Классическое стихотворение Жака Превера «Охота на ребенка» стало леймотивом романа «Бешеный» Соржа Шаландона. Хотя звучит в нем лишь частично — и понятно почему: французы знают строки Превера наизусть.
…Роман Шаландона выйдет из печати уже в ближайшие дни, а пока — читаем Жака Превера.

Разбойник! Шпана! Мерзавец! Злодей!.. —
…Над островом — птицы,
Вокруг — вода…

Разбойник! Шпана! Мерзавец! Злодей… —
Вопли, топот — безумная гонка…
Разбойник! Шпана! Мерзавец! Злодей!..
Это свора взрослых почтенных людей
«Травит» в отеле ребенка.

Ребенок уперся: «Ненавижу я вашу тюрьму!..»
И… охранники выбили зубы ему,
Распластали его на бетонном полу…
Разбойник! Шпана! Мерзавец! Злодей!..

Вырвался он — захлопнулась дверь…
И бежит от погони ребенок прочь,
Опрометью, словно затравленный зверь…
А погоня — за ним по пятам в ночь:
Жандармы, туристы, рантье и артисты…

Разбойник! Шпана! Мерзавец! Злодей!..
Это свора взрослых почтенных людей
«Травит» ребенка.
Разрешенья не нужно взрослым законопослушным,
Чтобы охотиться на детей.

…Что творится под сенью ночи?
Ружейные выстрелы, всполохи, крики…
То ребенок от взрослых бежит что есть мочи —
Необузданный, пуганый, дикий.

Разбойник! Шпана! Мерзавец! Злодей!..
…Господа, что глядят вслед ребенку косо,
Вне себя оттого, что остались «с носом».
Разбойник! Шпана! Мерзавец! Злодей!..
Попадешься — несладко придется тебе!..
…Над островом — птицы,
Вокруг — вода…

Перевела с французского Елена Марунина

Отрывок и аннотация романа на сайте «Фантома»

#фантомпресс #соржшаландон

Новая книга Евгения Гришковца уже отправилась в печать.

«Когда я боюсь» — исследование страхов современного человека. Известный драматург, писатель и театральный деятель в исповедальной манере размышляет не о том, чего мы боимся, а о том, когда и почему это происходит.

«Страх во всех культурах ощущается как нечто постыдное, то, что нужно постоянно преодолевать. Хочется, чтобы человек, читая эту книгу, разрешил себе бояться. Чтобы ему не нужно было стыдиться своих страхов: за семью, за работу, бояться опоздать или выглядеть нелепо, бояться одиночества, стихии или бояться неверно поставить ударение. Это очень смешной текст не о страхе, а о том времени, в котором мы живем.»

Гришковец создает карту человеческих страхов, показывая, как страх формирует нашу личность, влияет на выбор профессии, отношения с близкими и даже манеру речи.

Встречайте в ноябре. объем 160 стр.

Анонс и отрывок на сайте "Фантома"
Официальный сайт Евгения Гришковца

#фантомпресс #евгенийгришковец #фантом_новости

Если хочется книгу под осень — то выберите «Время старого бога» Себастьяна Барри. В книжной, электронной или аудиоверсии — все три доступны.
Читайте эту книгу, когда по утрам город окутывает холодный туман, когда кажется, что где-то за стеной играет виолончель — если не Баха, то что-то из «Лебединого озера», например: оно ведь тоже об потерянном и призрачном.
Читайте Барри, понимая, что мы все живем во «Времени старого бога», когда грань между выдуманным и реальным прошлым почти неразличима.
Читайте Барри, когда хочется вернуть невозвратно утраченное время близости и любви.

«То, что было когда-то свежо, насущно, страшно, отступает во времена старого Бога — точно так же, если долго смотреть вслед пешеходам, идущим вдоль косы Киллини, те превращаются в черные точки, потом исчезают. Быть может, время старого Бога тоскует по тем дням, когда оно было просто временем — на циферблатах и наручных часах. Однако это не значит, что его можно или нужно вернуть.» (пер. Марины Извековой)

Фото Анастасии Бозиной @bozinabooks

#фантомпресс #себастьянбарри

«Сноб», 5 современных романов взросления.

