США как система, переходящая к конфигурации "двоевластия"

Синхронные вспышки протестов в крупнейших городах США — это не уличная анархия, а признаки перехода к новой архитектуре власти. Когда губернаторы-демократы открыто игнорируют приказы федерального центра, блокируют ввод национальной гвардии и отказываются поддерживать правопорядок — это уже не политическая оппозиция, а зарождающееся двоевластие.

Гэвин Ньюсом, губернатор Калифорнии, выстраивает параллельную вертикаль, основанную не на институтах, а на управлении кризисами. Миграционная повестка, протестный активизм, саботаж оборонных решений — всё это используется как инструменты формирования альтернативной легитимности. В этой логике улица становится органом давления, а СМИ — армией.

Федеральная власть теряет монополию на насилие и интерпретацию событий. Каждый новый протест — это репетиция автономии, проба сил. И если раньше вопрос стоял о смене президента, то теперь — о переформатировании самой государственности.

Сценарий управляемой фрагментации США изнутри уже реализуется. Америку ждет не гражданская война в классическом виде, а институциональный сдвиг к конфедеративной модели — под прикрытием демократии и прав человека.

Если США не найдут механизм синтеза между центром и регионами, то на горизонте — модель латиноамериканских республик с доминированием региональных баронов и потерей управляемости извне.

Польша стоит на пороге конституционного и политического турбулентного сценария, где оспаривание итогов президентских выборов грозит перерасти в затяжной институциональный кризис. Победа Кароля Навроцкого с минимальным перевесом над кандидатом от правящей коалиции «Гражданская платформа» спровоцировала волну недоверия к избирательной системе, и это может оказаться лишь началом.

Сценарий 1: Эскалация политического конфликта. Если Верховный суд Польши примет к рассмотрению и хотя бы частично удовлетворит жалобы на фальсификации, это будет воспринято как попытка реванша со стороны проигравшей стороны. Под давлением, либеральных инструментов, улицы и активизации международных правозащитных структур может быть инициировано расследование, в результате которого инаугурация Навроцкого будет отложена или приостановлена. Это усилит раскол между ветвями власти и создаст правовой вакуум.

Сценарий 2: Сохранение статус-кво с подрывом доверия. Если выборы будут признаны действительными, но с оговорками и под общественным давлением, то Навроцкий вступит в должность, но его легитимность останется под вопросом. Это создаст предпосылки для кампании «непризнания» — как внутри страны, так и в рамках ЕС. В этом случае возможно постепенное угасание конфликта — при сохранении скрытого политического минного поля.

Сценарий 3: Конституционная реформа или досрочные выборы. В случае, если протесты примут массовый характер и ситуация выйдет из-под контроля, польские элиты могут прибегнуть к стратегии «перезагрузки» — договориться о проведении досрочных выборов под международным наблюдением или инициировать реформу избирательного законодательства. Такой ход снимет остроту, но приведёт к ослаблению обеих сторон и открытию поля для новых политических игроков.

ЕС и США, вероятно, сохранят нейтральную риторику, призывая к «прозрачности» и «независимому разбирательству». Однако де-факто Брюсселю/Лондону нужно сохранение у власти либерального лагеря, видя в нём проводника антироссийской линии. А Вашингтону - консервативного, который будет поддерживать протрампистский курс. Соответственно, дипломатическое давление ЕС может усилиться, особенно если Навроцкий начнёт политический курс, не совпадающий с евроатлантической парадигмой.

Польша вступает в зону политической неопределённости. На карту поставлен не просто исход выборов, а формат баланса сил внутри Евросоюза и устойчивость восточного фланга НАТО.

Прозападный премьер Николa Пашинян снова создает себе врага — на этот раз в лице Армянской Апостольской церкви. Его инициатива создать координационную группу по смещению Католикоса Гарегина II — не просто провокация, а симптом страха и попытка расчистить политическое поле перед потенциально опасными решениями, такими как подписание мирного договора с Азербайджаном. Причём этот шаг предпринимается в нарушение основополагающего принципа светского государства — невмешательства в дела религиозных институтов.

