Лос-анджелесский Institute for Art and Olfaction, о котором не устану писать, опубликовал видео докладов, сделанных участниками Experimental Scent Summit 2020, и записи бесед из цикла Meet a Nose.

Мое внимание привлек доклад гонконгской дизайнерки Эрики Со в рамках ESS. Эрика представила проект «запаха протестов» Faa1 Leoi6 (название можно перевести с кантонского как «цветочные слезы» или «слезы цветка»), посвященный демонстрациям в Гонконге 2019–2020. О композиции запаха Эрика подробно рассказывает в презентации, но изобретательной ее назвать трудно: традиционные для локальной культуры цветочные запахи смешаны с «потом, кровью и слезоточивым газом».

Саму композицию Эрика планирует издать на трех носителях: во-первых, предполагается, что Faa1 Leoi6 можно распылять из флакона для повседневного ношения; во-вторых, Faa1 Leoi6 можно жечь как интерьерную свечу; в-третьих, Faa1 Leoi6 можно метать как запаховую бомбу. И запаховые бомбы — это уже по-настоящему интересно. Эрика предлагает бомбы в виде мягких силиконовых мешочков, заполненных подкрашенной ароматической жидкостью. Применение простое: демонстрант бросает бомбу в стену, бомба разрывается, на поверхности остается фотогеничный след черной краски, а в воздухе — запах Faa1 Leoi6.

Конечно, в докладе мы сталкиваемся со сказочной эстетизацией уличной борьбы, — ностальгический цветочный запах, свечи в окнах, черная краска на стенах. И все же мне кажется, что современные силиконовые запаховые бомбы или классические стеклянные бомбы-вонючки в скором времени станут (или должны стать!) важным атрибутом демонстрантов. Запах может быть флагом или плакатом, баррикадой или площадью, может стать покрышкой, щитом или даже открыть единственный путь к отступлению. Короче, хочется верить, что подобные проекты — только начало эпохи запахового партизанинга, а не ее бесславный конец.

В IV книге «Путешествий Гулливера» герой отправляется в страну гуигнгнмов. Страну эту населяют два вида созданий — сами гуигнгнмы, разумные и добродетельные лошади, не знающие пороков, и еху, мерзкие человеко-звери, принявшие все пороки на себя. По приезду гуигнгнмы признали в Гулливере не более чем одаренного еху и заключили его под стражу, что, впрочем, не помешало Гулливеру восторгаться нравственным превосходством гуигнгнмов и презреть еху до глубины души.

О своем возвращении в Англию из страны гуигнгнмов Гулливер сообщает следующее:

Как только я вошел в дом, жена заключила меня в объятия и поцеловала меня; за эти годы я настолько отвык от прикосновения этого гнусного животного, что не выдержал и упал в обморок, продолжавшийся больше часу. Когда я пишу эти строки, прошло уже пять лет со времени моего возвращения в Англию. В течение первого года я не мог выносить вида моей жены и детей; даже их запах был для меня нестерпим; тем более я не в силах был садиться с ними за стол в одной комнате. И до сих пор они не смеют прикасаться к моему хлебу или пить из моей чашки, до сих пор я не могу позволить им брать меня за руку. Первые же свободные деньги я истратил на покупку двух жеребцов, которых держу в прекрасной конюшне; после них моим наибольшим любимцем является конюх, так как запах, который он приносит из конюшни, действует на меня самым оживляющим образом <…> С прошлой недели я начал позволять моей жене садиться обедать вместе со мной на дальнем конце длинного стола и отвечать (как можно короче) на немногие задаваемые мной вопросы. Все же запах еху по-прежнему очень противен мне, так что я всегда плотно затыкаю нос рутой, лавандой или листовым табаком.

Прекрасный пример воспроизводства иерархии через восприятие запахов: Гулливеру отныне угоднее быть в компании лошадей, а вот самку еху, по недоразумению назвавшуюся его женой, можно стерпеть лишь прикрывшись лавандой.

На Ноже вышел важный для меня текст о том, как работает ольфакторная дискриминация. Пожалуй, весь текст можно было бы сократить до следующего фрагмента:

Одного внимания недостаточно, чтобы любой непрошеный запах, выделяясь на повседневном ольфакторном фоне, становился «приятным» или «неприятным». Чтобы вызвать к жизни такую дихотомию, требуется совершить некоторую подмену или, скорее, переворачивание, то есть продвигаться в восприятии запаха не от чувственных данных к «разметке» и выявлению свойств предмета (и самого восприятия), а наоборот — воспроизводить «разметку», которая набрасывается поверх всякого восприятия, и выдавать ее автоматическое воспроизведение за обнаружение свойств воспринимаемого. Обоняние — одна из наименее культивированных сфер чувственности, и оно легко претерпевает подобные превращения. Одной из самых навязчивых «разметок» выступают разного рода социальные неравенства, так что человек, совершивший указанную подмену, не судит о запахе, а выражает свое отношение к носителю, которого он находит «приятным» (безопасным, одобряемым, безвредным…) или «неприятным» (опасным, порицаемым, вредоносным…).

