Пара из Минойской цивилизации, существовавшей на острове Крит в Бронзовом веке, 3100-1100 гг. до н. э., часто считающейся старейшей цивилизацией Европы. Ясная причина того, почему индоевропейцы забрали себе женщин ранних европейских фермеров 😁
Художник: Joan Francesc Oliveras (JFoliveras).
#ODAL_искусство #ODAL_история #ODAL_археология
Художник: Joan Francesc Oliveras (JFoliveras).
Описание художника:
На моей иллюстрации изображена пара из позднеминойского периода, в какой-то момент между извержением вулкана Тера (Санторин) в 1600 г. до н. э. и завоеванием Крита микенскими греками.
Мужчины-минойцы носили короткий килт и ходили с голой грудью (в отличие от более поздней греческой традиции носить тунику и голые ноги), а женщины носили платья, оставлявшие грудь открытой, экстравагантные длинные юбки и сложные прически. Оба пола носили украшения. Так же, как древнеегипетское и классическое греческое искусство, минойское искусство изображало мужчин чрезвычайно загорелыми, а женщин чрезвычайно бледными (возможно, использовался белый макияж).
Минойцы разработали систему письма (линейное письмо А), которая до сих пор не расшифрована, и из-за этого мы не знаем, на каком языке они говорили. Но все свидетельства говорят о том, что минойцы были догреческим населением, поэтому они, вероятно, говорили на том же доиндоевропейском языке, что и их неолитические предки, до того, как грекоязычные племена с материковой Греции (или, что то же самое, Микенская цивилизация), предположительно, завоевали Крит и создали этнически греческую элиту, которая ассимилировала местную культуру. Термин «Минойская цивилизация» является современным, придуманным британским археологом Артуром Эвансом в начале 20-го века в связи с Миносом, мифическим царём Крита. Мы не знаем, как сами минойцы называли себя.
Область культурного влияния минойского Крита простиралась за пределы самого острова. Остров Фера/Санторин изначально был заселен кикладской культурой позднего неолита/раннего бронзового века, но ко времени извержения вулкана, уничтожившего остров, существовала сильная культурная и художественная преемственность между критскими дворцами, такими как Кносс, и поселением Акротири на Санторине. Подобно тому, что произошло в Помпеях, извержение вулкана сохранило фрески Санторина гораздо лучше, чем критские, из которых сохранились только некоторые оригинальные небольшие фрагменты, разбросанные по земле, и в настоящее время почти полностью являющиеся реконструкциями (а реконструкции Артура Эванса весьма спорны).
#ODAL_искусство #ODAL_история #ODAL_археология
👍43❤21🤩11🔥5👎4😁3
Forwarded from Князь да грязь
Символизм осла в контексте ухода от архаики
Одним из явлений, пришедших с замещением язычества христианством, является десакрализация природы и лишение ее одушевленности, которое можно наблюдать на примерах изменения символизма по отношению к различным объектам окружающего мира.
Одним из таких примеров изменения является фигура осла.
В Ригведе осла часто называют расаба, где слово раса обозначает беспорядок, шум и даже опьянение. В Индии осел является ваханой (ездовое животное) богини Кали, гнев которой настолько ужасен, что грозит существованию мира, поэтому особая тема в мифологии — усмирение Кали. С данной богиней также связан век Кали-Юга - последняя эпоха мира, характеризующаяся падением нравственности.
В Египте осел был животным, посвященным Сету, который и воплощал эту силу; он обладал антисолнечным характером и был связан с «детьми безнадежного мятежа».
В греческой мифологии, осёл, как и сатиры, был связан с дикой, непредсказуемой стороной природы, которая олицетворялась Дионисом. В одном из мифов Аполлон наказал царя Мидаса за плохую оценку музыкального состязания между ним и Паном. Аполлон превратил уши Мидаса в ослиные в знак позора. Иными словами, за предпочтение пантеистического дионисийского культа гиперборейскому. Убийство ослов было среди гиперборейцев жертвоприношением, которое предпочитал Аполлон.
Пренебрежительное отношение к ослу можно найти и в римских поговорках:
Христианство же имеет иное отношение к животному: осел не только нес на себе Матерь и Божественное Дитя в Вифлеем, но и был выбран Иисусом Христом для въезда в Иерусалим в знак его смирения. Осел стал эмблемой смирения, терпения и бедности в христианской традиции.
Так, роль осла в традициях прошлых эпох, представляется в инфернальной силе разложения и упадка, но затем трансформируется, теряя свою цельную сакральную сущность, распыляясь в бесцветных тонах христианской морали.
#статья #мифология
———
Князь да грязь
Одним из явлений, пришедших с замещением язычества христианством, является десакрализация природы и лишение ее одушевленности, которое можно наблюдать на примерах изменения символизма по отношению к различным объектам окружающего мира.
Одним из таких примеров изменения является фигура осла.
