы мелких нарушений, ответственность за которые из-за их малого вреда не может быть достаточно высокой, чтобы стимулировать людей воздерживаться от них. Если нелибертарианец попадается на мелком нарушении (рисует граффити, плюет на пол, мусорит, шумит и т.д.), он выплачивает не только компенсацию пострадавшему, но и штраф в пользу государства.

4. Минимизация негативных последствий радикальных либертарианских реформ. Легализация оружия и наркотиков, реституция собственности иностранцам (к примеру, многочисленным черкесам, изгнанным с Кубани в Турцию) и вышеупомянутое упразднение налогов не приведут к социальной катастрофе, если будут ограничены кругом либертарианцев. Нелибертарианцы всего этого не заказывали, поэтому справедливо позволить им и дальше жить в условиях этатизма.

5. Баланс между привлечением как можно более широкого круга лиц к принятию политических решений и защитой демократии от деградации. Если идейного антилибертарианца могут вычислить органы правопорядка, то кто способен отличать нелибертарианцев от либертарианцев, особенно когда принадлежность к либертарианцам дает серьезные преимущества? Эта задача под силу только либертарианской партии: она собеседует кандидатов, чтобы удостовериться в разделении ими либертарианских принципов, и уравновешивает преимущества обязанностями членов партии, тем самым отсеивая приспособленцев. Массовая либертарианская партия в однопартийной системе обеспечивает идеологический ценз и одновременно позволяет широкому кругу лиц участвовать в политической жизни страны.

Приватизация — священная корова либертарианства. Она предлагается как решение едва ли не каждой социальной и экономической проблемы. Приверженность либертарианцев приватизации базируется на двух столпах. Первый — убеждение о том, что государство владеет только чужим имуществом, т.е. оно является незаконным владельцем вещей, либо напрямую отнятых у законных собственников, либо подлежащих распределению между налогоплательщиками в качестве компенсации за вред, нанесенный государством им или их наследодателям. Второй — постулат о том, что всё частное априори лучше государственного. И если первое заявление устойчиво к критике, ведь генезис государственного имущества и самого государства хорошо известен, то второе заявление обоснованно гораздо слабее.

Часто государственные компании в силу своего привилегированного положения, будучи защищены от конкуренции, могут быть не дисциплинированы и потому действительно оказываются менее эффективными, в то же время частнику сложнее избежать дисциплины рынка. Однако эта логика не страхует от появления неэффективных частников (особенно от обладающих монопольными по своей природе, ограниченными для конкуренции ресурсами, что делает довод о дисциплине нерелевантным) и не означает заведомой неэффективности любого государственного управления.

История знает немало примеров, когда приватизация не оправдала возложенных на нее надежд. В России раздача госсобственности за бесценок обогатила только узкий круг бенефициаров этого сомнительного мероприятия, но не принесла пользы большинству россиян. В Чили приватизация водоснабжения обернулась климатической катастрофой (https://climatechangenews.com/2021/07/16/chileans-look-new-constitution-return-water-communities/). В Великобритании из-за затеянной Тэтэчер приватизации значительная часть инфраструктуры деградировала, к примеру частные телекоммуникационные компании отказались от идеи прокладывать высокоскоростной интернет, что сделало страну аутсайдером в отрасли среди развитых стран (https://www.techradar.com/news/world-of-tech/how-the-uk-lost-the-broadband-race-in-1990-1224784).

В либертарианском обществе негативные последствия приватизации могут оказаться еще более болезненными, потому как ничто не помешает частным собственникам релоцировать все свое производство за рубеж (куда-нибудь, где реституция не произошла и рабочая сила остается дешевой), потому что рыночек так порешал, или даже намеренно использовать экономические рычаги с целью сделать общество менее либертарианским, что вполне рационально для зарубежного капитала (без привлечения крупных зарубежных инвесторов масштабную приватизацию не провести), связанного с иностранными режимами, которые, в свою очередь, заинтересованы в зависимом положении нашей экономики. Достаточно увидеть, как воздействует на лишившуюся собственной энергетики Германию ее поставщик энергоносителей, чтобы осознать, что впадение в экономическую зависимость от других стран означает потерю суверенитета и конец самостоятельной политики.

