Если совсем-совсем упрощать, то какая сложилась ситуация: за всю историю человечества общественная мысль (здесь имеется в виду скорее «мысль общества», нежели собрание работ мыслителей за отчетный период) проделала с собой два фундаментальных самоумаления.
Сначала от «жизни вообще» была отделена вера и на ее место было помещено то, что назвали культурой. Затем от жизни отделили и саму культуру. Она оказалась упакована в высшие сферы, которые обывателю можно открывать только по особому поводу, «сходим в музей/галерею/театр, приобщимся к искусству» — так-то мы, получается, особого отношения к нему не имеем, но почему-то понимаем, что порой необходимо.
Затем, видимо, общественная мысль осознала, что процессы ведут куда-то не туда и скоро отделять от себя будет нечего и развернула всё в обратную сторону. На этой-то стадии и было застигнуто и всё наше коллективное сегодня. Что случилось дальше?
Любое социальное взаимодействие (и без «взаимо» тоже), помимо воплощения воли инициаторов и интересантов, в том числе выполняет функцию… простите мне некоторый марксизм, но функцию в общем роадмапе трансформации общественных отношений и пониманий человечества о себе.
Теперь мы вспоминаем, во-первых, к какому количеству понятий за последние годы и десятилетия прирастили прилагательное «культурный»: «культурный досуг», «культурная дипломатия», «культурный туризм» — все это термины примерно того же порядка, что и «устойчивое развитие», т.е. по-хорошему половина термина здесь вообще не нужна, так как в здравом сценарии и так подразумевается.
Сюда же и — да — «культурный код», как некая прошивка, цепочка команд, устраняющая баг неприкаянности, «мы не просто так всем этим занимаемся, оно уходит корнями в…».
Когда музей сегодня делает коллаб, выпускает набор мерча, объявляет публичную программу мероприятий и прочее — это не просто попытка сделаться немножко Диснейлендом напополам с Коачеллой и залететь в тренды — но и важные части большого процесса, формы глашатайства культуры, которая заново заполняет всю жизнь собой.
Сначала от «жизни вообще» была отделена вера и на ее место было помещено то, что назвали культурой. Затем от жизни отделили и саму культуру. Она оказалась упакована в высшие сферы, которые обывателю можно открывать только по особому поводу, «сходим в музей/галерею/театр, приобщимся к искусству» — так-то мы, получается, особого отношения к нему не имеем, но почему-то понимаем, что порой необходимо.
Затем, видимо, общественная мысль осознала, что процессы ведут куда-то не туда и скоро отделять от себя будет нечего и развернула всё в обратную сторону. На этой-то стадии и было застигнуто и всё наше коллективное сегодня. Что случилось дальше?
Любое социальное взаимодействие (и без «взаимо» тоже), помимо воплощения воли инициаторов и интересантов, в том числе выполняет функцию… простите мне некоторый марксизм, но функцию в общем роадмапе трансформации общественных отношений и пониманий человечества о себе.
Теперь мы вспоминаем, во-первых, к какому количеству понятий за последние годы и десятилетия прирастили прилагательное «культурный»: «культурный досуг», «культурная дипломатия», «культурный туризм» — все это термины примерно того же порядка, что и «устойчивое развитие», т.е. по-хорошему половина термина здесь вообще не нужна, так как в здравом сценарии и так подразумевается.
Сюда же и — да — «культурный код», как некая прошивка, цепочка команд, устраняющая баг неприкаянности, «мы не просто так всем этим занимаемся, оно уходит корнями в…».
Когда музей сегодня делает коллаб, выпускает набор мерча, объявляет публичную программу мероприятий и прочее — это не просто попытка сделаться немножко Диснейлендом напополам с Коачеллой и залететь в тренды — но и важные части большого процесса, формы глашатайства культуры, которая заново заполняет всю жизнь собой.
❤9
У Никиты Сюндюкова в ноябре выходит книга о русской философии, и, если судить по анонсу — о том, почему русская философия склонна упорно отрицать свое существование. Давайте немного об этом поговорим.
Но для начала, призываем всех заинтересованных дождаться предзаказа книги и оформить его — Никита давно занимается темой и умеет в подходе к ней сочетать личную теплоту с холодным академизмом.