В Ригведе осла часто называют расаба, где слово раса обозначает беспорядок, шум и даже опьянение. В Индии осел является ваханой (ездовое животное) богини Кали, гнев которой настолько ужасен, что грозит существованию мира, поэтому особая тема в мифологии — усмирение Кали. С данной богиней также связан век Кали-Юга - последняя эпоха мира, характеризующаяся падением нравственности.
В Египте осел был животным, посвященным Сету, который и воплощал эту силу; он обладал антисолнечным характером и был связан с «детьми безнадежного мятежа».
В греческой мифологии, осёл, как и сатиры, был связан с дикой, непредсказуемой стороной природы, которая олицетворялась Дионисом. В одном из мифов Аполлон наказал царя Мидаса за плохую оценку музыкального состязания между ним и Паном. Аполлон превратил уши Мидаса в ослиные в знак позора. Иными словами, за предпочтение пантеистического дионисийского культа гиперборейскому. Убийство ослов было среди гиперборейцев жертвоприношением, которое предпочитал Аполлон.
Пренебрежительное отношение к ослу можно найти и в римских поговорках:
Asinus asinum fricat — Осел трет осла, т.е. "дурень дурня хвалит"
Ab equis ad asinos — из коня в осла, т.е. сильное ухудшение своего положения (из князи в грязи).
Христианство же имеет иное отношение к животному: осел не только нес на себе Матерь и Божественное Дитя в Вифлеем, но и был выбран Иисусом Христом для въезда в Иерусалим в знак его смирения. Осел стал эмблемой смирения, терпения и бедности в христианской традиции.
Так, роль осла в традициях прошлых эпох, представляется в инфернальной силе разложения и упадка, но затем трансформируется, теряя свою цельную сакральную сущность, распыляясь в бесцветных тонах христианской морали.
#статья #мифология
———
Князь да грязь
❤18
Forwarded from Язык наших лиц
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
❤59🔥20👍11👎3
Forwarded from ODAL
Если в некоторых первобытных земледельческих обществах ритуальная смерть («смерть отца» в учении Фрейда) символизирует отмену патрилинейности и устанавливает ценность только происхождения по матери, у индоевропейцев «роды у отца» при закреплении родства символизируются ритуалом «покрытия». Отец символически порождает и признает сына, пронося егонад (то есть «между») ногами, имитируя роды. В общеиндоевропейском словаре мать (слово «mater» прочно связано с «материальным» началом) это «та, которая приносит в мир». Только отец «порождает», то есть «вводит в утробу» генос. «Порождать» и «генос» содержат одинаковый корень (gen-).
— Ален де Бенуа. «Мир индоевропейцев».
⨁ ODAL #ODAL_традиция #ODAL_цитаты
— Ален де Бенуа. «Мир индоевропейцев».
⨁ ODAL #ODAL_традиция #ODAL_цитаты
«Глубинная книга» — Константин Бальмонт
Входила от Востока туча сильная, гремучая,
Туча грозная, великая, как жизнь людская — длинная,
Выпадала вместе с громом Книга Праотцев могучая,
Книга-Исповедь Глубинная,
Тучей брошенная к нам,
Растянулась, распростерлась по равнинам, по горам.
Долины та Книга будет — описать ее нельзя,
Поперечина — померяй, истомит тебя стезя,
Буквы, строки — чащи — леса, расцвеченные кусты,
Эта Книга — из глубинной беспричинной высоты.
К этой Книге ко божественной,
В день великий, в час торжественный,
Соходились сорок мудрых и царей,
Сорок мудрых, и несчетность разномыслящих людей.
Царь Всеслав до этой Книги доступается,
С ним ведун-певец подходит Светловзор,
Перед ними эта книга разгибается,
И глубинное писанье рассвечается,
Но не полно означается узор.
Велика та Книга — взять так не поднять ее,
А хотя бы и поднять — так не сдержать ее,
А ходить по ней — не выходить картинную,
А читать ее прочесть ли тьму глубинную.
Но ведун подходит к Книге, Светловзор,
И подходит царь Всеслав, всепобедительный,
Дух у них, как и у всех, в телесный скрыт цветной убор,
Но другим всем не в пример горит в них свет нездешний, длительный.
Царь Славянский вопрошает, отвечает Светловзор.
«Отчего у нас зачался белый вольный свет,
Но доселе, в долги годы, в людях света нет?
Отчего у нас горит Солнце красное?
Месяц светел серебрит Небо ясное?
Отчею сияют ночью звезды дружные,
А при звездах все ж глубоки ночи темные?
Зори утренни, вечерние — жемчужные?
Дробен дождик, ветры буйные — бездомные?
Отчего у нас ум-разум, помышления?
Мир-народ, как Море, сумрачный всегда?
Отчего всей нашей жизни есть кружение?
Наши кости, наше тело, кровь-руда?»
И ведун со взором светлым тяжело дышал,
Перед Книгою Глубинной он ответ царю держал.
