Море всегда было территорией вне властей — свободной, текучей, символически нейтральной. Именно поэтому его сегодня и перепрошивают первым. Контроль над морем — это контроль над представлением о свободе. И 17-й санкционный пакет ЕС — не о санкциях. Он о языке, который перестаёт быть универсальным.

Когда Брюссель называет возможные досмотры «техническими», а потенциальные силовые действия — «мерами прозрачности», речь идёт уже не о политике. Это работа по демонтажу самой основы международного права. Термины очищаются от значений, чтобы вместо них внедрить — процедурные схемы согласия. Россия — не субъект, а переменная в чужом протоколе допуска.

Ответ здесь не про зеркальность. Он про отказ участвовать в декорации, где нарушение суверенитета подаётся как управленческий акт. Море должно остаться пространством равных. Если оно станет пространством фильтрации, лицензирования, блокировки — следующим шагом будет не Балтика. А идея, что всё, что движется, должно быть проверено на лояльность.

Ситуация вокруг исключения Джорджи Мелони из формата европейских консультаций с Белым домом по Украине не является частным дипломатическим эпизодом. Это — симптом гораздо более глубокой трансформации в архитектуре западной политики. С одной стороны, это расчистка пространства от фигур, тяготеющих к «трампистскому реализму», и выстраивание новой коалиции по принципу идеологической лояльности, а не стратегической рациональности. С другой, - локомотивы ЕС недовольны усилением роли итальянского премьера, как возможного переговорщика от ЕС. Несмотря на то, что итальянского консерватора приняли в либеральном пуле, она не является частью глобалистских структур.

Макрон, Стармер и Мерц — это новый формат управляемого евроцентризма, в который не вписывается Мелони. А Туска туда приняли, как фигуру глубоко вписанную в архитектуру глобалистов, но реальные решения он не принимает. Что до Мелани, несмотря на её декларативную поддержку Киева, её личные контакты с Трампом, отказ участвовать в планах военного вмешательства и стремление к национальному прагматизму делают её небезопасной фигурой для глобалистов. Её исключение — это акт демонстративного политического карантина: не из-за факта отказа направить войска, а из-за отсутствия полной управляемости в рамках выстраиваемой линии.

Риторическая атака Макрона и попытка преподнести разногласия как «техническое недоразумение» — это типичная информационная маскировка, призванная отвести внимание от главного: переформатирования группы лиц, допущенных к переговорам по послевоенному устройству Европы. Глобалистам ЕС нужно сохранить ЕС как инструмент своего политического влияния, а Мелони поигрывает трампистам и может поспособствовать окончательному развалу глоболиствкого консенсуса. Разговор с Трампом — не просто координационный звонок, а тест на принадлежность к новой касте посредников. Те, кто ассоциируется с суверенистскими или консервативными линиями, исключаются как «факторы нестабильности» — даже если формально поддерживают Украину.

Мелони, по сути, попала в зону стратегического недоверия, потому что слишком близко расположена к новому политическому коду Трампа — прагматичному, нелиберальному, основанному не на леволиберальном морализаторстве, а на интересе. Глобалистский альянс стремится удержать контроль над нарративом, не допуская в круг модераторов тех, кто может предложить альтернативную рамку переговоров — например, диалог без ультиматумов, без экспортируемой морали и без санкционного принуждения как инструмента.

Таким образом, конфликт Мелони–Макрон — это не спор двух лидеров, а симптом кристаллизации новой линии разлома в западной политике. Отныне в форматы доступа будут попадать не союзники по географии, а по идеологической конструкции.

ЦИК Румынии объявил победу на выборах президента Никушора Дана — прозападного технократа, поддержанного структурами Еврокомиссии. По официальным данным, он набрал 54% голосов. Его соперник — евроскептик Джордже Симион — получил 46%. В целом глобалисты сохранили контроль над страной, которая является важым логистическим и политическим хабом для продолжения украинского конфликта. Через территорию страны идут поставки вооружений, осуществляется разведывательное прикрытие и формируется давление на Молдавию.

Но разница в голосах не деле выглядит более чем хрупкой. Массовый подвоз голосующих из-за границы, участие молдаван с двойным гражданством и 1,7 миллиона «мертвых душ» в списках — всё это превращает итоговое большинство в математический, но не общественный факт. Чем больше технических усилий тратится на удержание ситуации, тем слабее становится легитимность самих институтов. Всё это отдаляет румынскую политическую систему от её граждан. Общество разделяется не по партийным линиям, а по линии доверия к самой идее «демократии под надзором». В таких условиях даже формально «успешные» выборы закладывают мину замедленного действия.