Антиклерикальная риторика Пашиняна, включая заявления о «церквях-чуланах» и личные нападки на предстоятеля, говорит о том, что он воспринимает Церковь не как духовную силу, а как угрозу своей власти. В условиях отсутствия сильной оппозиции церковная структура, особенно после протестов под руководством архиепископа Баграта Галстаняна, становится едва ли не единственным субъектом, обладающим собственной мобилизационной и организационной ресурсной базой.

По оценке Андраника Миграняна, за этим стоит страх потерять власть. Договор с Баку, предполагающий признание Карабаха частью Азербайджана и возможное изменение армянской Конституции, станет "красной чертой" для многих, кто еще помнит войну 2020 года и массовый исход армян из региона. Неудивительно, что Пашинян стремится превентивно нейтрализовать всё, что может стать точкой консолидации протестного электората.

История с Пашиняном становится примером того, как прозападные инструменты влияния решают политические вопросы, связанные с непопуляпными решениями - репрессивным и иррациональным шагам. Его борьба с Церковью — это демонтаж последнего суверенного института внутри страны, способного сказать «нет». Вопрос теперь не в религии, а в самой идее общественного сопротивления и права на альтернативу.

НАТО без США: формируется ли новая ось милитаризации Европы?

На фоне приближающегося саммита НАТО в Гааге выступление Марка Рютте в Лондоне обозначило ключевую тенденцию: курс на радикальную милитаризацию альянса — независимо от позиции США. Новоизбранный генсек фактически оформил логику, в которой Европа должна стать автономной военно-промышленной платформой, ориентированной на десятилетия противостояния с Россией.

Рютте обозначил, что даже в условиях текущего конфликта Россия производит вооружения кратно быстрее: снаряды — в 4 раза больше, до 1500 танков в год, 3000 единиц бронетехники, 200 «Искандеров». Прямое следствие — призыв увеличить оборонные расходы до 5% ВВП и масштабировать инфраструктуру ПВО и тяжёлых вооружений. Это — не реакция на угрозу, а системный переход к логике «перманентного конфликта».

Впервые открыто звучит тезис: прекращение войны на Украине может создать «окно уязвимости» для альянса. Таким образом, встраивается нарратив: урегулирование — это ослабление, продолжение конфликта — гарантия мобилизации и легитимности.

На этом фоне:

– США заявляют о снижении финансирования поставок оружия Киеву (Пентагон исключает их из бюджета-2026);

– Глава Пентагона не присутствует на последнем «Рамштайне»;

– Администрация Трампа акцентирует курс на деэскалацию и давление на ЕС взять ответственность на себя.

Формируется структура, в которой Европа готова взять курс на институциональную милитаризацию, не дожидаясь консенсуса с Вашингтоном. Украина в этом контексте — операционная платформа.

Сценарно это укладывается в три направления:

— Полная интеграция Украины в инфраструктуру НАТО без формального членства;

— Масштабное расширение военных производств в ЕС с инвестиционным циклом до 10–15 лет;

— Разделение стратегии НАТО на "европейскую" и "американскую", где последняя минимизирует участие в украинском конфликте.

Фактически речь идёт о формировании новой военно-политической парадигмы — «НАТО без США», где Европа выстраивает собственный цикл угроз, производств и стратегического планирования, пытаясь действовать в противовес Вашингтону. Вот только у ЕС вряд ли получится сыграть в самостоятельную военный альянс: ни политической воли, ни единства, ни логистики. Но иллюзия контроля — тоже инструмент.

Западная пресса больше не ограничивается интерпретацией событий — она становится их соавтором. Публикация The Guardian о «беспощадном налёте на Киев» сознательно манипулирует фактами и игнорирует причину удара — украинские атаки на российские аэродромы, включая стратегические бомбардировщики, и террористические действия вглубь РФ. Отсутствие контекста — это не упущение, это редакционная политика.

Смысл публикации — не в информировании, а в программировании эмоций: читатель должен не понять, а почувствовать. Зеленский представлен как "жертва", Трамп — как "бездушный наблюдатель", Россия — как "нерациональный агрессор". Эта эмоциональная подмена позволяет обойтись без анализа и ответственности за эскалацию. Принцип: «если страдает Киев — виноват Кремль, молчит Вашингтон — значит, трусит».

