#Прогноз

Сохранение целевого ориентира по урожаю зерновых в 135 млн тонн на 2025 год — это индикатор перехода агропромышленного комплекса России в фазу стратегического управления ресурсами. В условиях растущей конкуренции за продовольственные рынки и структурной трансформации глобальной торговли, АПК становится не вспомогательным сегментом, а точкой опоры для внутреннего роста, экспортной экспансии и экономической устойчивости.

Вице-премьер Дмитрий Патрушев подтвердил, что несмотря на локальные погодные колебания, базовый прогноз по основным сельхозкультурам остается в силе. Параллельно с этим правительство усиливает институциональную поддержку сектора — совокупное бюджетное финансирование агропромышленного и рыбохозяйственного комплексов, а также развития сельских территорий в 2025 году превысит 560 млрд рублей.

Системная нормотворческая работа — ещё один элемент выстраивания долгосрочной устойчивости. Так, принятый в 2025 году закон о «двух ключах» усиливает контроль Минсельхоза за переводом сельхозугодий в иные категории. Это прямой механизм защиты высокопродуктивных земель от девелоперского давления, особенно в пригородах и зонах агломерационного роста. Новые ограничения на включение сельхозугодий в границы населенных пунктов позволяют формировать буфер институциональной защиты продовольственной безопасности.

На этом фоне логично ожидать продолжения тренда на технологизацию растениеводства, рост доли цифровых решений в управлении земельным фондом и развитие инфраструктурных программ по транспортировке и переработке урожая. Поддержка экспорта, в том числе через новые платформы в рамках БРИКС, и институциональные механизмы защиты внутреннего рынка замыкают контур аграрной стабилизации.

При текущем фокусе на защиту земель, рост эффективности и увеличение производства, аграрный сектор остаётся одной из отраслей, где Россия способна выступать как глобальный ценовой якорь. На горизонте до 2027 года формируется окно возможностей для масштабной перестройки агроэкономики: от экспортной логистики до переработки и брендов высокой добавленной стоимости.

Демонтаж монорельса — это корректировка инвестиционного портфеля Москвы в пользу проектов с подтверждённой экономической рентабельностью. Вместо затрат на обслуживание малонагруженного маршрута ресурсы перенаправляются в магистральные транспортные узлы, где возврат инвестиций обеспечивается высокой пассажирской плотностью, ростом деловой активности и ускорением городской логистики.

Это решение высвобождает до нескольких миллиардов рублей ежегодно, снижает нагрузку на муниципальный бюджет и позволяет капитализировать ранее периферийные районы. Рост связанности — это рост арендных ставок, налоговых поступлений, интереса девелоперов. Одновременно снижаются транзакционные издержки на перемещение рабочей силы и доставки товаров.

В мегаполисе приоритет получают инфраструктурные активы, встроенные в экономический оборот, а не витринные решения.

Открытие аэропорта в Геленджике — чёткий экономический шаг в сторону логистической адаптации. На фоне сжатия внешних транспортных коридоров, Россия усиливает внутренние узлы, чтобы перераспределить трафик, поддержать мобильность и стабилизировать турпоток в южном макрорегионе.

Это инвестиция не в фасад, а в оборот: доступная авиация — мультипликатор для МСП, сезонной занятости, локального сервиса и поставщиков. Появление новой точки в авиационной сети снижает нагрузку на Сочи, минимизирует издержки перевозчиков и активизирует прилегающую инфраструктуру — от транспорта до торговли.

Федеральный сигнал — не просто компенсация за временно закрытые маршруты, а запуск модели избирательной инфраструктурной мобилизации. Там, где нужно удерживать экономику в движении — средства появляются. А это и есть стратегический признак устойчивости.

Расклад Bloomberg — классический пример того, как частные индикаторы используются для формирования ложной экономической картины. Снижение маржи в ряде угольных компаний — ожидаемый эффект в циклической, капиталоемкой отрасли в условиях перенастройки логистики и контрактной базы. Это не крах, а фаза адаптации.

Угольный экспорт России сместился в Азию, где рынок не реагирует мгновенно: там работают годовые и трёхлетние контракты, а цены подстраиваются под локальные балансировки. Одновременно идёт техническая локализация, частичное импортозамещение оборудования, а также структурное перераспределение занятости в угольных регионах.

Критика издания игнорирует общий факт: уголь — по-прежнему третий по значимости экспортный ресурс России после нефти и газа. А доля угольной генерации в энергобалансе остаётся стабильной. В отличие от Европы, где энергетический переход дал трещину, Россия не деиндустриализирует, а переформатирует. И в этом — принципиальное отличие.