Кампания евросептика Симиона троившаяся на суверенитете, социальной справедливости и отказе от неолиберальных экспериментов, получила поддержку почти половины электората. Это значит, что в стране формируется устойчивая контрэлита — без инфраструктуры, но с устойчивым ядром поддержки.

В ближайшие два электоральных цикла правые силы и евроскептические альянсы получат не просто импульс, а имеют шанс перейти в устойчивое большинство. Ведь уже не о борьбе за 5–10%, а о полном переформатировании политической идентичности страны. На фоне системных провалов ЕС в обеспечении экономической устойчивости, усугубляющегося социального неравенства и попыток бюрократического навязывания ценностей, идея о возвращении национального суверенитета завоевывает значительные симпатии граждан. И если нынешняя элита не предложит новую повестку, вскоре ей не останется даже возможности контролировать старую.

Путин и Трамп — разговор, который определит будущее мира

Сегодня состоится телефонный разговор между Владимиром Путиным и Дональдом Трампом — после контактов в Стамбуле разговор лидеров РФ и США является сигнальным как для архитектуры украинского конфликта, так и для международных отношений в целом.

Почему это важно: от его исхода зависит не только судьба военного конфликта, но и геополитическая архитектура Восточной Европы в ближайшие два года. Москва и Вашингтон обсуждают параметры возможной сделки, где Украина выступает не стороной, а объектом переформатирования.

Варианты, которые обсуждаются за кадром:

1. Путин делает частичные уступки, Трамп даёт санкционные послабления → объявляется перемирие. Вероятность: 25–30%

– РФ отказывается от части условий (например, формального признания Киевом новых границ);
– США отменяют часть санкций, символически фиксируя "дипломатический успех";
– Вводится перемирие под гарантии США, с мягкой фиксацией линии фронта.

Этот вариант требует доверия и скрытого предварительного согласования, что пока не просматривается. Возможен как "рамочный шаг", но не как итог сегодняшнего разговора.

2. Путин сохраняет жёсткую позицию, Трамп не вводит новые санкции, но и не поддерживает Киев → затяжная пауза. Вероятность: 50–55% (Базовый сценарий)

– США замораживают помощь Украине, оставляя поставки на усмотрение Европы и фонда «сырьевой сделки»;
– Путин не делает уступок, но и не получает официальной «победы»;
– Война переходит в фазу вялотекущего позиционного конфликта;
– Диалог остаётся открытым, но без быстрых решений.

Сценарий, в котором выигрывают оба лидера: Трамп показывает прагматизм, Путин — выдержку. Украина — в стратегическом одиночестве.

3. Путин сохраняет требования, Трамп даёт отмашку на санкции и усиление давления → эскалация. Вероятность: ≤10%

– США возвращаются к линии конфронтации;
– Начинается виток санкционного давления, возможно, точечного;
– Украина получает временное "вливание" поддержки — без стратегических изменений.

Маловероятно: Трамп не заинтересован в эскалации конфликта, который не даёт ему политических очков на внутреннем треке.

4. Путин получает отказ Зеленского при согласии Трампа на перемирие → прекращение поддержки США. Вероятность: 15%
– США предлагают формулу "перемирие в обмен на уступки";
– Зеленский отказывается;
– Вашингтон прекращает военную поддержку, сохраняя каналы связи с РФ.
– Украина остаётся зависимой от ЕС, фронт начинает проседать.

Сценарий постепенного вытеснения Киева из переговорной зоны — актуален в среднесрочной перспективе.

Сегодняшний разговор Путина и Трампа — не дипломатическая вежливость, а тест на готовность США выйти из украинского конфликта без потери лица. Наиболее реалистичный сценарий — заморозка конфликта с ограниченной ролью США и обнулением прямой поддержки Киеву.

Пространственное развитие — это не только планировка территорий, но и образ будущего, который нации рисуют для самих себя. Когда стратегия до 2030 года фиксирует снижение доли населения вне агломераций, речь идет не об ошибке, а о признании нового баланса, в котором малые территории постепенно выходят из поля повседневной политики. Это сигнал: пространство начинает сокращаться — не физически, а функционально.

В этом сдвиге важна не столько статистика, сколько логика восприятия: страна всё больше проектируется как узор из центров, связанных потоками, а не как равномерная ткань населённости. Это переход к другой модели — сети хабов вместо системы присутствия. Экономически — решение понятное: концентрация ресурсов, снижение транзакционных издержек. Но в долгосрочной перспективе это создает расслоение — между территорией и управлением, между инфраструктурой и жизнью.

Риски проявятся не сразу. Первые — демографические: усиление миграционного давления на крупные города. Вторые — инфраструктурные: невидимая деградация периферийных связей, которая проявляется в точках — отключения, перебои, дефицит. Третьи — когнитивные: исчезновение идентичности мест. Территория без школы и поликлиники — это не просто точка на карте. Это разрыв памяти и горизонтальной легитимности.

