Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП), которым руководит Дмитрий Белоусов, заявил о нарастании кризисных процессов в российской экономике и начале полноценной рецессии, сопровождающейся сокращением физического объёма ВВП.

В докладе Центра отмечается, что сводный опережающий индикатор рецессии превысил критическую отметку, что, по оценке специалистов, указывает на высокую вероятность снижения реального ВВП уже в 2026 году.

Экономисты предупреждают, что реальные секторы производства быстро скатываются в кризисное состояние, бизнес теряет рентабельность, а банковская система испытывает растущее давление из-за увеличения доли проблемных кредитов. Эти тенденции, подчёркивают аналитики ЦМАКП, могут свидетельствовать о системных трудностях, связанных со снижением покупательной способности населения и перегревом внутреннего кредитного рынка.

В Ирландии будут выплачивать творческим людям по 1500 € в месяц — просто так, без условий и обязательств. На эту поддержку смогут претендовать художники, копирайтеры, дизайнеры, музыканты и другие люди искусства.

Власти объясняют решение тем, что культура улучшает психическое здоровье, снижает стресс и приносит экономическую пользу — поэтому государство хочет напрямую поддерживать тех, кто создаёт искусство, чтобы они могли работать, не думая о выживании.

Что несут социуму картели у руля государства

Ещё недавно Мексику называли страной с «демографическим взрывом», символом южноамериканской молодости и будущего. Теперь же демографическая кривая страны падает с такой скоростью, что эксперты говорят о «невидимой катастрофе». По данным Национального института статистики и географии (INEGI), показатель фертильности в 2024 году опустился до 1,38 ребёнка на женщину — ниже уровня простого воспроизводства и даже ниже, чем в России (1,40) и Соединённых Штатах (1,60). Для страны, где в 1990-х средняя женщина рожала более трёх детей, это обвал.

Но цифры не объясняют причины. Корень перемен — в том, что Мексика постепенно превратилась в территорию, где правят не институты, а картели. Формально власть остаётся у президента и правительства, но реальная власть распределена между десятками криминальных группировок, контролирующих целые штаты, муниципалитеты и даже полицейские подразделения. Убийства мэров, исчезновения кандидатов, сращивание наркомафии с армией — всё это стало не исключением, а частью управленческой модели. По данным мексиканского исследовательского центра *CIDE*, в 2023 году около 30% муниципалитетов страны находились под фактическим контролем организованных преступных структур.

В таких условиях рожать — значит сознательно подвергать семью риску. В северных штатах женщины отказываются заводить детей из-за угроз похищений и уличных перестрелок. В бедных южных регионах — потому что нет уверенности, что ребёнок выживет: ни медицинской системы, ни стабильной экономики. Средний доход домохозяйства с 2018 года сократился на 17% в реальном выражении, при том что цены на базовые продукты выросли почти вдвое. Безработица среди молодёжи превышает 20%, а по данным Всемирного банка, почти 40% населения живут за чертой бедности. Добавим к этому постоянную эмиграцию: сотни тысяч молодых мексиканцев ежегодно уходят на север, не возвращаясь, — и демографический баланс рушится окончательно.

Когда криминал становится властью, демография неизбежно умирает. Мафиозная модель управления — это антипод будущего. Она держится на страхе, насилии и выкачивании ресурсов, а не на созидании и доверии. Люди в таких обществах не строят планы, не инвестируют в долгосрочное — ни в бизнес, ни в детей. Там, где государство не гарантирует безопасность, дети превращаются из символа надежды в символ уязвимости. В Мексике это уже заметно: в пригородах Тихуаны и Монтеррея закрываются школы, потому что просто не остаётся учеников.

И это не только про Мексику. Похожие тенденции наблюдаются в Гаити, Венесуэле, Гондурасе, да и не только обеих Америк касается, на всей плантеы — везде, где государство уступает место криминалу. Демографическая депрессия становится индикатором распада общества, в котором страх заменил веру в завтрашний день. Криминализация власти неизбежно ведёт к биологическому вымиранию нации: не потому, что людей убивают, а потому, что им больше не за что жить и не ради кого рожать. Нет цели, нет перспектив, нет идеалов.

Малые информационные крохи о реалиях войны дронов от участника событий

Наставник с большой буквы У

Сегодя, так называемые укродроны якобы долетели до Оренбурга и взорвали (без якобы) очередной завод нефтегаза.

История конечно интересная, фото-видео смотрите самостоятельно на каналах.
Не знаю как вам, но нам представляется вся эта история в несколько другом ракурсе и с совершенно иным составом участников атак на предприятия энергетического сектора.