Нейтан Хилл, «Велнесс»

Нейтан Хилл превращает историю любви в масштабное исследование человеческой души. Джек и Элизабет жили в соседних домах, мечтали и наблюдали друг за другом через окно. Двадцать лет спустя они вместе, но теперь между ними всё та же дистанция — теперь уже в виде недосказанности и усталости. Их взросление — путь не от детства к зрелости, а от иллюзий к честности: с собой, миром, друг с другом. Романтика уступает место принятию, а ожидания разбиваются о повседневность.

После выхода романа «Некк» Нейтана Хилла назвали «новым голосом американской прозы». В «Велнесс» он возвращается к теме взросления, но теперь не юного героя, а зрелого человека. Это остроумная, грустная и очень человечная книга о современных людях, запутавшихся в поисках «великой гармонии» и одержимых идеей быть лучшей версией себя.

Подборка полностью

#фантомпресс #фантом_пресса #нейтанхилл

«Привет, красавица!» — поздравляем мы сегодня Энн Наполитано. И не только красного словца ради — одноименный роман Энн у нас до сих пор в бестселлерах. И это несмотря на сразу двух мощных конкурентов по теме «дисфункциональной семьи», вышедших в прошлом году — разумеется, «Велнесс» Хилла и «Сочувствую, что вы так чувствуете» Уэйт. Впрочем, «каждая несчастная семья несчастлива по-своему» и историй на эту тему может быть множество.

Хотя стоит ли писать о несчастьях в этот день? Тем более, что «Привет, красавица» — драма, конечно, но с той теплотой, что присуща только итальянским романам. Ну и чикагско-итальянским.

«Семья была зеркалом, в котором она узнавала себя.» — вот и наши читатели регулярно узнают себя в одной из четырех сестер Падавано, «маленьких женщинах» новой эпохи.

Поздравляем Энн — и огромное спасибо ей за роман.

Фото Анастасии Бозиной @bozinabooks

#фантомпресс #энннаполитано

Cегодня обсуждаем «Одинокую ласточку» Чжан Лин (пер. Ольги Кремлиной) в книжном клубе Натальи Ломыкиной «Под обложкой» @librabookclub. «Фантом» представлен гендиректором Аллой Штейнман, так что разговор будет очень интересным, не избежать и инсайдов.

Москвичей, желающих присоединиться в офлайне, переадресуем на сайт librabookclub.ru, где можно зарегистрироваться, постараемся сделать и видео.

22 октября 2025 (чт), 19:00
Кафе-бар «МЕСТО ПРИТЯЖЕНИЯ» (Москва, Никольская 11-13 стр 3; м. Театральная, м. Площадь революции)

‼️Внимание! Количество бесплатных мест ограничено!

📝»…Тихая, но оглушительная по своей силе история. Ее можно было бы назвать романом-памятником, но памятником не войне или историческим событиям, а одной-единственной хрупкой жизни. Это книга о силе данного слова, о тайне нашего восприятия самих себя и других и, конечно, о памяти сердца. Готовьтесь к медленному, глубокому и очень пронзительному погружению в очень красивую историю.» — Н. Ломыкина

#фантомпресс #чжанлин #фантом_новости

«Бешеный» Соржа Шаландона — уже в продаже.

Мы редко сталкиваемся с историями, подобными новому произведению Соржа Шаландона. Роман, который задевает сердце, вызывает целый спектр эмоций — от гнева до бунта — и заставляет восставать против всех форм несправедливости.
La Pressa

«Бешеный» – это также захватывающий портрет эпохи. Разгар 1930-х, Европа в смятении. С континента на остров доносятся отголоски того, что скоро спровоцирует новый мировой конфликт. Детское восстание – это, по сути, прелюдия к цунами, которое опустошит значительную часть мира.
Revue des deux mondes

Суровая приключенческая история, не похожая ни на одну другую, в которой герой проходит полный ловушек путь юного изгоя, закаленного суровой жизнью в исправительной колонии. Подобно Жану Вальжану, ему будет нелегко забыть свои рефлексы выживания, вернувшись в мир обычных людей.
Benzine