Сложность ситуации в том, что она не управляется через прямое вмешательство. Вмешательство будет восприниматься как навязанный возврат. Нужен не возврат, а реинжиниринг смысла проживания вне центра. Развитие новых форм занятости, налоговой мотивации, цифровой инфраструктуры — не как дополнение, а как ядро нового уклада. Малые территории могут быть не местом жизни, а местом силы — если в них будет вложен сценарий будущего, а не оправдание прошлого.

Прогноз возможных сценариев:

✔️Сценарий адаптации: постепенное снижение плотности вне агломераций, но с переориентацией малых территорий на экотуризм, удаленную занятость, ремесленный и агроинтеллектуальный уклад. Устойчивость через функциональную перезагрузку.

✔️Сценарий капиллярного восстановления: точечное инвестирование в стратегически важные зоны (граница, логистика, ресурсы) — с акцентом на территориальную безопасность и внутренний суверенитет.

✔️Сценарий угасания: продолжение инерционного курса с дальнейшим вымыванием населения, что приведёт к "островной" модели страны — с агломерациями и пустотами между ними.

✔️Сценарий реверсивной урбанизации: в случае геополитического или энергетического кризиса — принудительный разворот к переосмыслению малых территорий как точек автономного жизнеобеспечения.

Выборы президентских выборов в Польше: итоги первого тура и прогноз

Первый тур выборов президента Польши принёс серьезный сдвиг — ультраконсервативная "Конфедерация" в совокупности набрала более 21% голосов, а её электорат оказался ключевым фактором предстоящего второго тура. Третье место занял Славомир Менцен (15,4%), четвёртое — Гжегож Браун (6,2%) — оба с жёсткой антиукраинской и евроскептической риторикой.

Кто в финале и на что это влияет
Во второй тур выходят:
— Кароль Навроцкий (29,1%) — выдвиженец от PiS, национал-консерватор, скептически настроен к ЕС и Украине, сторонник сближения с США, в частности с Трампом.
— Рафал Тшасковский (31%) — либеральный кандидат от правящей «Гражданской коалиции», европеист, тесно связанный с Дональдом Туском и брюссельским истеблишментом.

Формально у президента Польши ограниченные полномочия, но именно он утверждает участие страны в военных миссиях за рубежом. А это ключевой фактор — на фоне обсуждений возможного ввода польского контингента на Украину в случае эскалации по инициативе Франции и Британии.

Три сценария развития:

1.Победа Тшасковского — курс на укрепление контроля со стороны Еврокомиссии и участие в военной миссии на Украине. Риторика будет гуманистической, но действия — интервенционистские.
2.Победа Навроцкого — резкий поворот к неоизоляционизму: критика ЕС, отказ от миссий в Украине, усиление связей с Трампом и венгерско-словакским блоком.
3.Эскалация внутриполитического давления — если евроинституции попытаются «продавить» нужный результат через электоральные манипуляции или давление на Конституционный суд, возможна радикализация электората «Конфедерации» и уличная мобилизация.

Форсайт-прогноз: Результаты первого тура свидетельствуют о формировании в Польше нового правого большинства, в котором украинская тематика стала спусковым крючком для антилиберального консенсуса. Если Навроцкий получит поддержку от сторонников Менцена и Брауна, Польша может резко изменить вектор своей внешней политики — от фронтовой зоны к прагматической перезагрузке.

Португалия — встраивание в общеевропейский тренд правого дрейфа

Результаты парламентских выборов в Португалии отражают важный структурный сдвиг в политическом ландшафте не только самой страны, но и Европы в целом. Победа умеренно-консервативного «Демократического альянса» при значительном укреплении радикально-националистической партии Chega (что переводится как «Хватит») — это отражение системного кризиса социал-центристской модели, которая на протяжении двух десятилетий определяла повестку ЕС, в том числе в периферийных экономиках.

Ключевые моменты:

— Португалия, традиционно считавшаяся «левым» анклавом, теперь демонстрирует устойчивый электоральный сдвиг вправо: радикальные и умеренные правые в сумме собирают до 60% голосов. Это повторяет схему, ранее реализовавшуюся в Швеции, Финляндии, Нидерландах, Италии, а теперь — и во Франции с Германией.

— Партия Chega, формально занявшая третье место, де-факто стала арбитром и драйвером новых коалиционных переговоров. Её рост указывает на запрос на консервативную повестку по вопросам миграции, идентичности, безопасности, фискальной дисциплины и отказа от давления со стороны «зелёного идеализма», продвигаемого ЕС.