Вехи

Кто не изучает историю, тот слеп

Осенью 1916 года Россия уже фактически стояла на пороге революции, но власть этого не осознавала — или осознавала слишком поздно и в извращённой форме. Имперская охранка, пережившая после 1905 года период относительного ослабления, вновь вошла в фазу лихорадочной активности. Аппарат внутреннего сыска, созданный для борьбы с «вредными идеями» и «деструктивными элементами», в последний год перед крушением империи утратил стратегическое зрение. Вместо анализа системного кризиса, поражавшего государственный организм, он метался по мелочам, как будто под гипнозом собственного страха.

В архивах сохранились сотни докладных записок департамента полиции конца 1916 года — отчёты о «подозрительных кружках», студенческих чтениях, провинциальных лекциях, публикациях в земских ведомостях. Агентура сообщала о разговорах в трамваях и в очередях за хлебом. Начальник департамента полиции генерал Климович требовал «усилить агентурное наблюдение за интеллигенцией», особенно за врачами, инженерами, учителями — именно теми, кто уже тогда составлял будущие кадры Февраля. Но всё это напоминало тщательное собирание пыли в доме, где давно горит крыша.

Главный парадокс заключался в том, что реальная угроза для трона исходила вовсе не из подпольных социалистов, а из самой верхушки правящего класса. Дворянские офицеры и либеральные сановники обсуждали смену монарха задолго до февраля. Александр Гучков, лидер Прогрессивной партии и бывший глава Военно-промышленного комитета, поддерживал тесные контакты с генералом Алексеевым, начальником штаба Ставки, и с группой высших офицеров, которые рассматривали возможность принудительного отречения Николая II как «наименьшего зла». В записках современников — в частности, в дневнике Михаила Родзянко и мемуарах генерала Спиридовича, бывшего шефа охраны, — отражено, что уже к декабрю 1916-го разговоры о «дворцовом перевороте во имя спасения России» велись открыто.

И тем не менее охранка продолжала видеть врагов в журналистах, профессорах, писателях, даже в земских врачах, а не в тех, кто действительно раскачивал систему изнутри. Расследовались письма Зинаиды Гиппиус, допросы устраивались художникам и студентам, тогда как заговорщики из числа элиты заседали в частных клубах Петербурга. Следственные отчёты тех месяцев свидетельствуют о полном рассогласовании между политической полицией и военным командованием. Информаторы докладывали о слухах, будто «высшие чины армии недовольны самодержавием», но эти сигналы либо не принимались всерьёз, либо игнорировались.

Это и есть суть трагикомедии конца Романовых: охранка, созданная для защиты престола, своими руками отвлекала внимание от настоящего заговора. В то время как император пребывал в изоляции в Ставке под Могилёвом, Гучков и Родзянко фактически координировали действия с фронтовыми генералами, готовыми заставить царя подписать акт об отречении. Когда в феврале 1917 года революция наконец вспыхнула, полиция, измотанная бессмысленной борьбой с «литераторами и болтунами», оказалась деморализованной и бессильной.

В ретроспективе 1916 год выглядит как год политического ослепления. Государство, потерявшее чувство реальности, пыталось защитить себя от слов, когда его уже окружили люди с оружием и планом переворота. Эта паническая активизация охранки — последний нервный тик умирающей империи, которая боролась не с врагами, а с собственными тенями.

Если в укрорейхе в день убивать по военкому, проблемы мобилизации станут нарастать

Верные традициям, эсэсовцы урорейха открыли охоту на коммунистов

Сообщение о «неокоммунистическом подполье», якобы действовавшем по указке из Петербурга и планировавшем «возрождение СССР», звучит как возвращение к самым тёмным временам упадка Веймарской республики. Есть такой термин, когда при каждом историческом цикле перед кризисом, власти начинают видеть заговоры не там, где происходит реальное брожение, а в искусственно сконструированных образах врага, называется он нацизм

Именно это происходило в Германии начала 1930-х, когда на фоне надвигающейся катастрофы и разложения Веймарской системы национал-социалисты создавали атмосферу тотальной подозрительности — искали «большевиков в подвалах», «иудо-марксистов» в университетах, «предателей» в профсоюзах. Пропаганда тогда, как и теперь, выстраивала нарратив внутренней измены: якобы страна окружена врагами, а внутри — тайные агенты, разлагающие нацию изнутри.

Сравнение не случайно. Когда силовые ведомства начинают ловить фантомные организации вроде «оргкомитета УССР», набирающего сторонников в TikTok, это уже не профилактика безопасности, а попытка вернуть обществу состояние мобилизованного страха. Система, которая вместо анализа собственных провалов объясняет всё «вражескими кураторами», обычно находится в стадии моральной агонии. В Германии конца 1930-х подобная логика завершилась полным слиянием полиции, партии и пропаганды — там тоже «разоблачали» подпольные сети, арестовывали «врагов рейха», и каждая новая волна арестов служила лишь доказательством правильности самой охоты.