#фантомпресс  #соржшаландон

​​Русскоязычным читателям Сорж Шаландон известен как автор автобиографического романа «Сын негодяя», в котором он рассказал о тайне своего отца, всю жизнь игравшего роль участника французского Сопротивления, а на деле симпатизировавшего SS. Имеющий не только писательский, но и журналистский опыт Шаландон профессионально умеет работать с фактами и превращать документальное в художественное. Именно это он вновь сделал в «Бешеном» – романе о неподдающемся перевоспитанию внутреннем бешенстве, который основан на реальной истории побега пятидесяти пяти воспитанников когда-то находившейся на острове Бель-Иль колонии для несовершеннолетних. Семнадцатилетний Жюль Бонно по кличке Злыдень – сын майенского крестьянина в тринадцатилетнем возрасте осуждённый за поджог, в романе Шаландона стал пятьдесят шестым, непойманным мятежником, который и рассказал читателям эту историю от первого лица.

После прочтения аннотации, кажется, что «Бешеный» прекрасно встаёт в один ряд с уайтхедовскими «Мальчишками из “Никеля”» и «Дьяволами и святыми» Жана-Батиста Андреа, но в реальности, помимо факта наличия в сюжете побега из закрытого заведения для детей, где дисциплина подменялась системным насилием, а воспитание – пытками, у этих трёх книг практически ничего общего. Тёзка анархиста-иллегалиста Жюля Бонно, Злыдень, как и многие его собратья по От-Булони – вовсе не невинный ребёнок, неспособный обидеть даже муху, жизнь в колонии наложила на него свой отпечаток. Нет, он вовсе не садист и не подонок, но, как говорит о себе он сам «бредил убийствами». И читатель сразу же понимает: этот «бред» из фантазий не может избежать прорыва в реальность. Клокочущая ярость, нравственные колебания, готовность отвечать на зло злом и на насилие насилием – основные черты характера Жюля, которые проявляются всё чаще и всё сильней с каждым актом несправедливости в его сторону. Этот клокот и вспышки, затмевающие сознание рассказчика, Шаландон показывает даже на уровне повествования, построенного так, словно пульс текста бьётся со скоростью 140 ударов в минуту, порой корчится от болевых спазмов, и сам не всегда способен отчётливо различить, что в нём правда, а что тестостероновые фантазии об отмщении.

Другое важное отличие романа Шаландона от произведений Уайтхеда и Андреа заключается в том, что рассказ в нём ведётся из точки, лишённой всякого света. Тюрьма в тексте – это не только От-Булонь, не только Бель-Иль, это вся Франция, а, может, и весь мир, в котором дети нежеланные и нерождённые превращаются в «ангелочков», а те, что всё-таки появились на свет, оказываются никому не нужны и обречены быть бесплатной рабочей силой, солдатами или преступниками. У беглеца Жюля нет чёткого плана относительно своего будущего, нет дома, в который можно вернуться, нет дороги, которую суждено пройти, нет грехов, которые он хотел бы искупить. Автор не дал ему любящих родителей, пожалел для него веры в бога или высшее предназначение. Всё, что ему остаётся – движение на чистом инстинкте, животная энергия, толкающая вперёд, даже если там его ждёт только бездна. От начала до конца Злыдень-Жюль существует будто бы лишь благодаря силе сопротивления. Это и есть то «бешенство», о котором пишет Шаландон, – последняя оставшаяся форма свободы, звериное неподчинение того, кого однажды не поймали, дав уверовать в то, что не поймают уже никогда.

Крупные онлайн-магазины уже вовсю принимают предзаказы на «Старателей» Ариэль Джаникян:

📔Читай Город
📔Москва
📔Буквоед
📔Book24

И правильно делают, потому что птичка из типографии напела нам, что книгу привезут уже на следующей неделе, а в начале ноября ее можно будет купить у нас на стенде на… ой, нет, это мы проанонсируем в воскресенье.
А вот роман Джаникян хвалим и рекомендуем уже сейчас, особенно тем, в чья кровь еще в детстве разбавлена водой из Бонанзы, текущей со страниц Джека Лондона, всем, кто рыдал и смеялся над «Золотой лихорадкой» Чаплина (да, ботинок он ел именно там). У героев «Старателей» диета была куда разнообразнее, но хлебнуть позолоченного лиха пришлось и им.
Поклонникам «Сына» Майера тоже рекомендуем, хотя роман Ариэль Джаникян не претендует на масштабность семейной саги.
Это история двух сестер из клана Буш-Берри («ягода» от «куста» недалеко падает), индейских сиблингов, украденного золота Аляски — и «золотой лихорадки», которая выжгла душу целому поколению охотников за удачей.