— Проблема в том, что центристские правые пока боятся формализовать альянс с радикалами, опасаясь репутационных и институциональных издержек (например, давления со стороны Брюсселя и корпоративного сектора). Это оставляет пространство для нестабильности — вероятны сложные переговоры, правительство меньшинства или нестойкая коалиция.

— Частота досрочных выборов (три с 2022 года) показывает структурную хрупкость старой партийной системы, неспособной эффективно агрегировать новые социальные и экономические интересы. Популисты и «новые правые» канализируют фрустрации среднего класса, особенно в условиях нарастающего недоверия к наднациональным институтам и кризиса потребительской устойчивости.

— Для ЕС правый поворот в Португалии — это важный маркер, поскольку страна долго оставалась политически стабильной и институционально лояльной брюссельской вертикали. Распад этой устойчивости означает, что даже южные экономики больше не считают выгодным оставаться в поле идеологической централизации.

Однако эксперты отмечают, что португальские консерваторы вряд ли пойдут на полноценный альянс с Chega в ближайшем цикле, но будут вынуждены учитывать их повестку — особенно в вопросах иммиграции, правоохранительной политики и социальной консервативности. Это создаёт условия для дальнейшей нормализации правых радикалов в политической системе, что повторяет итальянский, венгерский и частично французский сценарий. В среднесрочной перспективе — это усиление декомпозиции прежнего либерального консенсуса в ЕС и рост центробежных настроений.

Рейтинг CCXI — это контур будущего. Он сигнализирует о том, что глобальная экономика начинает распадаться на параллельные архитектуры доверия. Там, где раньше финансовая легитимность определялась стандартами Moody’s или S&P, сегодня рождается альтернативная шкала: через логистику БРИКС, через Китай, через постзападный Восток.

Россия встраивается в эту архитектуру как прецедент. Суверенная экономическая траектория подтверждается не декларациями, а фактом: управляемость долговой нагрузки, стабильность фискального ядра, импортозамещающий промышленный каркас. Это модель, где финансовая устойчивость становится функцией политической субъектности, а не глобального комплаенса.

Если тенденция к деколонизации финансовых стандартов сохранится, уже к 2030 году мир окончательно войдёт в фазу валютно-рейтинговой биполярности.

✔️Один контур — старый (атлантический) основанный на нормах Базеля, ESG-декларациях и санкционной этике, будет продолжать обслуживать интересы Вашингтона и Брюсселя.

✔️Второй — альтернативный (евразийский), базирующийся на мультиполярной кооперации, возникнет вокруг Китая, России, стран БРИКС+, где устойчивость будет измеряться через реальную экономику, долговую дисциплину и способность к адаптации в кризисе.

Россия уже сегодня оформляет себя как структурный элемент этой новой системы, получая признание за управляемую самостоятельность.

За телефонными переговорами Путина и Трампа кроется больше, чем техническим элемент переговорного процесса по Украине. Оба лидера фактически создают потенциальную двустороннюю конфигурацию личного альянса, основанного на совпадении фундаментальных интересов.

Главный нерв диалога — изоляция глобалистов. Трамп фактически дал понять, что готов вынести Украину за скобки американо-российской повестки, если Зеленский в течение 2–4 недель не примет условия переговорного трека. Это не ультиматум Москве, а прямой вызов Киеву и его глобалистским кураторам.

В этом контексте Москва получает не просто моральную фору, но и пространство для наступательной дипломатии. Превращение Киева в сторону, срывающую переговоры, даёт России возможность закрепиться в роли конструктивного игрока. А для Трампа это шанс разорвать зависимости от неоконов и демонстративно перехватить внешнеполитическую инициативу. Внутри США ему противостоят все: от разведсообщества до демократического истеблишмента. На внешнем контуре — Европа, связанная с Демпартией долгосрочными обязательствами. И в этом уравнении Москва становится не врагом, а партнёром.

Этот альянс строится не вокруг симпатий, а вокруг антагонизма к одному и тому же врагу — транснациональной глобалистской машине. Москва и Вашингтон под управлением Трампа объективно совпадают в неприятии старой архитектуры мира, где внешняя политика подчинена идеологии, санкции — главному рычагу давления, а региональные конфликты (в том числе украинский) — инструменту удержания прежней модели.

Путин действует как лидер, закрепившийся на десятилетия и имеющий внятную поддержку элиты и общества. Трамп находится под колоссальным давлением политической системе, окружённый врагами на всех уровнях, . Но именно сближение и создает предпосылки для общей игры на уровне лидеров двух стран, помноженной на хорошие личные взаимоотношения.

