Митр. Антоний Сурожский

Бывает, стоим мы у постели только что умершего человека, и в комнате чувствуется, будто воцарился уже не земной мир – мир вечный, тот мир, о котором Христос сказал, что Он оставляет Свой мир, такой мир, какого земля не дает…
И так мы стоим у гроба Господня. Прошли страшные страстные дни и часы; плотью, которой страдал Христос, Он теперь почил; душою, сияющей славой Божества, Он сошел во ад и тьму его рассеял, и положил конец той страшной богооставленности, которую смерть представляла собой до Его сошествия в ее недра. Действительно, мы находимся в тишине преблагословенной субботы, когда Господь почил от трудов Своих.
И вся Вселенная в трепете: ад погиб; мертвый – ни един во гробе; отделенность, безнадежная отделенность от Бога побеждена тем, что Сам Бог пришел в место последнего отлучения. Ангелы поклоняются Богу, восторжествовавшему над всем, что земля создала страшного: над грехом, над злом, над смертью, над разлукой с Богом…

Главное песнопение Великой Субботы

Да молчи́т вся́кая плоть челове́ча, и да стои́т со стра́хом и тре́петом, и ничто́же земно́е в себе́ да помышля́ет: Царь бо ца́рствующих и Госпо́дь госпо́дствующих прихо́дит закла́тися и да́тися в снедь ве́рным. Предхо́дят же сему ли́цы áнгельстии со вся́ким Нача́лом и Вла́стию, многоочи́тии Херуви́ми и шестокрила́тии Серафи́ми, ли́ца закрыва́юще и вопию́ще песнь: Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Перевод:
Да молчит всякая плоть человеческая и да стоит со страхом и трепетом и ни о чем земном в себе не помышляет: ибо Царь царствующих и Господь господствующих идет на заклание отдать Себя в пищу верным. Предваряют Его сонмы Ангелов со всеми Началами и Властями; многоочитые Херувимы и шестикрылые Серафимы, закрывая лица свои и воспевая песнь: аллилуия, аллилуия, аллилуия.

С. И. Фудель У стен Церкви

Святые отцы–молитвенники и так еще говорили: «Любовь выше молитвы». Это говорили те же, кто утверждал любовь источником молитвы.
Я однажды жил один в глухом селе. Была Великая Суббота, службы в церкви не было, и я готовился прочесть ночью, благо я был совсем один, пасхальную заутреню. Вдруг ко мне постучался и пришел странник и попросился ночевать. Я пришел в великое смущение, почти в негодование: «Значит, я не смогу помолиться!» И вот, в своем безумии, я препроводил его к соседям. Очевидно, вместе с ним ушла и ночь, и моя предполагаемая молитва.
Есть грехи, не прощаемые себе во веки.
Надо отличать молитву от особого и отвратительного молитвенного сластолюбия, когда нет любви, и в памяти держишь только самого себя, стоящего на «молитвенной высоте».
Соборность — это единство христиан в святом Теле Христовом. «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). Соборность — это богочеловеческое единство любви, т.е. Церковь. Церковь есть именно соборность, собор (сбор) учеников Христовых в «храме Тела Его».
«Да двое едино будут».
Не пустив странника, отказавшись от «вечери любви», я отказался от соборности с ним и со всей Церковью. В ту пасхальную ночь, вычитав все положенное, я был уже совсем, очевидно, вне Церкви.
«Агапы» (вечера любви) совершались вместе с Евхаристией. Только Карфагенский собор 391 года отделил совершение Евхаристии от агап, так как постановил, «чтобы к Евхаристии приступали натощак» (Богословская Энциклопедия).
«Молитва рождается от любви». Не то же ли это самое, что сказать: «Молитва рождается от слез?» Я это понял, услышав слова одной современной девушки. В храме ее кто–то спросил: «Как научиться молиться?» Она не испугалась трудности вопроса, но ответила сразу: «Пойди заплачь и научишься». Эта девушка дополнила Древний Патерик

Христос Воскресе!

Радостию друг друга обымем!

Воистину Воскресе!