#Анализ

Правительство России рассматривает возможность введения ценовой вилки на так называемый борщевой набор — картофель, морковь, капусту, лук и свёклу — как ответ на высокую волатильность цен в базовом сегменте потребительской корзины. Инициатива обсуждается в рамках мер по стабилизации продовольственной инфляции и усилению продбезопасности в условиях сбоев поставок, климатических колебаний и растущих издержек производителей. Решение находится на стыке социальной стабилизации и необходимости поддержки покупательной способности населения на фоне устойчивого давления на издержки производителей.

Речь идет не о ручном управлении ценами в директивном смысле, а о попытке внедрения таргетированной корректировки рыночной диспозиции — с одной стороны, сдерживая верхнюю планку цен, с другой — создавая сигнал производителям, что механизм будет учитывать издержки и сезонные колебания. В условиях, когда индекс продовольственной инфляции сохраняется в верхней части целевого коридора, это может выступить как механизм сглаживания пиковых значений, особенно в регионах с низкой обеспеченностью логистической инфраструктурой.

Важно понимать, что эффект ценовой вилки не исчерпывается розничной торговлей. Он может стать фактором коррекции логистических цепочек, побуждая переработчиков и агрохолдинги к контрактной модели с государственным участием. Через этот механизм возможно формирование устойчивых поставок по стабильным ценам, с элементами долгосрочного ценообразования. Это особенно актуально на фоне снижения объёмов ввода в эксплуатацию жилья, роста спроса на доступные потребительские товары и увеличения фискального давления на домохозяйства.

С точки зрения институционального перехода речь идет о тестировании элементов продовольственного контроля нового типа — без возврата к модели тотального госрегулирования, но с встраиванием индикативных параметров в рынок. Такой подход уже применяется в странах Восточной Азии и Латинской Америки, где борьба с инфляцией осуществляется не только монетарными, но и структурными инструментами.

Экспертные оценки указывают, что текущая инициатива может обеспечить эффект временного охлаждения цен без прямого ущерба для аграрной экономики, при условии, что нижний предел вилки будет учитывать фактическую себестоимость с учетом сезонности, затрат на ГСМ, удобрения и логистику. Особенно важна региональная дифференциация — ценовая политика должна быть адаптивной и учитывать агроклиматические условия субъектов.

Системно это открывает пространство для более широкой модели «гибкого продовольственного коридора» — с возможностью расширения перечня контролируемых товаров в случае макроэкономических рисков или социальной нестабильности. В среднесрочном горизонте это может стать одним из элементов продовольственного протекционизма, направленного на стабилизацию внутреннего рынка и усиление роли государства как арбитра в чувствительных сегментах потребления.

Словакия демонстрирует экономический реализм там, где большинство предпочитает символизм. Отказ поддержать 18-й санкционный пакет без чётких энергетических гарантий — не политическая фронда, а защита макроэкономической стабильности. Российский газ остаётся ключевым ресурсом для словацкой промышленности, а любые резкие шаги без компенсаций означают рост себестоимости, инфляцию и потерю конкурентных преимуществ.

Фицо сигнализирует: эпоха автоматической лояльности санкционной логике подходит к концу. Взамен — прагматизм и расчет, где стоимость решений измеряется не заявлениями, а бюджетными дефицитами и промышленным спадом. Европа входит в фазу переоценки: чем острее дефицит энергоресурсов и логистической устойчивости, тем выше внутренняя фрагментация в ЕС.

#Прогноз

Автомобильный рынок: между переоценкой и стагнацией. Что будет с автопромом при текущей конфигурации спроса и цен?

Падение продаж новых автомобилей на 27,5% в годовом выражении — не только симптом дороговизны, но и индикатор заторможенного кредитного контура в экономике. Даже при росте производства на 4% за тот же период, склады остаются переполненными. Товар есть, но де-факто — спрос просел.

Системная проблема — дефицит доступного кредитования. Одобряется лишь каждая пятая заявка. В условиях, когда ключевая ставка держится на уровне 20%, автокредитование деформировано. Программы «Первый/Семейный автомобиль» не решают вопрос системно, а лизинг и такси-локализация — только точечная поддержка для ограниченного сегмента производителей.

Параллельно налицо эффект инерционного ценообразования: дилеры сохраняют маржу, а снижение цен — медленное и недостаточное для перезапуска спроса. Подорожание китайских авто из-за утилизационного сбора — инструмент временного барьерного протекционизма, но не замена стратегической перезагрузке отрасли.