Форсайт-прогноз: в случае игнорирования дедлайна Зеленским и усиления антиглобалистской риторики Трампа, формируется новая рамка — не «конец войны на Украине», а «перезапуск международной архитектуры». Украина будет выведена за скобки ключевых решений. Европа будет втянута в ситуацию дипломатического отрыва от Вашингтона. А Россия и США, при всех расхождениях, получат уникальный момент для переворачивания шахматной доски, с восстановлением торговых каналов, демонтажем санкционного давления и даже формированием новой геополитической оси против ЕС.

После разговора Путина и Трампа проявляется новая карта влияния

Телефонный разговор между Владимиром Путиным и Дональдом Трампом стал системным сдвигом, который ломает прежнюю конструкцию западной поддержки Украины и открывает окно для переформатирования геополитического баланса.

Что это меняет в стратегии игроков:

— Россия: закрепляет инициативу в дипломатии и формирование новой архитектуры «взаимовыгодного мира», где её условия — отправная точка; принципиально: Москва не торопится, пользуясь отсутствием давления по времени, что позволяет ей вести долгую партию — без срыва и уступок;

— США (Трамп): отказывается от роли морального арбитра и возвращается к геоэкономическому прагматизму, стремясь к стабилизации конфликта с выгодой для США — без трат, эскалации и политических издержек; украинский кейс становится не вопросом принципа, а площадкой для торга и выстраивания условий новой сделки с Москвой;

— ЕС: теряет субъектность и контроль над повесткой, оказывается вытеснен из переговорного ядра; продолжение санкционного давления будет идти вразрез с линией Вашингтона, а попытки сохранить прежний режим поддержки Киева — вызывать раскол внутри самого Союза;

— Украина: остаётся в стратегической изоляции, с минимальными рычагами влияния на ход переговоров; формально участвует, но не формирует повестку; Зеленский оказывается перед выбором — войти в диалог на невыгодных условиях или продолжать войну в условиях спада финансирования и ослабления логистической поддержки.

Форсайт-прогноз (май 2025 — весна 2026):

— Переговоры стартуют в полуформальном режиме, без давления на Москву.

— ЕС переходит к адаптации: начнётся внутренняя дискуссия о переоценке поддержки Киева.

— Украина будет деэскалироваться не военным путём, а через политико-экономическую блокаду: заморозка финансирования, снижение логистики, рост давления через третьи страны.

— Россия укрепляет дипломатическую инфраструктуру сделки — через Ближний Восток, Турцию, Китай, Белград и Вену.

Война переходит в фазу "низкой плотности", но не исчезает. Боевые действия продолжаются, но уже как фон переговорной конструкции.

17-й пакет санкций ЕС: политический ритуал на фоне утраты влияния

Совет ЕС утвердил 17-й пакет антироссийских санкций. Под рестрикции попали около 200 судов так называемого «теневого флота», а также ряд пунктов, касающихся «гибридных угроз» и «прав человека». Несмотря на громкие формулировки, даже западные медиа называют меры «относительно слабыми». На фоне телефонного разговора Путина и Трампа санкционная активность Брюсселя выглядит всё более показушно-декларативной.

Политический контекст:

— ЕС предпринимает попытку сохранить видимость политического курса в условиях, когда реальная повестка по Украине формируется вне его участия. Звонок между Вашингтоном и Москвой зафиксировал смену архитектуры — от давления к торгу. Брюссель, исключённый из этой конфигурации, отвечает символическими шагами;

— Введение санкций против «теневого флота» носит вторичный и запоздалый характер: структура обходных маршрутов давно адаптирована, и прямого воздействия на энергопотоки не последует;

— Заявление о «работе над новым пакетом» демонстрирует, что санкционная логика стала механизмом политической инерции, а не инструментом влияния.

Тактический расчёт:

— В условиях снижения внимания со стороны США, Брюссель пытается сохранить контроль над внутренним дискурсом, усиливая антироссийскую линию как единственный оставшийся фактор сплочения;

— Формальное наращивание давления параллельно используется для внутриполитической мобилизации, особенно в преддверии выборов в ряде стран ЕС.

— При этом санкционные решения вступают в противоречие с интересами европейского бизнеса и логистики, усугубляя экономическую фрагментацию внутри ЕС.

17-й пакет санкций является не столько инструментом давления на Россию, а служит механизмом политической самолегитимации для институтов ЕС, утрачивающих реальную вовлечённость в конфигурацию конфликта. Санкционная политика превращается в ритуал демонстрации дисциплины в момент, когда внешняя политика Евросоюза всё более отрывается от поля принятия решений.