прп. Силуан Афонский

Благодать приходит от всего доброго. Но больше всего от любви к брату.
Однажды на Пасху шел я с вечерни в Покровском Соборе к себе на мельницу, и на дороге стоял один рабочий. Когда я приблизился к нему, он попросил меня дать ему яйцо. У меня не было, и я вернулся в Монастырь, взял у духовника своего два яйца, и одно из них дал рабочему. Он говорит: «Нас двое». Я отдал и второе, и когда я пошел от него, то от жалости к бедному народу я заплакал, и стало мне жалко всю вселенную и всякую тварь.
Другой раз, тоже на Пасху, шел я из главной Монастырской порты в новый Преображенский корпус, и вижу бежит мне навстречу маленький мальчик, лет четырех, с радостным лицом, — благодать Божия веселит детей. У меня было яйцо, и я отдал это яйцо мальчику. Он обрадовался и побежал к отцу показать свой гостинец. И за эту мелочь я получил от Бога великую радость, и возлюбил я всякое создание Божие, и Дух Божий был слышен в душе. Придя к себе, от жалости к миру я много с плачем молился Богу.
О, Душе Святый, обитай в нас всегда; с Тобою нам благо.

С. И. Фудель.

У СТЕН ЦЕРКВИ

Церковь есть Тело Бога, и этот непостижимый факт жизненно постигается каждым христианином в обожествлении его души и тела через подвиг преображения. Обожествляется именно эта душа и тело,, вот это мое и твое дыхание, налагая тем самым ответственность на именно этот, данный путь человека в жизни. В христианстве нет тумана перевоплощений, в котором всякая ответственность снимается. Церковь берет данного человека и ведет его в Вечность, делая его клеткой великого тела. Персть человеческая входит в Божественную Жизнь. О, Пасха!

ПУТЬ ОТЦОВ

«Приемлющий тот огнь, — говорит Варсонофий Великий, — который Господь пришел воврещи на землю (Лк. 12, 49), не знает забвения и пленения, ибо всегда ощущает сей огнь… Если ты хочешь избавиться от забвения и пленения, то не иначе можешь того достигнуть, как стяжавши в себе духовный огонь, ибо только от его теплоты исчезают забвение и пленение. Приобретается же огнь сей стремлением к Богу. Брат! Если сердце твое день и ночь с болезнию не будет искать Господа, ты не можешь преуспеть» (В — 223). (Ответ 274).
«Всякое делание телесное и духовное, не имеющее болезнования или труда, никогда не приносит плода проходящему его, потому что Царствие Небесное с нуждею восприемлется, — говорит Господь, — и нуждницы восхищают е (Мф. 11, 12) …Многие много лет делали или делают безболезненно, и поскольку не приболезненно поднимали и подъемлют труды, то оказывались и оказываются чуждыми чистоты и непричастными Духа Святого» (преп. Григорий Синаит, Д V, 236).
«…Кто ищет Господа с болезнованием сердечным, того услышивает Он…» (пр. авва Исаия, Д I — 428).
Господь ищется «с болезнью сердца» — вот слово, объясняющее, в чем неудержимая сила пути Отцов: ищут того, кого полюбили. Венец от терния возложиша на главу Его и трость в десницу Его (Мф XXVII, 29). Поэтому сердце знает, уязвлена есмь любовию аз (Песнь. V, 8). Так ощущали эту любовь святые.
Трудно писать о ней. Наше несовершенство совсем не нищета первой блаженной заповеди, а бессилие опустошенной души. Мы не знаем, как слушать, как хранить страшное — потому что непосильное для нас — откровение святых об их любви к Богу. Наши руки дерзки, а глаза нечисты. Иногда не понимаешь — зачем они доверили бумаге и чернилам сокровище сердца? Но они доверили и хотели, чтобы другие читали, те, «которые могут слышать и сохранять (получать) пользу и радость» (преп. Варсонофий Великий).
В христианстве есть таинства, но нет тайн или чего–нибудь утаенного. Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях (Мф. X, 27).
А если я или другой кто неправильно или на пагубу себе примет эти слова святых, то не на эту ли же пагубу себе увидели некоторые в Галилее живое Сокровище веры — Христа? Кто не разумеет — пусть не разумеет, — сказал Апостол (1 Кор. XIV, 38). И он же завещал нам: Поминайте наставников ваших… и… подражайте вере их(Евр. XIII, 7). Значит надо знать их веру, знать не исторический факт того, что они прожили столько–то десятков лет в правой вере, а то, в какой благодатной любви жила их живая и горячая вера. Убеждает только дыхание уст: слова, приоткрывающие духоносную жизнь святых, как приоткрытые двери в их кельи.