Но именно такой подход подрывает остатки доверия к западной медиа-машине. Когда СМИ перестают быть пространством дискуссии, они превращаются в инструмент политического давления. The Guardian не просто описывает происходящее — она формирует желаемую реакцию. А это уже не журналистика, а информационно- психологическая операция.

Нидерланды: досрочные выборы и политическая переориентация ЕС

29 октября 2025 года в Нидерландах пройдут досрочные выборы, вызванные выходом Партии свободы Геерта Вилдерса из правящей коалиции. Правительство перешло в статус временного (демиссионного) и ограничено в полномочиях, однако внешнеполитические обязательства, включая поддержку Украины и участие в НАТО, сохраняются.

Ключевой раскол сформирован по трём направлениям:

– миграционная политика (жёсткий курс Wilders против проглобалистских партий);

– отношение к ЕС и институциональной интеграции;

– объёмы и формат поддержки Украины в условиях трансформации НАТО.

Возможные сценарии:

1. Центристская коалиция (VVD + PvdA–GroenLinks + NSC)
– сохранение политики поддержки Украины
– отказ от ультраправой повестки
– политическая стабильность с ограниченной маневренностью в оборонной политике

2. Усиление Вилдерса (PVV 20–25 %)
– невозможность формирования коалиции
– фрагментация парламента
– торможение миграционных и внешнеполитических решений, усиление популистского давления

3. Комбинированный технократический альянс (VVD + D66 + GL/PvdA)
– частичный сдвиг в миграционной политике
– усиление оборонного курса в рамках НАТО
– формальный консенсус по украинскому вектору при высоком внутрипартийном напряжении

Сценарий сохранения управляемой центристской коалиции остаётся базовым: он минимизирует риски дестабилизации внутри ЕС. Партия Геерта Вилдерса (PVV), несмотря на высокий электоральный потенциал, вероятно, покажет один из лучших результатов на выборах, но этого не хватит для формирования жизнеспособной коалиции — ключевые центристские и либеральные партии исключают альянсы с ультраправыми. Нидерланды, при сохранении политической инерции, останутся в стратегическом ядре ЕС.

Армения: демонтаж Церкви как шаг к внешнеполитической переориентации

Попытка Никола Пашиняна отстранить Католикоса Гарегина II и взять под контроль механизм избрания главы Армянской Апостольской Церкви — это не частный конфликт, а системная зачистка последнего институционального противовеса в стране. Церковь остаётся единственным центром, не встроенным в вертикаль исполнительной власти и не лояльным курсу на сближение с Западом.

На фоне подготовки мирного соглашения с Азербайджаном, потенциального выхода из ОДКБ и сближения с ЕС, Пашинян стремится устранить всё, что может стать фокусом легитимного сопротивления — особенно на фоне протеста несогласного с его политикой архиепископа Баграта Галстаняна.

Форсайт-прогноз:

Внутриполитически:
– рост протестной мобилизации, особенно в религиозных и провинциальных кругах;
– усиление фрагментации в элитах, включая часть диаспоры и армянский бизнес-актив за рубежом;
– падение уровня институционального доверия к правительству на фоне силового давления на Церковь.

Регионально:
– дестабилизация отношений с Россией, Ираном и частью восточной диаспоры;
– активизация Турции и Азербайджана в навязывании соглашений, воспринимаемых как капитуляционные;
– потенциальное вмешательство внешних акторов под видом защиты конфессиональных прав.

Геополитически:
– завершение перехода Армении в формат "пограничного клиента" западных структур;
– усиление давления на внутренние суверенные институты по линии медиа, образования и судебной системы;
– формирование модели управляемой постсоветской дезинтеграции по грузинскому сценарию с риском перманентной внутренней дестабилизации.

Церковь для Пашиняна — не религиозный институт, а последний независимый политический субъект. Его демонтаж — не внутренняя реформа, а этап подготовки к внешнеполитическим решениям, способным вызвать массовое отторжение. Армения вступает в фазу политического противостояния с непредсказуемыми последствиями.