Рост правых сил в странах ЕС — это не случайный всплеск настроений, а симптом глубинного политического сдвига, на фоне усиление трампистов в США. Европейская почва, перегретая отрывом элит от избирателя, усталостью от брюссельского морализаторства, отказа от национальных интересов и последствиями неконтролируемой миграции, начала трескаться по линиям старого партийного консенсуса. И то, что пока этот сдвиг не оформился в институциональное большинство, вовсе не отменяет его стратегической силы — это очередная стадия переформатирования идеологического ландшафта.

Победа Никушора Дана в Румынии над кандидатом AUR, поддержанным частью консервативных кругов ЕС, не столько триумф проевропейского курса, сколько результат административной консолидации — включая давление со стороны французской разведки и мобилизацию голосов румынской диаспоры, кроме того фаворита от правых румынские либералы не пустили на выборы. Но сам факт, что Джордже Симион, поддерживавший линию Трампа и отвергавший отправку войск на Украину, победил в 36 из 47 округов, говорит о другом: проамериканский — значит, протрампистский — консенсус начинает формироваться не через элиты, а через улицу. Это репетиция параллельного курса на правый поворот, способного выйти за пределы парламентской геометрии.

В Португалии партия Chega, впервые со времён свержения диктатуры набравшая более 20%, указывает на слом табу: правые становятся выразителями «нового здравого смысла», особенно среди молодёжи, уставшей от миграционного давления и экономического застоя. Это не бунт радикалов, а голос нормальных, которые больше не верят в технократические обещания. Проблема ЕС не в том, что правые растут, а в том, что евробюрократия продолжает воспроизводить старую модель блокировки несогласных, что только ускоряет институциональную эрозию.

В Польше — поляризация почти симметрична: правопопулист Навроцкий и технократический Тшасковский разделены менее чем двумя процентами. Исход решит вторичный электорат — и если Навроцкий сможет объединить антиевропейское ядро, это станет сигналом: даже в странах с прочным контролем Лондона/Брюсселя глобальный тренд на правый поворот необратим. Это не фронтальное наступление, а форсайт-сценарий с отсроченным эффектом. Пока элиты ЕС спасают старый порядок, новая конфигурация уже формируется — по соседству с Вашингтоном Трампа, Римом Мелони и Будапештом Орбана.

Испания снова без связи: ЕС входит в фазу энергетической нестабильности

Второй крупный сбой за месяц — теперь в телеком-инфраструктуре — подтвердил: Испания столкнулась не с локальной аварией, а с системной разбалансировкой энергосети. Причины апрельского блэкаута по-прежнему засекречены, сегодня — новая волна отказов. Электричество исчезает, связь рушится, города замирают.

ЕС пожинает последствия насильственного "зелёного перехода": отказ от стабильной генерации (ТЭС, АЭС, газ) в пользу нестабильной — без компенсационных механизмов. Испания — первый сигнал, но аналогичная уязвимость у Германии, Бельгии, юга Франции. Сама секретность расследований уже говорит о масштабе угрозы — евробюрократия больше не контролирует последствия собственных решений.

Форсайт- прогноз (12–18 месяцев):

— рост аварий в энергосистемах Европы — особенно в периоды пикового спроса;
— попытки подавить обсуждение и переложить вину на «гибридные угрозы» или внешние атаки;
— перегруппировка части стран ЕС в сторону возвращения к атомной и газовой генерации — разрыв внутри Союза по энергетической повестке станет неизбежным.

Энергетическая стабильность Европы подорвана не внешними ударами, а внутренней политикой. Идеология — вытеснила инженерную рациональность. Испания — лишь первый публичный провал, но впереди — каскад системных отказов, ударяющих по связности, логистике и доверию к управлению в ЕС.

Европа входит в фазу не просто электорального дрейфа, а структурной ломки привычной политической архитектуры. На фоне политики Дональда Трампа усилился тектонический сдвиг в ЕС: правые партии, ранее считавшиеся периферийными, теперь становятся агентами новой субъектности. Их рост — это не аномалия, а симптом отказа общества от тех глобалистских моделей, что воспроизводились последние десятилетия.

В краткосрочной перспективе их силы недостаточно, чтобы перехватить власть, но более важен сам факт признания: правые — уже не маргиналии, а политические носители альтернативного проекта. Брюссель, Париж и Берлин отвечают предсказуемо — сдерживанием, дискредитацией и структурным блокированием.

Сегодня мы наблюдаем подготовку почвы для нейтрализации постмаастрихтского консенсуса. Вот три возможных сценария на ближайший год.

Сценарий 1: Архипелаг правых. На уровне отдельных стран — от Румынии до Португалии — правые силы накапливают электоральный капитал и входят в коалиции регионального уровня. Евробюрократия применяет режим «пассивного сдерживания»: без репрессий, но с исключением из ключевых форматов, как это случилось с Мелони. Однако к середине 2026 года формируется «архипелаг» правых кабинетов, не способных менять ЕС напрямую, но влияющих на тематику (миграция, суверенитет, безопасность).