И позволю себе напомнить о предыдущих текстах, опубликованных там же: об ольфакторном искусстве, о запахах в киноиндустрии, о теориях назально-генитальной связи, и о том, как нюхает государство.

Добрый вечер. Друзья, сегодня каналу два года, и очень здорово, что его читают, а еще здорово, что благодаря каналу и его читателям я, наконец, начала систематически писать о запахах. Спасибо!

Сейчас все мое внимание поглощено вычиткой диссертации, и на канал его не хватает. Чтобы как-то заполнить вынужденную паузу, я не придумала ничего лучше, чем поделиться ресурсами и авторами, которых читаю сама. Вот они:

• Netherlands Olfactory Science Exchange (NOSE, Нидерланды) — научные, медицинские и исторические новости и заметки

• Centre for Sensory Studies (Университет Конкордия, Монреаль, Канада) — антропология чувств

• The Institute for Art and Olfaction (Лос-Анджелес, США) — цикл бесед Meet a Nose, лекции, доклады в рамках Experimental Scent Summit

• Scent Culture Institute (Берн, Швейцария) — заметки и рассуждения об обонятельной культуре, понятой самым широким образом + проект по этнографии Кристофа Лодамьеля

• Odeuropa — гигантское исследование запахового наследия Европы, пара десятков разномастных ученых и регулярные посты

• Futurist Scents — кураторка Каро Вербик об истории ольфакторного искусства + ее статья по мотивам диссертации In Search of Lost Scents: The Olfactory Dimension of Italian Futurism

• Mindmarrow — эссеистика художницы Катрин Эпштейн, авторки замечательной книги Nose Dive (книгу можно заказать, написав самой Катрин на почту)

• Odorbet — растущий ольфакторный словарь от Вербик и Эпштейн

• Death/Scent — Нури Макбрайд об антропологии смерти, истории медицины и запахах в текстах и лекциях

• Scent Appreciation — обонятельный дневник Обри Элисон + ее зин smelling is forgetting the name of the thing one smells

• Sensory Maps — обонятельная картография в картинках и текстах (больничный коридор, например)

• Химик Филип Крафт и историк искусства Джим Дробник

• Ольфакторные художники Брайан Гольтценлойхтер, Патрик Пальчич, Хосели Карвалью + галерея Андреаса Келлера

Весной 1577 года в Оксфорде по подозрению в оскорблении церкви и королевской власти был задержан книготорговец Роланд Дженкс. Университет арестовал Дженкса, но не имел права его судить. Несколько месяцев Дженкс провел в тюрьме, ожидая начала ассизов — выездных судебных заседаний. Суды над сквернословами были популярным развлечением, а потому, помимо большого жюри, десятка судей разного статуса, членов парламента и спикера палаты общин, в главный зал Оксфордского замка набилась добрая сотня университетских зевак. Дженкс предстал перед судом в июле того же года и был приговорен к отсечению ушей. После исполнения приговора книготорговца освободили из-под стражи и отправили восвояси.

В течение следующего месяца скончались все участники июльского заседания, за исключением Дженкса; общее число погибших превысило 500 человек. Это были первые, но далеко не последние в английской истории «черные ассизы». В последующие три века десятки других выездных судебных заседаний также сопровождались массовыми смертями участников. Как гласит памятная табличка на стене Оксфордского замка, «болезнь вызвало исходившее от заключенных зловоние, распространившееся в зале во время суда над Роландом Дженксом, дерзким сквернословом, оскорбившим Королеву».

Размышляя о возможных причинах «черных ассизов», Фрэнсис Бэкон писал: «Помимо чумы, наиболее заразная болезнь — тюремный запах». Бэкон полагал, что «тюремный запах» состоит из частиц человеческой плоти и гнилостных испарений, источаемых телом заключенного. В отличие от повседневной вони, которую ноздри здорового человека моментально отторгают, «тюремный запах» близок человеческому телу, и потому способен обманом проникать в нос и заражать окружающих. Представление Бэкона о подвижных частицах «тюремного запаха» основано на важнейшем для английского воображения XVII–XVIII веков различии между двумя типами пахучих объектов — odoriferous и odorous. Согласно популярному словарю «ложных синонимов» (1766), корень fer в слове odoriferous указывает на способность объекта образовывать внутри себя и распространять вовне запахи, испуская тысячи невидимых частиц, тогда как слово odorous указывает лишь на то, что объект как-то пахнет. Чтобы обонять odorous-объекты, человеку необходимо приблизить к ним нос и втянуть воздух; odoriferous-объекты буквально вынуждают человека обонять себя.