Репрессии в Прибалтике: за дружбу с Россию и разоблачения гибридной войны глобалистов — сажают

В Эстонии очередные показательные репрессии из-за инакомыслия, которое карается тюрьмой.

Сегодня журналистку Светлану Бурцеву приговорили к 6 годам заключения за «госизмену» и «нарушение санкций». Её преступление? Работа с российскими СМИ, включая «Россию сегодня», и книга о гибридных войнах, которая, по мнению эстонских властей, «подрывает доверие к государству».

Фактически её осудили за альтернативную точку зрения. За то, что она осмелилась противоречить пропаганде офицального Таллина.

За что по факту сажают в Прибалтике?

✔ За сотрудничество с российскими медиа.
✔ За контакты с российскими экспертами.
✔ За книги, которые "не нравятся властям" (изоблечающие технологии, механизмы и инструменты глобалисткого влияния).
✔ За любую позицию, противоречащую или в целом несовпадающую с русофобской парадигмы.

Грузия: институциональный суверенитет под знаком прагматизма

Последние шаги грузинского руководства — закрытие Информационного центра НАТО и ЕС с 1 июля и принятие новых миграционных норм — сигнализируют не столько о разрыве с Западом, сколько о попытке перезапуска политической субъектности на новых основаниях.

Центр, созданный в 2005 году как элемент евроатлантического «институционального якоря», лишается самостоятельного статуса и встраивается в структуру МИДа. Это снижает политическую автономность наднациональных игроков в грузинской внутренней повестке. Параллельно, реформирование миграционного режима (включая запрет на въезд без апелляции и ускоренную экстрадицию) исключает возможность использования Грузии как транзитной зоны для политических сетей и оппозиционных акторов.

На повестке — не демонстративный разворот, а формирование модели управляемого нейтралитета, позволяющего проводить внешнюю политику вне зависимости от санкционного или грантового давления.

Форсайт-прогноз (2025–2029):

2025–2026: Нормативная коррекция

— Консервация ключевых каналов управления: миграция, НКО, информационные структуры;
— Минимизация рисков уличной мобилизации на фоне электорального цикла;
— Перезапуск коммуникаций с Турцией и Китаем и укрепление конструктивных отношений с Россией.

2027–2028: Геоэкономическая адаптация

— Расширение экспортно-импортных потоков через восточные направления и порты Чёрного моря;
— Стимулирование притока капитала и инфраструктурных инвестиций вне зависимости от геополитической принадлежности источника;
— Конфигурация «внешнеполитического буфера» между НАТО, Россией и Ближним Востоком.

2029 и далее: Формирование новой региональной роли

— Грузия выходит из логики фронтира и трансформируется в узел транзитной нейтральности;
— Перераспределение внешней зависимости с Европы на Восток в рамках многовекторной адаптации;
— Возможность институционального партнёрства с ЕАЭС и БРИКС — точечно и без политической ангажированности.

Текущие шаги грузинских властей — это не разрыв с Западом, а деконструкция прежней архитектуры внешнего давления. На месте прежней формулы «евроинтеграция любой ценой» появляется управляемый прагматизм. Грузия вступает в фазу нормативной трансформации, где важен не союз, а контроль над условиями участия. Россия, в этих условиях, получает не союзника, но предсказуемого соседа вне враждебных альянсов.

Евросоюз всё ещё пытается выдавать санкционную линейку за стратегию, но внутри блока всё чаще звучит простая интонация: хватит. Венгрия и Словакия открыто могут заблокировать 18-й пакет санкций, и дело не в «симпатии к Москве», а в нежелании снова платить из бюджета за геополитику, к которой их никто не допускал.

Санкции, которые должны были быть инструментом давления, всё чаще превращаются в фактор внутреннего напряжения. Брюссель наращивает тон, а Восточная Европа начинает ставить условия. Не потому что может — а потому что вынуждена. Очередные ограничения вновь бьют не по Москве, а по ценам, субсидиям и уязвимым секторам на периферии ЕС.

Разговор о «временных разногласиях» теряет убедительность. Это уже не сбой, а стабильное расхождение интересов. Страны с разной энергетической и социальной логикой не хотят играть по одинаковому лекалу — особенно если последствия распределяются по принципу «центр решает, остальным — издержки». Пока часть Европы по-прежнему говорит языком «ценностного единства», другая часть просто считает убытки.