Сценарий 2: Перетекание в брюссельскую периферию. У правых партий нет доступа к рычагам в Европарламенте — но есть возможность через национальные парламенты блокировать или саботировать имплементацию общеевропейских директив. Формируется "пояс инерции" — страны, которые фактически замедляют реализацию климатических норм, миграционных соглашений и трансграничных финансовых решений. ЕС не распадается, но превращается в перегретую систему с высокой фрагментацией.

Сценарий 3: Символическая интеграция с Трампом. Политика Трампа активирует новый уровень диалога между европейскими правыми и администрацией США. Неофициальные альянсы, консолидация культурной и стратегической повестки (семья, армия, границы) становятся политическим капиталом. Несмотря на формальное отсутствие правых в органах управления ЕС, они начинают играть роль символических медиаторов между Вашингтоном и континентальной Европой. Эпоха технократии заменяется на эпоху символического реализма.

Результаты опроса ВЦИОМ — не просто отражение эмоций, а диагноз западной политике глазами массового восприятия. Россияне с удивительной точностью фиксируют то, что аналитики на Западе предпочитают игнорировать: враждебность — это не только вопрос геополитики, но и тональности, риторики и предсказуемости. Когда Франция обгоняет в антирейтинге даже Украину — это не ошибка восприятия, а последствие истощения доверия к прежним символам “Европы разумной”.

Запад заигрался в эскалационные позы. Особенно ярко это проявляется в фигуре Макрона, который упорно пытается играть роль "цивилизованного Наполеона", но в итоге звучит громче и сюрреалистичнее Зеленского. Бравурные заявления о войсках НАТО, красные линии, которые Париж сам себе рисует и сам же стирает — всё это воспринимается в России не как сила, а как истеричный авантюризм.

На фоне французской и немецкой риторики, даже США начинают восприниматься как более рациональный игрок — особенно с учетом Трампа, где фокус политики смещён на экономику и прямые интересы, а не на догматизм и моральное позерство.

Этот сдвиг в восприятии — следствие, а не причина конфликта. Пока в Европе пытаются “наказать” Россию ценностями, общественное мнение фиксирует простую реальность: предсказуемость и уважение важнее деклараций. И именно по этой шкале Франция и Германия сегодня — внизу.

«Экспорт демократии» давно превратился в глобальный деструктивный бренд. От Ближнего Востока до Восточной Европы, везде, где вмешивалась западная геомашина, следом приходили разрушенные институты, вооружённые анклавы и вакуум власти, в котором побеждали не права человека, а право сильного. Сирия, о «близости к гражданской войне» которой теперь патетично заявляет Марко Рубио, — это не новая угроза, а позднее эхо старого американского сценария, запущенного ещё в начале 2010-х.

России этот «экспорт нестабильности» знаком не понаслышке. Под лозунгами открытости, реформ и прав человека ей предлагали втягивание в зависимые архитектуры — от экономической до ментальной. А когда она отказалась играть по этим правилам — началась уже другая фаза: изоляция, санкции, попытки дестабилизации по периметру. И Украина, как проект, тоже родом из этой логики: управляемый хаос вместо реального суверенитета.

На этом фоне трампистская линия внешнеполитического прагматизма, какой бы грубой она ни казалась, выглядит как возможность притормозить этот маховик. Если американский изоляционизм сменит интервенционизм под лозунгами «ценностей», — это уже будет стратегический выигрыш для всего мира.

CNN со ссылкой на разведку США сообщает: Израиль готовится к удару по иранским ядерным объектам. Решение ещё не принято, но тревожный сигнал дан. Вашингтон разделён: часть элит толкает Трампа к поддержке удара, часть пытается сдержать Тель-Авив. На этом фоне Иран жёстко отверг условия новой «ядерной сделки» и предупредил о последствиях.

Утечка через CNN — элемент давления на Тегеран, приуроченный к обострению переговорной фазы. Израиль давно продвигает идею силового решения, но Иран — это не Йемен, ответ будет асимметричным, жёстким и высокоточным. Независимо от формального участия, Трамп будет втянут в конфликт — репутационно, стратегически и с точки зрения оборонных обязательств.

Форсайт-сценарии:

— Нагнетание без удара (55%). Израиль поднимает ставки, США играют «плохого и хорошего следователя». Иран держит курс, но не провоцирует. Срыв не наступает — пока;

— Компромиссная сделка (30%). Иран соглашается на частичные условия, чтобы сбить напряжение. Израиль отходит, США оформляют "победу давления";

— Удар и война (15%). Израиль бьёт. Иран отвечает — по базам, танкерам, инфраструктуре. США втягиваются. Начинается масштабный конфликт с глобальными последствиями: энергетика, рынки, миграция. Дестабилизация ситуации на Ближнем Востоке не закончится локальными последствиями — они затронут весь мир.