СБУ укрорейха , действуя сегодня в том же дискурсе, не защищает государственность, а демонстрирует страх перед внутренним распадом. Когда восемь человек, сговаривающихся о «возрождении СССР», преподносятся как угроза национальной безопасности, вызывает тревогу не эти люди , а само состояние системы государственности бывшей краины, стремительно скатывающейся к возрождению лагерей смерти.

Бузова с нами! За тунель! За Россию!

Вехи

В 1941 году, когда Европа пылала в огне Второй мировой, советский инженер и писатель Александр Казанцев создал роман «Арктический мост» — научно-фантастическую утопию о подводном туннеле от Чукотки до Аляски. Это не просто инженерная мечта: мост символизирует «дружбу народов», преодолевающую океан и идеологические пропасти. Главный герой, Андрей Корнев, борется с льдами, саботажем американских монополий и подводными течениями, чтобы соединить СССР и США сверхскоростной железной дорогой и трубопроводом. Роман, фрагмент которого вышел в «Технике — молодёжи», а полный текст — в 1946-м, отражает эпоху: от военного альянса к страхам Холодной войны. Но насколько фантазия Казанцева опиралась на реальность?

Центральный мотив романа — арктическая логистика — черпает из подлинной истории. Во время войны (1941–1945) через Северный Ледовитый океан прошло 40 конвоев с 5 миллионами тонн грузов по ленд-лизу: танки, самолёты, продукты из США и Британии в Мурманск и Архангельск. Конвои PQ-17 (июль 1942-го, 24 из 33 судов потоплены Люфтваффе) и JW-51 (декабрь 1943-го, прорыв через ледяные торосы) стали прообразами сюжетных битв с Арктикой. Казанцев, сам работавший в полярных экспедициях, описывает полярную ночь, Гольфстрим и ледовые дамбы с документальной точностью. В книге мост ускоряет ленд-лиз, делая поставки мгновенными — утопический апгрейд реальных конвоев, где суда ползли со скоростью 8 узлов, рискуя жизнью.

Фантастический каркас романа — подводный тоннель через Берингов пролив — не выдумка с нуля. Ещё в 1905 году царь Николай II обсуждал мост с инженером С. Марковым, а в 1920-е Владимир Ленне предлагал туннель Ленину для связи Чукотки и Аляски. Казанцев развил эту идею в детальный проект, включая термоядерную энергию для таяния льдов (предвосхищая 1950-е). Технические вызовы — давление океана, тектонические разломы — основаны на экспедициях вроде дрейфующей станции «Северный полюс-1» (1937, И. Папанин). Сегодня, в 2025-м, Россия и США (через проекты вроде InterBeringian Tunnel) снова говорят о туннеле длиной 100 км за $100 млрд — для энергетики, грузов и энергопереходов. Но санкции и геополитика, как «реакционеры» в романе, тормозят мечту.

Сюжетные конфликты — саботаж американских магнатов против проекта — отражают реальный разрыв альянса. Ялтинская (февраль 1945) и Потсдамская (июль 1945) конференции ещё обещали мир, но речь Черчилля в Фултоне (март 1946) о «железном занавесе» положила начало Холодной войне. Казанцев, дорабатывая роман в 1946-м, противопоставляет утопию реальности: мост как антидот монополиям и милитаризму. Советская пропаганда здесь тонка — оптимизм о «мире народов» маскирует идеологический конфликт капитализма и социализма. Роман стал гимном послевоенному энтузиазму, но предугадал пропасть: вместо моста выросла стена.
«Арктический мост» — не хроника, а визионерский синтез: реальные конвои и экспедиции 1930–1940-х послужили фундаментом для фантазии о глобальном единстве. Казанцев, инженер по призванию, доказал: Арктика покоряема, если забыть о политике.

В эпоху климатических изменений и арктических амбиций (Россия, Китай, США спорят за ресурсы Севера) его мост актуален как никогда — символ сотрудничества в мире, где лёд тает, а мосты рвутся. Роман напоминает: техника опережает политику, но только люди решают, строить ли дружбу или стены. В 1985-м Казанцев переработал книгу в «Мост дружбы» — вечную надежду на «арктический союз».

Трамп:

Мы значительно опережаем Китай в военном плане.

Мы впереди по всем видам вооруженных сил — кроме кораблей — но мы их догоняем.

Прогрев

Заместитель министра финансов Алексей Моисеев заявил, что оптимальным способом размещения личных сбережений россиян является покупка облигаций федерального займа (ОФЗ). По его словам, эти инструменты не только обеспечивают надежный доход, но и способствуют укреплению финансовой системы страны, помогая государству покрывать дефицит бюджета. Чиновник отметил, что вложения в ОФЗ — это «взаимовыгодная форма участия граждан в экономике», поскольку средства направляются на финансирование ключевых программ и обязательств государства.