Либертарианцы должны озаботиться экономической безопасностью либертарианского общества. В противном случае такое общество очень быстро перестанет быть либертарианским: либо обездоленные массы свергнут архитекторов приватизации, либо новые хозяева экономики приобретут политическое влияние и принудят либертарианцев свернуть или скорректировать реформы в свою пользу. Кроме того, раз приватизация проводится не ради религиозного постулата об априорно эффективном частнике и неэффективном государстве, а ради реституции, — восстановления в правах жертв государственной агрессии путем выплаты компенсации — то предлагаем оценить эффективность такой реституции, в которой население вынуждено потратить все вырученные деньги на эвакуацию из коллапсирующей страны. Как уже сказано ранее, деньги — это лишь формальный признак, содержательное значение которого целиком определяется социальным и экономическим контекстом, в котором эти деньги выплачиваются...

...Выходит, фанатичная и безудержная приватизация, проводимая несмотря ни на что, является вовсе не реституцией, а ее противоположностью — усугублением агрессии, лишающим жертв всякого шанса на компенсацию.

Как же тогда провести приватизацию по-либертариански? Подобно норвежскому и китайскому правительствам, либертарианцам следует сохранить за государством крупные доли собственности в ключевых отраслях промышленности (а также национализировать все то, что сейчас находится в "частной собственности" у crony capitalists), предоставив самостоятельность малому и среднему бизнесу. В крупном же бизнесе приватизации подлежат лишь миноритарные пакеты акций предприятий, до 30%, при этом продаваться они должны через биржи, чтобы продать их как можно дороже, и иностранцам, чтобы привлечь из-за рубежа не только финансовые, но и технологические и управленческие ресурсы.

Итак, частичный характер приватизации в либертарианском обществе обоснован практическими доводами и необходимостью сохранить функционирующий правопорядок в условиях экономической угрозы от антилибертарианских режимов, никак не ограничивающих себя от вмешательства в мировую экономику. Но существует и иное обоснование госсектора: либертарианское правительство не обязано быть лишь "ночным сторожем", ведь оно представляет собой новое юридическое лицо, расплатившееся с долгами государства через реституцию. Отказываясь от приватизации госсектора экономики, унаследованного от предыдущего правительства, оно так же берет на себя обязательство оплатить это приобретение, — за исключением этого обстоятельства, оно не несет никакой ответственности за грехи прошлых властей, поэтому так же правомерно может быть хозяйствующим субъектом, как и любое частное лицо. У такой госсобственности нет преступного генезиса.

Кроме того, госсектор экономики решает проблему финансирования армии, ведь поддержка обороноспособности требует огромных денежных вливаний. В противном случае, отказавшись и от госсектора, и от неприемлемого для либертарианцев традиционного налогообложения, государство неминуемо столкнется с дефицитом. Способы обеспечить военные нужды, обычно предлагаемые теоретиками либертарианства, — добровольные платежи, лотереи, штрафы и т.д. — не гарантируют постоянный и стабильный поток поступлений в бюджет, поэтому государству необходимо инвестировать, приобретая активы. Таким образом, либертарианское общество отнюдь не исключают государственного сектора экономики. Хотя он не будет пользоваться привилегиями от агрессивного насилия, государство станет полноценным хозяйствующим субъектом, а не только гарантом правопорядка.

Почему либертарианство кровоточащего сердца — это не социал-демократия

Чуть ли не каждый раз, когда я в разговоре со своими товарищами-либертарианцами указываю на преступный, антилибертарианский по своей сути характер нынешнего распределения богатства в обществе и на необходимость внедрения социально-ориентированной рыночной экономики для восстановления справедливости (в ее либертарианском понимании), я сталкиваюсь с точкой зрения условных "правых" о том, что проповедуемое мной либертарианство кровоточащего сердца на самом деле является мимикрирующей социал-демократией. Несмотря на согласие со многими экономическими тезисами соц-демов, которые при правильной конфигурации полностью соответствуют либертарианской теории, BHL от них отделяет пропасть.

В отличие от социал-демократов, чей идеал общественного устройства заключается в том, чтобы любые решения принимались в рамках демократии максимально широким кругом лиц, либертарианцы осознают проблематику коллективных решений и склонны отдавать предпочтение технократии. Если решение соответствует либертарианским принципам, оно не нуждается в одобрении большинства, равно как и наоборот: противоречащее либертарианству решение не может быть оправдано демократическим характером своего принятия. Правильные и эффективные меры на благо всего общества не должны становиться предметом торга с оппортунистами, преследующими только собственную выгоду, и с недостаточно компетентными людьми.