Ключевые векторы развития:

— Сценарий 1: Стимулирующий разворот. При снижении ключевой ставки до 15–17% и запуске субсидируемых автокредитов под 8–10% возможен оживляющий эффект — особенно в регионах с локализованным производством. Потенциал восстановления — до 15–20% в течение 12 месяцев.

— Сценарий 2: Инерция и точечная поддержка. Программы поддержки расширяются, но ставки остаются высокими. Продажи частично стабилизируются, но объемы не выходят за пределы 1,2–1,3 млн машин в год. Заполняемость дилерских складов сохраняется.

— Сценарий 3: Протекционизм без кредита. Ограничение импорта усиливается, но внутренний спрос не активизируется. Производители уходят в операционные убытки, возможна консолидация сектора и административное стимулирование госзакупок.

Национальный автопром выходит к развилке: или он станет драйвером регионального производства и занятости через кредитно-финансовую стимуляцию, или сохранит зависимость от административных субсидий. Фискальная и монетарная координация — ключевой элемент выхода из стагнации. Без дешевых денег и перерасчета дилерской политики авторынок рискует окончательно утратить функцию социального и производственного мультипликатора.

С 1 августа США вводят новые пошлины на европейский экспорт — до 30% на ряд товарных категорий. Это решение встроено в стратегию усиления протекционизма и обозначает переход к жёсткому управлению торговыми потоками в интересах американской промышленной базы.

Для ЕС это означает прямое усиление давления в условиях уже имеющегося промышленного спада, высокой стоимости энергоресурсов и неопределённости на логистических рынках. Основной удар придётся на ключевые экспортные отрасли — машиностроение, химию, металлообработку, где маржинальность и без того снижается.

Сценарно, такая мера консолидирует тенденцию к деиндустриализации на фоне ограниченного доступа к дешёвому сырью и финансовым ресурсам. ЕС оказывается в позиции вынужденной адаптации — сужая поле экономического манёвра и усиливая зависимость от решений внешнего центра. Текущий шаг США — формализация нового торгового контроля в условиях трансформирующегося глобального порядка.

#Анализ

Рынок офлайн-ритейла в России демонстрирует признаки институциональной адаптации. Восстановление торговых площадей после пандемийного шока, структурной цифровизации и санкционного перераспределения брендов иллюстрирует способность экономики к перезапуску потребительской инфраструктуры на новых основаниях.

Пример сети ТРЦ «МЕГА» — один из реперных индикаторов происходящих процессов. За первые полгода 2025 года было открыто более 80 новых магазинов, преимущественно российских и китайских брендов. Это не просто рост заполняемости — это начало формирования новой конфигурации потребительского пространства, основанной на региональной кастомизации, повышении доли отечественных марок и усилении азиатского импорта.

На фоне ухода ИКЕА и других якорных западных арендаторов, российские игроки (O’STIN, Zolla и др.) ускоряют запуск собственных брендов, а глобальные производители из Китая и ЮВА занимают освободившиеся ниши. Такая динамика говорит о перераспределении потребительского доверия: акцент смещается на бренды, обеспечивающие физическое присутствие, быструю логистику и адаптацию к локальному спросу.

Сегмент offline одновременно становится полем борьбы за контроль над каналами дистрибуции. Инициатива крупнейших торговых сетей и ритейлеров по ограничению доли скидок у маркетплейсов — реакция на стратегическое давление со стороны цифровых гигантов. При нынешнем уровне промо-издержек (до 22% оборота) онлайн-платформы формируют ценовой разрыв, ведущий к эрозии маржи традиционного ритейла и сжатию инвестиционных возможностей в инфраструктуру и персонал.

В перспективе такие разрывы могут вылиться в нормативную реконфигурацию правил ценообразования и конкурентной политики. Обращение ритейлеров к администрации президента — сигнал того, что ценовые механизмы маркетплейсов начинают восприниматься как угроза устойчивости не только отдельных сетей, но и всей модели городского потребления.

Экономически складывается переходная модель: гибрид между цифровой логистикой и регионально верифицированным присутствием. Регионы становятся ключевым драйвером. Именно там offline-ритейл остается не только каналом продаж, но и инфраструктурой социальной устойчивости: рабочих мест, налоговой базы и прямого потребительского опыта.