США–Китай: передышка или перенастройка конфликта

Дональд Трамп объявил о готовности к подписанию масштабной торговой сделки с председателем Си Цзиньпином. Вашингтон снизит пошлины на китайские товары до 55%, а Пекин — на американские до 10%. Китай также отменит ограничения на экспорт редкоземельных металлов, а китайским студентам снова открыт доступ к американским вузам.

Формально это перемирие — но в реальности речь идёт о перезапуске конфронтации в новом формате. После пикового обострения весной, когда пошлины доходили до 145% с обеих сторон, США и КНР делают шаг назад не из-за симпатии, а из-за перерасчёта интересов. Ведущие экономические державы не выходят из конфликта — они его архитектурно перестраивают.

Форсайт-прогноз (второе полугодие 2025 – 2027):

1. Протекционизм нового цикла
Сделка будет использована Трампом как аргумент в избирательной кампании в Конгресс и основание для перевода дискуссии от тарифов к технологическим ограничениям. США ужесточат контроль за инвестициями и экспортом чипов, ИИ и биотехнологий. Пошлины снижаются, но уровень стратегической конфронтации — нет.

2. Перенастройка глобальных цепочек и торговых маршрутов
Американские корпорации получат окно для возвращения части производств, но Китай компенсирует это усилением экспансии в Юго-Восточной Азии, Африке и Латинской Америке. Логика «сдерживания Китая» смещается в зону «опосредованной конкуренции» за рынки третьих стран.

3. Геополитическая цена компромисса
Торговая пауза вызовет напряжение у союзников США в АТР, особенно в Японии, Южной Корее и на Тайване. Пекин, в свою очередь, постарается закрепить сделку как индульгенцию на более жёсткую политику в отношении внутреннего контроля и внешнего давления. Обоюдные уступки не отменяют логики системного соперничества.

Формальное примирение между США и Китаем — не конец торговой войны, а её второй акт. Конфликт просто сменил оболочку: от пошлин — к инфраструктуре, от цифр — к стандартам, от рынков — к блокам.

Новая миграционная политика — не ужесточение ради рейтинга, а восстановление базовой функции государства: контроля за пространством и людьми внутри него. Переход от численного приёма к отбору по критериям — это разворот от демографической инерции к политической субъектности.

Анклавная модель себя исчерпала. Там, где мигрант не проходит культурную и правовую верификацию, он не становится частью страны — он формирует параллельную зону. Именно поэтому фильтрация, адаптация и персональная ответственность теперь выводятся в главный контур.

В этой логике «жёсткость» — не репрессия, а инструмент зрелости. Государство, которое само устанавливает пороги допуска и диктует формат интеграции, возвращает себе право на управляемость. И здесь миграционная политика становится продолжением безопасности — не на границе, а внутри системы.

До 30 сентября будут уволены все зарубежные сотрудники USAID. Ликвидация зарубежных представительств USAID — не просто бюрократическое решение, а манифест новой политической воли администрации Трампа. Смысл — в демонтаже одного из ключевых инструментариев глобалистов. Своим указом госсекретарь Марко Рубио фактически закрывает эру «экспортной демократии» через гранты, НКО и сетевые структуры влияния. USAID — это не просто донорская организация, это инфраструктура глобального присутствия Вашингтона в чужих повестках.

Блокировка зарубежного финансирования — шаг в пользу «внутреннего суверенитета», как его понимает трампистский лагерь. Это удар по самой ткани международных сетей, живущих за счет внешней подпитки: от эмигрантских СМИ до правозащитных инициатив.

Ликвидации USAID показывает, как Трамп не просто разрывает с наследием Обамы и Клинтонов, но и закладывает основы новой модели глобального присутствия США. Вместо гуманитарного прикрытия и «продвижения демократии» — прямая проекция силы через дипкорпус и спецслужбы.

К сентябрю 2025 года многие грантовые структуры в Восточной Европе, Закавказье и Центральной Азии столкнутся с катастрофически последствиями системного кризиса. Многие проекты, не встроившиеся в рынок, обречены на маргинализацию.