По этой же причине не следует разделять энтузиазма соц-демов к децентрализации и федерализму (хотя либертарианцы почему-то часто увлекаются этим). Делегирование принятия решений на местный уровень не гарантирует лучшего результата, наиболее полезного для общества в целом. Более того, при децентрализации происходит обострение проблемных сторон демократии за счет меньшего количества участников и, соответственно, еще большего влияния каждого отдельного участника. Децентрализация усугубляет человеческий фактор, а довод о более глубоком понимании местной специфики не способен перевесить отсутствие должных профессиональных компетенций и защитить от конфликта интересов у тех, от чьей воли зависит благополучие посторонних людей...

...Плюрализм также не является ценностью для либертарианцев. Да, идеологические различия могут быть обусловлены специфическим опытом и отражать популярные психологические установки, поэтому важно прислушиваться к разным позициям, но не стоит недооценивать разрушительный потенциал политических идеологий, отрицающих основы нормального общежития (в том числе разворачивающих свою пропаганду под предлогом религиозной свободы и антиколониализма). Если человек не разделяет базовые либертарианские принципы о справедливости присвоения собственности и договоров, о правовом равенстве и об ответственности за свои поступки, то его идеологическая убежденность токсична и угрожает обществу. Безрассудно позволять такому человеку распространять свои заблуждения и тем более воплощать их в политике. Как бы яростно социал-демократы ни клеймили "исламофобами" всех тех, кто осознает этот факт.

Наиболее отталкивающим аспектом современных социал-демократов стало их увлечение неомарксизмом. Бесконечные попытки наделить властью и влиянием представителей групп, которых неомарксизм считает угнетенными и подчиненными, только множат несправедливость и распространяют худшие социальные практики. Политика идентичности вредит как тем, кто не вписался в нее, — их права беспощадно приносятся в жертву новым изводам расизма и сексизма, — так и зачастую самим представителям опекаемых групп, цементируя те культурные аспекты, которые обрекают их на неблагополучие. Но главными жертвами неомарксизма являются самые уязвимые люди — дети: они массово умерщвляются абортами во имя откровенно антилибертарианской идеи о безответственности, внедряемой под видом "репродуктивных прав"; тех детей, которым повезло не погибнуть от рук своих безответственных родителей, подвергают воздействию, которое нельзя назвать иначе как груминг: идеология сексуальной вседозволенности и отрицания биологического пола калечит судьбы неполовозрелых детей, необратимо подрывая их психическое и физическое здоровье. Все эти нарушения прав человека, культивируемые социал-демократами, усвоившими неомарксистскую повестку, абсолютно отвратительны и неприемлемы. Политика идентичности не только не решает проблему преступного распределения имущества в обществе, отвлекая ресурсы пассионарных людей на расовые и гендерные междоусобицы, но и порождает новые несправедливости в катастрофических масштабах.

Таким образом, либертарианство кровоточащего сердца не разделяет ни центральную для социал-демократии идею о приоритете демократически управляемой обобществленной собственности (для либертарианцев вмешательство в экономику является вынужденной и временной мерой, а не самоцелью), ни коллективистское классовое видение общества, выродившееся в политику идентичности и попустительство к исламизму. Впрочем, определять BHL как "социал-демократию, полностью очищенную от всего марксистского" (то есть от от самой сущности социализма), — допустимый, хоть и весьма замысловатый способ говорить о либертарианстве.

