А ЧТО ЕСЛИ делать солнечные панели из саламандр

Каждый раз, когда я проезжаю мимо ветряных мельниц или ферм солнечных батарей, возникает вопрос к material scientist'ам: коллеги, а кто-то пробовал вырабатывать буквально зелёную энергию сразу из хлорофилла? Вот этого пигмента, который даёт растениям и водорослям суперспособность питаться светом? Так я случайно раскрыла заговор школьных учителей биологии о фотосинтезе, потому что оказалось, что эта фишка есть ещё и — внезапно — у саламандр. Возможно, персы что-то знали уже на этапе нейминга.

Разные биологические виды иногда вступают в созависимые взаимовыгодные отношения и чиллят вместе по жизни. У зелёных это тоже случается:
• Лишайник — это традиционный союз гриба и водоросли, где первые получают от вторых углеводы в обмен на водичку и минералы
• По аналогичной схеме с водорослями коллабятся коралловые полипы
• Плоские черви и некоторые моллюски пошли ещё дальше и разрешили водорослям жить не по соседству, а прямо внутри их организма.

Саламандры в этом списке уже давно: в 1888 году Henry Orr обнаружил водоросли в их икринках (Рис. А). Водоросли используют азотосодержащие отходы жизнедеятельности зародыша, пока тот дышит их кислородиком. А спустя 120+ лет приходит Ryan Kerney и заявляет, что водоросль Oophila amblystomatis ещё и внедряется (Рис. В) внутрь клеток эмбриона! И это абсолютно уникальный случай, потому что, в отличие вышеупомянутых тварей, саламандры — позвоночные, а значит, фейсконтроль их иммунной системы не должен пропускать чужаков. Но пропускает. Почему — точно не ясно, но есть несколько теорий (то ли это сотрудничество древнее самой иммунной системы, то ли водоросли смогли убедить иммунную систему доверять им и не атаковать). Однажды учёные обязательно это доисследуют и скажут, что саламандра — это целебное растение от аутоиммунных заболеваний, а солнечные панели пока что делают из ягодного сока, потом расскажу.

А: Водоросли в икринке
В: Срез эмбриона, где белые точки — флюоресцентно помеченные клетки водорослей внутри тканей организма

Идея для стартапа: недословный анти-переводчик, обученный на происхождении говорящих

Однажды я общалась с камбоджийцем через гугл-транслейт. Слова переводились дословно («я в ярости»), но вайб терялся (выглядел он просто фрустрированно). Уточнение: обсуждали мы геноцид, а он, как и язык, у каждого свой. Так возник вопрос: а что если моя терапевтка, с которой у нас нет общего родного языка, тоже не в курсе, о чём я говорю?

Заходят как-то в бар лингво-антропологи и нейро-психобиологи и начинают спорить, что на практике означают названия эмоций. Условно, одинаково ли испытывают отчаяние вьетнамцы и саамы. Сначала Дарвин (бро, тебе в другой бар) говорил, что есть универсальные для всех базовые чувства (как основные цвета). Позже оказалось, что концепции эмоций формируются в контексте: географическом, и как следствие – культурном, социальном, историческом. Ну, знаете, в духе «язык определяет сознание», aka «гипотеза лингвистической относительности». В момент, когда все совсем запутались, заходят в тот же бар математики и говорят: а мы сейчас модели построим!

На картинке – часть паттернов колексификации эмоций, найденных алгоритмом в 2474 (!) языках из 20 (!!!) языковых групп. Ко-лексификация — это когда семантически связанные явления называются одним словом. Японцы колексифицируют дерево и древесину, израильтяне — мужа и хозяина, китайцы — рай и небо, а в сино-тибетских языках нет разницы между драконом и громом. В русском «рука» — это и arm, и hand. Аналогично с эмоциями. Brits be like: назовём ревность и зависть одним словом envy, какая разница, мы так чувствуем. Из интересного: в фарси горе ассоциируется с сожалением, а в одном из диалектов драгинского – с тревогой. В нахско-дагестанских языках злость – это про ревность, а в австронезийских – про страх и гордость (они же и любовь отождествляют с жалостью). Вывод: уточните свои списки эмоций, там всё не так очевидно.