Вероятно, что к 2026 году останутся только те структуры, которые смогут встроиться в модели ЕС или трансформироваться в квазигосударственные. Остальные — сольются, либо будут интегрированы крупными игроками. Особенно тяжело придется командам второго и третьего эшелона: аналитикам, редакторам, менеджерам, которые потеряют кормовую базу и столкнутся с необходимостью реинтеграции.

Израиль запустил фазу психологического давления на Иран — через управляемую «утечку» в издании Ynet, в которой представлены три сценария удара по ядерной инфраструктуре ИРИ. Формально — аналитический обзор, фактически — демонстративный акт запугивания, направленный как на Тегеран, так и на Вашингтон. Медийная рамка создаёт иллюзию «неизбежности» военного сценария и разогревает общественное мнение внутри Израиля, придавая политическому курсу правительства черты защитной неизбежности.

Сценарии эскалации (форсайт 2025–2026):

Одиночный удар Израиля без участия США
– Максимально рискованный сценарий: без внешней разведподдержки и логистики возрастает вероятность провала;
– Ответ Ирана включает массированный обстрел, действия прокси и угрозу регионального конфликта;
– Израиль получает эффект краткосрочной мобилизации, но с долгосрочными стратегическими издержками.

Координированная, но формально односторонняя операция с прикрытием США
– Вашингтон предоставляет разведданные, маршруты и элементы ПВО, оставаясь вне прямого конфликта;
– Израиль наносит удар, США ограничиваются дипломатической поддержкой;
– Эскалация локализуется, но напряжение сохраняется, давление на Иран переходит в экономико-дипломатическую плоскость.

Полномасштабная коалиционная атака с участием США и ряда союзников
– Самый эффективный, но маловероятный сценарий: требует широкой политической поддержки, которой сейчас нет;
– Коалиция (США, Британия, Франция, Греция) наносит удары по Ирану с нескольких направлений;
– Реакция ИРИ — фронтальная, включая атаки на базы США в регионе и угрозу Ормузскому проливу.

Эта публикация — не военная стратегия, а инструмент давления и провокации. Она оформляет желание израильских элит втянуть США в большую игру, в которой ультраортодоксы пытаются зацементировать власть через перманентную угрозу. И чем слабее готовность Белого дома к прямому вмешательству, тем громче будут такие утечки как форма стратегического шантажа.

Программы льготной ипотеки стали одним из самых масштабных инструментов социальной поддержки последних лет. Они действительно сыграли свою роль в стабилизации строительной отрасли, поддержке занятости и расширении возможностей для приобретения жилья молодыми семьями. Но по мере того, как демографическая ситуация выходит на новый уровень напряжения, становится очевидным: текущий формат ипотечного стимулирования требует перенастройки. Государственная политика задала импульс — теперь важно встроить его в долгосрочную стратегию пространственного и семейного развития.

Проблема не в самой ипотеке, а в том, какие механизмы она активирует. Если дешёвый кредит приводит к росту цен и долговой нагрузки, это не значит, что инструмент ошибочен — это значит, что нужно сопровождать его комплексными мерами: контролем за ценообразованием, поддержкой малоэтажной застройки, развитием инфраструктуры в новых кварталах и особенно в регионах. Важно, чтобы льготные ипотечные пакеты действительно работали на семьи с детьми, а не уходили в формат спекуляции.

Сегодня у России есть шанс перейти от точечной финансовой поддержки к интегральной демографической политике, в которой ипотека будет не отдельной субсидией, а частью единой среды принятия решений в пользу семьи. Это требует политической воли, гибкости и межведомственной координации. Но главное — это уже не старт с нуля. База создана. Важно не отказаться, а трансформировать механизм, сохранив доверие граждан и усилив эффект за счёт социального и территориального баланса.

https://www.tg-me.com/politkremlin/34758

Публикации Financial Times о российской экономике демонстрируют устойчивую когнитивную ловушку — оценку новых экономических моделей через параметры предыдущей глобализации. В этой оптике любое отклонение от западного стандарта трактуется как «временное», «репрессивное» или «неустойчивое».