ОЧЕНЬ советуем присмотреться — либо на следующей неделе на выставке, либо онлайн, либо отложите себе в закладки на нонфик.

#фантомпресс #фантомпресс

« — Ты слышала про пиццу, criatura?
Я ответила, что нет.
 — В Неаполе ее очень любят. Это просто лепешка с моцареллой, томатами и всем, что окажется под рукой. В Неаполе есть заведения, которые продают только пиццу, кусками, если клиент пожелает. Люди едят ее на улице. Вот я и подумал, что если такое возможно в Неаполе, то почему здесь нельзя?
 — В Пьеве-Санта-Кларе?
 — Я думал о Кремоне. Все эти занятые люди, наверное, будут очень благодарны за быструю горячую еду. Магия пиццы в том, что даже если ты не голоден, стоит почувствовать ее дух — начинаешь хотеть ее как безумный.»

Над этим отрывком из «Парадизо» Франчески Сканакапры наверняка забьется в пароксизмах не один Станиславский со своим «не верю». Видано ли, чтобы в Италии пицца была экзотикой? Видано, представьте. В той же Ломбардии о пицце узнали лишь после Второй Мировой войны, причем завезли ее с юга… американские солдаты! Именно благодаря им итальянцы северных регионов впервые оценили «магию пиццы», приготовленной американскими поварами. Первые на севере пиццерии открылись в 1946–1950 годах именно на базах американских ВВС, и лишь к началу 50-х лепешки с сыром доползли до местных ресторанов. Понятное дело, за время пути рецепт чуточку изменился, так что подвид «северной пиццы» не слишком похож на южную, неаполитанскую. Ее тесто тоньше и более рассыпчатое, вместо моцареллы чаще используется свежий «фьор ди латте». Ну и конечно, здесь завелись немыслимые в Неаполе «пицца аля валдостана» с ломтиками копчёной ветчины, дольками яблок или фондю из сыра фонтине. Пиццу с трюфелями, кстати, тоже изобрели на севере.

Так что радуемся новой вкусняшке вместе с героями «Парадизо» — и разжигаем дровяную печку. Никакой электродуховки, конечно, это кощунство, почти такое же, как оскверняющий пиццу ананас!
Грушу можно.

#фантомпресс #франческасканакапра

Недавно мы упомянули вьетнамское платье аозай (а на страницах «Искупления» Элис Макдермотт оно появится не раз и не два), то вот несколько исторических фактов об этом культурном символе Вьетнама:

Истоки аозай восходят к древности — согласно рисункам на бронзовых барабанах Нгоклу, первые подобия длинных платьев из звериных шкур и птичьих перьев появились еще до эпохи сестёр Чынг (40–43 гг. н. э.). По легенде, сестры Чынг носили прототипы аозай с двумя полами для удобства в битвах на боевых слонах.

Классический аозай оформился в XVIII веке при династии Нгуен. Князь Нгуен Фук Кхоат (1738–1765) ввел платье с четырьмя полами, символизирующими родителей супружеской пары. При императоре Зя Лонге (1802–1819) добавили пятую полу — символ самого носящего.

Пять пуговиц аозай символизируют конфуцианские добродетели: доброту, вежливость, благородство, разум и преданность. Цветовая гамма имеет четкие правила: белый — для девочек и студенток, красный — для невест и праздников (символ удачи), пастельные тона — для молодых женщин.

Традиционно аозай шьют в ремесленных деревнях, например в Чатьса, где это искусство передается из поколения в поколение с X века. В 1930-х годах под влиянием французской моды платье стало более облегающим и современным.

Сегодня аозай остается символом вьетнамской культуры, обязательной формой школьниц и сотрудниц многих учреждений, но в повседневности вьетнамки чаще носят более практичную одежду, порой напоминающую европейские пижамы.

#фантомпресс #элисмакдермотт