«Белый свет у нас зачался от хотенья Божества,
От великого всемирного Воления.
Люди ж темны оттого, что воля света в них мертва,
Не хотят в душе расслышать вечность пения.
Солнце красное — от Божьего пресветлого лица,
Месяц светел — от Божественной серебряной мечты,
Звезды частые — от риз его, что блещут без конца,
Ночи темные — от Божьих дум, от Божьей темноты
Зори утренни, вечерние — от Божьих жгучих глаз,
Дробен дождик — от великих, от повторных слез его,
Буйны ветры оттого, что есть у Бога вещий час,
Неизбежный час великого скитанья для него.
Разум наш и помышленья — от высоких облаков,
Мир-народ — от тени Бога, светотень живет всегда,
Нет конца и нет начала — оттого наш круг веков,
Камень, Море — наши кости, наше тело, кровь-руда».
И Всеслав, желаньем властвовать и знать всегда томим,
Светловзора вопрошал еще, была беседа длинная
Книгу Бездны, в чьи листы мы каждый день и час глядим,
Он сполна хотел прочесть, забыл, что Бездна — внепричинная,
И на вечность, на одну из многих вечностей, пред ним.
Заперлась, хотя и светит, Книга-Исповедь Глубинная.
1906, лето, опубл.: 1907.
— Константин Бальмонт. «Жар-Птица. Свирель славянина». Москва: Скорпион, 1907.
⨁ ODAL #ODAL_поэзия
Входила от Востока туча сильная, гремучая,
Туча грозная, великая, как жизнь людская — длинная,
Выпадала вместе с громом Книга Праотцев могучая,
Книга-Исповедь Глубинная,
Тучей брошенная к нам,
Растянулась, распростерлась по равнинам, по горам.
Долины та Книга будет — описать ее нельзя,
Поперечина — померяй, истомит тебя стезя,
Буквы, строки — чащи — леса, расцвеченные кусты,
Эта Книга — из глубинной беспричинной высоты.
К этой Книге ко божественной,
В день великий, в час торжественный,
Соходились сорок мудрых и царей,
Сорок мудрых, и несчетность разномыслящих людей.
Царь Всеслав до этой Книги доступается,
С ним ведун-певец подходит Светловзор,
Перед ними эта книга разгибается,
И глубинное писанье рассвечается,
Но не полно означается узор.
Велика та Книга — взять так не поднять ее,
А хотя бы и поднять — так не сдержать ее,
А ходить по ней — не выходить картинную,
А читать ее прочесть ли тьму глубинную.
Но ведун подходит к Книге, Светловзор,
И подходит царь Всеслав, всепобедительный,
Дух у них, как и у всех, в телесный скрыт цветной убор,
Но другим всем не в пример горит в них свет нездешний, длительный.
Царь Славянский вопрошает, отвечает Светловзор.
«Отчего у нас зачался белый вольный свет,
Но доселе, в долги годы, в людях света нет?
Отчего у нас горит Солнце красное?
Месяц светел серебрит Небо ясное?
Отчею сияют ночью звезды дружные,
А при звездах все ж глубоки ночи темные?
Зори утренни, вечерние — жемчужные?
Дробен дождик, ветры буйные — бездомные?
Отчего у нас ум-разум, помышления?
Мир-народ, как Море, сумрачный всегда?
Отчего всей нашей жизни есть кружение?
Наши кости, наше тело, кровь-руда?»
И ведун со взором светлым тяжело дышал,
Перед Книгою Глубинной он ответ царю держал.
«Белый свет у нас зачался от хотенья Божества,
От великого всемирного Воления.
Люди ж темны оттого, что воля света в них мертва,
Не хотят в душе расслышать вечность пения.
Солнце красное — от Божьего пресветлого лица,
Месяц светел — от Божественной серебряной мечты,
Звезды частые — от риз его, что блещут без конца,
Ночи темные — от Божьих дум, от Божьей темноты
Зори утренни, вечерние — от Божьих жгучих глаз,
Дробен дождик — от великих, от повторных слез его,
Буйны ветры оттого, что есть у Бога вещий час,
Неизбежный час великого скитанья для него.
Разум наш и помышленья — от высоких облаков,
Мир-народ — от тени Бога, светотень живет всегда,
Нет конца и нет начала — оттого наш круг веков,
Камень, Море — наши кости, наше тело, кровь-руда».
И Всеслав, желаньем властвовать и знать всегда томим,
Светловзора вопрошал еще, была беседа длинная
Книгу Бездны, в чьи листы мы каждый день и час глядим,
Он сполна хотел прочесть, забыл, что Бездна — внепричинная,
И на вечность, на одну из многих вечностей, пред ним.
Заперлась, хотя и светит, Книга-Исповедь Глубинная.
1906, лето, опубл.: 1907.
— Константин Бальмонт. «Жар-Птица. Свирель славянина». Москва: Скорпион, 1907.
⨁ ODAL #ODAL_поэзия