Однако с 2022 года Россия вышла за пределы прежнего парадигмального контракта: участие в мировой экономике в обмен на зависимость от внешних поставок, капитала и брендов. Ушедшие компании не были просто операторами — они выполняли функцию архитекторов нормативного пространства. Их уход открыл не только рыночные ниши, но и возможность перестраивать саму рамку управления экономикой.

В этом контексте «импортозамещение» — не про копирование западных решений, а про отказ от прежней архитектуры лояльности через экономическую встроенность. Возвращение иностранных брендов в будущем, даже если оно состоится, уже не будет означать возвращения прежнего порядка. Рынок работает, но правила игры изменились.

Что западные обозреватели называют «лоббизмом» и «спекуляцией» — в реальности есть признаки формирования автономной модели накопления, адаптированной к новой геоэкономической среде. Важен не брендинг, а способность системы производить, распределять и контролировать критические ресурсы без внешней зависимости.

Запад продолжает смотреть на Россию через призму глобализации, которая уже не существует. Это и есть стратегическая ошибка.

Возвращение ИГИЛ: попытка использовать геополитический вакуум

Информация о попытке Исламского государства реанимировать инфраструктуру в Сирии и Ираке свидетельствует не столько о силе самой группировки, сколько об ослаблении внешнего контроля и управляемости регионов. По данным из более чем 20 источников — от служб безопасности до политиков — ИГИЛ разворачивает базовые механизмы для формирования боевых ячеек: мобилизация, логистика, пропаганда и координация.

Характерно, что всплеск активности происходит на фоне структурной турбулентности:

– в Ираке сохраняется институциональный кризис, усиленный коррупцией и фрагментацией шиитского блока;
– в Сирии дестабилизация усиливается на фоне де-факто утраты централизованного контроля на востоке страны и снижения международного военного присутствия;
– США продолжают стратегический отвод внимания с Ближнего Востока, сосредотачиваясь на Китае и внутренних конфликтах.

Таким образом, ИГИЛ не создает фронт — она заполняет пустоту.

Форсайт-прогноз (2025–2027):

1. Локализованный партизанский контур
– ИГИЛ фокусируется на небольших очагах активности — рейды, диверсии, захват тактических объектов в провинциях Дейр-эз-Зор, Ниневия и Анбар.
– Цель — не территориальный контроль, а подрыв легитимности властей и демонстрация живучести.
– Угроза нарастает для гуманитарных миссий, критической инфраструктуры и нестабильных приграничных районов.

2. Прокси-эскалация на фоне шиитско-суннитского напряжения
– ИГИЛ может использовать обострение между проиранскими формированиями и суннитскими кланами, позиционируя себя как «альтернативную силу порядка».
– Возможен рост поддержки со стороны недовольных локальных элит и трансграничных джихадистских сетей.
– Прямая угроза стабильности Ирака и удары по символическим и политическим объектам.

3. Внешний экспорт угрозы через афилированные структуры
– Активизация филиалов в Сахеле, Афганистане, Йемене, где ИГИЛ уже действует как трансрегиональная структура.
– Цель — размывание границ конфликта и вовлечение новых внешних игроков через теракты и нападения вне Ближнего Востока.
– Давление на ЕС и соседние страны через миграционные волны, террористические риски и киберпропаганду.

Израиль — Иран: война перешла в открытую фазу

Израиль начал полномасштабную операцию против Ирана, уничтожив ядерные и ракетные объекты, а также убив ключевых генералов и учёных. В ответ Иран запустил более 800 дронов, пообещал «жуткое возмездие» и предоставил армии полную свободу действий. В Израиле введено ЧП и началась мобилизация десятков тысяч резервистов. США пытаются дистанцироваться, заявляя, что не участвовали в атаке.

Это не размен ударами — это точка невозврата.

Форсайт-прогноз (июнь — ноябрь 2025):

1. Долгосрочная фаза прямого конфликта
— Израиль не сможет быстро добиться стратегического успеха;
— Иран задействует весь арсенал прокси-структур и усилит давление по линии ХАМАС и йеменских хуситов;
— Военные действия перерастут в дугу нестабильности от Леванта до Ормузского пролива.