Итак, Бэкон полагал, что заключенные испускают зловонные частицы, которые смешиваются с воздухом в зале судебных заседаний и отравляют его, «подобно тому, как Мануил I Комнин отравлял воду на пути христиан к Святой Земле»; полученная таким образом смесь губительна для всех, кто вдохнет ее. Однако почему в результате «черных ассизов» не погибали сами заключенные? Физиолог Джон Хейшам, развивая соображения Бэкона, отмечал, что прежде, чем попасть на суд, узники продолжительное время проводили в обществе друг друга и понемногу привыкали к зловонным частицам. Как кожевенник привыкает к запаху дубильных растворов, а свечник — к запаху прогорклого сала, так и заключенный свыкается с «тюремным запахом». Дело вовсе не в зловонии, утверждал Хейшам, а только в привычке: заключенные успевали сжиться с вонью, а судьи и присяжные — нет. Чтобы заключенные вырабатывали необходимый «иммунитет», а душистые частицы не проникали из тюрем наружу, надзирателям рекомендовалось лишний раз не открывать двери в камеры, полностью изолировать бараки, отказаться от прогулок и кирпичами заложить окна. Перед началом суда заключенных следовало хорошенько проветрить или окурить дымом, а в ходе слушаний держать подальше от остальных участников, дабы частицы не успели отравить в помещении весь воздух. Современная этим воззрениям теория запахов позволяла даже рассчитать, на каком расстоянии от судейской кафедры следует держать заключенных, чтобы избежать «черных ассизов».

↑ Вот, к примеру, иллюстрация из апрельского Universal Magazine of Knowledge and Pleasure (1752). В центре диаграммы изображен odoriferous-объект — в данном случае, цветок розы, — испускающий душистые частицы. Согласно расчетам анонимного автора, концентрация запаха в воздухе обратно пропорциональна квадрату расстояния от центра объекта. Следовательно, узнав, какое количество частиц испускает заключенный, можно поместить его на расстоянии, безопасном для судей. О том, что «тюремную лихорадку», или сыпной тиф, переносит платяная вошь, узнали лишь в 1909 году.

Не придумав, как можно оставлять примечания и сноски в постах (по гиперссылкам ничего не видно, концевые отнимают слишком много места), попробую отгружать их в комментарии.

Современная парфюмерия в своей любви к парадоксам дошла до того, что запретила цветочные духи. И царство минералов, и царство животных призваны служить капризам модниц, но царство растений мы презираем. Только пришелец из колоний или Карпантры не станет биться в судорогах, едва вдохнув запах гвоздики или туберозы.

Пришло время воскликнуть: духи мертвы!

Гибель духов совпала с открытием нервов. Создав неврологию, медицина нанесла духам решающий удар. В современном мире они годятся разве только для самоубийства: теперь нам не нужно растапливать угольную печь, достаточно поставить букет роз на каминную полку. Авторы любовных романов стали убивать своих героинь, запирая их в оранжереях. Я знаю одну синечулочницу, которая всегда держит под рукой флакон с розовой эссенцией. Когда чаша ее горестей переполнится, она поднесет флакон к носу — и делу конец.

Духи умерли — да здравствует соль!

Нет, мы не поддержим этот анти-национальный призыв. Соль — плод иностранного вторжения, соль — английская. Никогда соль не воцарится во Франции!

Соль сродни имбирю, красному перцу и портвейну. Она подходит для носов раздражительных, носов развратных. Соль — дочь пасмурных, ненастных земель. Соль вызывает чихание; в некотором смысле это минеральная понюшка.

Француженки еще вспомнят цветочные запахи. Злоупотребление нервами ощущается повсеместно — мы уже признаем необходимость возврата к истерии. При старом режиме ее лечили духами.

И заметьте, что эти чувствительные, эти нежные нервы легко сносят горение желтых шариков, источающих крайне подозрительный запах; запах, который даже у разносчика угля способен вызвать приступ мигрени. Верно, что желтые шарики привозят из Китая, а обрабатывают в Пантене.

Настоящие духи — лишь цветочные духи. Все прочее можно отнести к сфере фармакологии. Пускай француженки оставят соль бледноликим поклонницам шипучей воды. Француженки изгнали цветы, но цветы не держат зла. Розы, лилии, фиалки и туберозы готовы вновь пролить кровь во имя раскаявшейся красоты.

[Выдержки из памфлета Таксиля Делора Les Parfums, опубликованного в сборнике Les Fleurs animées 1847 года, перевод — мой.]

Пока редактирую диссертацию — рассказываю о ней по адресу https://www.tg-me.com/may1881. Там ни слова о запахах, но об истории политических наук в Германии и Америке на рубеже веков. Когда закончу с диссертацией — вернусь сюда с запахами.

The hunting and gathering has moved to the Internet — в 2016 году голландская художница Леанн Вейнсма собрала прототип устройства, предупреждающего о потенциальной «утечке персональных данных» — the smell of data. Вейнсма рассуждает об инстинктах — в цифровой среде человеку не унюхать опасность — так она решила ароматизировать данные, чтобы можно было заметить «утечку». Подключаете коробочку к ноутбуку или телефону, а когда заходите на подозрительные страницы — пуф! — коробочка источает запах, предупреждающий об опасности in the online wilderness. Посмотрите документальный фильм о проекте, он красивый.