Но для начала, призываем всех заинтересованных дождаться предзаказа книги и оформить его — Никита давно занимается темой и умеет в подходе к ней сочетать личную теплоту с холодным академизмом.
Telegram
Лаконские щенки
Я написал книгу о русской философии. Называется «Русская философия в 7 сюжетах. Немота наших лиц».
Это введение в русскую мысль, но введение не систематическое, а авторское. Я остановил свое внимание на избранных и любимых мною сюжетах, потому что мне важно…
Это введение в русскую мысль, но введение не систематическое, а авторское. Я остановил свое внимание на избранных и любимых мною сюжетах, потому что мне важно…
🔥4👍2🤡1🗿1
обо всякое
У Никиты Сюндюкова в ноябре выходит книга о русской философии, и, если судить по анонсу — о том, почему русская философия склонна упорно отрицать свое существование. Давайте немного об этом поговорим. Но для начала, призываем всех заинтересованных дождаться…
Возвращаясь же к вопросу об отрицании себя русской философией: мне кажется, частично дело в том, что отрицание идентичности — это тоже форма идентичности, причем далеко не последняя.
Наоборот — если некая сущность (да простят мне такое именование русской философии) проблематизирует себя не в вакууме, а активно ищет свое место в мире и вообще мыслит себя явлением мирового значения, то однажды она, сущность, неизбежно в себе усомнится.
При переборе ответов на вопрос «что я такое?» однажды обязательно выпадет вариант «ничего» — в котором, если на нем не останавливаться, нет ничего плохого. Наоборот — отсюда проистекает и гибкость мышления, и иммунитет от догматики, и склонность к заимствованиям вообще.
Если меня нет, то мне следует себя выдумать — для чего можно позаимствовать терминологический и концептуальный аппарат у какой-нибудь сопредельной культуры, бойко заговорив на ещё вчера незнакомом языке. Когда же вдруг выяснится, что я на самом деле есть, то эти заимствования никуда не денутся, но углубят существующий уровень понимания. И так по кругу, из эпохи в эпоху.
Это же, кстати, касается и вопроса традиции — говорят вам, скажем, «какая же это традиция, если вы ее заимствовали», вы и отвечаете: «заимствовать — и есть одна из наших традиций».
Наоборот — если некая сущность (да простят мне такое именование русской философии) проблематизирует себя не в вакууме, а активно ищет свое место в мире и вообще мыслит себя явлением мирового значения, то однажды она, сущность, неизбежно в себе усомнится.
При переборе ответов на вопрос «что я такое?» однажды обязательно выпадет вариант «ничего» — в котором, если на нем не останавливаться, нет ничего плохого. Наоборот — отсюда проистекает и гибкость мышления, и иммунитет от догматики, и склонность к заимствованиям вообще.
Если меня нет, то мне следует себя выдумать — для чего можно позаимствовать терминологический и концептуальный аппарат у какой-нибудь сопредельной культуры, бойко заговорив на ещё вчера незнакомом языке. Когда же вдруг выяснится, что я на самом деле есть, то эти заимствования никуда не денутся, но углубят существующий уровень понимания. И так по кругу, из эпохи в эпоху.
Это же, кстати, касается и вопроса традиции — говорят вам, скажем, «какая же это традиция, если вы ее заимствовали», вы и отвечаете: «заимствовать — и есть одна из наших традиций».
👍5❤1🔥1🥰1
Forwarded from Мальцовская Галерея
Akseli Gallen-Kallela (1865-1931, Finnish) ~ Thunderclouds on the Horizon,1897
❤6🔥4💋1
НевПн-18
Сегодня в рубрике — не просто музей и даже не выставка в музее, а музей на выставке. Нет, ошибки тут нет — ведь проект «Образ Москвы в русском искусстве» это практически Русский музей на ВДНХ. Сходили туда с фотографом и креатором Таисией Извековой.
Конечно, московскими видами разных лет экспозиция не исчерпывается. Хотя искать различия в подходах иностранных и русских ведутистов к наполнению пейзажей можно бесконечно — я бы сказал, что первые фокусируются на непривычных частностях, вторые же проговаривают привычное целое на новом языке.