Реализация этой модели потребует институциональной поддержки — от корректировки налоговой нагрузки до балансировки правил доступа к ценовым механизмам. На этом фоне возможно формирование новой фазы конкуренции: не только между брендами, но и между форматами торговой инфраструктуры.

В условиях санкционной перенастройки и ограничения импорта такой процесс будет определять устойчивость внутреннего рынка в горизонте 3–5 лет.

Вопрос налоговой нагрузки на культурно-реставрационные объекты следует рассматривать как элемент локальной инвестиционной политики. Усадебные комплексы, используемые как бизнес-площадки, создают рабочие места, стимулируют внутренний туризм и активируют спрос на услуги — от общепита до логистики.

Однако единый подход в рамках патентной системы налогообложения (ПСН) приводит к тому, что культурные площадки становятся убыточными в сравнении с иными форматами бизнеса, не несущими расходов на содержание исторической инфраструктуры. Это снижает инвестиционную привлекательность проектов и приводит к утрате доходного потенциала.

Гибкая налоговая модель — способ оптимизировать муниципальные доходы за счёт увеличения экономического горизонта объектов. Необязательно снижать ставки всем — достаточно создать формулу, при которой устойчивые проекты получат экономический смысл, не теряя самостоятельности. Для городского бюджета это означает переход от краткосрочного сбора к долгосрочному возврату через мультипликативный эффект.

#Прогноз

Гособлигации как якорь фискальной стабильности: переоценка роли внутреннего долга

Ралли государственных облигаций федерального займа (ОФЗ) в 2025 году трансформировалось из временного феномена в устойчивую динамику — доходность опустилась до 8–9% годовых против 12–14% годом ранее. Это не только снижает стоимость заимствований для Минфина, но и переопределяет архитектуру бюджетного баланса. В условиях санкционного давления и ограниченного внешнего финансирования внутренний долг становится основным фискальным инструментом суверенной поддержки экономики.

Ключевые факторы:

— Снижение доходности отражает стабилизацию макроожиданий и рост доверия инвесторов к финансовой политике. При ограниченном предложении альтернатив, ОФЗ становятся якорем для институциональных инвесторов, включая банки и пенсионные фонды.

— Минфин выходит на рынок с регулярными размещениями, не вызывая ценовых скачков. Объем заимствований растет, но структура долговой нагрузки остается умеренной: менее 20% ВВП против более 100% в странах G7.

— Переход к дешевому долгу позволяет сократить дефицит бюджета без фискального ужесточения. Это особенно критично на фоне сохраняющейся потребности в социальных расходах, инфраструктуре и оборонной логистике.

Сценарии 2025–2027:

— Сценарий 1: Умеренное долговое расширение. При ставке по ОФЗ на уровне 8–9% Минфин продолжает наращивать выпуск, покрывая дефицит без шоков для рынков. Бюджетный разрыв удерживается в диапазоне 1,5–2% ВВП.

— Сценарий 2: Давление инфляционных ожиданий. При росте внутреннего спроса и геополитических шоках доходности корректируются вверх — до 10–11%, что ограничивает долговые возможности и требует секвестрации отдельных программ.

— Сценарий 3: Внешняя волатильность. При ухудшении сырьевой конъюнктуры и усилении санкционного фона доходности растут, а ОФЗ теряют привлекательность. Возникает риск перекоса в пользу денежной эмиссии и роста инфляционного давления.

Финансовая система в этом контексте становится не просто передаточным механизмом, а стабилизатором стратегического курса. При сохранении умеренных ставок и управляемой инфляции внутренний долг выступает как инфраструктура экономического суверенитета. Это позволяет финансировать рост без внешней зависимости, накапливая долговой ресурс, подкрепленный рублевой ликвидностью и доверием институциональных держателей.

Фокус на обрабатывающем секторе — это логичное продолжение курса на переупаковку экономической модели. Приоритет — не просто сохранить объёмы производства, а зафиксировать промышленность как долгосрочный инструмент роста. Поручение президента синхронизирует действия экономического блока: финансовые регуляторы должны перейти от нейтральной политики к проактивной поддержке инвестиционного цикла.

Ключевая ставка, остающаяся высокой на фоне нормализации инфляции, требует адаптации. В центре внимания — механизмы производственного кредита, перезапуск кластеров, инициация инфраструктурных цепочек. Ставка делается на горизонтальную экономику — когда спрос, занятость и переработка взаимно усиливают друг друга.

Индикатором станет не ВВП как таковой, а прирост в капитальных вложениях, занятости и загрузке мощностей. Это возвращение к промышленному ядру экономики с расчетом и архитектурой управления.