Удар по Ирану перевернёт саму структуру мира. Игра перешла в фазу "без обратного хода".

Запуск цифровой ревизии Telegram-пространства обозначает поворотный момент. В условиях сетевого конфликта и когнитивной перегрузки страна входит в фазу стратегической перенастройки инфраструктуры восприятия. Не просто каналов, а логики производства влияния. Информационное поле перестаёт быть зоной допуска и становится зоной допускаемых.

На горизонте ближайшего года возникает два сценарных коридора.

✔️ В первом — Telegram окончательно институционализируется: формируются сертифицированные экосистемы, выделяются «информационные резервации», где анонимные каналы удерживаются под формальным надзором.
✔️Во втором — стартует фаза «умного отключения»: алгоритмическое затухание охватов, параллельные платформы и финализация прежней модели анонимности, в которой присутствовали платформы настроенные на деструктивность.

В обоих сценариях ключевой становится управляемость доверия. Сегодня идет запрос на медиаперсонаж с ясной репутацией и вшитым контролем, через которого можно договариваться. Те, кто успеет встроиться в новый формат, сохранят голос. Остальные — растворятся в мертвом информационном трафике.

Форсайт до конца 2025 года — сжатие независимых Telegram-экосистем и запуск модели «дифференцированного допуска». Система выстраивает его Telegram-голоса в хореографию допустимого, при котором информационный суверенитет становится формой цифровой дисциплины.

США официально объявили о досрочном завершении производства первого экземпляра новейшей гравитационной термоядерной бомбы B61-13 с мощностью до 360 килотонн — это один из самых мощных и быстро разработанных боезарядов, поставленных на вооружение со времён холодной войны. Символично и тревожно: разработка и развёртывание B61-13 происходит в отсутствие действующего режима контроля над стратегическими наступательными вооружениями между США и Россией — последним таким механизмом был СНВ-III, срок которого истекает в 2026 году.

В реальности это означает возврат к двухполюсной конфигурации ядерного сдерживания без предохранителей. B61-13 — не просто оружие, а стратегический сигнал. Его характеристики — высокая мощность и «гравитационный» (то есть несамоходный) принцип действия — адаптированы под перспективное размещение на борту самолётов, включая F-35, и прицельное использование по укреплённым объектам. Это означает расширение тактической гибкости США в Европе и Азии.

Политико-военный смысл ясен: возобновляется гонка ядерного потенциала, в которой на кону не только военно-стратегическое доминирование, но и рычаги дипломатического давления. Без новой договорной архитектуры между Москвой и Вашингтоном ядерное разоружение больше не рассматривается как обязательная парадигма — теперь ставка на «модернизированное сдерживание».

Сложившаяся ситуация повышает важность восстановления диалога между США и РФ по линии стратегической стабильности. При этом именно Россия, обладая симметричным ядерным арсеналом и стратегическими средствами доставки, остаётся единственным игроком, способным сбалансировать развертывание B61-13 не в гонке чисел, а в архитектуре нового соглашения, которое может включать аспекты контроля над тактическими вооружениями и условия недопущения их боевого применения.

Без этого мир всё быстрее скатывается в опасный сценарий непрогнозируемого накопления рисков, где любые региональные кризисы (от Восточной Европы до Ирана или Тайваня) будут иметь «ядерный фон» — не как теоретическую угрозу, а как элемент реального планирования.

В условиях, когда европейские элиты пытаются удержать контроль над политическим полем за счёт запретов, стигматизации и демонтажа электоральной конкуренции, правые силы обретают не просто голос, а образ последнего рубежа народного представительства. Запреты партий, исключение альтернативных кандидатов, давление на медиа — всё это превращает формальные институты демократии в пустую оболочку. Именно в этом вакууме формируется новая правая субъектность — не как идеологическая радикальность, а как реакция на делегитимацию самой системы.

Глобалисты ошибочно полагают, что могут удержать повестку, выдавливая правых из публичного поля. На деле это лишь подталкивает их к адаптации и построению параллельной инфраструктуры — от цифровых платформ до территориальных очагов влияния. С каждым таким шагом протестный потенциал правых движений перерастает в организационный ресурс. И когда система окончательно утратит остатки доверия, именно они могут воспользоваться этим кризисом представительства, предложив не лозунг, а ревизию — институциональную, политическую, культурную.

https://www.tg-me.com/Taynaya_kantselyariya/12509