Понятно, что «образ Москвы» — это и московская школа древнерусского искусства, и столичные дух и статус, взыскующие друг друга в исторической перспективе, и преисполненная микросюжетов «московская интонация», общие мотивы в которой можно находить и у, например, Рябушкина, и у Пименова (на выставке они почти рифмуются).
И все это образует образный ряд, где стили и эпохи не просто следуют друг за другом, но отвечают на одни и те же вопросы.
Фраза: «Постнеклассический классицизм».
#невпн
Сегодня в рубрике — не просто музей и даже не выставка в музее, а музей на выставке. Нет, ошибки тут нет — ведь проект «Образ Москвы в русском искусстве» это практически Русский музей на ВДНХ. Сходили туда с фотографом и креатором Таисией Извековой.
Конечно, московскими видами разных лет экспозиция не исчерпывается. Хотя искать различия в подходах иностранных и русских ведутистов к наполнению пейзажей можно бесконечно — я бы сказал, что первые фокусируются на непривычных частностях, вторые же проговаривают привычное целое на новом языке.
Понятно, что «образ Москвы» — это и московская школа древнерусского искусства, и столичные дух и статус, взыскующие друг друга в исторической перспективе, и преисполненная микросюжетов «московская интонация», общие мотивы в которой можно находить и у, например, Рябушкина, и у Пименова (на выставке они почти рифмуются).
И все это образует образный ряд, где стили и эпохи не просто следуют друг за другом, но отвечают на одни и те же вопросы.
Фраза: «Постнеклассический классицизм».
#невпн
❤9❤🔥6
Друзья-языкознающие, возник следующий вопрос и тема для обсуждения.
Почему «исполнительный комитет» традиционно сокращается как «исполком», а «организационный комитет» — как «оргкомитет»?
Понятно, что ответ здесь «так надо, потому что так лучше», и иного не требуется, но вдруг есть какое-то правило или исторический прецедент.
Почему «исполнительный комитет» традиционно сокращается как «исполком», а «организационный комитет» — как «оргкомитет»?
Понятно, что ответ здесь «так надо, потому что так лучше», и иного не требуется, но вдруг есть какое-то правило или исторический прецедент.
😁6🤯2
«Светлая Оттепель» в Центре Вознесенского. Вчера открылась.
Светомузыка 60-х, торжество преломлений, физико-лирический синтез оптики и кинетики. Конструкторское бюро как новая формация творческой группировки начала ХХ века.
В жизненном цикле всякой технологии, если задуматься, есть очень короткий промежуток времени, когда она просто выполняет свою функцию, будучи вплетенной в ткань нормальности.
До запуска в массовое производство мы имеем дело с завораживающим концептом, сгустком технооптимистических мечтаний, разбросанным по столу набором чертежей, над которым, выхватывая у друг друга карандаши, спорят два инженера. Вот-вот они найдут ошибку в расчетах, устранение которой откроет дорогу ко всему.
Снятая же с производства технология стремительно становится артефактом исчезнувшей цивилизации, миражом-винтажом, об изначальном назначении которого зачастую можно только догадываться.
К чему это всё? К тому, что жизнь технологии — это путь из нездешнести в нездешнесть, процентов на девяносто состоящий из мечты, и лишь на десять — из практики. И это заставляет совсем иначе взглянуть на её предназначение.
Сходите!
Светомузыка 60-х, торжество преломлений, физико-лирический синтез оптики и кинетики. Конструкторское бюро как новая формация творческой группировки начала ХХ века.
В жизненном цикле всякой технологии, если задуматься, есть очень короткий промежуток времени, когда она просто выполняет свою функцию, будучи вплетенной в ткань нормальности.
До запуска в массовое производство мы имеем дело с завораживающим концептом, сгустком технооптимистических мечтаний, разбросанным по столу набором чертежей, над которым, выхватывая у друг друга карандаши, спорят два инженера. Вот-вот они найдут ошибку в расчетах, устранение которой откроет дорогу ко всему.
Снятая же с производства технология стремительно становится артефактом исчезнувшей цивилизации, миражом-винтажом, об изначальном назначении которого зачастую можно только догадываться.
К чему это всё? К тому, что жизнь технологии — это путь из нездешнести в нездешнесть, процентов на девяносто состоящий из мечты, и лишь на десять — из практики. И это заставляет совсем иначе взглянуть на её предназначение.
Сходите!
❤7