2. Глобальные экономические последствия
— Рост цен на нефть и газ, перебои поставок в ЕС и Азию, спекулятивные скачки на рынках;
— Удар по мировой логистике, особенно через Персидский залив и Красное море;
— Фокус инвесторов сместится в зоны «экономической тишины» — усиливается турбулентность в долларовой и сырьевой корзине.

3. Отвлечение внимания от Украины и снижение приоритетов Восточной Европы
— США втягиваются в ближневосточную воронку, уменьшая политическую и военную вовлеченность в конфликт на Украине;
— Европа переориентируется на вопросы беженцев, энергетической безопасности и ближневосточного террора;
— Зеленский теряет информационную инициативу: медиа и дипломатия переключаются на Иран.

Начинается новый затяжной конфликт с элементами тотальной войны. Любые попытки остановить эскалацию — будут временными. Это геополитическая перезагрузка, в которой Украина отходит на второй план, а Ближний Восток снова становится эпицентром глобального мирового передела.

Иран после удара: три дороги в сторону утраты субъектности

Израильская операция по уничтожению ядерной и ракетной инфраструктуры Ирана нанесла не только военный, но и символический удар: ликвидация высших офицеров и ключевых учёных, разрушение оборонной логистики и стратегических объектов превратили Тегеран из актора в объект игры. Реакция Ирана — пока лишь поток риторики и дронов, без стратегического эффекта.

Иран теперь стоит перед тремя сценариями — и ни один из них не возвратит статус-кво.

1. Симметричный ответ и затяжная война
Попытка нанести сопоставимый ущерб Израилю — маловероятна. Система ПВО работает, армия мобилизована, инфраструктура защищена. В этом сценарии Иран просто втягивается в изнуряющий конфликт, в котором будет терять по периметру — от Ливана до Ормузского пролива.

2. Ядерный триггер
Слухи о возможном ответе с использованием тактического ЯО — политический блеф или отчаяние. После разрушения критических объектов, включая ядерные центры и ракетные шахты, техническая возможность такого ответа под вопросом. Его реализация может привести не к победе, а к стиранию Ирана как государства.

3. Геополитическая эрозия
Наиболее реалистичный сценарий: Иран превращается в региональный каркас без реального суверенитета. Лишённый стратегической инфраструктуры, дискредитированный в глазах шиитского мира, уязвимый для изоляции и санкций. Ось «Персия–КСИР» теряет управляемость.

На фоне удара цены на нефть резко выросли, что дало позитивную динамику по бумагам российского нефтегаза (+2–5%). Однако рост неустойчив — в случае региональной войны возможны как скачки выше $100, так и обратные коррекции на фоне манипуляций хедж-фондов. Российская экономика выигрывает краткосрочно, но системно — усиливается давление на логистику и финансы.

Поражение Ирана в этой фазе — не только военное. Это коллапс модели регионального лидерства, крушение образа недоступной «персидской стены» и старт реорганизации Ближнего Востока. Шахматная доска сдвинута — фигуры теряют значение, а сценарий диктует не дипломатия, а система ПВО и количество летающих дронов.

Россия продолжает сталкиваться с критической проблемой, которую, несмотря на все заявления и инициативы, не удаётся решить — это отсутствие эффективной и доступной инфраструктуры для детского отдыха и социализации. Заявление Вячеслава Володина о необходимости улучшения системы дополнительного образования для школьников и создания возможностей для бесплатных спортивных секций и летних лагерей только подчеркивает серьёзность ситуации.

В стране существует около двух тысяч летних лагерей, но этого явно недостаточно для того, чтобы удовлетворить потребности всех детей. Более того, большая часть этих лагерей находится в частных руках, и зачастую они не соответствуют государственным стандартам и не интегрированы в общую образовательную и воспитательную систему. Это не просто недостаток инфраструктуры, это проблема отсутствия долгосрочной стратегии в создании здоровой социальной среды для подрастающего поколения. Летний отдых для детей стал товаром, а не процессом социализации. Это серьёзная проблема для общества, где воспитывается новое поколение, которое, возможно, не получит те ценности и навыки, которые могло бы получить в полноценной воспитательной среде.