Жаль, что Михаил не понимает, что безусловный доход на самом деле не базовый, а кринжовый, потому что будет истощать бюджет и предоставлять деньги не тем, кому они нужны прежде всего (как это происходит при адресных дотациях), но направление мысли совершенно верное.

https://www.youtube.com/watch?v=AQAE5IZDquc

https://www.tg-me.com/one_big_union/3776
Это уже нечто за гранью добра и зла: называть воровством налоги, заменяя менее вредные налоги на более вредные, т.е. наращивая объемы несправедливости, усугубляя нарушение NAP. Вместо того, чтобы уменьшать и смягчать вред от воровства, сохраняя и модернизируя прогрессивное налогообложение, республиканцы пытаются сделать воровство более опасным для самых уязвимых слоев населения.

https://vk.com/@libertarians_conservatives-you-are-not-immune-to-propaganda

Несложно представить либертарианскую критику недавно принятого в России закона: с первого взгляда создается впечатление, что он подрывает свободу слова и позволяет преследовать невинных людей, вводит очередное «преступление без жертв» в нарушение либертарианских принципов. Но все ли так однозначно? Разумеется, либертарианцам не могут быть близки те клюквенные патриотические доводы, под соусом которых говорящие головы российского правительства пытаются продать этот закон своему электорату. Нас не растрогать мифом о некоей особой русской культуре и ее небывалой духовности. Мы верим в универсальные правовые принципы, которые могут быть усвоены каждым правопорядком и способствовать процветанию людей в справедливом обществе. Соответствует ли закон о запрете ЛГБТ-пропаганды нашим принципам?

Избиратели британских левых и правых согласны друг с другом во взглядах гораздо больше, чем партии, за которые они голосуют.

Исследования политических предпочтений показывают, что обе ключевые партии Великобритании плохо справляются с репрезентацией взглядов своего электората Избиратели лейбористов согласны со своей партией в вопросах экономики, но не разделяют ее "культурную" левизну, в то время как избиратели консерваторов хотели бы видеть экономику страны более справедливой, чем избираемые ими депутаты, и при этом "культурно" правее них. Общенародный консенсус мог бы состояться на позиции "социально-ориентированная рыночная экономика с уважением к традиционным ценностям, без одержимости гендерами и без поблажек преступникам", однако нет той силы, которая могла бы обеспечить такой компромисс.

Какие уроки мы можем вынести из этой ситуации? Прежде всего, всмотреться в правый нижний квадрант диаграммы и раз и навсегда забыть мантру про "фискально-консервативное и социально-либеральное" либертарианство: это полностью лузерская невостребованная идеология (но ничего страшного, ведь по материалам нашего паблика вы уже наверняка выучили, что либертарианцы не просто не обязаны разрушать экономику своей страны невмешательством, а ее социальное благополучие — неомарксизмом: такое вредительство совершенно недопустимо в свете наших принципов). Затем, осознав, что либертарианство обладает потенциалом быть проводником популизма/радикального центризма/современного коммунитаризма, мы должны привлечь на свою сторону как электорат левых партий, ныне голосующий за них по причине отвращения к laissez-faire'истам, так и электорат правых партий, пребывающий в ужасе от противоестественной социальной политики леваков. Консервативное в вопросах "культуры" и bleeding heart в вопросах экономики либертарианство — и есть та политическая альтернатива, в которой нуждается общество.

https://vk.com/wall-119732829_37918 (больше графиков — по ссылке)

Существуют заклятые, непримиримые враги либертарианства. Но это не леваки и даже не этатисты. Это три порока в человеческой природе, к которым мы никогда не должны быть терпимы.

Беспринципность: человек без принципов, заботящийся только о своих интересах, не способен быть либертарианцем. Либертарианство желает дать людям свободу, но взамен требует строгой ответственности за свои поступки, — люди без принципов готовы пользоваться свободой, но не желают нести ответственности перед другими людьми. Они часто мимикрируют под либертарианцев, но их цель состоит не в воплощении наших принципов в законе, а лишь в извлечении собственной выгоды. Беспринципность всегда ведет к коррупции, она подтачивает общественный порядок.

Трайбализм: либертарианство требует равноправия всех людей, оно эгалитарно. Принадлежность человека к той или иной демографической группе не должно определять его права и обязанности. Нежелание признать эту истину порождает идентаристские идеологии — национализм, феминизм, wokeism, — несовместимые со справедливым отношением к людям.

Мракобесие: насколько бы ни были чисты моральные установки человека, его дела окажутся напрасными, если он отрицает факты и спорит с реальностью. Самые благие начинания могут привести к катастрофе, если они исходят из неправильных оценок ситуации. Особенно тяжкие последствия мракобесия наступают, когда речь идет о политических преобразованиях, затрагивающих судьбы миллионов. Как политическая идеология либертарианство не имеет права на ошибку.